Племя Тигра - Сергей Щепетов 14 стр.


Возьмем, скажем, медведя. Он живет на ограниченной территории, которую считает своей. И владения свои он периодически обходит дозором, причем делает это по одному и тому же маршруту. Во мху и траве возникает тропа, протоптанная иногда довольно глубоко - до дерна или камней. Продираясь сквозь заросли, трудно устоять перед искушением пройти по такой тропинке несколько сотен метров. Больше все равно не получится - такая тропа никуда не ведет (с человеческой точки зрения, конечно). Она может вдруг исчезнуть, завести в совсем уж непролазные дебри или превратиться… в вереницу лунок. Такие тропы-лунки, глубиной иногда сантиметров десять - пятнадцать, особенно часто встречаются по берегам нерестовых рек. Какая нужда (или что?!) заставляет зверя тысячи раз ставить лапы в одно и то же место? У него не спросишь… Ну, а людям-то зачем ходить след в след? Чтобы оставить меньше следов и запутать врага на тропе войны? Чтобы не наступить на мину? Глупость полнейшая, но тем не менее большинство троп, проложенных хьюггами, представляло собой именно цепочки лунок, в которые ступает каждый идущий. Поначалу Семена это жутко раздражало - у него-то шаг был чуть длиннее, чем у большинства хьюггов.

Человек, когда стремится попасть из пункта "А" в пункт "Б", прокладывает маршрут так, чтобы он был наиболее коротким и по возможности удобным. Даже в городе никакие надписи и оградки не помешают пешеходам проложить тропу по газону, если таким образом можно срезать приличный угол. Понятно, конечно, что даже в низкогорье кратчайшее расстояние между двумя точками - это вовсе не прямая линия. Однако, оглядывая сверху пройденный путь, становилось ясно, что он длиннее необходимого как минимум раза в полтора. Зачем? Почему? Для чего, например, совершенно безобидный и легкопроходимый участок долины надо обходить по каменистым склонам, набирая лишнюю высоту, а потом спускаться вниз и продолжать двигаться тем же порядком? Мало того, в одной из долин метров двести вся компания ползла сквозь высокую траву буквально на брюхе, словно участок находился под обстрелом снайпера. В другом месте Семена заставили вместе со всеми бежать стометровку.

В конце концов конвой вновь оказался на плато и долго двигался по полого понижающейся поверхности куда-то на запад или северо-запад. Горизонт был затянут мутной дымкой, и Семен так и не смог разглядеть, что там впереди - широкая долина, пересекающая горную страну, или они находятся в предгорьях, и дальше начинается степь. Когда ему надоело разглядывать волосатые, продубленные солнцем и ветром спины своих спутников, он стал глазеть по сторонам, считать и пытаться идентифицировать силуэты животных, пасущихся вдали. В основном, кажется, это была мелочь - северные олени, лошади и, наверное, сайгаки. Впрочем, такое занятие оказалось довольно опасным, так как он начал спотыкаться и пару раз чуть не упал. Реакция хьюггов была своеобразной: как только он запнулся в третий раз, те, кто двигался за ним, сошли с тропы и продолжали движение уже по целине. "Вот ведь чудаки!" - хотел посмеяться над ними Семен, но призадумался над философским вопросом: а что, собственно, будет, если он, скажем, подвернет ногу? Скорее всего, они его понесут на руках, но только в каком виде? Целиком или частями? У него, конечно, как у всякого порядочного "бхалласа", имеется две сущности, но "божественная" его спутников интересует значительно больше, чем человеческая. "Пожалуй, лучше не экспериментировать и ноги себе не ломать. А то окажется, что доставить на место можно лишь мою голову, а все остальное не обязательно. Может быть, я до сих пор и присутствую в этом мире целиком лишь потому, что без тела моя голова быстро протухнет?"

Семен попытался заняться чем-нибудь более безопасным, например вести геологические наблюдения. Правда, наблюдать было особенно нечего: под ногами все тот же мощный пласт известняка, только здесь он лежит не горизонтально, а с небольшим уклоном. Двигаются же они вдоль зоны тектонического разлома, по которому, кажется, горные породы были несколько сдвинуты в горизонтальной плоскости. Судя по рельефу, вертикальные перемещения отсутствуют. Кроме того, в полосе шириной от пяти до пятнадцати метров вдоль разлома наблюдаются зоны брекчирования (дробления) пород и локальные выходы минерализованных глин серого или голубоватого цвета. Такие выходы хорошо маркируются на местности отсутствием травянистой растительности - этакие небольшие моховые болотца. Сам же разлом ориентирован по простиранию бронирующего поверхность пласта, и водотоки пересекают его почти под прямым углом. Вода в них, наверное, мутная - глину же размывают. Впрочем, это не обязательно - достаточно "жирная" глина водой может и не размываться. В общем, ничего интересного…

Ближе к вечеру впереди замаячил провал довольно глубокой долины с крутыми склонами. "Ага, еще один разлом, - машинально отметил Семен. - Только поменьше и, наверное, более молодой. Интересно, будем спускаться вниз или обходить через верховья?" Он не угадал: ни обходить, ни лезть вниз никто не собирался. В сотне метров от кромки обрыва, среди развалов известняковых глыб, располагалось место… Стоянки? Ночевки? Привала? Черт его знает: утоптанная площадка примерно 10×10 метров с признаками многократного присутствия людей - осколки камней, которые в округе не встречаются, раздробленные кости, изъеденные грызунами обрывки шкур, чья-то (человеческая?!) сломанная челюсть, обломок палки, выбеленный дождями и солнцем. Понятно, почему тут нет окурков и ржавых консервных банок, но почему отсутствует кострище?!

Как только Семен понял, что дальше они не пойдут - по крайней мере сегодня, - он решил озадачить спутников именно этим вопросом. Однако вдруг сообразил, что то, на чем он стоит, осматривая площадку, вовсе и не камень, а вросшая в грунт и замшелая здоровенная кость. "Это что же такое? - изумился он и принялся ее рассматривать. - А штучка-то знакомая - такими лоурины придавливают низ покрышек своих вигвамов. А рядом еще такая же валяется, и еще! Как тут оказались челюсти мамонтов?! Они вроде по горам не лазают…" Впрочем, вскоре он обнаружил еще с полсотни крупных костей от разных частей мамонтового скелета, которые не просто валялись, а как бы отмечали периметр площадки.

Подготовка к ночлегу заключалась в том, что несколько хьюггов подались куда-то в сторону и через некоторое время вернулись, согнувшись под тяжестью мамонтовых бивней различной степени свежести. Впрочем, бивни были маленькие и принадлежали, наверное, или молодым особям, или, может быть, самкам. Потом весь конвой, за исключением Тираха, некоторое время дружно возился, пытаясь при помощи камней закрепить в вертикальном положении пять тяжелых кривых костяшек. В конце концов у них получилось нечто вроде кособокой пентаграммы, а бивни образовали некое подобие свода. Судя по всему, данная постройка возводилась здесь не раз, поскольку нужные обломки известняка имелись уже в наличии. "Если накрыть шкурами, - подумал Семен, - то получится почти шалаш, но эта конструкция и без покрышки еле держится".

- Твое место, бхаллас, - указал в центр пентаграммы Тирах.

- Спасибо, родной, - поблагодарил Семен. - А если меня ночью этой штукой придавит?

Ответный взгляд и жест начальника конвоя можно было перевести примерно как: "Значит, не судьба…"

Хьюгги расселись кто где и погрузились в свой обычный ступор. "Кажется, дневной план выполнен, и больше шевелиться они не собираются. Из этого следует логический вывод, что кормить сегодня не будут, - вздохнул Семен и занял место в центре символического шалаша из бивней. - А если дождь пойдет?"

- Тирах, а Тирах! Мне что, отсюда и выходить нельзя, да?

- Можно.

- А-а, понял: вы обозначили мое место, а уж буду я в нем находиться или нет - дело второе? Погулять-то по округе можно? Не сбегу ведь!

На буром безбородом лице Тираха ничего не отразилось. Он сидел на собственных пятках и смотрел куда-то в пространство - то ли во внешнее, то ли в свое внутреннее.

"Ну, и пусть сидит, - решил Семен. - А я пойду пройдусь".

Собственно говоря, за целый день ходьбы по горам он изрядно вымотался, но делать было нечего, а укладываться спать рано: он и дома-то редко спал больше шести-семи часов в сутки, а в здешних "полевых" условиях ему хватало, наверное, четырех-пяти. А что делать все остальное время? Погружаться в медитацию или ступор, как хьюгги, он не умеет. Кроме того, он стал уже достаточно "крутым", чтобы, почти не мучаясь, прожить сутки без пищи, но это все-таки неприятно. Может быть, удастся изловить какого-нибудь грызуна на ужин? Или птичку? Да и попить бы не мешало…

Семен сделал круг возле стоянки, но ничего интересного ни вблизи, ни вдали не обнаружил. Потом прошелся вдоль зоны разлома до самого обрыва: кое-где здесь среди травы зеленели мшистые заболоченные участки, но воды на поверхности не было. Сам обрыв оказался всего лишь довольно крутым склоном высотой метров двадцать - тридцать. Картина открывалась вполне типичная: на пересечении с зоной разлома русло ручья изгибается, а долина расширяется. "Сверху - на аэрофотоснимке - это будет выглядеть как "удав, проглотивший слона" из сказки о Маленьком принце, - усмехнулся Семен пришедшему на ум сравнению. - Вода там есть, даже болотце какое-то с лужей посередине, но так не хочется спускаться!"

Он долго решал философский вопрос: "Лезть или не лезть?" В конце концов решил, что нужно все-таки спуститься - кто знает, когда в следующий раз представится возможность попить? Сосредоточившись на решении проблемы в принципе, он, конечно, не удосужился обдумать детали и двинулся к воде напрямую, вместо того чтобы отойти подальше от зоны дробления пород. Оказавшись внизу, он немедленно увяз по колено, с трудом выбрался, а потом добрых полчаса пытался преодолеть оставшиеся до русла полтора десятка метров. Будучи крайне раздосадован этим обстоятельством, он не сразу сообразил, что эта гнусная субстанция под ногами не имеет свободного места от следов животных и их помета. "Блин, - ругался Семен, пытаясь извлечь из глины утерянный мокасин. - Прямо как на скотном дворе! Не хватало еще завязнуть и утонуть в этом навозе! За каким чертом я сюда поперся?!" В общем, к тому времени, когда он добрался до воды, Семен был уже озабочен не столько проблемой утоления жажды, сколько тем, чтобы хоть как-то отмыться. Несмотря на все старания, омовение получилось скорее символическим, чем реальным, поскольку воду пришлось черпать горстью.

Плюясь и ругаясь, Семен подался обратно на склон. Для подъема он выбрал участок, более-менее свободный от крупных камней и поросший реденькой травкой. Однако уже в самом низу он угодил ногой в чью-то нору и чуть не заработал растяжение связок.

"Да что же это такое?!" - хотел возопить он в отчаянии, но не успел - на него сердито чирикнули. А потом еще раз, и еще! Мысленный посыл был совсем простенький, и перевести его оказалось не трудно: "Ты что же это хулиганишь, а?!"

Ругаться сразу расхотелось, и Семен огляделся вокруг. Ну конечно: небольшой холмик в основании склона весь изрыт норами - это колония полярных сусликов - евражек. Они здесь такие же, как в XX веке, разве что чуть покрупнее. Помнится, ребята шутили: "Один евражка заменяет банку тушенки". На что Семен обычно отвечал: "И даже больше, поскольку вы наверняка откажетесь есть мясо, и все оно достанется мне".

И вот хозяин местного поселения стоял столбиком (сантиметров тридцать?) метрах в трех и, вероятно чувствуя себя в безопасности, пронзительно чирикал на непрошеного гостя. При этом он умудрялся сердито махать довольно длинным хвостом - я те покажу, мол, как чужие норы ломать!

"Ну, да, "по науке" евражка так и называется - "длиннохвостый суслик". Сколько эта братва мне продуктов попортила в свое время! Особенно они любят печенье и галеты. А еще обожают забираться под брезент, которым накрыто снаряжение, и гадить там на тюки и ящики".

- Ты чего разорался? - спросил Семен вполне миролюбиво. - Я же не нарочно.

- Чирик! Чив! - ответил евражка.

- Да ладно: не так уж сильно и обвалил! Заново отстроишь - делов-то. А если бы я из-за тебя ногу сломал?

- Чив-чив! - заявил зверек.

- Ах ты так? Обзываешься, значит… Ну, тогда я тебя съем! - Семен попытался сосредоточиться для "ментального" приказа и прикинул расстояние, на котором уже сможет достать собеседника посохом. - А ну-ка, иди ко мне! Иди-иди, раз ты такой смелый!

Вообще-то сеансы мысленного общения с животными были для него довольно трудны и мучительны. Расплачиваться за них приходилось сильной головной болью. Он бы, пожалуй, не пошел на это ради нескольких сот граммов сырого мяса пополам с терпким вонючим салом. Однако способность к такому общению была здесь одним из немногих его преимуществ, лишиться которого ему совсем не хотелось: "Нужно себя проверить - я давно не делал этого. Если потом удастся еще и поужинать - будет совсем хорошо".

Зверек еще раз чирикнул, покрутил головой вправо-влево и неуверенно встал на все четыре лапы.

- "Давай-давай, двигайся! Иди, ползи, перебирай лапами! Ко мне, ко мне, ближе, ближе…" - наращивал давление Семен.

- "Ой, что это?! Ой, не хочу! Страшно! Почему он зовет меня?! Ой!"

- "Ко мне, ко мне! Двигайся, двигайся, не бойся, не бойся!"

То и дело оглядываясь, нервно дергая хвостом, зверек медленно двигался в его сторону. Семен стоял неподвижно, опираясь на посох, и шепотом дублировал свои напряженные мысленные "посылы". Он так увлекся, что забыл про дистанцию, на которой уже можно бить: "Лапами, лапами! Ко мне, ко мне! Ближе, ближе! Совсем и не страшно - ближе, ближе!"

В конце концов суслик оказался у самых его ног. Семен опустился на корточки и… погладил пальцем шерстку на голове и спине.

- Вот глупенький! - рассмеялся он. - Как же я тебя есть буду, если у тебя спина в крапушку?

Освобожденный от давления чужой воли, зверек буквально подпрыгнул на месте и, даже не чирикнув, пулей метнулся куда-то в сторону и исчез.

"Вот так всегда, - думал Семен, поднимаясь на ноги и массируя виски. - Беда с этими евражками: столько хлопот от них бывает на стоянках, а убить без большой нужды рука не поднимается. А уж если в отряде есть дама… Почему-то женщины жутко боятся крыс и мышей, но обожают евражек и леммингов. Наверное, это из-за формы хвостов… А я тоже хорош: остался без ужина, но с головной болью. Когда же ты, Сема, человеком станешь? Наверное, со мной, как в том анекдоте: "Не бывать тебе, Вася, настоящим сантехником - так и будешь всю жизнь ключи подавать…""

Семен вспомнил первое побоище возле поселка лоуринов, хруст костей под его палкой и зажмурился, потряс головой: "Пожалуй, я предпочел бы подавать ключи, а не плескаться в дерьме, но у меня здесь почему-то все время не бывает выбора".

Когда миновали первые спазмы, Семен поднял голову и посмотрел вверх. Метрах в пятнадцати над ним на перегибе склона неподвижно застыли фигуры хьюггов. "Раз, два… восемь, - сосчитал Семен. - Эти с копьями, они не из моего конвоя. Наверное, подошли следом. И что? Стоят и смотрят, как я тут играю с евражкой? Ур-роды…"

Утром его разбудили нестройные крики, доносившиеся с приличного расстояния. Солнца по-прежнему не было видно за высокой ровной облачностью, дул довольно сильный и совсем не теплый ветер, так что Семен решил не превращать пока свою рубаху в безрукавку. Утро, похоже, было совсем не ранним, но его почему-то никто не удосужился разбудить. Более того, поблизости вообще не наблюдалось ни одного хьюгга. "Хм, куда это они подевались? - без особого, впрочем, любопытства размышлял Семен, подвязывая ремешками подол своей кухлянки. - Это они, что ли, там орут?"

Он справил нужду и сделал короткую разминку с посохом. Для полного утреннего комплекта следовало бы умыться, но было решительно негде и нечем. Зато активно давали себя знать последствия вчерашнего контакта с евражкой - не в виде головной боли, конечно, а просто громко урчал пустой желудок. "Эх, сейчас бы яичницу с грудинкой! М-м-м… Из десяти яиц. Можно - страусиных. Ну, ладно, так чего же они там шумят?"

Он выбрался из-за камней и увидел картину непонятную и странную. Примерно в том месте, где он вчера начал спускаться к ручью, суетилось десятка полтора хьюггов. Вероятно, это были подошедшие вчера охотники и конвойные. Занимались они тем, что подтаскивали к краю крупные камни и с криками бросали или скатывали их вниз.

"Это они что, физкультурой занимаются?! - удивился Семен. - Во дураки-то! Хотя, помнится, в детской книжке про первобытных была картинка, как какие-то питекантропы мечут с обрыва камни не то в тигра, не то в динозавра - очень романтично. Только ни одна, даже самая глупая, зверюга не будет болтаться под обрывом, с которого на нее может что-то упасть, - у нее инстинкт. А тут и обрыва-то никакого нет - просто крутой склон. Ясен перец, что таким макаром убить никого нельзя, разве только испугать. Ну, и зачем? Пойти посмотреть?"

Семен пошевелил пальцами ног в мокасинах и обругал самого себя: вчера он забыл сделать очень важную вещь - помыть ноги. Точнее - левую ногу. Правую он вытащил из глины без мокасина, потом занялся ее отмыванием и забыл про левую - тьфу ты, ч-черт! А ведь целый день шел в плотной кожаной обуви без носков. Правда, тапочки сшиты мехом внутрь, но там все давно истерлось и пропиталось потом. Теперь нога мучительно чешется. "Ну и дурак же я, - вздохнул Семен, принимая очередной удар судьбы. - Целый час, наверное, отмывался от глины - она бы со временем и сама отвалилась. А вот снять тапочки и просто пройтись по воде босиком не догадался!"

Пока он брел к обрыву, стараясь оказаться чуть в стороне от трудящихся хьюггов, снизу из ручья донесся хрипловатый утробный рев. "Неужели и правда подбили кого-то?!" - изумился Семен и прибавил ходу.

На перегиб склона он вышел довольно удачно - вид на происходящее внизу открывался вполне приличный. Вот только понять смысл происходящего он смог минуты через три - не раньше. Пришлось копнуть память, подобрать аналогии. Ведь что-то же было, что-то похожее - в той, предыдущей жизни…

"Ну конечно: тектонический разлом с локальными выходами глины. Это не та обычная глина, которая образуется в результате разложения минералов-алюмосиликатов. Это - так называемая тектоническая глина, которая получается как-то иначе, но лекцию об этом я прогулял - пиво пить с ребятами ходил. Деформированная долина ручья, сеть звериных троп, которые со всех окрестностей как бы сходятся именно сюда, уступы-выемки на склоне, которые вчера видел, но внимания не обратил. Масса следов и помет, многоразовая человеческая стоянка поблизости… Ну, что это? Да солонец, конечно!"

- Р-р-рууу! - трубил детеныш и тянул хобот. Обе мамонтихи топтались в нескольких метрах и не решались подойти ближе. - Ур-р-ру-у!!

Назад Дальше