В одном из вариантов повести разговоры были и более меркантильными. Капитану Быкову предлагалось не только совершить подвиг, но и поправить свое материальное положение.
Краюхин кивнул и взглянул на часы.
- Теперь вот что. Экспедиция продлится сравнительно не долго, не дольше полутора месяцев. Сохраняется ваш оклад плюс пятьсот процентов за работу в условиях особой сложности. Устраивает?
- Не откажусь, - сказал Быков.
"Страна багровых туч" в свое время была мощно выхолощена цензурой. Герои, идущие на штурм Венеры, не имели права пить, курить, шутить, сомневаться в своем деле, а также понемногу сходить с ума от нехватки воды. То есть юмор и психология персонажей (то, что казалось столь привлекательным в творчестве Стругацких, особенно в те времена, когда этого так не хватало в фантастике) оказались выброшены за борт. Может, поэтому и сами Стругацкие, и многие почитатели их творчества так холодно относились к этой повести?
Многое было восстановлено. Причем восстановление шло в два этапа. Вначале мне удалось сделать некоторые вставки в издание СБТ в "Мирах Стругацких" в 1997 году. Об этом издании "людены" узнали почему-то слишком поздно, и многое сделать не удалось. А то, что удалось, часто делалось авралом, что приводило к искажениям или к недоработке. Исправлен и дополнен текст СБТ был в собрании сочинений "Сталкера".
Но некоторые интересные подробности из жизни межпланетников, а также их шуточки нельзя было включить в канонический текст СБТ по причине того, что Быков уже не был военным.
Мысли Быкова ночью в квартире Дауге: "Нет, не заснуть тебе сегодня, товарищ капитан, он же - специалист по пустыням. Сук-кин сын Юрковский - поддел беззащитного капитана АБТ".
У камеры-могильника для радиоактивных отходов после драки Бирский (он же Юрковский) восклицает: "Нет, он лезет своими гусеницами прямо через проволоку! Ар-рмейская жилка, видите ли! Не может равнодушно видеть заграждения и смело, как лев, кидается на них грудью".
Перед прилетом "Хиуса" капитану снится сон.
Алексею Петровичу приснилось, что командир взвода лейтенант Ивашкин поставил "Мальчика" в казарму. Транспортер был раскалён докрасна, и казарма пылала холодным багровым пламенем. Алексей Петрович сорвал со стены огнетушитель, но Ивашкин рассмеялся, потряс его за плечо и закричал в самое ухо:
- Проснись, Лешка! Да проснись, говорят тебе!
В капонире на полигоне: "На площадках стояли треноги с мощными сорокакратными перископами - в армии такими пользуются для артиллерийской и инженерной разведки".
Одним из подтверждений военного прошлого Быкова в исследовании Марата Исангазина значилось предоставление именно Быкову выбирать оружие для экспедиции. В рукописи все сказано просто: "Вам книги в руки, вы человек военный. Выбирайте, что лучше всего служит в песках".
Размышления Краюхина о Бирском (Юрковском): "Несомненно, перспектива высадки на Венере омрачается для него только необходимостью работать бок о бок с солдатом Громыко. Бирский не жалует того, что в припадке кастовой спеси называет тупостью, ограниченностью и отсутствием воображения".
Разговор со Строговым в "Хиусе" был более жестким и правдивым:
"Скажите, Алексей Петрович, - сказал он, глядя на меня в упор, - как вы рассматриваете свое положение в экспедиции?"
"В каком смысле?" - снова встревожился я.
"В смысле субординации… подчинения, например".
Я подумал и ответил, что поскольку мое командование откомандировало меня в полное распоряжение министра энергетики, я обязан подчиняться тому, в чье непосредственное ведение передан приказом министра.
…"То есть?"
"Вам, Анатолий Борисович".
Он подумал.
"Кажется, в армии неповиновение приказу считается самым тяжким поступком?"
"Так точно. Невыполнение приказа есть тягчайшее воинское преступление".
"Чьего приказа?"
"Приказа командира, начальника… вашего, например".
Первая разведка на болоте Венеры. Размышления капитана:
"В конце концов, он был единственным военным в экспедиции, и разведка по праву оставалась за ним".
Алексей Петрович докладывает о результатах разведки на болоте: "Он рассказывал медленно, стараясь не пропустить ни одной подробности, и с огорчением думал, что за такой доклад командир дивизиона назвал бы его размазней, а командир полка попросту выгнал бы его с совещания".
- Мальчик вышел из горной гряды в пустыню:
- Как вам понравится такая дорога? - услыхал Алексей Петрович голос Строгова.
- Это пустыня? - недоверчиво спросил он, указывая вперед.
- Разумеется. Вам не нравится? Но почему? Правда, здесь нет саксаула, но зато это настоящие Каракумы, настоящие Черные Пески.
- В том-то и дело, что черные…
Алексей Петрович запнулся.
- Ну, а дорога? Как дорога?
- Что ж - дорога? Широкая, ровная… Теперь полетим.
- Ура! - заорал Вальцев. - Да здравствуют военные!
Он шагнул к Строгову, лихо взял под козырек и бодро сказал:
- Товарищ командир! По случаю благополучного выхода на ровное место прикажите выдать экипажу по стопке водки!
- Я выдам вам сутки ареста, Вальцев, - серьезно ответил Строгав.
- За что? Я ничего…
- За разложение в походе.
Бирский важно сказал:
- Некоторые граждане находят равновесие в употреблении алкоголя.
Размышления капитана во время пешего возвращения к "Хиусу": Двадцать тысяч шагов за переход. Алексей Петрович мог бы и больше. В армии пятидесятикилометровый марш-бросок с полной выкладкой за сутки - довольно обычная вещь. И притом, придя на место, надо быть в состоянии "активно проводить операцию". Последнее, правда, никогда не получалось, солдаты падали и засыпали, как убитые. И командиры тоже. И там идут по дороге, а не по вязкому засасывающему песку, и ветер не валит с ног, и никто не болен лучевой болезнью и не обожжен, и отстающих подбирают в машины… И воздух не такой разреженный, и в принципе можно напиться, хотя это и не дозволяется и вредно действует. Все равно, Алексей Петрович мог бы больше - сорок, пятьдесят тысяч… Но Бирский… Он растер ноги еще в самом начале пути, шел, стиснув зубы от боли.
Кстати, еще о капитанах. Вернее, о "Капитанах". В рукописи СбТ Бирский (Юрковский) читает не "Контрабандистов" Багрицкого, а "Капитанов" Гумилева.
Одна из дверей была приоткрыта, и слышался звучный голос Бирского, декламировавшего стихи:
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что золото сыплется с кружев,
С розоватых брабантских манжет…
Алексей Петрович заглянул в комнату. Бирский, в пижаме и домашних шлепанцах, полулежал на диване, закинув руки за голову, отвернув лицо к окну. Рядом сидел Михаил Иванович, сгорбившись, посасывая короткую трубочку. Напротив их у стола Гриша Ершов по обыкновению покачивался на стуле и улыбался каким-то своим, одному ему известным мыслям. Ни Вальцева, ни Краюхина и Строгова в комнате не было.
Разве трусам даны эти руки?
Этот острый уверенный взгляд,
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат?
Это были чудесные стихи. Кроме того, "пижон" читал удивительно хорошо. Что-то тревожное и зовущее было в его сильном, полной сдержанной грусти и волнения голосе, и Алексей Петрович невольно подумал, что вот этот бесстрашный красавец и есть один из капитанов, о которых он читает, беспокойных и ищущих людей, без сожаления покинувших родные берега для больших и необычайных дел. То же самое, вероятно, пришло в голову и Михаилу Ивановичу, который вдруг вынул изо рта трубку и внимательно посмотрел на Бирского, словно желая убедиться в чем-то. Только Гриша продолжал тихонько раскачиваться и улыбаться с полузакрытыми глазами.
…О том, что в мире есть окраина -
Туда, за тропик Козерога.
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.
МИР В КОСМОСЕ
В публиковавшейся первой части цикла Полудня (СБТ, ПНА, "Стажеры", ХВВ) в космосе, пока еще ближнем, существует только мир, поддержка, взаимовыручка и сотрудничество. Если и происходят какие-то ЧП, то по причинам научно-техническим (неизвестное излучение, неизвестная форма жизни, недостаточное техническое развитие) либо вообще бытовым (конфликт на Дионе).
Не все так мирно и безоблачно было в черновиках СБТ. Были и военные стычки, и военные действия. О них не рассказывалось, они не описывались, о них лишь упоминалось. Но - они были.
Мысли Краюхина об экипаже "Хиуса". Один из очень ранних вариантов.
Вот они, все шестеро, прекрасные люди. Каждый со своим, ему одному только присущим сложным и прихотливым узором мелких слабостей и недостатков, который ложится на общий для них всех глубокий бесценный фон: все они коммунисты, люди дела и чести. А слабости и недостатки - что ж, эти шестеро чудесно дополняют друг друга, и он, Краюхин, справедливо гордится умением подбирать людей. И, закрыв глаза, он снова и снова вызывает в памяти лица и поступки Строгова, пилотов, геологов, офицера. "Но ведь никто из них, исключая Строгова, не обстрелян, даже этот офицер", - почему-то приходит ему в голову. И вдруг он совершенно отчетливо и ясно, как в кино, видит другие картины. "Из глубины непостижимой памяти" всплывают образы и сцены, которые он так хотел забыть и, как ему казалось, забыл навсегда. Какими странными процессами в мозгу, по каким непонятным ассоциациям вызваны они? Краюхин не успевает подумать об этом. Он жадно вспоминает, машинально обтирая ладонью пот, выступивший на лице.
…То, что недавно было искусственным спутником ИС "Комсомольская" с экипажем из юношей и девушек, окончивших в прошлом году специальную школу. Шестнадцать человек, среди них Юрка, врач, сын. Исковерканные фермы, разбитые переборки, обрывки проводов. Зияющие пробоины…
[Далее текст отсутствует. ]
Размышления о Краюхине: "Краюхин - завоеватель двух больших планет и нескольких лун, победитель в кровавой бойне в Пустой полосе, Краюхин - воспитатель и кумир трех поколений самых отважных в мире межпланетников…"
В "Комментариях" Б. Н. Стругацкий объясняет, кто такие "Симмонсы", когда пишет о первоначальном плане ПНА: "Там были сражения в космическом пространстве, там были таинственные "Симмонсы" - настоящие, без дураков, пираты, жестокие, омерзительные и беспощадные, оседлавшие межпланетные коммуникации и готовящиеся нанести удар из космоса по Советским республикам…" Но "Симмонсы" были придуманы значительно раньше, еще когда писался первый вариант СБТ.
Разговор Ляхова и Краюхина после испытаний "Хиуса":
Следуя программе испытаний, "Хиус" около месяца маневрировал около Венеры, то удалялся, то приближался к ней, посетил искусственные спутники, принадлежащие другим государствам, и наконец отправился в обратный путь. Накануне начальник чешского спутника обратился к Ляхову с просьбой принять на борт больного инженера.
- Конечно, юридически мы не имели права этого делать, перелет испытательный, и мало ли что могло случиться? Но парень чувствовал себя очень плохо, и его следовало как можно скорее доставить на Землю. А кто мог сделать это скорее нас?
Краюхин рассеянно кивнул.
- Как насчет "Симмонсов"? - спросил он. - Ничего не слышно?
- Н-нет. - Ляхов встревожено посмотрел на него. - А что… есть какие-нибудь новости?
- Нет, новостей никаких нет, - пробормотал Краюхин, протирая очки. - Пока, слава богу, нет.
- Да ведь теперь наших врасплох не застанешь, - заметил Михаил Иванович, - Не то, что тогда…
- Вот именно. Так, говорите, "Хиус" не обманул надежд?
"СЛИШКОМ МНОГО ТРУПОВ"
Б. Н. Стругацкий в "Комментариях" пишет: ""Уберите хотя бы часть трупов!" - требовали детгизовские начальники теперь уже напрямую".
Часть - осталась. Погибает Лу Ши-эр, сообщается о гибели Поля Данже, Быков читает о неудавшихся высадках на Венеру, Краюхин вспоминает о погибшем при испытании первого "Хиуса" Петросяне, на Венере находят труп Бидхана Бондепадхая…
И исчезновение Спицына, и гибель Ермакова.
Что же было убрано под давлением издательства? Немногое.
Стругацкие с самого начала своей литературной деятельности старались если и уступить давлению, то минимально - отступая по шагу, по полшага. Пока не научились это давление обходить стороной, а то и обращать себе на пользу.
В первом варианте СБТ автоматические пеленги посылает не корабль "отважного калькуттца". Ермаков с товарищами находит на Венере другой экипаж.
Тяжелая стальная дверь, ведущая внутрь звездолета, была наполовину сорвана с петель и заклинилась. Скользя башмаками по металлу, все трое навалились на нее. Несколько минут было слышно только напряженное дыхание, потом дверь поддалась с пронзительным скрежетом. Межпланетники пролез ли в образовавшуюся щель и очутились в тускло освещенном помещении, наполовину засыпанном черным прахом. На потолке, ставшем теперь стеной, неярко светился под слоем пыли матовый колпак лампы. Гриша, увязая в песке, шагнул к нему, стер грязь. Стало светлее.
- Как же дальше… - Алексей Петрович растерянно озирался по сторонам. - Дверь занесло. - Откопаем, Анатолий Борисович? - Гриша опустился на колени у противоположной стены.
Второй двери не оказалось - она была снята с петель и исчезла - Под толстым слоем песка чернело отверстие входа, и межпланетники пробрались внутрь. Здесь было очень темно, только в конце коридора слабо светилась желтым светом узкая щель. Там начинались жилые отсеки.
Странно и страшно выглядела внутренность повалившегося набок стального корабля. Нагнув головы, межпланетники пошли вдоль коридора и остановились перед дверью, ведущей в кают-компанию. Она была у них под ногами. Все предметы, когда-то прикрепленные к стенам или полу, сорвались и лежали беспорядочной грудой глубоко внизу. Развороченный буфет, темнеющий пустыми полками. Книжный шкаф с лопнувшими стеклами на дверцах. Груда книг, полузанесенная черной пылью. Осколки стекла и приборов, большой прозрачный шлем в углу, перевернутый стол с изогнутыми металлическими ножками. На обломках сорвавшихся кресел - лопнувшие ремни и черные ссохшиеся пятна. Только холодильник каким-то чудом висел на опрокинутой стене, ослепительно белый, не тронутый пылью и расколотый вдоль по всей длине. Гриша и Строгов перепрыгнули через провал двери и двинулись дальше.
Алексей Петрович задержался. Ему показалось, что из-под кучи окровавленных грязных бинтов торчат серые, неестественно вывернутые ноги. Это был пустой безголовый чешуйчатый скафандр непривычного вида, по-видимому старого образца.
С трудом оторвав глаза от жуткого зрелища, Алексей Петрович догнал товарищей. Они стояли в рубке управления. Здесь было светло и чисто. Треснувшая поперек панель управления была сдвинута и угрожающе нависала над головой, многие приборы разбиты вдребезги, но на "полу" у ног Строгова стоял аккуратно снятый со своего места, поблескивающий металлом радиопередатчик. Он работал. Тихо гудели трансформаторы, дрожали синие и зеленые огоньки за круглыми разбитыми стеклами, и над красно-черной пустыней, смятые магнитными и электрическими полями, неслись сквозь ветер и бурю невидимые сигналы - кричали, звали…
Звездолет был пуст. В освещенных мертвым желтым светом каютах все разворочено: двери распахнуты, разбросаны клочки мятой горелой бумаги, грязные простыни, осколки разбитых пластмассовых абажуров - мусор, пыль, тление… Следы страшного удара, непоправимой катастрофы, бедствия и гибели. В одной каюте, на стене - внизу, прямо под ногами межпланетников - большой портрет бородатого крепкого мужчины с веселыми блестящими зубами.
- Миньковский-старший, изобретатель "абсолютного отражателя", - сказал Строгов. - Это каюта его сына, Владислава Миньковского…
- Так это "Слоник"!.. - Гриша закивал шлемом. - "Слоник", "Слоник"…
- Да, это "Слоник", - горько сказал Строгов. - Владислав на нем бывал на Луне и на Марсе… Первый опустился на Цереру. И вот здесь…
- "Слоник", "Слоник"… - повторял Гриша. - Они искали пропавших чехов. Я был на "Циолковском", когда они уходили в рейс, веселые, счастливые. Это была честь!..
Межпланетники долго стояли, склонив головы, глядя вниз на портрет смеющегося бородатого человека, потом Строгов сказал:
- Надо идти… Пошли.
Молча они пробрались по темному коридору. Луч фонарика скользил по стенам, бархатным от осевшей пыли. Проходя мимо рубки, Гриша повернулся к командиру:
- Может, выключить пеленгатор, Анатолий Борисович?
Строгов нехотя проговорил:
- Не стоит… Пусть.
Алексей Петрович наклонился, нашел внизу ручку и плотно притворил дверь. В коридоре стало совсем темно, стихло гудение передатчика. Теперь люди не скоро, очень не скоро придут в изувеченный звездолет…
Шагах в двадцати от люка под гигантским обломком камня темнела покосившаяся стальная плита, полузакопанная в крупный щебень. Это была кессонная дверь. На дымном металле виднелись стершиеся ровные буквы, написанные зеленой флуоресцентной краской. "Миньковский, Божка, Штееман", - разобрал Алексей Петрович. Ниже шла какая-то надпись по-польски более мелкими буквами, ее пересекало криво нацарапанное чем-то острым - "Збинский". От последней буквы круто вниз шла длинная царапина.
- Миньковский… Божка… Штееман… Збинский… - медленно прочитал Строгав. - Все четверо… Светлая им память.
Алексей Петрович с недоумением и страхом поглядел на него: как так все четверо? А кто же их, кто же их?..
- Какие это были ребята!.. Какие… - Гриша задыхался.
- "Слоник", бедный "Слоник"…
Ветер, полный черной пыли, пронзительно выл, врываясь в узкие щели между вывороченными белыми глыбами. Высоко вверху, на гребне насыпи чернел силуэт "Мальчика" с фигурками геологов на броне. Алексей Петрович огляделся. Низкое багровое небо, беспорядочное нагромождение камня, черный труп изуродованного звездолета - сон… Жуткий сон.
- Пойдем, - сказал Строгав.
Гриша резко повернулся к нему:
- Мы не будем искать его?
- Пойдем, - повторил Строгав.
- Но он не мог уйти далеко… Он где-нибудь здесь, рядом…
- Зачем? - Строгав устало провел ладонью по шлему.
- Пойдемте… И поменьше подробностей там, в "Мальчике"…