- И Малакандра, как все миры, в небесах. И потом, я не присутствую "здесь", как ты, Рэнсом с Тулкандры. Существа, подобные тебе, не удерживаются в небесах и должны опускаться в какой-нибудь мир. А для нас любой мир - такое же место в небе, как любое другое. Но не пытайся сейчас это понять. Просто знай, что мы - я и мои слуги - даже сейчас в небесах, а в небесном корабле они окружали тебя точно так же, как здесь.
- Значит, ты знал о нас еще до того, как мы вылетели с Тулкандры?
- Нет. Это единственный мир, о котором нам ничего не известно, потому что он вне небес и мы не получаем оттуда никаких известий.
Рэнсом ничего не сказал, но Уарса ответил на не произнесенный им вопрос:
- Так было не всегда. Это самая длинная и самая печальная история. Когда-то и в вашем мире - он тогда еще не назывался Тулкандрой - был Уарса, более светлый и великий, чем я. Но он сделался порченым. Было это еще до того, как в вашем мире появилась жизнь. Настали Годы Порчи - о них до сих пор еще говорят в Небесах. Тот, ваш Уарса был еще свободен, как все мы, а не заключен в пределах Тулкандры. Он замышлял испортить и другие миры. Левой рукой он поразил вашу Луну и десницей наслал до срока смерть на мою харандру, и, если бы я не направил его открыть хандрамиты и выпустить горячие источники, мой мир стал бы необитаем. Но мы не дали ему долго вольничать. Началась великая война, и по приказу Малельдила мы ниспровергли его с небес и заключили в границы его мира. Он и до сего дня там, и мы больше ничего не знаем об этой планете, она безмолвствует. Мы думаем, что Малельдил не мог предать ее целиком воле Порченого - до нас доходили странные вести, будто Он замыслил что-то необычайное и вступил в борьбу с Порченым на Тулкандре. Но это - тайна, о которой вы должны знать больше, чем мы, но и для нас она очень важна.
Рэнсом не сразу смог ответить: Уарса не торопил его. Наконец он взял себя в руки и сказал:
- Теперь, когда я услышал твой рассказ, Уарса, я могу признаться, что наш мир - очень порченый. Те двое взяли меня сюда, потому что им так сказали сорны, а о тебе они ничего не знали. Наверное, они думали, что ты - ложный эльдил. В диких краях нашего мира есть такие ложные эльдилы; люди убивают перед ними других людей: считается, что эльдил любит пить кровь. Они думали, что и сорны хотят сделать со мной то же или еще какое-нибудь зло. Они притащили меня силой. Мне было очень страшно. У нас есть люди, которые выдумывают всякие небылицы; они внушают нам, что если за пределами нашего мира и есть какие-нибудь существа, то они злые.
- Да, - произнес голос, - ты объяснил мне многое из того, чего я раньше не мог понять. Когда вы пересекли границу своего мира и попали в небеса, мои слуги сказали, что твои спутники везут тебя против воли и что-то скрывают от тебя. Я не знал, что бывают настолько порченые существа, что могут силой заставить своего собрата отправиться сюда.
- Они не знали, для чего я нужен тебе, Уарса. Да и я этого еще не знаю.
- Я объясню тебе. Два - а по-вашему четыре - года назад этот корабль впервые прилетел сюда из вашего мира. Мы следили за ним все время, эльдилы сопровождали его над харандрой; наконец он опустился на хандрамит, и более половины моих слуг явилось туда, чтобы посмотреть, как пришельцы выйдут из него. Мы никого не подпустили туда, и хнау сначала тоже ничего не знали. Когда пришельцы немного освоились на новом месте, построили себе хижину, и мы думали, что их страх перед новым миром прошел, я послал сорнов познакомиться с ними и научить нашему языку. Я выбрал именно сорнов, так как внешне они больше всего похожи на ваш народ. Тулкандрийцы боялись сорнов и очень плохо поддавались обучению. Но сорны часто приходили к ним и все-таки немного научили их языку. Еще сорны сообщили мне, что тулкандрийцы подбирают во всех ручьях кровь Солнца. Я не мог ничего понять со слов сорнов и велел привести их ко мне, - разумеется, не силой. Их очень вежливо пригласили, но они не пожелали прийти. Я звал хотя бы одного, но ни один не захотел. Конечно, схватить их ничего не стоило; но, хотя было ясно, что они глупы, мы еще не знали, до какой степени они порченые, и мне не хотелось применять свою власть к созданиям из другого мира. Я велел сорнам обращаться с ними, как с детьми, и сказать, что они не получат больше крови Солнца, пока не доставят сюда еще кого-нибудь из своего народа. Услышав это, они до отказа набили свой корабль и покинули Малакандру. Они этим очень удивили нас, и только теперь я все понимаю. Они решили, что я хочу съесть кого-нибудь из вашего народа и отправились за ним. Они могли бы пройти всего несколько миль, и я с почетом принял бы их; вместо того они дважды проделали путь в миллионы миль и теперь все равно явятся передо мной. И ты тоже, Рэнсом с Тулкандры, - сколько напрасных усилий ты потратил, пытаясь избежать этой встречи.
- Да, Уарса, это верно. Все порченые полны страха. Но вот я здесь, перед тобой, и готов выполнить твою волю.
- Я хочу задать тебе два вопроса о твоем народе. Во-первых, зачем ты явился сюда - забота о моем народе велит мне знать это. И во-вторых, я хочу, чтобы ты рассказал мне о Тулкандре и странных войнах, которые вел Малельдил с Порченым, ибо, как я уже говорил, нас это очень интересует.
- Что касается первого вопроса, Уарса, то я оказался здесь не по своей воле. А те двое… одному нужна только кровь Солнца, потому что в нашем мире он сможет обменять ее на власть и наслаждения. А другой хочет причинить вам зло. Мне кажется, что он уничтожил бы весь ваш народ, чтобы освободить место для нашего, а потом постарался бы сделать то же самое и в других мирах. Думаю, он хочет, чтобы наш народ существовал вечно и надеется, что можно без конца перепрыгивать из мира в мир… переселяться к новому солнцу каждый раз, когда умирает старое… что-то в этом роде.
- Он поврежден умом?
- Не знаю. Может быть, я неверно передал его мысли. Он более учен, чем я.
- Неужели он думает, что сможет попасть в великие миры? И что Малельдил позволит какому-нибудь народу существовать вечно?
- Он ничего не знает о Малельдиле. Но в том, что он хочет причинить вам зло, Уарса, нет сомнений. Никого из нас нельзя пускать сюда. Если для этого необходимо убить всех троих, я буду даже рад.
- Будь вы моим народом, Рэнсом, я бы убил их сейчас же, а вскоре и тебя; ибо они безнадежно порченые, а ты, когда станешь немного смелее, будешь готов предстать перед Малельдилом. Но моя власть распространяется только на мой мир. Убийство чужого хнау - ужасное дело. Это не понадобится.
- Они очень сильны, Уарса, и умеют бросать смерть на много миль и посылают на своих врагов убивающий ветер.
- Самый слабый из моих слуг мог бы коснуться их корабля еще до того, как он опустился на Малакандру, и превратить его в тело с другим движением. Для вас это было бы вообще не тело. Разумеется, никого из вас больше не пустят сюда без моего приказания. Но хватит об этом. Теперь расскажи мне о Тулкандре. Рассказывай все. Мы не знали ничего с того дня, как Порченый упал с небес в воздух вашего мира, пораженный в самый свет своего света. Но почему ты снова испугался?
- Меня ужаснула длина времен, Уарса… Или, может быть, я не понял. Ведь ты сказал, что это случилось до того, как на Тулкандре появилась жизнь?
- Да.
- А ты, Уарса? Значит, ты жил… а тот рисунок на камне, где холод убивает их на харандре? Это было еще до начала моего мира?
- Теперь я вижу, что ты все-таки хнау, - сказал голос. - Разумеется, ни один камень, касавшийся в те дни воздуха, не мог сохраниться доныне. Когда изображение стачивалось, его повторяли, и так много-много раз, больше, чем эльдилов у тебя над головой. Но повторяли его точно. В этом смысле картина, которую ты видишь, была закончена, когда ваш мир еще начинался. Впрочем, тебе ни к чему обо всем этом думать. У моего народа есть правило не говорить слишком много о размерах и числах, даже с сорнами. Раз ты не понимаешь, не стоит на этом сосредоточиваться, иначе можешь не заметить поистине великого. Расскажи мне лучше, что совершил Малельдил на Тулкандре.
- Согласно нашим преданиям… - начал было Рэнсом, но в этот момент торжественную неподвижность собрания нарушило неожиданное вторжение. Со стороны переправы к роще двигалась внушительная группа, почти целая процессия. Насколько Рэнсом мог разглядеть, она состояла из одних хроссов, и они что-то несли.
XIX
Когда процессия приблизилась, Рэнсом увидел, что идущие впереди несут на головах три длинные узкие ноши, по четыре хросса на каждую. За ними следовали другие и вели за собой двух существ, которых Рэнсом не узнал. Когда они показались в дальнем конце аллеи, свет бил им в спину. Они были намного короче всех известных Рэнсому малакандрийских животных и, по всей видимости, двуногие, хотя нижние конечности, толстые, как сардельки, ногами можно было назвать лишь с натяжкой. Тела слегка сужались кверху, что придавало им некоторое сходство с грушей, а форма головы была не круглой, как у хроссов, и не вытянутой, как у сорнов, а почти квадратной. Они топали своими узкими, увесистыми на вид ступнями, вдавливая их в землю, как казалось, с излишней силой. Наконец стали видны их лица - неровно окрашенные куски плоти в буграх и складках, обрамленные темной щетиной. И вдруг, с чувством, не поддающимся описанию, Рэнсом понял, что это люди. Да, пленниками были Уэстон и Дивайн, и ему было дано на одно мгновение увидеть человеческую фигуру глазами малакандрийца.
Когда идущие впереди приблизились к Уарсе на расстояние нескольких ярдов, сорны опустили свою ношу на землю. Тут только Рэнсом увидел, что это были носилки из неизвестного ему металла, а на них - три мертвых хросса; они лежали на спине и застывшим взглядом (им не закрыли глаза, как это принято делать с покойниками на Земле) недоуменно смотрели на высокий золотой купол рощи. Рэнсом скорее угадал, что одним из них был Хьои, но сразу узнал его брата Хьяхи в хроссе, который отделился от толпы и, почтительно приветствовав Уарсу, начал говорить.
Начало речи Рэнсом прослушал - его внимание было приковано к Уэстону и Дивайну. Безоружные, они стояли под бдительной охраной вооруженных хроссов. Оба они, как и сам Рэнсом, не брились со дня высадки на Малакандре, и оба выглядели бледными и изможденными. Уэстон стоял, скрестив руки на груди, и всем своим видом изображал безысходное отчаяние. Дивайн засунул свои в карманы, а на лице его была написана мрачная ярость. Конечно, оба считали, что у них есть все основания для страха, и, надо отдать им должное, не спасовали перед лицом опасности. Окруженные стражей и всецело поглощенные происходящим, они не заметили Рэнсома.
До него, наконец, стали доходить слова Хьяхи:
- Может быть, Уарса, смерть этих двоих и можно простить челховекам - ведь они очень испугались, когда мы ночью напали на них. Можно представить себе, что это была охота, и эти двое погибли, как в битве с хнакрой. Но Хьои ничего не сделал им и не пугал их, а они убили его издалека, оружием трусов. И вот теперь Хьои лежит здесь, а ведь он - хнакрапунт и замечательный поэт (и я говорю так не потому, что он был мне братом - это знает весь хандрамит).
И тогда пленники впервые услышали голос Уарсы.
- Почему вы убили моих хнау? - спросил он.
Уэстон и Дивайн стали тревожно озираться в поисках говорившего.
- Господи! - воскликнул по-английски Дивайн. - Не поверю, что у них тут есть громкоговоритель.
- Чревовещание, - ответил Уэстон хриплым шепотом. - Очень распространено среди дикарей. Это делает колдун-врачеватель или знахарь. При этом он имитирует состояние транса. Надо только определить, кто знахарь, то есть кто производит эти звуки, и обращаться все время к нему - это выведет его из равновесия и даст ему понять, что мы его раскусили. Попытайся понять, кто из этих тварей в трансе. Черт меня дери - я засек его!
Нельзя было отказать Уэстону в проницательности - он обратил внимание на единственного из присутствующих, кто не стоял в позе благоговейного внимания, а сидел на корточках, прикрыв глаза. Это был пожилой хросс прямо рядом с ним. Уэстон с вызывающим видом подошел к нему и прокричал (его познания в языке оказались самыми примитивными):
- Зачем вы отбирали наш пиф-паф? Мы очень сердиться на вас. Мы не бояться.
Согласно предположению Уэстона, это выступление должно было произвести мощное впечатление. К несчастью, его теорию о мотивах поведения старого хросса никто не разделял. Старик - его прекрасно знали все, не исключая и Рэнсома, - прибыл не с траурной процессией, а гораздо раньше, и еще до рассвета занял свое место. Разумеется, он и не думал выказывать неуважения к Уарсе; дело было просто в том, что еще до начала судебной церемонии он почувствовал недомогание, в его возрасте обычное для всех видов хнау, а теперь, когда приступ миновал, наслаждался глубоким, освежающим сном. От крика Уэстона у него только дернулся ус, но глаза оставались закрытыми.
Снова раздался голос Уарсы.
- Почему ты обращаешься к нему? - сказал он. - Это я спрашиваю, почему вы убили моих хнау.
- Отпускай нас, потом говорить-отвечать, - ревел Уэстон над спящим хроссом. - Ты думать, мы без силы, думать, ты делать, что хотеть. Ты не мочь. Большой сильный человек с неба нас посылать. Ты не делать, что я хотеть, он приходить, всех вас убивать. Пиф! Паф!
- Я не понимаю, что значит "паф", - сказал голос. - Но почему ты убил моих хнау?
- Скажи, что это вышло нечаянно, - зашептал Дивайн Уэстону по-английски.
- Я же тебе говорил, - так же ответил ему Уэстон, - с туземцами так обращаться нельзя. Стоит проявить слабину, они тут же перегрызут нам горло. Они понимают только угрозы.
- Ладно, валяй, как знаешь, - пробурчал Дивайн. Он явно начинал терять доверие к своему компаньону.
Уэстон прочистил горло и снова напустился на старого хросса.
- Мы его убивать, - надрывался он, - показывать, что мы мочь. Кто не делать все, что мы говорить, мы его тоже убивать. Пиф-паф! Как того. Вы делать все, что мы говорить, а мы вам давать много красивый вещь. Смотри! Смотри! - И, к вящему ужасу Рэнсома, Уэстон выхватил из кармана ожерелье из разноцветных стекляшек - легко узнаваемую продукцию м-ра Вулворта - и принялся размахивать им перед носом своих стражей, медленно кружа на месте и продолжая вопить: - Красивый! Красивый! Смотри! Смотри!
Впечатление, произведенное этим последним маневром, превзошло ожидания самого Уэстона. Целая буря звуков, которых никогда не слышало ухо человека, взорвала тишину этого священного места и разбудила эхо далеких гор. Тут было лаянье хроссов, писк пфифльтриггов, гуденье сорнов, а в воздухе слабо, но явственно звенели голоса эльдилов. К чести Уэстона, надо сказать, что он, хотя и побледнел, но не утратил самообладания.
- Вы кричать нет на меня, - загремел он. - Меня пугать нет пытаться. Я вас не бояться.
- Не обижайся на них, - сказал Уарса, и даже его голос слегка изменился. - Они вовсе не кричат на тебя, они просто смеются.
Но Уэстон не знал, как по-малакандрийски "смеяться"; впрочем, он и на любом языке не вполне понимал смысл этого слова. Рэнсом, сгорая от стыда, готов был молиться, чтобы ученый прекратил эксперимент на этой попытке, - но он слишком плохо знал Уэстона. Последний ждал только, чтобы шум улегся. Он знал, что в точности следует классическим правилам обращения с примитивным народом: запугивание, потом примирение, и он был не из тех, у кого опускаются руки от одной-двух неудач. Поэтому он начал снова крутиться на месте, как детский волчок при замедленной съемке, вытирая левой рукой пот со лба, а правой - тряся высоко поднятым ожерельем; при этом зрителей охватил новый приступ хохота, совершенно заглушивший все увещевания Уэстона, и лишь по движению его губ можно было догадаться, что он продолжает разрабатывать тему: "Красивый! Красивый!" Вдруг смех стал почти вдвое громче. Сами звезды, похоже, были против Уэстона. В его высокоученой голове прорезалось туманное воспоминание о том, как когда-то, давным-давно, он развлекал свою годовалую племянницу. Он склонил голову набок и стал выделывать странные прыжки, почти танцевальные па. Потом, окончательно войдя в раж, стал приговаривать (Рэнсом едва поверил своим ушам): "У-тю-тю-тю!"
Лишь полное изнеможение положило конец выступлению выдающегося физика - самому успешному в своем роде из всех, которые когда-либо видела Малакандра. Когда умолкли шумные восторги публики, послышался голос Дивайна:
- Уэстон, ради Бога, перестань корчить из себя шута, - сказал он по-английски. - Не видишь разве, что из этого ничего не выйдет?
- Да, что-то не выходит, - признал Уэстон. - Я начинаю склоняться к мысли, что они находятся на более низкой стадии развития, чем мы предполагали. Как ты думаешь, стоит мне еще раз попробовать? А может, теперь ты хочешь?
- О дьявол! - ответил Дивайн и, отвернувшись от компаньона, уселся прямо на землю, достал портсигар и закурил.
- Я дам это колдуну, - заявил Уэстон и, воспользовавшись тем, что все завороженно следили за действиями Дивайна, беспрепятственно приблизился к пожилому хроссу и попытался надеть бусы ему на шею. Но и это ему не удалось - голова хросса была слишком велика, так что бусы застряли у него на темени наподобие диадемы, слегка скошенной набок. Хросс чуть повел головой, как собака, потревоженная мухой, негромко всхрапнул и продолжал спать.
Тогда голос Уарсы обратился к Рэнсому:
- Может быть, твои собратья повреждены рассудком, Рэнсом с Тулкандры? Или они слишком боятся меня, чтобы отвечать?
- Нет, Уарса, - сказал Рэнсом. - По-моему, они не могут поверить в то, что ты здесь. И думают, что все эти хнау - вроде маленьких детей. Толстый человек пытается их испугать, а потом задобрить подарками.
Услышав Рэнсома, пленники разом обернулись. Уэстон открыл было рот, но Рэнсом опередил его и сказал по-английски:
- Слушай, Уэстон, это не обман. Это голос реального существа - оно стоит в центре, там где, если присмотришься, виден свет - а может, и не свет, но что-то. Оно не менее разумно, чем человек, кажется, оно живет невероятно долго. Перестань вести себя с ним, как с ребенком, и отвечай ему. И советую говорить правду и не орать.
- Похоже, что у этих тварей, по крайней мере, хватило разума, чтобы спеться с тобой, - пробурчал Уэстон. Тем не менее, когда он снова обратился к спящему хроссу, не в силах расстаться со своей навязчивой идеей - разбудить колдуна, его голос зазвучал уже иначе: - Мы не хотеть его убивать, - сказал он, указывая на Хьои. - Да, да, не хотеть. Сорны нам велеть приводить человека, его дать большой голове. Мы уходить назад в небо. Он приходить, - тут оратор указал на Рэнсома, - с нами. Он очень порченый человек, он убегать, не слушать сорнов, как мы. Мы за ним бежать, приводить сорнам, говорить ему делать, что мы говорить, что сорны говорить, ясно? Он нас не слушать. Убегать, убегать. Мы бежать за ним, видеть большой черный, думать, что он нас убивать, мы его убивать - пиф! паф! Все от порченого человека. Он не убегать, хороший быть, - мы за ним не бежать, черного не убивать, да? Вы порченого человека брать - порченый человек делать всю беду - вы его брать, долго, нас отпускать. Он вас бояться, мы не бояться. Слушай…