- Ну да… Вот ведь интересно. Люди привыкли рассуждать о путешествии во времени: Как оно будет использовано в археологии, истории… И никто не видел истинного его назначения - терапия.
- Терапия? Медицина?
- Да. Психологическое лечение для тех неприспособленных, которым не помогают другие средства. Мы позволяем им эмигрировать. Бежать. Наши станции расположены через каждые четверть века.
- Не понимаю…
- Вы попали в иммиграционное бюро.
- О, Господи! - Адьер подскочил на койке. - Ответ к загадке! Сюда прибывают тысячи… Откуда?
- Из будущего, разумеется. Перемещение во времени стало возможным лишь с… э, скажем, с 2505 года.
- Но те, замедленные… Вы говорили, что они идут из прошлого.
- Да, однако первоначально-то они из будущего. Просто решили, что зашли слишком далеко. - Седовласый джентльмен задумчиво покачал головой. - Удивительно, какие ошибки совершают люди. Абсолютно утрачивают контакт с реальностью. Знал я одного… его не устраивало ничто другое, как времена королевы Елизаветы. "Шекспир, - говорил он, - испанская армада. Дрейк и Рэли. Самый мужественный период истории. Золотой Век". Я не смог его образумить, и вот… Выпил стакан воды и умер. Тиф.
- Можно ведь сделать прививки…
- Все было сделано. Но болезни тоже меняются. Старые штаммы исчезают, новые появляются. Извините…
Из свечения вышел мужчина, что-то протараторил и выскочил за дверь, чуть не столкнувшись с обнаженной девушкой, которая заглянула в комнату, улыбнулась и произнесла со странным акцентом:
- Простите, мистер Джеллинг. Кто этот только что вышедший джентльмен?
- Питерс.
- Из Афин?
- Совершенно верно.
- Что, не понравилось?
- Трудно без водопровода.
- Да, через некоторое время начинаешь скучать по современной ванной… Где мне взять одежду? Или здесь уже ходят нагими?
- Подойдите к моей жене. Она вам что-нибудь подберет.
В комнату вошел "замедленный" мужчина. Теперь он был одет и двигался с нормальной скоростью. Они с девушкой взглянули друг на друга, засмеялись, поцеловались и, обнявшись, ушли.
- Да, - произнес Джеллинг. - Выясняется, что жизнь - это сумма удобств. Казалось бы, что такое водопровод по сравнению с древнегреческими философами? Но потом вам надоедает натыкаться на великих мудрецов и слушать, как они распространяются про избитые истины. Вы начинаете скучать по удобствам и обычаям, которых раньше и не замечали.
- Это поверхностный подход, - возразил Адьер.
- Вот как? А попробуйте жить при свечах, без центральною отопления, без холодильника, без самых простых лекарств… Или, наоборот, проживите в будущем, в колоссальном его темпе.
- Вы преувеличиваете, - сказал Адьер. - Готов поспорить, что существуют времена, где я мог бы быть счастлив. Я…
- Ха! - фыркнул Джеллинг. - Величайшее заблуждение. Назовите такое время.
- Американская революция!
- Э-ээ! Никакой санитарии. Никакой медицины. Холера в Филадельфии, малярия в Нью-Йорке. Обезболивания не существует. Смертная казнь за сотни малейших проступков и нарушений. Ни одной любимой книги или мелодии.
- Викторианская эпоха.
- У вас все в порядке с зубами и зрением? Очков мы с вами не пошлем. Как вы относитесь к классовым различиям? Ваше вероисповедание? Не дай вам Бог принадлежать к меньшинству. Ваши политические взгляды? Если сегодня вы считаетесь реакционером, сотню лет назад те же убеждения сделали бы вас опасным радикалом. Вряд ли вы будете счастливы.
- Я буду в безопасности.
- Только если будете богаты; а деньги мы с вами послать не можем. Нет, Адьер, бедняки умирали в среднем в сорок лет в те дни… уставшие, изможденные. Выживали только привилегированные, а вы будете не из их числа.
- С моими-то знаниями?
Джеллинг кивнул.
- Ну вот, добрались до этого. Какие знания? Смутные представления о науке? Не будьте дураком, Адьер. Вы пользуетесь ее плодами, ни капли не представляя сущности.
- Я мог бы специально подготовиться и изобрести… радио, например. Я сделал бы состояние на одном радио!
Джеллинг улыбнулся.
- Нельзя изобрести радио, пока не сделаны сотни сопутствующих открытий. Вам придется создавать целый мир. Нужно изобрести и научиться изготавливать вакуумные диоды, гетеродинные цепи и многое другое. Вам придется для начала получить электрический ток, построить электростанции, обеспечить передачу тока, получить переменный ток. Вам… Но зачем продолжать? Все очевидно. Сможете вы изобрести двигатель внутреннего сгорания, когда еще ничего не известно о переработке нефти?
- Боже мой! - простонал Адьер. - Я и не думал… А книги? Я мог бы запомнить…
- И что? Опередить автора? Но публику вы тоже опередите. Книга не станет великой, пока читатель не готов понять ее. Она не станет прибыльной, если ее не будут покупать.
- А если отправиться в будущее?
- Я же объяснил вам. Те же проблемы, только наоборот. Мог бы древний человек выжить в двадцатом веке? Остаться в живых, переходя улицу? Водить автомобиль? Разговаривать на ином языке? Думать на этом языке? Приспособиться к иным темпу и идеям? Никогда. Сможете вы приспособиться к тридцатому веку? Никогда.
- Интересно, - сердито сказал Адьер, - если прошлое и будущее настолько неприемлемы, зачем же путешествуют эти люди?
- Они не путешествуют, - ответил Джеллинг. - Они бегут.
- От кого?
- От своего времени.
- Почему?
- Оно им не нравится.
- Куда же они направляются?
- Куда угодно. Все ищут свой Золотой Век. Бродяги!.. Вечно недовольны, вечно в пути… Половина попрошаек, которых вы когда-либо видели, наверняка лодыри, застрявшие в чужом времени.
- Значит, те, кто специально приезжает сюда… думают, что попали в Золотой Век?!
- Да.
- Но это безумие! - вскричал Адьер. - Неужели они не видят: руины? радиация? война? истерия? Самый ужасный период в истории!
Джеллинг поднял руку.
- Так кажется вам. Представители каждого поколения твердят, что их время - самое тяжелое. Но поверьте моему слову: когда бы и как бы вы ни жили, где-то обязательно найдутся люди, уверенные, что вы живете в Золотом Веке.
- Будь я проклят, - проговорил Адьер.
Джеллинг пристально посмотрел на него.
- Будете, - мрачно сказал он. - У меня для вас плохие новости, Адьер. Мы не можем позволить вам остаться здесь - нам надо хранить тайну.
- Я могу говорить везде.
- Да, но в чужом времени никто не обратит на вас внимания. Вы будете иностранцем, чудаком…
- А если я вернусь?
- Вы не сможете вернуться без визы, а я вам ее не дам. Если вас это утешит, то знайте, что вы не первый, кого мы так высылаем. Был, помню, один японец…
- Значит, вы отправите меня…
- Да. Поверьте, мне очень жаль.
- В прошлое или в будущее?
- Куда хотите. Выбирайте.
- Почему такая скорбь? - напряженно спросил Адьер. - Это же грандиозное приключение! Мечта моей жизни!
- Верно. Все будет чудесно.
- Я могу отказаться, - нервно сказал Адьер.
Джеллинг покачал головой.
- В таком случае вас придется усыпить. Так что лучше выбирайте сами.
- Я счастлив сделать такой выбор!
- Разумеется. У вас правильное настроение, Адьер.
- Мне говорили, что я родился на сто лет раньше.
- Всем обычно это говорят… или на сто лет позже.
- Мне говорили и это.
- Что ж, подумайте. Что вы предпочитаете… прекрасное будущее или поэтическое прошлое?
Адьер начал раздеваться, раздеваться медленно, как делал каждую ночь перед тем, как предаться фантазиям. Но сейчас фантазии предстояло воплотиться, и момент выбора страшил его. Еле переставляя ноги, он взошел на медный диск, на вопрос Джеллинга пробормотал свое решение и исчез из этого времени навсегда.
Куда? Вы знаете. Я знаю. Адьер знает. Он ушел в Землю Наших Дорогих Мечтаний. Он скрылся в прибежище Наших Снов. И почти тут же понял, что покинул единственное подходящее для себя место.
Сквозь дымку лет все времена, кроме своего собственного, кажутся золотыми и величественными. Мы жаждем будущего, мы томимся по прошлому и не осознаем, что выбора нет… Что день сегодняшний, плохой или хороший, горький, тяжелый или приятный, спокойный или тревожный, - единственный день для нас. Ночные мечты - предатели, и мы все - соучастники собственного предательства.
Не можно тратить цена одна чашка кофе, достойный сэр? Нет, сэр, я не есть попрошайная личность. Я есть из-голодный японский странник оказаться в этот ужасный год. Почетный сэр! Ради вся святая милость! Один билет в город Лайонесс. Я хочу на колени молить виза. Я хочу в Хиросима, назад, в 1945-й. Я хочу домой.
Аттракцион
Я пощекотал ее ножом; порезы на ребрах неопасны, но весьма болезненны. Ножевая рана сперва побелела, затем покраснела.
- Слушай, дорогая. - (Я забыл ее имя.) - Вот что у меня для тебя есть. Взгляни-ка. - Я помахал ножом. - Чувствуешь?
Я похлопал ее лезвием по лицу. Она забилась в угол тахты и начала дрожать. Этого я и ждал.
- Ну, тварь, отвечай мне.
- Пожалуйста, Дэвид, - пробормотала она.
Скучно. Неинтересно.
- Я ухожу. Ты, вшивая шлюха. Дешевая проститутка.
- Пожалуйста, Дэвид, - повторила она низким голосом.
Никаких действий!.. Ладно, дам ей еще один шанс.
- Считая по два доллара за ночь, за мной двадцать.
Я выбрал из кармана деньги отсчитал долларовые бумажки и протянул их. Она не шевельнулась. Она сидела на тахте, нагая, посиневшая, не глядя на меня. Н-да, скучно. И представьте себе - в любви, как зверь, даже кусалась. Царапалась, как кошка. А теперь…
Я скомкал деньги и бросил ей на колени.
- Пожалуйста, Дэвид.
Ни слез, ни криков… Она невыносима. Я ушел.
Беда с неврастениками в том, что на них нельзя положиться. Находишь их, работаешь, подводишь к пику… А они могут подвести тебя, вот как эта.
Я взглянул на свои часы. Стрелка стояла на двенадцати. Надо идти к Гандри. Над ним работала Фрейда, и, очевидно, она сейчас там, ждет кульминации. Мне нужно было посоветоваться с Фрейдой, а времени оставалось немного.
Я пошел на Шестую авеню… нет, Авеню Америкас; свернул на Пятьдесят шестую и подошел к дому напротив Дворца Мекки… нет, нью-йоркского городского центра. Поднялся на лифте и уже собирался позвонить в дверь, когда почувствовал запах газа. Он шел из квартиры Гандри.
Тогда я не стал звонить, а достал свои ключи и принялся за дверь. Через две или три минуты открыл ее и вошел, зажимая нос платком. Внутри было темно. Я направился прямо на кухню и споткнулся о тело, лежавшее на полу. Выключил газ и открыл окно, пробежал в гостиную и там пооткрывал все окна.
Гандри был еще жив. Его большое лицо побагровело. Я подошел к телефону и позвонил Фрейде.
- Фрейда? Почему ты не здесь, с Гандри?
- Это ты, Дэвид?
- Да. Я только что пришел и обнаружил Гандри полумертвым. Он пытался покончить с собой.
- Ох, Дэвид!
- Газ. Самопроизвольная развязка. Ты с ним работала?
- Конечно. Но я не думала, что он…
- Так улизнет? Я тебе сто раз говорил: Фрейда, нельзя полагаться на потенциальных самоубийц вроде Гандри. Я показывал тебе эти порезы на запястье. Такие, как он, никогда не действуют активно. Они…
- Не учи меня, Дэвид.
- Ладно, не обращай внимания. У меня тоже все сорвалось. Я думал, у девицы необузданный нрав, а она оказалась мямлей. Теперь хочу попробовать с той женщиной, которую ты упоминала. Бекон.
- Определенно рекомендую.
- Как мне ее найти?
- Через мужа, Эдди Бекона. Попытайся в "Шооне", или в "Греке", или в "Дугласе". Но он болтлив, Дэвид, любит, чтобы его выслушали; а у тебя не так уж много времени.
- Все окупится, если его жена стоит того.
- Безусловно. Я же говорила тебе о револьвере.
- Хорошо, а как с Гандри?
- О, к дьяволу Гандри! - прорычала она и повесила трубку.
Я тоже положил трубку, закрыл все окна и пустил газ. Гандри не двигался. Я выключил свет и вышел.
Теперь за Эдди Бекона. Я нашел его в "Греке" на Восточной Пятьдесят второй улице.
- Эдди Бекон здесь?
- В глубине, сзади, - махнул бармен.
Я посмотрел за перегородку. Там было полно народу.
- Который из них?
Бармен указал на маленького человечка, сидящего в одиночестве за столиком в углу. Я подошел и сел рядом.
- Привет, Эдди.
У него оказалось морщинистое, обрюзгшее лицо, светлые волосы, бледные голубые глаза. Бекон косо взглянул на меня.
- Что будете пить?
- Виски. Воду. Без льда.
Принесли выпивку.
- Где Лиз?
- Кто?
- Ваша жена. Я слышал, она ушла от вас?
- Они все ушли от меня.
- Где Лиз?
- Это случилось совершенно неожиданно, - произнес он мрачным голосом. - Я взял детей на Кони-Айленд…
- О детях в другой раз. Где Лиз?
- Я рассказываю. Кони-Айленд - проклятое место. Тебя привязывают в вагончике, разгоняют и пускают наперегонки с динозавром. Этот аттракцион будит в людях инстинкты каменного века. Вот почему дети в восторге. В них сильны пережитки каменного века.
- Во взрослых тоже. Как насчет Лиз?
- Боже! - воскликнул Бекон. Мы выпили еще. - Да… Лиз… Та заставила меня забыть, что Лиз существует. Я встретил ее у вагончиков роллер-костера. Она ждала. Притаилась, чтобы броситься. Паук. "Черная вдова". Шлюха, которой не было.
- Кого не было?
- Вы не слышали об Исчезнувшей любовнице Бекона? Невидимой Леди? Пропавшей Даме?
- Нет.
- Черт побери, где вы были? Не знаете, как Бекон снял комнату для женщины, которой не существовало?.. Надо мной до сих пор смеются. Все, кроме Лиз.
- Я ничего не знаю.
- Нет? - Он сделал большой глоток, поставил стакан и зло вперился в стол, будто ребенок, пытающийся решить алгебраическую задачку. - Ее звали Фрейда. Ф-Р-Е-Й-Д-А. Как Фрейя, богиня весны. Вечно молодая. Внешне она была вылитая девственница Боттичелли. И тигр внутри.
- Фрейда… Как дальше?
- Понятия не имею. Может быть, у нее нет фамилии, потому что она воображаема, как мне говорят. - Он глубоко вздохнул. - Я занимаюсь детективами на телевидении. Я знаю все уловки - это мое дело. Но она придумала другую. Она подцепила меня, заявив, что где-то встретила моих детей. Кто может сказать, кого знает маленький ребенок? Я проглотил ее приманку, а когда раскусил ее ложь, уже погиб.
- Что вы имеете в виду?
Бекон горько улыбнулся.
- Это все в моем воображении, уверяют меня. Я никогда не убивал ее на самом деле, потому что в действительности она никогда не жила.
- Вы убили Фрейду?
- С самого начала это была война, - сказал он, - и она кончилась убийством. У нас была не любовь - была война.
- Это все ваши фантазии?
- Так мне говорят. Я потерял неделю. Семь дней. Говорят, что я действительно снимал квартиру, но никого туда не приводил, потому что никакой Фрейды не существовало. Я был один. Один. Не было сумасшедшей твари, говорившей: "Сигма, милый…"
- Что-что?
- Вы слышали. "Сигма, милый". Она так прощалась. "Сигма, милый". Вот что она сказала мне в тот последний день. С безумным блеском в девственных глазах. Сказала, что сама позвонила Лиз и все о нас выложила. "Сигма, милый". И направилась к двери.
- Она рассказала Лиз? Вашей жене?
Бекон кивнул.
- Я схватил ее и затащил в комнату. Запер дверь и позвонил Лиз - она паковала вещи… Я разбил телефон о голову этой стервы. Я обезумел. Я сорвал с нее одежду, приволок в спальню и задушил…
- А Лиз?
- В дверь ломились - крики Фрейды были слышны по всей округе, - продолжал Бекон. - Я подумал: "Это же шоу, которое ты делаешь каждую неделю. Играй по сценарию!" Я сказал им: "Входите и присоединяйтесь к убийству".
Он замолчал.
- Она была мертва?
- Убийства не было, - медленно произнес Бекон. - Не было никакой Фрейды. Квартира на десятом этаже: никаких пожарных лестниц - только дверь, куда ломились полицейские. И в квартире никого, кроме меня.
- Она исчезла? Куда? Как? Не понимаю.
Он потряс головой и мрачно уставился на стол. После долгого молчания продолжил:
- От Фрейды не осталось ничего, кроме безумного сувенира. Он, должно быть, выпал в драке - в драке воображаемой, как все говорят. Циферблат ее часов.
- А что в нем безумного?
- Он был размечен двойками от двух до двадцати четырех. Два, четыре, шесть, восемь… и так далее.
- Может быть, это иностранные часы. Европейцы пользуются двадцатичетырехчасовой системой. Я имею в виду, полдень - двенадцать, час дня - тринадцать…
- Не перебивайте меня, - оборвал Бекон. - Я служил в армии и все знаю. Но никогда не видел такого циферблата. Он не из нашего мира. Я говорю буквально.
- Да? То есть?
- Я встретил ее снова.
- Фрейду?!
Он кивнул.
- И снова на Кони-Айленде, возле роллер-костера. Я подошел к ней сзади, затащил в аллею и сказал: "Только пикни - и на этот раз ты будешь мертва наверняка".
- Она сопротивлялась?
- Нет. Без единой царапинки, свежая и девственная, хотя прошла только неделя. "Черная вдова", подкарауливающая мушек. Ей нравилось мое обращение.
- Не понимаю…
- Я понял, когда смотрел на нее, смотрел на лицо, улыбающееся и счастливое от моей ярости. Я сказал: "Полицейские клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Невропатологи клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Значит, ты - плод моего воображения, и из-за этого я неделю провел с душевнобольными. Но я знаю, как ты выбралась и куда ушла".
Бекон замолчал и пристально взглянул на меня. Я ответил ему прямым взглядом.
- Насколько вы пьяны? - спросил он.
- Достаточно, чтобы поверить во все, что угодно.
- Она прошла сквозь время, - произнес Бекон. - Понятно? Сквозь время. В другое время. В будущее.
- Что? Путешествие во времени?!