В общем ситуация выглядела довольно печально. Семен без труда вспомнил, что почти все представители семейства кошачьих, включая львов, ведут сумеречный или ночной образ жизни. И, соответственно, днем они дрыхнут. Может быть, человек и стал "полуденным" хищником, чтобы жить с ними в противофазе? Черт его знает… В общем, Семену хотелось есть, а еще больше - оказаться подальше от этих ребят.
И он решил уйти. Ну, не насовсем, конечно, - подняться на ближайшую высокую сопку, оглядеть окрестности (надо же наконец сориентироваться!) и, если повезет, что-нибудь (кого-нибудь) добыть. Он тихо собрался, забрал арбалет, посох и направился прочь от берега - может, эти кошечки сами уйдут, а?
Километра через два выяснилось, что с посохом, арбалетом и тяжелыми болтами в карманах пробираться по склонам и зарослям, мягко выражаясь, не очень приятно. Кляня собственную бестолковость, Семен потратил не меньше часа, пытаясь изобразить из имеющегося ремня нечто вроде лямки, чтобы нести посох за спиной. В общем-то это было тоже неудобно, но, по крайней мере, так можно было перекладывать тяжеленный арбалет из руки в руку, с плеча на плечо. Пока он возился, проявилась еще одна приятность - комары. Их количество до убийственного еще не дотягивало, но сильно превышало встречавшееся раньше в этом мире. Семен отплевывался, десятками давил их на лице и руках и пытался понять, откуда они могли взяться.
В конце концов на вершину Семен все-таки забрался. Он даже сумел слегка подкрепиться по дороге - съел пяток улиток и разорил птичье гнездо, выпив яйца сырыми. Макушка сопки была голой, и вид с нее открывался замечательный - не столько даже в смысле красоты, сколько информативности.
Он действительно находился в районе слияния двух крупных рек, одна из которых текла откуда-то с юга. Северную часть панорамы до горизонта занимала слабо всхолмленная равнина, вся в мелких озерах и глубоких лужах. "Похоже, мамонтовая степь гибнет прямо на глазах. Впрочем, наверное, это иллюзия: она будет умирать не одну сотню лет, постепенно превращаясь в тундру, лесотундру и тайгу. Городским людям почему-то кажется, что лес всегда богаче жизнью, чем, скажем, степь, а это совсем не так. Я сам в свое время был немало удивлен, когда узнал, что в амазонской сельве, где избыток воды и тепла, прокормиться очень трудно - там почти никто не живет. А самые продуктивные биоценозы - это саванны, прерии и пампы".
Правый берег основной реки представлял собой страну невысоких (в пределах первых сотен метров) сопок, заросших кустами и лесом - лиственница, ольха, береза, кедровый стланик и что-то еще. Долина "малой" реки близ устья была широкой и плоской, с большим количеством наполненных водой проток и стариц. Это в общем-то была степь с отдельными островками леса. Семен долго рассматривал долину близ устья, пытаясь высмотреть какой-нибудь репер-ориентир, заметный снизу, с воды, - оказаться в протоке, которая через пару километров обмелеет, ему совсем не хотелось.
А вот былого изобилия крупной дичи Семен ни на том, ни на этом берегу не заметил. То ли бОльшая часть животных погибла зимой, то ли куда-то откочевала. Тем не менее одно небольшое стадо копытных он высмотрел-таки внизу на расстоянии километров трех. Это было в противоположной стороне от стоянки, но Семен решил попытать счастья и начал спускаться.
Через заросли он продирался не меньше часа, а когда оказался на открытом месте, никаких животных ни вблизи, ни вдали не обнаружил - то ли сам потерял ориентировку, то ли стадо куда-то ушло. Некоторое время он бродил вдоль условной границы степи и леса, а потом обнаружил, что день кончается и надо суметь засветло добраться до стоянки. Семен устал, был зверски голоден и зол на весь мир и на себя в особенности. Топать ему предстояло никак не меньше 4-5 километров и отнюдь не по ровной дороге.
Искусанный комарами, исцарапанный ветками, в рваных мокасинах Семен обходил подножие сопки и слабо надеялся, что с пути он не сбился и вот-вот окажется в прибрежной зоне, где идти будет легче. Обращать внимание на происходящее вокруг он давно перестал. Один раз, правда, он чуть не наступил на ежа и некоторое время размышлял, не съесть ли его. Пока он этим занимался, еж развернулся и убежал в кусты - лезть туда за ним никакого желания у Семена не было. Пришлось ругнуться покрепче и шлепать дальше.
Он уже начал подозревать, что идет не к берегу, а параллельно ему, когда его остановил немой вопрос "в лоб":
- "Как охота?"
Пожалуй, враждебности в этой "мыслефразе" не было, скорее, явный оттенок иронии. Семен встал как вкопанный и хотел было вскинуть арбалет, но вспомнил, что тот не заряжен, и не стал этого делать. Метрах в пяти перед ним сквозь ветки слабо мерцали два пятнышка - кошачьи глаза. Тело зверя на фоне зарослей "не читалось" совершенно, хотя шкура у него была совсем не зеленого цвета. Нужно было что-то отвечать, и Семен попытался взять себя в руки:
- "Я не охочусь на твоей земле (в смысле - не хочу отнимать добычу у слабого). У меня другие дела".
Кажется, шутка (если ее можно так назвать) была принята и понята:
- У-мырл, - сказал кот. - "Пойдем поедим (в смысле - поохотимся). Я угощаю (в смысле - мне не жалко, но и намек, что, мол, объесть меня ты все равно не сможешь)".
Семен, озабоченный дозировкой иронии в своем ответе, не сразу сообразил, что последует за его согласием, а когда сообразил, то мысленно схватился за голову: "Что я творю?!" Но отыгрывать назад было поздно - бесшумно и плавно кот двинулся вперед, а Семен поплелся за ним - прочь от лагеря.
Через пару сотен метров зверь притормозил, чуть повернул голову и, глядя на Семена одним глазом, поинтересовался:
- "Почему шумишь?"
- "Хм, - чуть не растерялся Семен, но вовремя нашелся: - Мне незачем прятаться (в отличие от тебя!) - мой зуб далеко кусает".
- У-мырл, - ответил кот и двинулся дальше.
Под лапами у него почему-то ничего не хрустело, не ломалось и даже не шелестело. Сквозь заросли он не проламывался, а как бы струился, почти не касаясь боками веток. Семен, которого уже подташнивало от усталости и голода, поспевал за ним с трудом, но в общем-то без надрыва. Ему хотелось верить, что зверь ходит так всегда, а не притормаживает ради него. Причем оказалось, что идти за ним "след в след" значительно легче, чем просто так - кот умудрялся находить просветы между стволами и ветками, то и дело ныряя то вправо, то влево, но сохраняя общее направление. Впрочем, Семену вскоре стало не до наблюдений и комментариев - лишь бы не потерять из виду толстый короткий хвост ведущего. В итоге окончательно запарившийся в своей меховой рубахе, потерявший представление о пространстве и времени Семен чуть не налетел на него. Кот стоял в пол-оборота и смотрел на человека с нескрываемой иронией:
- "Пришли. Охоться".
- Счас начну, - прошептал Семен и двинулся вперед, стараясь (впрочем, безуспешно) шуметь поменьше.
Через пару десятков метров заросли кончились, и Семен обнаружил, что находится на склоне, в полусотне метров над плоским дном долины какого-то притока. И долина эта, в добрый километр-полтора шириной, представляет собой покрытую травой плоскотину, разгороженную небольшими перелесками. На этой плоскотине не так уж и далеко пасется стадо (голов двадцать) каких-то животных. Было еще довольно светло, и Семен смог разглядеть, что рога у самцов прямые, слабо изогнутые и направлены вперед. С такими он еще не сталкивался - это не бизоны, не зубры и не овцебыки. "Наверное, это те самые туры, которые у нас в лесостепной зоне дожили до Средних веков - известна даже точная дата, когда был убит последний. Или, может быть, это так называемые дикие быки, от которых пошел крупный домашний скот? В свое время я с этим так и не разобрался - в книжках, похоже, по-разному называют одного и того же зверя. Впрочем, проблема совсем не в этом…
Стадо не стоит на месте, а медленно движется слева направо относительно наблюдателя. В общем-то, скоро они подойдут, наверное, поближе, но пока этого дождешься, может стемнеть. Расстояние до крайних наискосок вниз по склону определить трудно, но оно явно меньше, чем убойная дальность арбалета, хотя и на пределе прицельной. Что делать?"
Семен достал из прорези в рубахе на животе крюк (обвязку он по-старинке надел на голое тело) и стал натягивать тетиву. Размокшие, скользкие от пота ремни резали бока, норовили соскользнуть с плеч, и осуществить это мероприятие удалось лишь с третьего раза. Семен утер пот со лба и, пригибаясь, как солдат под обстрелом, двинулся вперед и вниз. Впрочем, далеко он не ушел - метров через 30-40 животные исчезли из виду, и пришлось немного вернуться.
Ситуация была почти безнадежной: у него с собой четыре болта, из которых хорошо пристреляны только три. Сколько на это ушло сил - лучше не вспоминать. Стрелять с такого расстояния почти то же самое, что просто их выбрасывать. Промах - это стопроцентная потеря, можно и не искать. Если унесет подранок - это тоже потеря, потому что до темноты его не догнать. Конечно же, нужно подобраться поближе, но Семен давно не питал иллюзий по поводу своей способности к кому-то подкрадываться.
"И кто виноват? Опять я? Не надо было "кидать понты" в разговоре с котом! А как же тогда с ним разговаривать?! Придется стрелять - ничего не поделаешь. Устал к тому же как собака… Впрочем, может, это и к лучшему: есть такой армейский прием - плохо отстрелявшее подразделение заставляют пробежаться километра 3-4 и - снова на огневую позицию. Говорят, очень способствует повышению меткости - ох-хо-хо-о…"
Семен вытянул из карманов и положил на траву перед собой все четыре болта и чуть не прослезился: "Прощайте, ребята, так уж получилось, я не хотел… Ч-черт, еще ведь надо придумать, что "сказать" этому махайроду, если ни разу не попаду…"
Придумать он ничего не смог и стал располагаться для стрельбы "с колена" - как в тире, по всем правилам.
В качестве мишени он выбрал того, кто был ближе всех и располагался к нему боком. Кажется, это самец, но не самый крупный. Впрочем, выбирать-то особо было и не из чего…
Как всякий порядочный охотник, пристрелянным снарядам Семен присваивал имена собственные. Самый послушный и меткий болт он по традиции называл "Петей", средний - "Васей", третий по качеству баллистики звался "Федей". В лагере оставалось еще два "именных" болта, но с собой Семен взял один непристрелянный безымянный, на случай, если придется бить в упор с последующим разрушением снаряда.
"Прощай, друг!" - мысленно произнес Семен и вложил в желоб "Федю".
Для корректировки огня современного стрелкового оружия используют трассирующие пули - надо же иметь представление, в какую сторону и на сколько мажешь. Куда уходит стрела или болт на таком расстоянии, разглядеть, конечно, невозможно. Остается полагаться лишь на собственное чутье и интуицию, каковые сами собой не возникают, а вырабатываются и поддерживаются постоянными тренировками. По мишени же Семен не стрелял уже много дней. Оставалось надеяться, что глаз и руки еще не все забыли.
На первый выстрел бык отреагировал поднятием головы и недоуменным (надо полагать) поглядыванием по сторонам. Ничего особенного он, вероятно, не увидел и вновь принялся щипать траву. Семен же со стоном вернул тетиву на зацеп и положил в желоб "Васю".
На второй выстрел бык не отреагировал вообще.
Семен вновь натянул тетиву, простился с любимым "Петей" (сколько трудов, блин!), но стрелять сразу не стал, а довольно долго сидел, пытаясь успокоиться, расслабиться, мысленно смоделировать момент пуска и траекторию полета снаряда. В конце концов он поймал себя на том, что обращается к оперенной палке с кремневым наконечником, как к живой, и уговаривает ее исполнить все в точности. "Совсем крыша едет", - вздохнул он и стал целиться. Потом выдохнул, подождал еще немного и спихнул тетиву с зацепа.
Бык вдали, кажется, вздрогнул, задрал голову и… завалился сначала крупом, а потом и всей тушей на землю.
Семен смотрел, моргал и не верил своим глазам.
Шагов рядом он не услышал, зато получил четкое "послание":
- "Хороший укус. Хороший".
Кот стоял в трех метрах сзади и облизывал клыки.
- "Ничего особенного, - равнодушно пожал плечами Семен. - Я всегда так… кусаю".
- "Теперь моя очередь. Побудь здесь (в смысле - потерпи немного)".
- "Охоться", - милостиво разрешил Семен.
Стадо не разбежалось, но подалось в стороны от умирающего сородича. Семен сидел на месте, смотрел и пытался понять, стоило ли все это двух потерянных болтов. И каким образом возмещать утрату: остановиться где-то на несколько дней, оборудовать "тир" и заняться пристрелкой оставшихся? Да и с "Петей", если он угодил в кость, придется изрядно повозиться. Впрочем, он понимал, что все это имеет смысл лишь в одном случае - если местные кошечки изволят оставить его в живых.
Прошло, наверное, около получаса, и стало уже заметно смеркаться, когда Семен услышал низкое тихое рычание. Точнее, сначала его услышали пасущиеся внизу животные - они начали метаться, постепенно сбиваясь в плотную толпу. Потом Семен с немалым усилием разглядел смутные, как тени, силуэты саблезубов - они редкой цепью неторопливо приближались к стаду с левой стороны. Собственно говоря, это была даже не цепь - кошек было всего пять, и расстояние между ними составляло не один десяток метров. Они не спеша трусили и тихо рычали. Стадо, наконец, сориентировалось и устремилось от них прочь.
Впрочем, далеко оно не убежало, даже не успело хорошенько разогнаться… Раздался рев - тот самый, от которого содрогается все внутри. Животные замерли на несколько мгновений. И вот тогда последовала атака - атака махайрода.
Это, несомненно, был самец - тот самый кот. Он появился откуда-то снизу, из зарослей. Два относительно коротких прыжка и третий - высокий и длинный. Удар - и…
И охота закончена.
Стадо с топотом умчалось. Один из самых крупных быков лежал на боку и даже, кажется, не шевелился. Кот стоял метрах в двух, опустив голову к земле. Остальные члены прайда все так же неторопливо приближались к добыче.
"Лихо он его, - размышлял Семен, бредя вниз с тяжелым арбалетом на плече. - Это, кажется, научная загадка - на фига саблезубам такие зубы. Что ими делать? Вспарывать, как консервными ножами, толстую шкуру мамонтов и носорогов? Выдирать огромные куски мякоти? Как-то не очень они для этого годятся. Есть даже версия, что они для показухи, как гигантские рога у большерогого оленя или хвост у павлина. А все потому, что уж больно эти клыки большие - драться ими неудобно, загрызать добычу - тоже: того и гляди сломаешь. А в ископаемом состоянии сломанные при жизни клыки почти не встречаются, значит, ломали они их редко. С другой стороны, пасть у саблезубов открывается значительно шире, чем у обычных кошачьих - зачем? По телевизору как-то показывали охоту африканских львов. Один, значит, прыгает на антилопу, вцепляется и пытается завалить. Тут и другие набегают, дружно добивают и начинают есть. Изгнанные из прайда львы обычно быстро погибают, потому что успешно охотиться в одиночку они не могут. Эти саблезубики устроили нечто вроде загона, а потом главный махайрод прикончил быка: р-раз - и все! А бычок-то, похоже, раза в два-три тяжелее его самого. Понятно, что он его сначала перепугал до оторопи своим рыком, но как можно сразу обездвижить такое крупное животное?! Он ведь не горло ему перекусил, он прыгал на спину, в район холки!"
Приближаться к ужинающим кошкам Семену не хотелось, но научное любопытство взяло верх. Кроме того, надо было поздравить "котика" с успехом, дабы не показаться невежливым - кто знает, что за нравы у этих кошек, еще обидятся, хамом сочтут. Он постарался с максимальной точностью воспроизвести "слова" и "интонацию" самца в собственный адрес:
- "Хороший укус. Хороший".
- У-урм, - ответил кот и, закинув вверх голову, заглотил здоровенный шмат мяса вместе со шкурой.
"Кормящей" кошки среди ужинающих Семен не увидел и решил, что она, вероятно, подойдет позже. Зато он, кажется, смог понять, как был убит бык. Судя по виду двойной раны на спине, его действительно укусили - клыками в позвоночник, но не с целью его сломать (такое никаким зубам не по силам), а с целью повредить проходящие вдоль него сухожилия и нервы. Их обрывки торчали из ран, вывернутые наружу зазубренной задней стороной клыков при возвратном движении.
"Крутая техника, - признал Семен. - Крутая, но, наверное, очень уязвимая. Судя по телосложению, эти махайроды совершать стремительные рывки на десятки и сотни метров не могут - только прыгать из засады. Соответственно, вокруг должно быть много травоядных, и причем крупных. Тяжко им придется… Впрочем, судя по родному миру, они обречены на вымирание".
Вид развороченной плоти, запах свежей крови и внутренностей давно уже не вызывали у Семена отрицательных эмоций - скорее наоборот. "В первую очередь печенка и мозг, - предвкушал он, торопясь к собственной добыче. - Все остальное потом. Но что, собственно говоря, я буду делать с такой грудой мяса?"
Его бычок почти истек кровью, но был еще жив. Пускать в дело последний болт Семен не решился и стал резать горло. Маленьким лезвием это оказалось нелегко…
Заночевать пришлось на месте - прямо возле остывающей туши. С голодухи Семен так объелся, что его чуть не стошнило. Он даже перепугался: неужели после кормления "рысенка" у него сформировался рефлекс отрыгивания пищи?! Все, однако, обошлось, и он благополучно уснул, привалившись к еще теплому боку своей жертвы. А в паре сотен метров саблезубы, урча и взрыкивая, делили свою добычу. Впрочем, они, кажется, при этом не ссорились.
Проснулся Семен на рассвете. Спать хотелось жутко, но его трясли. Точнее, не трясли, а теребили, и не его самого, а тушу несчастного быка, к которой он привалился. Делали это не сильно, а скорее украдкой. Некоторое время Семен лежал и размышлял о том, что бы это значило и как ему следует реагировать. В конце концов он решил возмутиться, но не сильно, а так… Ну, чтобы не оказаться обреченным на конфликт, если получит отпор.
- Ты это что?! - зарычал он, поднимаясь с посохом в руках из-за туши. - Это моя добыча!
Словно уже получив в лоб, огромный саблезуб отпрянул назад и чуть присел на задних лапах. Сначала Семену показалось, что это его знакомый кот, но он быстро понял, что обознался. Животное было примерно такого же размера, но… Но какое-то "подержанное". Огромные клыки коричневатого цвета, серая шерсть не гладкая, а какая-то встопорщенная, торчащая кое-где клочьями, да и сама шкура свисает, словно она велика хозяину. Веки воспаленные, под глазами дорожки не то засохших слез, не то гноя, с морды обильно свисают нити слюны. А взгляд… Семен никогда не смотрел в глаза дворовым собакам, выпрашивающим подачку, - не любил он этого. А они смотрели, наверное, примерно так же. Впрочем, это длилось лишь мгновение - саблезуб тут же оправился, утвердился на лапах (кажется, левая задняя у него плохо сгибалась), приоткрыл пасть, демонстрируя желтоватые зубы, и зарычал. Впрочем, не пугающе-грозно, а скорее возмущенно:
- "А ты что?! Чем недоволен?! Со мной делиться надо!!"
- Это почему же я должен с тобой делиться?! - мысленно и вслух спросил Семен. - А?
Огромный зверь как бы смутился, оторопел на секунду, но быстро нашелся:
- "А потому, что все делятся!"
"Да-а, - почесал затылок Семен. - Аргумент, конечно, веский. Неотразимый, можно сказать, аргумент! Ну, ешь! Только мне оставь".
- "Тебе хватит", - буркнул старый махайрод, шагнул вперед и вцепился в изрядно развороченный уже задний окорок.