Фил налил еще один стакан, но пить простую воду не хотелось, и он полез в верхний шкафчик, где лежала пачка сахарного песка. Дурацкая, конечно, привычка - пить подслащенную воду, но так он привык с детства, привычки появляются как бы сами по себе, а потом от них не избавишься. И не нужно избавляться, если они никому не мешают.
За чайной ложечкой он полез в ящик, вытащил одну и, размешав сахар в стакане, начал пить мелкими глотками - почему-то этот процесс его успокаивал и позволял мыслям сосредоточиться.
Закрывая ящик, Фил подумал, что… О чем же он подумал? Мысль была такой короткой, что он даже кончика ее ухватить не успел. И не надо, значит. Было бы что-то стоящее, непременно осталось бы в памяти, уж он себя знал.
Вера заглянула в дверь.
- Мы закончили на сегодня, - сказала она. - Осталось решить один вопрос, и нужно твое присутствие.
- Филипп Викторович, - сказал Кронин, когда они с Верой вернулись в гостиную, - мы тут подумали, что в связи со сложившимися обстоятельствами надо составить отчет для нашего друга Гущина. Не знаю, как считаете вы, но остальные согласны с тем, что мы и впятером в состоянии эффективно продвигаться в решении проблемы. Если куратор пришлет нам нового человека, это лишь разболтает уже сработавшийся механизм, а идея о том, что шестой человек нам необходим, была Гущиным уже высказана в беседе со мной.
- Мне он тоже говорил об этом, - пробормотал Филипп.
- Вот видите! Итак, каковы ваши соображения по этому поводу?
- Нет! - вырвалось у него. Чтобы кто-то сел рядом и попытался занять место Лизы? Скорее всего, это будет мужчина, но все равно…
- Нет, - повторил Фил более спокойно. - То есть, я хочу сказать, что шестой не нужен.
- Отлично, - Кронин стукнул ладонью по колену. - Тогда на сегодня все.
- Ты меня проводишь? - тихо спросила Вера.
Господи, ну зачем она так?
8
Утром он проснулся с ощущением, будто кто-то всю ночь копался в его голове - вскрывал череп, проводил тончайшим стилетом по извилинам и серым клеточкам, а потом скрыл следы своей деятельности, но кое-что все-таки осталось, будто запах постороннего человека в знакомой комнате, где никого, кроме Фила, быть не могло. Возможно, мысли его этой ночью читал убийца. Почему нет?
"Так ведь легко сойти с ума, - подумал Фил. - Приступ конспирологии. Чтение мыслей, чтение клеток"…
Если бы кто-нибудь научился это делать, разве они не поняли бы, встречаясь чуть ли не каждый вечер?
Сколько времени они провели за продолговатым столом в квартире Кронина и на диванах в гостиной Эдика, и у Фила тоже они встречались неоднократно, и даже к Вере пару раз заглядывали? А к Лизе и Мише не приходили никогда - Миша не доверял своей дражайшей половине, понимая, что каждый, кто является к нему в дом, сразу становится предметом обсуждения в торговом зале магазина готовой одежды фирмы "Лес", где Роза Бессонова работала третий десяток лет и потому считала, что каждый продавец, находившийся в ее подчинении, обязан все знать о ее домашних проблемах. У Лизы они тоже не собирались ни разу - она не хотела, чтобы о существовании группы знали родители. Дина Игоревна была женщиной дотошной - даже ничего не понимая ни в висталогии, ни в философии, она хотела, чтобы дочь рассказывала ей обо всем, что делала на работе - не подруги и сплетни ее интересовали, точнее, не только они, но детали размышлений, резюме прочитанных дочерью статей, словом, все, чем жила Лиза, было матери интересно, и потому обрушивать на нее еще и проблемы борьбы с мировым терроризмом, было просто недопустимо.
Сколько же времени? Чуть больше двух лет. Так много и так мало…
Бросив блюдце и чашку в раковину, он сел к компьютеру и раскодировал протокольный файл их первого собрания. Дата стояла: 23 июля 2002 года. Два года и два месяца назад.
"Цель создания исследовательской группы, официально названной Общественной лабораторией передовых направлений науки (ОЛПНН), - поиск нетрадиционных методов борьбы с террористической деятельностью. Группа организована на грант, выделенный целевым назначением подкомитетом Президиума РАН".
Самое поразительное заключалось в том, что на самом-то деле Гущин несколько запоздал с предложением гранта. А может (даже наверняка!), в Академии не придавали значения ни висталогии, как научному направлению, ни призыву, брошенному еще осенью 2001 года - буквально через месяц после трагедии в Соединенных Штатах.
Филипп тогда переживал собственную драму - еще не прошло и полугода после того, как Рая забрала Максима и уехала к тетке в Благовещенск. Жили они действительно плохо, но ведь не его в том была вина, он крутился на двух работах - точнее, вел в приличных фирмах одновременно два курса по развитию творческих способностей, по его личным представлениям зарабатывал неплохо, и Рая тоже получала около тысячи в своей конторе. Можно было жить. Просто она разлюбила, вот и все. Рая от себя сбежала, а не от Фила, решила, видимо, что закончился какой-то этап ее жизни, а муж стал как бы символом прошедшей юности.
Когда Рая улетела в Сибирь, Фил не только ее понять не мог, он перестал понимать простые человеческие стремления, ему казалось, что нелогично, неправильно поступают все люди. Он отказался от трех выгодных предложений и отменил два им же с трудом "выбитых" семинара, потеряв на этом кучу денег. С утра до вечера перечитывал старые конспекты, будто перестал доверять собственным знаниям. Он учился висталогии у Николая Евгеньевича на одном из тех семинаров, которые тот проводил в начале девяностых в Московском Доме ученых.
Вирус висталогии проник в его кровь и, как пепел Клааса, стучал с тех пор в его сердце. Больше десяти лет он занимался этой уникальной наукой - прошел полный курс, понял, что вряд ли станет решателем задач, не хватало терпения, а вот преподавать висталогию новообращенным - это он мог и этим с тех пор занимался, зарабатывая на хлеб.
- Висталогия, - говорил он слушателям на первых лекциях, - это как взгляд с высоты на огромное поле, которого не было видно, пока вы не поднялись на самую высокую гору. Виста означает "открывшийся вид". Науки - все без исключения - развиваются, разрешая возникающие противоречия. Каждое новое открытие справляется со старым противоречием, но создает новое, и продолжается подъем на вершину. Создатель висталогии Роман Михайлович Петрашевский всю жизнь потратил на то, чтобы выявить закономерности развития научных систем - приемы и методы, с помощью которых можно делать открытия в любой науке. Еще в шестидесятых он начал собирать картотеку, записывая сведения обо всех открытиях - сотни тысяч карточек, сотни тысяч открытий Петрашевский систематизировал, прежде чем нащупал правильный алгоритм. Итог его жизни - книги "Алгоритм открытий", "Творчество - наука точная". По этим книгам мы будем учиться думать.
Когда из Бостона от Володи Петрова пришло посланное по всем вистовским компьютерным адресам предложение, Фил прочитал его и смахнул в корзину, даже не дав себе труда подумать. Он не был знаком с Петровым, но знал, что тот занимался висталогией еще с семидесятых, а переехав в Штаты, руководил тамошней висталогической ассоциацией. Что-то он предлагал по поводу террора… Фила это не интересовало.
Поздно вечером, уже собираясь спать, Фил включил телевизор. Показывали фильм о терактах в Нью-Йорке и Вашингтоне: не известные всем кадры пожаров в башнях-близнецах, а интервью с родственниками погибших. Только тогда Филиппа зацепило. Будто сам побывал в непредставимом кошмаре.
Он перекачал из корзины письмо Петрова и прочитал его более внимательно. Володя предлагал вистологам совместными усилиями придумать способ борьбы с терроризмом. Иначе чего стоим мы, голубая кровь научно-технического прогресса? Чего стоит наше умение придумывать новое в науке, если человечеству от этого ни жарко, ни холодно? Мы изобретаем и делаем открытия, а плодами пользуются такие, как Атта, как Бин-Ладен - сволочи, мразь, - и мы ничего не можем им противопоставить?
"Согласен", - написал Фил Петрову в ту ночь. На другой день получил первую информацию: вистологи в Штатах, Израиле, Германии и России, конечно, начали с создания базы данных - первое дело в любом поиске. Фил тоже подключился и пару недель просидел в Патентной библиотеке. Из транса его эта работа вывела. Фил даже возобновил два из четырех отвергнутых было предложений и начал читать новый курс - после одного из занятий к нему и подошел будущий дорогой куратор Вадим Борисович Гущин.
Вера как-то сказала: "Столько лет теорией занимаюсь, и впервые на нас Академия внимание обратила. Честно говоря, мне кажется это странным".
Кронин, заносивший в компьютер результат вечернего обсуждения, обернулся и сказал:
"Думаете, они могут взять наши идеи и каким-то образом присвоить?"
"Наши идеи, - пробормотал Миша. - Неужели у нас есть какие-то идеи?"
Шел тогда, кажется, пятый месяц их вечерних посиделок, и идеи, конечно, уже появились, очень неплохие идеи, на взгляд Фила, но все-таки частные, не способные решить проблему кардинально и потому ненужные.
Все изменилось в тот вечер, когда Эдик, опоздав на полчаса и явившись не просто злым, но еще и голодным, сварганил себе яичницу из четырех яиц, съел ее, слушая обсуждение по третьему шагу алгоритма, и, насытившись, наконец, заявил:
"Чушь все это. Не понимаю, зачем мы толчем воду в ступе. Не получается решить задачу прямо, разве вы не поняли еще? Общую задачу нужно решать, по-моему, это ясно, как Божий день".
У Николая Евгеньевича в тот вечер сильно болела нога. Наверно, поэтому он не склонен был соглашаться ни с какой новой идеей и Эдикино предложение принял в штыки:
"Общая задача? Какая, Эдуард Георгиевич? Мы и без того решаем проблему глобального значения в самом ее общем виде"…
"Это терроризм - глобальная проблема? - взмахнул руками Эдик. - Локальная и сугубо человеческая задача: борьба добра со злом. Есть добро и зло в животном мире? В неживой природе? Нет - там целесообразность. Законы эволюции. А мы ломаем головы над способами, с помощью которых добро может победить зло. Эту задачу человечество пытается решить в лоб уже тысячи лет. И результат? Зло всегда берет на вооружение те самые методы, что создаются для борьбы с ним, и применяет эти методы против добра, причем с гораздо большим эффектом. И получается, что добро борется само с собой!"
"Что вы понимаете под более общей задачей?" - спросил Кронин.
"Более общая задача, - отчеканил Эдик, - это исследование законов природы, отвечающих за появление в мире представлений о добре и зле".
"Ну ты даешь, - не выдержал Миша, - представления о добре и зле созданы человеком. Ты сам только что это сказал, в природе нет ни добра, ни зла".
"Чушь, - отрезал Эдик, - добро и зло существуют в мире изначально, как свет и тьма, тепло и холод, расширение и сжатие. Человек лишь обозначил: это плюс, а это минус. Электрон и позитрон. Белое и черное. Мог обозначить иначе, и тогда в мире все было бы наоборот".
"Ты хочешь сказать, - Лиза, сидевшая рядом со Филом, поднялась и, резко отодвинув стул, отошла к кухонной двери. - Ты хочешь сказать, Эдик, что могут существовать цивилизации, где террор считается достойным занятием, убийства совершаются с благими намерениями, а сопротивление злу наказывается, как нарушение закона?"
"Наверняка такие цивилизации во Вселенной существуют, - убежденно заявил Эдик, - если, конечно, во Вселенной вообще есть еще хоть какой-нибудь разум, кроме нашего. Но я говорю не о том. Если террор является объективной закономерностью развития чего бы то ни было - в данном случае, ислама, - то равно объективными должны быть законы антитеррора. Законы развития общества являются следствием общих природных законов. Следовательно"…
Так это и началось. Потом были другие вечера, споры - как говорится, до хрипоты, хотя на самом деле, конечно, никто не потерял голоса во время дискуссий, а вот представления их о мироздании летели под откос, и с каким удовольствием сам Фил помогал сбрасывать с насыпи эти устаревшие, как ему теперь представлялось, вагоны-теории!
И ведь достаточно было выйти за пределы, сказать себе - "общая задача требует пересмотра основ научного знания", - как остальное получилось легко. Или ему сейчас так казалось - легко?
"Главная из современных научных парадигм, - сказал однажды Николай Евгеньевич, подведя итог недельной дискуссии, - мир, в котором мы живем, материален, в нем нет ничего, кроме материи. Парадигма вторая: существование Вселенной даже в случае ее возникновения из первоатома объясняется без привлечения гипотезы о Боге. Иными словами, современная наука насквозь материалистична и атеистична. Нет ни единой теории, ни единого обоснованного и удостоверенного всеми естествоиспытателями наблюдения, утверждающего, что во Вселенной существует нематериальная составляющая, которая для всех, кто задает себе подобные вопросы, ассоциируется с Высшей силой - Богом или Сверхразумом. Так?"
"Так", - согласился Эдик.
"Изменим сначала первую из парадигм, - продолжал Кронин. - Наука утверждает, что Вселенная материальна. Но ТОЛЬКО ЛИ материальна? Почему не предположить, что Вселенная состоит не только из материи, но и из бесконечного числа нематериальных образов и явлений? Не о духовном, возвышенном и даже божественном речь, а просто о НЕМАТЕРИАЛЬНОЙ части единой бесконечной Вселенной. Судить о природе нематериальной составляющей мироздания мы не можем - наука не имеет в своем арсенале нужных средств, а все, что человек по этому поводу думает, есть мысленная конструкция, не подкрепленная наблюдениями и экспериментом.
Второй вопрос, возникающий в связи с первым: мы говорим, что материя существует в пространстве-времени. Пространство и время - формы существования материи, так нас учили (и учат) в школах и университетах. Да, формы существования, но - ЕДИНСТВЕННЫЕ ЛИ? Почему мы так убеждены в том, что материя существует ТОЛЬКО в пространстве и времени?"
"Кстати, - вмешался Эдик, - вы читали статью Зельмери в "Нейчур"? О семимерной Вселенной?"
"Нет, - повернулся к Эдику Николай Евгеньевич. - А надо? Стоящая статья? Может повлиять на наши выводы?"
"Нет, не может, - сказал Эдик. - Просто очередной расчет многомерных вселенных. Скрученные измерения, один из вариантов теории суперструн".
"Измерения материальные, конечно?" - проскрипел Миша, и Эдик кивнул.
"Вернемся к нашим выводам, - Кронин не позволял, чтобы его сбили с мысли. - Предположим, что Вселенная на самом деле многомерна, причем число измерений бесконечно велико, да при этом еще по крайней мере половина - то есть, тоже бесконечное число - измерений вообще не материальны.
Пространство и время - не единственные формы существования материи. Материя - не единственная форма существования Вселенной. Вселенная представлена бесконечным разнообразием материальных и нематериальных форм. Материальное познание - низшая ступень познания, поскольку оставляет вне рассмотрения бесконечное разнообразие нематериальных проявлений мироздания. Дискретное же материальное познание, наша современная наука с ее парадигмами - низшая ступень материального познания мира".
Кронин формулировал, будто лекцию читал - у него это хорошо получалось, Фил так не умел.
"Дискретное материальное познание - колыбель науки, - заявил неожиданно Миша, перефразируя Циолковского. - Но нельзя же вечно жить в колыбели!"
В тот вечер произошел инцидент - когда расходились, Вера подошла к Филу в прихожей и сказала тихо, чтобы никто не услышал:
"Фил, ты не смог бы сегодня провести со мной ночь?"
Он растерялся.
"Не подумай, пожалуйста, что я на тебя претендую, - торопливо добавила Вера, увидев его замешательство. - Понимаешь, я окончательно поругалась с Димой, он может явиться ночью выяснять отношения"…
"А ты хочешь, чтобы, увидев меня, он понял, что место уже занято?"
Ирония была ясна - бывший Верин любовник, некто Дмитрий Ваулин, красавчик, но личность глупая до чрезвычайности, никто не понимал, как Вера могла быть с ним близка несколько лет, так вот, этот Дмитрий вряд ли удалился бы восвояси, обнаружив в спальне любовницы кого бы то ни было, кроме своей собственной персоны, которую этот парень любил больше всего на свете - и уж во всяком случае, больше, чем Веру. Если бы Фил остался у Веры на ночь, мордобоя было бы не избежать. Не то чтобы Фил боялся драки, но просто не хотелось получать по носу - а этим бы все и закончилось - из-за женщины, которую он уважал, но не любил. И что подумала бы Лиза?
"Я боюсь, ты это понимаешь или нет?" - сказала Вера и демонстративно взяла Фила под руку - в прихожую вошла Лиза и бросила на них равнодушный взгляд.
"Понимаю, - сказал он, высвобождаясь. - Если твой Дмитрий начнет ломать дверь, звони по цепочке, мы с Эдиком и Мишей прибудем быстрее, чем милиция. А уж втроем"…
"Я поняла", - пробормотала Вера и выбежала, хлопнув дверью. Могла бы позвать Эдика, он тоже одинок, и, к тому же, посильнее Фила - занимается борьбой и недавно, это все знали, сломал челюсть соседу, который на его глазах смертным боем бил жену, не давшую червонец на чекушку.
"Что это с Верой?" - спросила Лиза, когда они с Филом вышли на улицу и направились к троллейбусной остановке.
"Дмитрия боится", - сообщил он.
"Это я знаю, - с досадой сказала Лиза. - Тоже мне проблема - мужика отшить. С этим любая женщина справляется без посторонней помощи".
Подошел троллейбус, Фил с Лизой поднялись в пустой полутемный салон, и разговор сам собой переменил направление.
"Ты думаешь, нам удастся придумать хотя бы один общий закон природы?" - сказала Лиза, когда они прощались возле ее дома. Фил уже забыл о Кронинской лекции.
"Придумать? - удивился он. - Открыть - не значит придумать"
"Открытие - результат опыта, - упрямо сказала Лиза. - Мы же не знаем о нематериальном мире ничего. Ни-че-го! И значит, формулировку любого общего закона должны просто придумать - без надежды доказать".
"Значит, все это пустое", - пробормотал Фил, думая не о странностях бесконечномерной Вселенной, а о том, какие у Лизы пушистые ресницы, и как хочется потрогать их пальцем…
До того вечера, когда им удалось нащупать верную формулировку самого универсального закона природы - полного закона сохранения энергии - оставалось еще… сколько же? Полгода.
Другие законы они тоже обсуждали, и не было никакой ясности, а с энергией получилось. Еще в позапрошлом месяце.
Как обычно, поговорили, и Николай Евгеньевич не захотел резюмировать сам (Фил видел, как он морщился, растирая ладонью правое колено - боль мешала Кронину сосредоточиться).
"Филипп Викторович, - сказал он, - пожалуйста, сведите воедино"…
Это было нетрудно.
"Все в природе закономерно, - сказал Фил. - Есть природные законы, уже познанные, а есть законы, которые предстоит познать. Нет во Вселенной Бога, а все проявления Божественного лика на Земле, все чудеса, которые наблюдали древние пророки и наши современники - результат не понятых ни нашими предками, ни нами проявлений законов природы, столь же естественных, как закон сохранения энергии или массы".
"Это все ясно, - не удержался от реплики Эдик, - ты давай суть".
"Поскольку мы приняли, - продолжил Фил, - что Вселенная содержит не только материю, но и не-материю"…
"Дух", - в очередной раз прервал его Эдик.