Самое смешное, что размышлял обо всем этом Семен уже на бегу - в общем, так сказать, строю. Экспедиционный отряд состоял, кроме него, из восьми человек. Половина личного состава была вооружена копьями и палицами, остальные - палицами и луками. По каким признакам были отобраны люди, кто распределял оружие, Семен опять не понял - все организовалось как бы само собой: Бизон только "позвал" людей. Семен же он оказался почти безоружным - брать с собой арбалет нечего было и думать: с десятикилограммовой дурой далеко не убежишь, а рассчитывать можно лишь на один выстрел. Впрочем, в качестве груза ему хватило и его боевого посоха…
Объектом первой атаки выбрали невысокую пологую сопку или холм под названием Серый Бугор. От лагеря совсем недалеко - километров двенадцать, не больше. Семен вполне мог быть доволен собой - он не отставал от воинов и чувствовал себя, в общем-то, прилично. Долго радоваться ему, впрочем, не пришлось: никакого инструктажа или перестроения перед столкновением с противником, на которые он так рассчитывал, не состоялось. Как только фигурки на вершине холма стали отчетливо различимы, воины сменили аллюр - перешли на бег. Семену же, как оказалось, переходить было не на что - предыдущие десять километров он и так, по сути, не шел, а бежал.
Когда он добрался-таки до подножия холма, там все было уже кончено: четыре трупа хьюггов благополучно оскальпированы, а костер на вершине затоптан. Правда, если какой-то сигнал дымом и нужно было подать, то он, безусловно, был подан - времени на это у хьюггов было достаточно. Как смог рассмотреть Семен, поединок состоялся только один. Остальные хьюгги, поднявшиеся в контратаку, были расстреляны из луков и приняты на копья. Среди лоуринов потерь не было.
Отдышаться Семену не дали - пришлось занять место в конце вереницы воинов, двигавшихся спорым полушагом-полубегом в направлении соседнего бугра под названием Лысая Макушка. Воины торопились - день клонился к вечеру, а ночью, как известно, военные действия не ведутся.
Судя по всему, у домашней лошади в процессе искусственного отбора был удален предохранитель - ее можно "загнать", то есть заставить скакать, пока не упадет замертво. У человека же он никуда не делся - загнать самого себя насмерть очень трудно, для этого нужна специальная подготовка. Такой подготовки у Семена не было. Тем не менее до Лысой Макушки он дотянул. Правда, процедуру снятия скальпов уже не застал: все шестеро хьюггов были мертвы. Противник сумел размочить счет: двое воинов-лоуринов были убиты и один ранен, но способности передвигаться не утратил. Происшедшее Семен воспринял лишь самым краем сознания, потому что все остальное у него уже отключилось. В голове осталась только тупая и совсем нестрашная мысль, что сейчас все опять куда-то побегут, а он больше не может.
В той - предыдущей - жизни Семен в подобной ситуации оказался всего один раз, и ему хватило. Это было в самом начале первой производственной практики, к которой он долго готовился, но не в спортзалах и не на беговой дорожке, а в пивнушках и на бесконечных студенческих вечеринках. Портвейн "Кавказ" в сочетании с пивом "Жигулевское", как известно, весьма способствует повышению выносливости организма. Но не той, которая нужна в горах и тайге. Ребята же в полевом отряде подобрались все, как один, спортивные, непьющие и некурящие. В том маршруте вопрос о жизни и смерти, конечно, не стоял, но какой был позор! В общем, вспоминать этот эпизод Семен не любил и с тех пор каждый год перед началом экспедиционного сезона старался привести себя в приличную спортивную форму.
Этому правилу он никогда не изменял и позже, став уже руководителем, обычно оказывался лучше подготовлен к физическим нагрузкам, чем его подчиненные. Не раз и не два приходилось ему поднимать своих людей и заставлять их идти вперед криком, пинками, а то и угрозой применения оружия. Хорошо, если нужно просто дойти засветло до лагеря, чтобы не ночевать в болоте или на склоне, а если попал в снеговой заряд на подходе к перевалу? А если обратной дороги нет и нужно дойти или умереть? Всякое бывало, и Семен прекрасно представлял, что у нетренированного человека обычно остается какой-то ресурс сил, который он просто не может мобилизовать. Ему нужно помочь это сделать - уговорить, напугать, избить наконец. Только все это до определенного предела, за которым уже не действует ничто: ты, начальник, можешь меня пристрелить, но с места я не двинусь…
В общем, люди ушли. А он остался на вершине пологой сопки, посреди вечерней степи. Рядом с трупами.
Наверное, он отключился - заснул или потерял сознание. Такое с ним случалось несколько раз в жизни, когда приходилось переступать грань последнего переутомления - психического или физического. Соответственно, трудно было понять, проснулся он или очнулся. Так или иначе, но небо над ним было черным, а сам он весь был покрыт коркой соли от высохшего пота.
Семен сел и осмотрелся. В нескольких метрах от него, повернувшись лицами в разные стороны, застыли четыре неподвижные фигуры. Семен протер глаза, сгребая соль с ресниц, и всмотрелся: Бизон, Медведь, Серый Ястреб и, кажется, Лис. "Чего они тут сидят? Почему ночь? Где остальные? Или, может быть, это уже посмертие? Все ушли сражаться дальше, а я остался… Загнали они меня, как лошадь, загнали…"
Почему-то мысль о том, что он умер и находится на "том свете", Семена взволновала не сильно. Гораздо больше его обеспокоило отсутствие посоха. Наверное, он его где-то бросил в степи, когда совсем перестал соображать. "Нет, так все-таки нельзя - просто позор какой-то! Надо учиться бегать как они…"
Без всякой надежды он пошарил вокруг руками, и пальцы наткнулись на холодную, чуть влажную древесину посоха. "Не потерял! Молодец…" Семен хотел облегченно вздохнуть, но не смог - набранный в грудь воздух причинил такую боль, что на глазах выступили слезы. Ощущение было, словно там - в бронхах и легких - ободрали все оболочки, оставив голое мясо с обнаженными болевыми окончаниями. Казалось, если сейчас закашляться, вместо слюны изо рта полетят кровавые брызги. Семен даже слегка удивился: "Это явно кислородный ожог дыхательных путей - результат гипервентиляции во время бега".
Некоторое время он сидел и размышлял о своей малопригодности в этом мире. Ему скоро сорок, для цивилизованного человека он в неплохой форме, но с этими степными охотниками не сравняется никогда. У них, наверное, объем легких значительно больше или что-то там еще перестраивается в организме в подростковом возрасте. Один положительный момент в этом все-таки был: боль в груди как бы сглаживала остроту жажды, а жидкости он потерял много - поднимаясь на ноги, почувствовал себя буквально невесомым.
Семен немного подвигал конечностями и пришел к выводу, что жить может. Правда, ощущение такое, будто пропустил несколько мощных ударов по корпусу - в область грудины.
- Почему ты остался, Семхон?
Ни одна из фигур не шевельнулась, но по голосу Семен узнал Медведя. Вот ведь что обидно: старейшине, наверное, тоже под сорок, и Семен ни разу не видел, чтобы он тренировался. Тем не менее он действительно вел воинов и, кажется, первым лез в драку. Впрочем, когда-то давно - в другой жизни - знакомый спортивный медик рассказывал, что изредка встречаются люди, наделенные природой или Богом замечательными спортивными данными, - то, чего другие добиваются годами упорных тренировок, у них есть изначально, и оно не исчезает от, скажем, малоподвижного или нездорового образа жизни.
Что он может ответить старейшине? Честно сказать, что выдохся, устал и просто не мог двигаться дальше? Ему не поверят. Точнее - не поймут, как такое могло случиться со взрослым мужчиной. Обвинят в трусости? "Это, между прочим, еще одна из местных странностей - ни разу не заметил, чтобы определение "трусливый" или, скажем так, недостаточно смелый было использовано по отношению к взрослому воину-лоурину. Почему? Ведь это так естественно - бояться боли и смерти. А они, получается, не боятся… И дело тут, пожалуй, не в вере в благополучное посмертие. Христианство таковое тоже обещает многим, но "храбрость" и "трусость" были, кажется, обиходными выражениями в словаре крестоносцев. Тут скорее другое - общинное сознание, в котором отсутствует представление о безграничной ценности собственной персоны. Ну и, наверное, исконная привычка действовать по трафарету: с противником надо вступать в бой вне зависимости от того, есть у тебя шанс на победу или нет. Нет, в мою трусость они не поверят так же, как и в усталость…"
- Почему вы здесь, старейшина? - вместо ответа спросил Семен. - Вы перебили всех хьюггов?
- Мы не перебьем их, - довольно равнодушно сказал Медведь. - Их сбежалось слишком много - как стервятники на падаль.
- И кто же здесь падаль?
- Наверное, род Волка. Может быть, вместе с мальчишкой окончилось и наше служение? Все к тому и шло. Наше место займут Тигры.
- Почему они?
- Тигры, как и волки, посредники между жизнью и смертью, между Средним миром и Нижним. Вообще-то Тигры - неплохие ребята, хотя воины у них, по сравнению с нашими, слабоваты.
- Ну, конечно! - хмыкнул Семен. - Наших-то ты сам готовил, сам и умирать повел.
- А ты почему не пошел? Теперь до утра ждать придется.
- Так вы из-за меня вернулись?!
- А из-за кого же?
- Что же будет утром? Где хьюгги?
- Лучше бы ты спросил, где их нет. Во всяком случае, вокруг Лысой Макушки они есть везде.
- Так мы в окружении?!
- Почему же? Пути во все миры открыты. Кроме Среднего, конечно.
- Да ну вас! - почти рассердился Семен. - Прямо как дети, право! Неужели с самого начала было не ясно, что этим дело и кончится?! Сами себя загнали в ловушку! Хьюгги, может быть, именно этого и хотели - чтобы мы гонялись за ними по степи, пока не попадем в окружение!
- Чем же ты недоволен, Семхон? - подал голос Бизон. - Мы хорошо сражались, взяли много скальпов и завтра, наверное, сможем взять еще.
- Да на хрена нужны их скальпы?! Мне надоело умирать и возрождаться. Хочу просто пожить… в Среднем мире. Ты же сам говорил, что хьюгги охотятся за мной! Так надо узнать, зачем я им понадобился, а не гробить собственных воинов!
- Опять ты за свое, Семхон. - В голосе Медведя звучала усталость и разочарование. - Заладил одно и то же. Может, они и не за тобой вовсе? Может, как раз за Головастиком? Или за Бизоном? Или за мной? Как человек может узнать, кто должен умереть, чтобы нелюди ушли? Пойди и спроси у них!
- Пойти… куда?!
- А вон, - Медведь показал рукой направление, - костерок мерцает. Не иначе, там их главный сидит. Эти-то, вокруг нас, без огня обходятся.
- И схожу! - ляпнул Семен, не подумав.
- Сходи, сходи, - подначил старейшина. - А то у тебя ни одного скальпа нет, а там раздобудешь скальп самого главного хьюгга - ценный трофей будет!
"Нет, все-таки ни черта я не понимаю в местной этике и эстетике. Вот хьюгги начали так называемую Большую охоту. Я вроде бы являюсь ее объектом. При этом друзья-лоурины хьюггов готовы убивать в любом месте в любое время, но защищать меня от них не собираются. И вернулись, похоже, не потому, что я представляю какую-то ценность, а потому, что у них так принято. Точнее, не принято оставлять кого-то из своих на растерзание врагу. В том смысле, что если тяжело ранен, то нужно добить, а если ранен легко, то должен идти вместе со всеми. И наоборот - все готовы пойти или остаться с кем-то одним. Интересно, как бы они поступили, если бы, скажем, я просто подвернул ногу? Добили бы или приняли бой на месте, чтобы дружно погибнуть?"
Семен сделал несколько приседаний, подвигал руками, крутанул посох, проверяя, как работают мышцы. Его разминка была истолкована странно - одна из фигур поднялась.
- Я пойду с тобой, Семхон, - сказал Бизон.
"Блин! - переполошился Семен. - Я же, на самом-то деле, никуда идти не собирался! Сказать, что пошутил? Не поздно ли? А может?.. Ведь на рассвете начнется месиловка: какими бы тупыми ни были хьюгги (а в их тупости я сомневаюсь), живыми лоуринов они отсюда не выпустят".
- Нет, Бизон, - сказал он. - Я пойду один. А тебе хватит и одной смерти. У меня, конечно, заклинания сильные, но еще на одно твое воскресение может и не хватить.
Семен задрал голову кверху, пытаясь запомнить направление по звездам. Далекий степной костер, наверное, снизу виден не будет.
Он начал медитацию, вгоняя себя в кураж: "Что, Сема, опять помирать будешь? Да чем же это ты провинился перед Богом, что нигде тебе нет жизни?! Ни в родном мире, ни в этом! Неужели наконец отмучаешься? А то глупость какая-то получается - раз за разом остаешься в живых, причем не благодаря мощи своего интеллекта и удали молодецкой, а по глупому стечению обстоятельств!"
- Прощайте, лоурины! - сказал Семен. - "Врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желает!"
- Опять заклинания начал говорить, - вздохнул Бизон, опускаясь на землю.
- И много он их знает? - поинтересовался Медведь. - Неужели и такие, которые от хьюггов помогают?
- Он всякие знает, - подтвердил воин. - Меня даже умудрился насильно жить заставить.
- Силен! - согласился старейшина. - Подождал бы до утра, Семхон, а то ночью не видно, как ты их крошить будешь.
- Только нам оставь немного, - попросил один из воинов. - Зачем тебе одному столько скальпов?
- Оставлю, - грустно пообещал Семен и заорал дурным голосом: - "Вихри враждебные веют над нами!.."
Так он и шел по ночной степи, освещенной светом звезд и ущербной луны. Шел, размахивал посохом и орал во всю глотку. Это был его обычный прием в тяжелых маршрутах и на дальних переходах. Правда, применять его можно было только в "ненаселенке", то есть в тайге и горах, где посторонние люди не встречаются. Дело в том, что слух у Семена был почти музыкальный (в детстве родители даже пару лет водили его в музыкальную школу), а голосовые связки весьма крепкие, но управлять ими при полной громкости он мог лишь в пределах полутона. Такое исполнение людей непривычных повергает в шок и вызывает у них неодолимое желание оказаться как можно дальше от исполнителя. В свое время, развлекаясь таким образом на досуге, Семен умудрился вывести из ступора не желающего жить Черного Бизона. Песен же он знал много (не все, правда, полностью) - часа на полтора без повторов: от Галича до Шевчука, не считая раннего Розенбаума и десятка "советских".
Какое действие его "вокал" окажет на хьюггов, и окажет ли, Семен, конечно, не знал. Но зато этим способом усиливал поступление адреналина в собственную кровь и слабо надеялся, что "акустическая атака" заставит аборигенов попытаться понять, что это такое, прежде чем они захотят прикончить его. Тем более что все непонятное местные жители, кажется, склонны относить к магии и колдовству.
Умолк Семен только один раз, да и то ненадолго, - пересекая распадок, он почувствовал под ногами что-то мягкое и, кажется, мокрое. Вскоре нашлась небольшая лужица, и Семен решил напиться от души. При свете дня вполне могло оказаться, что распадок весь истоптан копытами животных и засыпан их пометом, но сейчас - в темноте - можно было не обращать на это внимания: в конце концов, понос не сразу начнется, а долго ему все равно не прожить. Впрочем, воды в луже оказалось немного, а хлебать ил Семен не стал.
Он шел и шел, спотыкаясь о кочки. Впрочем, спотыкался он мало, поскольку смотрел главным образом под ноги - вокруг все равно никого не было. Ночные животные от его крика разбегались, а люди, если они и были, уступали ему дорогу. Во всяком случае, у подножия сопки несколько темных фигур замаячили впереди, но при приближении молча разошлись в стороны.
Поднявшись по склону распадка, Семен обнаружил, что костер совсем близко и возле него кто-то есть. Пытаясь рассмотреть хьюггов, Семен чуть не упал, угодив ногой в какую-то яму или чью-то нору.
По-видимому, в огонь подбросили сухой травы или веток - освещенное пространство расширилось, принимая в себя бывшего завлаба С. Н. Васильева, а ныне воина-лоурина по имени Семхон.
У костра сидел довольно крупный волосатый хьюгг, а встречать гостя двинулись воины помельче - в обычных набедренных фартуках и с палицами в руках. Семен шел медленно и на ходу жонглировал посохом.
Торжественный и медленный гимн Советского Союза закончился еще на подходе, а ничего приличествующего данному моменту в голову не приходило. Тогда Семен заревел первое попавшееся:
- "…По диким степям Забайкалья!.." - и с размаху, как хлыстом, врезал ближайшему хьюггу поперек живота.
- "…Где золото моют в горах!.." - короткий тычок в солнечное сплетение второму. Хьюгг согнулся пополам и выпустил из рук палицу.
- "…Б-р-родяга, судьбу пр-роклиная!.." - круговой размашной удар с разворотом корпуса. Воин почти успел подставить палицу, но по черепу ему, похоже, все-таки досталось.
- "…Та-а-ащился с сумой на плечах!.." - Семен встал в трех метрах перед сидящим человеком, оперся двумя руками о торец посоха, расставил ноги на ширину плеч и попытался встретиться с ним взглядом.
Получилось.
В отсветах костра из-под крутых надбровных валиков на Семена вопросительно смотрели глаза. Глаза разумного существа. Человека? Или просто существа с иным разумом?
Никто к нему больше не приближался и не пытался нападать, так что для обдумывания следующего хода у Семена была масса времени - целых несколько секунд. Этот ход даст ответ на вопрос "быть или не быть?". Быть или не быть ему. И наверное, кое-кому из тех, кто стоит рядом. Вот это существо, сидящее у костра, надо немедленно принять и признать человеком, надо проникнуть в его разум (ведь он у него есть!), надо суметь слиться с ним, войти в резонанс, стать когерентным (так, кажется, в физике?) источником мыслительных импульсов!
А для этого надо успеть переворошить память, вытянуть на поверхность сознания хоть что-то, за что можно ухватиться, от чего можно оттолкнуться, на что опереться. Нужна аналогия (пусть не полная!), какая-то похожесть из того, иного, мира, который безвозвратно утерян, но реалии которого сформировали способ мышления Семена. Другого способа у него нет и уже не будет. Значит, надо вспомнить, кто вот так (или почти так!) смотрел на него когда-то. И Семен вспомнил.
С людьми этой породы он имел дело много раз в жизни. В низах общества они встречаются часто, в верхах - редко. Но они есть везде - даже в научной элите. Правда, эта самая элита и собственно ученые - совсем не одно и то же. Так вот: среди НАСТОЯЩИХ ученых он таких не видел.