Что он и сделал, не забыв, конечно, прихватить посох. Примерно с час он болтался по окрестностям, маясь от безделья и пытаясь строить гипотезы, объясняющие странное отношение хьюггов к собственному ребенку. В голову лезла всякая чушь из когда-то прочитанного: то какие-то ужастики из Фрезера, то, наоборот, многократно описанное нежное отношение к детям у первобытных народов. Но, в конце концов, мало ли что напишут эти "белые" люди! Инстинкт есть инстинкт. И главный аргумент - лучащееся счастьем лицо молодой мамаши! Вот только куда она делась, черт побери?!
Он, конечно, не выдержал и вернулся. Ему показалось, что среди людей у кострища он разглядел фигуру той самой женщины, которой так удачно сбагрил ребенка. Да и есть захотелось совсем уж сильно.
Конвойным как раз выдавали мясо, и Семен подошел за своей долей. В его загоне никого из взрослых не было. На плешивой оленьей шкуре лежал ребенок и шевелил ножками. Семен длинно выругался и пошел к нему.
Кажется, в стародавние времена это была довольно популярная тема для всяких комедий: молодой папаша остается наедине с ребенком… Не смешно. Совершенно.
Семен качал, пел песенки, рассказывал сказки, давал сосать собственный грязный палец, пытался кормить мясной жвачкой. Когда все ресурсы исчерпывались, он шел отлавливать "кормилицу" и тащил ее к ребенку. Большого труда это не составляло, но, сделав свое дело, тетка кидалась прочь, и удержать ее без грубого насилия было невозможно. Этот день, казалось, не кончится никогда, а о том, что будет ночью, даже и думать не хотелось.
Однако события начали развиваться по иному сценарию. Незадолго до сумерек на площадке вспыхнул костер. Возле него собралось все взрослое население, а малышня была загнана в жилище. Чуть позже от костра стали доноситься какие-то завывания и стенания, даже отдаленно не напоминающие пение. Семену было не до этого, хотя действо у костра становилось все более шумным и эмоциональным. Семен был раздражен и зол на весь мир и в особенности на себя самого. Что там за всеобщее сборище, он не понимал и понимать не хотел. Однако настал момент, когда совершенно точно без кормилицы было не обойтись, и ему пришлось идти к костру.
Вылазка оказалась неудачной. Как раз в этот момент женщина была занята. Точнее, ею были заняты…
В общем, ею занимались. Трое сразу. С использованием всех имеющихся отверстий. Под завывания зрителей. Потом без перерыва за дело (тело?) взялась следующая тройка… Семен ушел.
Но деваться было некуда, и через некоторое время он вернулся. И не сразу понял, почему сменилась цветовая гамма: все вокруг красное. Потом разглядел: вскрыв на руках вены (вероятно, не сильно), мужчины поливали друг друга и женщин кровью, размазывали ее по телам. Семен ухватил за волосы перемазанную кровью кормилицу и потащил ее к ребенку. Окружающие ему не препятствовали, а женщина в этот раз почему-то не выражала протеста. Семен сунул ей ребенка, дождался, когда девочка перестала плакать, и ушел прочь, дав себе клятву до утра сюда не возвращаться. На этот раз он свою клятву выполнил.
Место для ночлега он нашел довольно удачное: покрытое травой и почти защищенное от ветра. Спалось, однако, плохо. В голову лезли забытые уже мысли о своей ненужности здесь, о бессмысленности пребывания в этом мире. Вспоминалась иная реальность, но и из нее выпячивались не радости и успехи, а промахи, ошибки, досадные недоразумения и бестолково упущенные возможности: не сказал, не сделал, не добился, не родил… Вдруг вылез и начал крепнуть комплекс вины перед погибшими Юркой и американцем. Если бы он тогда проявил твердость, если бы не поддался на уговоры… И что с ним такое тогда случилось?! Гадство… Не успел Семен отбиться от этой темы, как на поверхность вылезла другая - ничуть не лучше. История с Ленкиным абортом… "Если бы я тогда… То она бы ни за что… Как она там? А сейчас?! Вот я все бросил и… Нет, к черту!! К черту!!! Спать, спать… Этих людей ученые будущего и за людей-то признали не сразу… и не все признали… А, ч-черт, какая разница - я-то знаю!"
Он то засыпал под отдаленные крики хьюггов, то просыпался и долго балансировал на границе сна и яви. Вот он стоит на сцене перед залом, в котором сидят седовласые столпы российской геологии. Он защищает диссертацию или просто делает доклад о своих выдающихся научных достижениях. Текст, конечно, выучен наизусть, поэтому можно не задумываться о том, что сказать дальше, а играть интонациями, стараясь увлечь и заинтересовать слушателей. У него это всегда хорошо получалось, но сейчас они почему-то переглядываются, недоуменно пожимают плечами… Что такое?! Хм, председательствующий просит его взять микрофон. "Зачем?! Я же никогда в жизни не пользовался микрофоном! Принципиально! У меня хорошие голосовые связки, я не стесняюсь и не мямлю! Почему меня не слышно?! Я могу и громче - пожалуйста!" Нет, переглядываются, кто-то в задних рядах поднялся и уходит из зала, еще один… "Что такое?! Я же могу громче! Могу…"
Он проснулся от собственного крика и долго смотрел на незнакомые конфигурации из звезд в черном небе: "Где-то тут должно быть созвездие, которое называется "Хвост Оленя". Надо попросить, чтобы показали… И перевернуться на другой бок… И ремешки посильнее ослабить в мокасинах, а то ноги сопреют…"
…комом, а вторая - соколом! - сказал Юрка и с ювелирной точностью наполнил его рюмку. Двумя пальцами, манерно оттопырив мизинец, он поднял свою: - Будем!
- Не пей, Юрка! - попросил Семен. - Не пей, тебе же нельзя!
- Можно! - заявил приятель и лихо отправил в рот содержимое стаканчика. Проглотил, крякнул и добавил: - И можно, и нужно! Вот Стив не пил, так видишь, что от него осталось?
И Семен действительно увидел, что между ними прямо на столе возле тарелки с окурками стоит нога в черном кожаном ботинке. Точнее стопа и часть голени, из которой торчат окончания гладко срезанных костей, сосудов и еще чего-то…
Он просыпался, вставал, ходил кругами, чтобы согреться, вновь укладывался и оказывался посреди зарослей на берегу, где голый, волосатый, покрытый свежими шрамами туземец доказывал ему (как дважды два!), что оба они покойники, только разлагаться еще не начали. Семен спорил: раз не начали, значит, живые, предлагал поставить эксперимент…
Наверное, в конце концов он заснул по-настоящему, потому что когда он сумел отцепиться от огромной щуки и начал разглядывать скелет собственной руки, то оказалось, что рука вполне цела, а вокруг светло.
"Слава Богу, ночь прошла, - вздохнул Семен, усаживаясь и массируя лицо. - Однако нервишки становятся ни к черту. Кому там покойники по ночам снились? Ивану Грозному, что ли? Вроде как невинно убиенных за мной пока нет. Или есть? Впрочем, вину может установить только суд… Да и не одни лишь мертвецы мне снятся… А увидеть во сне собственный скелет - это к чему? Нет, надо встряхнуться! Ну, друг мой посох, выручай: ты здесь один моя надежда и опора!"
И тяжелая гладкая палка не подвела - ночные кошмары выдавились через кожу вместе с потом. Почти.
"Ну, вот и все, Сема, - думал он, делая заключительные дыхательные упражнения. - Ты опять человек и можешь жить дальше. Правда, судя по обстановке на небе, день будет пасмурным и мрачным. Но дождь, наверное, так и не соберется - здесь почему-то дожди бывают редко. Что за климат такой?!"
Час, безусловно, был очень ранний, но возле едва дымящей кучи золы общественного костра Семен разглядел некое движение, а когда подошел ближе, то понял, что это женщины, сбившиеся в тесную кучку. Они что-то делают на земле. Он двигался прямо на них, и в конце концов им пришлось встать и отойти в сторону. Здесь они были все, включая сбежавшую вчера мамашу. "Нашлась-таки, - усмехнулся Семен. - Вот я тебе! Устроила мне, понимаешь…"
Мысль свою он не додумал, так как понял, ЧТО лежит на расстеленной мехом вниз выделанной шкуре какого-то зверька.
Скелет.
Маленький - в две ладони.
Часть косточек соединены хрящами, другие просто уложены на свои места.
- …мало детей… мало девочек…
Семен почти не слушал, что отвечает ему Тирах. Да и вопрос он задал зря. Просто хотел убедиться, что не ошибся. "Ну да, все правильно - легче тебе от этого? Только самому себе-то не ври, что не знал, не догадывался! Эти изуверские обычаи и обряды переживут хьюггов на многие тысячи лет. И словечки существуют мудреные, успокаивающие такие: эндоканнибализм, экзоканнибализм… А первенцы… Первые плоды, первая пойманная рыба, первый убитый зверь, первый ребенок… Их во все века отдавали, приносили в жертву, посвящали кому-то или чему-то. Позже - символически, раньше - и очень долго - по-настоящему. Ты не знал этого?! Чтобы, значит, первый не оказался последним, чтобы приумножился, чтобы множественно возродился… Гады, сволочи… У них демографический перекос - мало рождается женщин. Съели девочку, чтобы самим рожать таких же… Дуры… Впрочем, не они же это придумали… Начинаешь понимать христиан, которые огнем и мечом… Бред. Что христиане творили в истории - лучше не вспоминать! Достаточно счесть кого-то лишенным богоприсутствия, и в его отношении можно все, что угодно. Да хоть бы и не счесть! Есть же подробное описание, что именно и как говорил ребенок ("Мама, я тебя еще вижу!"), когда его замуровывали в стену замка, чтобы сделать его неприступным. Между прочим, Европа, XV век, Тюрингия, могу даже вспомнить, как замок назывался. И наши, наверное, были не лучше: нашли же скелет в кладке одного из столпов звонницы Колокольной башни Изборской крепости. Тоже XV век, кстати… Чертова память…"
Еще много чего вспоминал Семен. Только это не помогало - ему было тошно. А тяжелая палка в руках звала и манила, обещала простые ответы - на все вопросы сразу.
Глава 5. Ариаг-ма
Семен сидел на корточках в окружении полудюжины охранников и обозревал очередную долину: "Все, в общем-то, как и везде: водоразделы бронируются мощным пластом плотного известняка. Ниже десяток метров переслаивания более рыхлых пород, но тоже, вероятно, известковых. Они, насколько можно рассмотреть отсюда, изрыты какими-то дырами и норами. Люди, конечно, тут ни при чем - это карст. Верхний пласт известняка плохо поддается разрушению, но в нем полно трещин, по которым атмосферные осадки просачиваются вглубь. Вода достигает рыхлых слоев и потихоньку их растворяет. В результате образуются так называемые карстовые полости. Их тут везде полно - выбирай любую и живи, только там сыро, холодно, и забираться не всегда удобно. Вот здесь, похоже, народ предпочитает обитать в рукодельных жилищах - видны десятка полтора полукруглых крыш. Наверное, это такие землянки - углубления в грунте, перекрытые сводом из больших костей или палок. Судя по тем развалинам, которые мы миновали днем, они переплетают в своде толстые ветки ольхи, накрывают шкурами и придавливают их сверху костями и камнями. А жилая пещера, кажется, тут все-таки есть - вон там, под обрывчиком. Даже просматривается что-то вроде тропы к ней на склоне и площадки возле входа. Скорее всего, никто там ничего в камне не вырубал и не вытесывал, а просто посбрасывали вниз обломки, расчистив место. Только это все равно какое-то извращение - жить на высоте полусотни метров над долиной. Если за день десять раз зайти и выйти из дома, то наберется добрых полкилометра подъема и спуска. Мелочь, конечно, но все-таки. Или, может быть, у них тут этакое пещерное капище, святилище или еще что-нибудь в этом роде? И странно: читал же где-то, что древние любители жить в халявных "домах" предпочитали пещеры южной экспозиции - чтобы, значит, потеплее и посуше было. Да и в тех строили шалаши и выгородки. А эта дыра, кажется, расположена так, что солнце туда если и заглядывает, то от силы на пару часов в сутки".
Тирах с остатками конвоя вернулся лишь в сумерках. Двое воинов тащили на палке выпотрошенную и обезглавленную, но неободранную тушу небольшого оленя. "Та-ак, - сообразил Семен, - похоже, сегодня мы дальше не двинемся. Ночевать будем, так сказать, на околице. Чегой-то они?"
- В чем дело, Тирах? Мы не войдем в поселок?
- Ариаг-ма, - мрачно вздохнул предводитель конвоя.
Вероятно, такое объяснение он счел вполне исчерпывающим и занялся устройством ночлега - приказал разводить костер и разделывать тушу. "Э, нет, - усмехнулся про себя Семен. - Так легко ты от меня не отделаешься!"
- Этот ваш Мгатилуш здесь, что ли, обитает?
Тирах почему-то не удивился, что гостю (или пленнику?) известно имя, которое ему никто не сообщал.
- Он был здесь утром и вернулся вечером.
- И далеко он ходил?
Вот теперь Тирах посмотрел на него с изумлением.
"Черт побери, когда же кончатся эти непонятки?!" - мысленно возмутился Семен и попытался "попасть пальцем в небо":
- Хотел спросить: был ли он в этот раз дальше, чем в прошлый?
- Я только тирах, - почти с испугом пробормотал хьюгг, и Семен вспомнил о своем давнем подозрении, что "тирах" это не имя, а что-то другое. - Как я могу знать?! Мы ждали, и он вернулся. Сказал: ариаг-ма бхалласа.
Что из себя представляет новая фигня, Семен не мог, естественно, даже представить. Не то чтобы ему было уж очень интересно, но надо же как-то себя развлекать в этой веселой компании!
- Хм, далась ему эта ариаг-ма! Никуда она не делась - все с ней в порядке.
- Правда? - обрадовался Тирах. - Ты уверен?
- Конечно! Никаких сомнений! Полная гарантия!
- Гар… Ггрант? Но…
Звуки тут были наполовину бессильны, но Семен, кое-как поддерживая "ментальный" контакт, уловил, что начальника конвоя благополучное состояние этой самой ариаг-мы вполне бы устроило, но он сильно сомневается. Точнее, простого утверждения Семена явно недостаточно. Вроде как что-то позволяет в этом сомневаться.
- Ты не веришь мне?! Почему?
- Носорог.
- Что "носорог"?
- Убежал.
- Сам знаю, что убежал. Но вы же, кажется, выяснили, кто его заколдовал.
- Мы ошиблись. Ньюмба выпил яд и умер.
- Слушай, Тирах… Ты меня, конечно, извини, но я сейчас разозлюсь. И тогда никому мало не покажется: устрою вам такого бхалласа с ариаг-мой, что вы все…
- Не надо!!!
- Тогда отвечай на мои вопросы, объясняй моей человеческой сущности то, что ей непонятно. А то хуже будет!
- Не надо… Я говорю…
- Вот и говори: с какого перепугу этот ваш Ньюмба стал пить яд?
- Его обвинили в том, что он через копье заколдовал носорога.
- Зачем ему это понадобилось?
- Чтобы лишить Миг-наку мужской силы.
- Чем ему помешала сила Миг-нака?
- Я только тирах.
- Не знаешь, значит… Э! Э, ребята! - спохватился Семен, поняв смысл манипуляций воинов у костра. - Мясо я себе сам буду жарить! После вас! Оставьте мне кусок на кости, а остальное забирайте!
Глотать почти сырое мясо ему уже до чертиков надоело, и он надеялся, что на ранней ночевке сможет спокойно заняться жаркой: когда с куска постепенно срезается обжаренный слой, а остальное поджаривается дальше. Он бы занялся этим немедленно, но уже знал, что сидеть рядом с ним у костра хьюгги не будут - отойдут в сторону и будут ждать, когда он уйдет. А это, ясное дело, изрядно действует на нервы и ломает весь кайф.
- Ну, ладно. Так зачем же Ньюмба пил яд?
- Чтобы доказать свою невиновность.
- Доказал?
- Да.
- Но он же помер?!
- Да.
- А-а, - сообразил наконец Семен, - это у вас тест такой, что ли? Если помрет, значит, невиновен, а если выживет, значит, виновен, и его нужно убить, да?
- Конечно.
"Ну, и что? - мысленно прокомментировал Семен. - Ничего оригинального. У нас в Средние (и не очень) века так ведьм проверяли: если не утонет, то виновна, и надо сжечь. А еще раскаленный металл лизать заставляли".
- Итак, носорога заколдовал не Ньюмба. А кто же тогда?
- Никто.
- Но он же убежал! Не мог же он сделать это сам по себе, правда?
- Да.
- Тогда почему?
- Ариаг-ма бхалласа.
- Да бхаллас-то тут при чем?!
- Ни при чем. Ариаг-ма.
- Знаешь что? - не выдержал Семен. - А пошел-ка ты…
- Нет, мы пойдем не туда.
В общем, так ничего путного Семен и не выяснил. Зато утром его повели от селения прочь. И вели почти целый день: сначала двигались по течению мелкой реки, потом свернули в долину небольшого левого притока, прошли его весь и перебрались через низкий перевал в верховье еще какого-то ручья, дошли до его устья и стали подниматься на водораздел. Потом они долго брели по плато, обходя провалы и карстовые воронки, опять спускались в ручей…
Идти было не то чтобы трудно - скорее скучно. Небо затянуто высокой облачностью, ландшафт уже привычен и кажется однообразным. На склонах кормятся стаи серых куропаток, на которых хьюгги внимания не обращают. Будь на их месте лоурины, они не упустили бы возможности полакомиться этими птичками: мелкие, конечно, зато мясо нежное. Стрелять в них из лука никому не придет в голову. Семен видел, как это делается. Бегут себе по степи два-три охотника по своим делам. Вдруг видят стаю куропаток. Не сговариваясь и не сбавляя скорости, они достают свои боло - четыре-пять костяных грузиков, связанных кожаными ремешками, - и расходятся, стараясь приблизиться к стае с разных сторон. Когда расстояние становится критическим, птицы дружно взлетают, и в этот момент в них летят боло. Несколько штук обязательно остаются бить крыльями на земле. Их подбирают, боло сворачивают и бегут дальше. Прямо на ходу тушки обдираются "чулком" и поедаются - это почти как лузгать семечки. Все очень легко и просто - только надо раскрутить и запустить эту штуку так, чтобы она не запуталась и образовала достаточно широкий "круг поражения". Увы-увы, Семен даже не пытался освоить эту технику: метать боло учатся совсем маленькие дети - это у них вместо игрушек.
Пустота и безлюдье просторов этого мира давно уже не обманывали Семена: район этот, наверное, можно считать густонаселенным (по здешним меркам, конечно) и давно освоенным. Просто в родной реальности люди обозначают свое присутствие пустыми бутылками, банками и прочим мусором, который здесь еще не изобрели. Почти все время они двигались по тому, что условно можно было бы назвать "тропой", и тропа эта была весьма странной. Точнее, она была странной для людей и больше напоминала звериную. В молодости Семен не раз попадался на такую удочку во время работы в ненаселенных районах.