- Мальчишки нашли тут отвертку. С пятого подъезда мальчишки.
- Спасибо, - ставя кружку, сказал Николай. - Пойду в пятый.
Ему повезло в первой же квартире. Дверь открыл мальчик лет двенадцати, и, когда Грошев спросил его, не находили ли они отвертки, он сразу ответил:
- Так она у Славика!
Он бросился вверх по лестнице, а Николай остался сторожить открытую дверь. Через минуту появился и Славик с фигурной отверткой в руках.
- Что это вы бдительность теряете? А вдруг я бы зашел в квартиру?
- Ну и что? - передернул плечами юный хозяин квартиры. - Разве теперь есть жулики по квартирам?
Грошев улыбнулся. Квартирных краж стало гораздо меньше. Мальчишкам понравилась грошевская улыбка, и они, чуть тревожно и заискивающе заглядывая снизу в его лицо, затараторили:
- Мы видели, как их ловили.
- А что им теперь будет?
- Подожди, Славка… Мы хотели отнести вам отвертку, но вот всё дела.
- Это теперь вещественное доказательство?
- Погоди, Славка… А они ничего больше не бросили? Может, мы поищем?
- Вероятно, бросили, - серьезно ответил Грошев. - Тот самый ключ или отмычку, которой открывали дверцы машин. А будет им то самое, что определит суд. И очень жаль, что вы не принесли нам отвертку сразу же: она могла бы нам очень и очень помочь. И главное, сберечь время.
- Понятно. Ну хорошо, мы со Славкой и еще ребята поищем. Может, и ключ найдем. А какой он?
- Не знаю, - все так же серьезно ответил Грошев. - Вероятно… Впрочем, зачем гадать - не знаем. Мало ли что могут придумать преступники?
- Это верно, - тоже серьезно подтвердил Славка. - Мы поищем.
Рассматривая фигурную, с крестиком-нарезкой на конце, заостренную отвертку, Николай гадал, что можно отвинчивать с ее помощью.
Шурупами с крестообразной насечкой на головках крепятся облицовка ветрового стекла (это, пожалуй, исключается), облицовка дверей (а вот это возможно, двери - полые, в них можно кое-что запрятать, только мягкое, чтобы не гремело). Есть шурупы и на сиденьях - но в сиденья тоже многое не запрячешь. Затем ручки, боковинки… Боковинки из прессованного картона. Они прикрывают проемы в кузове под приборной доской, сразу же за передними дверцами. Там, за боковинами, можно спрятать многое. Но боковинок две, а отвертка одна.
- Послушайте, ребята, а второй такой отвертки вы не находили?
- Нет. А их было две?
- Да, мне кажется, что их было две. Поищите заодно и еще одну отвертку.
- Ладно. Будем искать и отвертку.
Они распрощались дружески.
Хорошо, когда попадаются смышленые ребята и когда взрослые не задаются.
15
Только во второй половине дня Грошев приехал в тюрьму. Аркадий Хромов вошел в следственную камеру бочком, робко. Тусклый свет из зарешеченного окна высветил рыжую щетину на разом ввалившихся щеках. Глаза смотрели пристально, настороженно, но уже просяще.
Обычно самые нахальные преступники хорохорятся только в милиции. Там они кажутся самим себе и своим сообщникам необыкновенно смелыми, решительными и находчивыми ребятами-кремнями: все отрицают, отказываются отвечать на вопросы, пытаются подловить и даже разыграть допрашивающего. Они твердо убеждены в своей необыкновенности и в тупости работников милиции или прокуратуры. Они еще считают, что запросто проведут любого и всякого так же, как, совершая преступление, проводили доверчивых, ничего не подозревающих и верящих им людей.
Но стоит преступникам хлебнуть камерного воздуха, пожить рядом с теми, кто уже понял, что такое тюрьма или колония, повстречаться с бескомпромиссной, кажется, даже бесчувственной тюремной охраной, для которой они - такие смелые и отчаянные несколько часов тому назад - всего лишь глупые и неумелые арестанты, заключенные, как приходит другая крайность: они испытывают ужас. Тогда они начинают жалеть себя, возмущаться порядками и законами, судом, который "за такой пустяк дает такой срок". Кто-то ожесточается, бездумно усугубляя свою вину, кто-то сламывается, но большинство все-таки пытается трезво оценить свое положение - этому всегда помогают обитатели камеры. Они, как опытные юристы, разберутся в деле новичка и точно определят и его будущую судьбу, и линию его поведения на все случаи жизни.
Аркадий Хромов тоже пришел к следователю в состоянии жалости к самому себе, ужаса перед неминуемым наказанием и в то же время со все еще не оставленной надеждой, что молодой следователь - "тупак" и поэтому, может быть, еще и удастся провести, обмануть его и тем облегчить свое положение.
- Садитесь, - устало предложил Грошев.
Когда Хромов бочком присел на табуретку, Николай вынул из кармана отвертку и положил ее на стол. Аркадий посмотрел на нее и поежился.
- Что у вас? - спросил Николай.
- Я хотел сказать вам, что в милиции и при первом допросе я погорячился… вначале. Кража действительно была…
- Одна? - перебил его Грошев.
- Да, но ведь мы привлекаемся только по одному эпизоду, - робко произнес Аркадий.
Николай внутренне усмехнулся: камерные юристы поработали на славу. Хромов уже знает такие специальные словечки, как "эпизод". Но ответил он жестко:
- Нет. По нескольким эпизодам. По одному вы пойманы с поличным, по остальным ведется следствие. - И он перечислил номера проверенных машин и даты этой проверки. - Вы в них участвовали?
Кадык на шее Аркадия заходил так же стремительно, как в свое время у его старшего брата.
- Да. Участвовал. Кроме одной, первой. Я тогда…
- Сейчас меня интересует не это. Сейчас я хочу знать только одно: кто брал портфели, а кто отворачивал никелированные шурупы с фигурной нарезкой на головке?
Хромов смотрел то на отвертку, то на Грошева, и выражение его глаз часто менялось. В них метался и страх, и недоверие, отчаянная решимость. Хромов решал: сказать правду или не сказать? Сдаться окончательно или еще держаться хотя бы в этом? Грошев всматривался в его осунувшееся лицо.
- Как вы понимаете, Аркадий Васильевич, втроем один портфель из машины не выносят: неудобно.
Очевидность и простота этого довода неожиданно и сразу сломили Хромова. Он глухо ответил:
- Портфель брал не я. Я багажник осматривал.
- А зачем вы осматривали багажник?
- Вадим сказал, что там может оказаться еще один портфель и вообще может быть что-нибудь интересное.
- Находили?
- Нет…
- Значит, технику вы отработали точно. Евгений открывал дверцу водителя. Так?
- Так, - облизал губы Аркадий.
- Затем он передавал ключ вам, чтобы вы открыли багажник. Кстати, кто сделал этот ключ-отмычку?
- Женька.
- Ну вот. Вы шли открывать багажник, Евгений открывал вторую дверь, и они вместе с Вадимом отвертывали шурупчики. Что они делали потом?
- Они… Они, это самое… заглядывали за боковинки.
- Зачем?
- Точно не знаю. Тоже что-то искали, но что - не говорили.
- Но вам, наверное, было интересно, что они ищут?
- Я спрашивал, но Женька сказал: "Не вмешивайся. Бери свое барахло и не мешайся".
- И вы брали "свое барахло", то есть покупки владельцев, и не вмешивались?
Аркадий потупился:
- Дурак был… И потом интересно даже - воруем нахально, на глазах у прохожих, и никто ничего. Даже смешно. От этого совсем… обнаглели.
Грошев промолчал. Он знал, что теперь Аркадий говорит правду. Преступники именно обнаглели. Безнаказанность всегда приводит к наглости, которая чаще всего кончается провалом. И когда они попадаются, то довольно быстро понимают причины провала и теряются. Так растерялся и Аркадий Хромов. Он подписал протокол допроса, и Грошев мог бы вздохнуть спокойно.
Но Грошев прекрасно понимал, что дело только начинается, и потому вздохнул тяжело и доверительно сообщил:
- Вот так-то, Аркадий Васильевич. За копейки идете в тюрьму и портите себе жизнь.
- Это уж точно… А сколько… дадут?
Несколько секунд Грошев колебался, сказать или не сказать, но потом решил не отступать от своего принципа - не кривить душой, не пугать и не задабривать посулами. Говорить правду. И он сказал правду.
- По-моему, дадут два, а может быть, и три года. Учтут молодость, первую судимость… Но только в том случае, если будет доказано, что вы не причастны к другому, связанному с этим, делу. Понимаете?
Хромов кивнул и долго рассматривал сцепленные пальцы. Потом сказал:
- Я догадывался, но точно ничего не знал.
- А что знаете неточно?
- Неточно? Вадим с Женькой ищут какие-то бумаги. Какие - не знаю. Зачем - тоже. И еще… Да нет, это могло показаться.
- Нам пригодится и то, что показалось.
- И еще они ищут ветку сирени.
- Чего-чего? - невольно вырвалось у Николая.
- Понимаете, как-то после выпивки Вадим сказал Женьке, что вся эта их затея - ерунда, легенда, трепотня и с машинами у них ничего не выйдет. Только даром теряют время и рискуют. Но Женька уперся. "Я, говорит, верю, а ты можешь отлипнуть. Но ветку сирени я все равно найду. Никуда она не денется".
Отпустив Хромова, Николай Грошев еще долго сидел в следственной камере и думал. Временами ему очень хотелось немедленно вызвать Вадима Согбаева и сразу фактами припереть его к стенке, чтобы выяснить, что же он искал в белых "Волгах". Но Николай понимал - Вадима не сломят первые дни тюрьмы. Он бывал в ней не раз. Он будет выкручиваться и молчать. Вряд ли выйдет из своей "закаменелости" и Евгений.
- Ну что ж… Придется подождать.
Он собрал протоколы, положил в папку отвертку и через проходные вахты вышел на улицу.
16
Утром в четверг по дороге на работу Грошев заехал к Ивану Грачеву. Мастер оказался розовощеким, кругленьким человеком лет сорока с лишним. От него крепко попахивало водкой. Толстяк возился во дворе собственного бревенчатого дома и лениво отругивался от наседающей на него старухи.
- Хватит, мама, не маленький.
- Вот то и беда, что не маленький, а старенький. Хоть бы женился, дурощлеп. А то, что ни заработает, все на водку выкинет.
- На свои пью! Хватит! Чужих не прихватываю. - Тут он заметил Грошева и прикрикнул на мать: - Хватит, говорю!
Николай поздоровался и несмело спросил, не сможет ли Иван Григорьевич Грачев покрасить ему машину, - говорят, что в этом деле он большой специалист.
- Битая? - деловито осведомился Грачев.
- Да нет… Бог, как говорят, миловал. Просто цвет не нравится: "белая ночь".
Грачев уже не подозрительно, а почти презрительно посмотрел на Николая.
- А вам известно, что ежели по заводской синтетике прокрасить обыкновенной нитроэмалью, так она и слезть может и блеска такого все равно не будет?
Нет, этого Грошев не знал. Начинались тонкости, известные только мастерам. Даже ради их познания и то стоило зайти к Грачеву: все, что касалось машин, Николая интересовало всегда.
- Жаль… А как же другие красят?
- Ха! Красят… Халтурщики вам все покрасят. А через месяц облезет. Сушить надо уметь. Тут вот один отставник тоже решил: "А чего тут сложного - по белой цветной красить?" Покрасил. И что? Полезла! Ко мне примчался. Пришлось смывать и все перекрашивать. А потом еще и полировать.
"Это что еще за фигура появилась?" - подумал Николай, но сказал с нотками уважения:
- Но ведь вот у вас же получилось.
- Ха! У меня! Я себе аппаратуру сделал. Вот, сами посмотрите.
Грачев повел следователя к сараю. Наверное, в нем когда-то была летняя кухня, а может быть и амбар. Крепкие бревенчатые стены, хорошо пригнанная, во всю ширину торца, добротная дверь. Грачев включил свет.
Потолок и стены были обшиты блестящей жестью из расправленных бидонов. Вверху и по бокам висели мощные электрические лампы с рефлекторами. Батареи таких же, как в фотографиях, ламп стояли вдоль стен.
- Вот, - с гордостью сказал Грачев и скрестил руки на груди. - Здесь я вам любую синтетику сделаю, не хуже заводской будет.
Все это вызывало уважение. Мастер понял состояние Грошева и, чтобы окончательно добить его и утвердить свое превосходство, предложил небрежно:
- Вы прежде чем решить, красить или не красить, сходите к тому отставнику, посмотрите мою работу, а уж потом будем договариваться. - Он назвал адрес отставника и назидательно произнес: - Но не советую красить: "белая ночь" - отличный цвет.
Роль автолюбителя явно удалась. Николаю даже не пришлось узнавать адрес отставника, и он небрежно спросил:
- А почему же тот отставник покрасил? - Правила игры требовали хоть в чем-то сомневаться, чтобы потом, сторговываясь, можно было сбить цену.
- Так он и зимой ездит - гараж у него теплый. Говорит, научно установлено, что зимой белые машины терпят больше аварий. Их не замечают встречные. Вот он и покрасил в цвет морской волны. Но лично мне больше нравится "белая ночь". На ней и пыль не так заметна и грязь. Так что не спешите…
Нет, Грачев не халтурщик. Он мастер своего дела и гордится этим. "Придет свой срок, - подумал Николай, - и я воспользуюсь его советами".
На работе его ждали владельцы проверенных машин. Беседы с ними ничего нового не дали. В пропавших портфелях не было ничего серьезного или ценного, изменений, следов преступников в своих машинах они не замечали. И когда Грошев напомнил о боковинках, двое вспомнили, что им приходилось пользоваться фигурной отверткой. Но подобное бывало и раньше - завод не продумал надежного крепления, и никелированные шурупчики выпадали сами по себе. Остальные не заметили даже этого.
17
Когда инженер-подполковник в отставке Александр Иванович Тихомиров узнал, что Грошева прислал Грачев, он улыбнулся и, извиняясь за беспорядок, пригласил следователя в квартиру.
Стандартная однокомнатная квартира была завалена стружками. Пахло политурой и лаком. Николай огляделся и приятно удивился: такой обстановки он не видел нигде.
Слева, вдоль стены, стояли два шкафа, соединенные полками - стеллажами для книг. Под ними, от шкафа к шкафу, широкая лавка с резной настенной панелью. Перед ней - грубый, на толстых ножках, некрашеный стол, а вокруг него - такие же грубые, тяжелые табуретки с прорезями посредине. В правом углу не то кровать, не то тахта - широкая, низкая, почти квадратная. На ее спинке и боковинке - резьба: кони, львы, цветы и завитушки. И все изукрашено теми неправдоподобно яркими красками, которыми славится Палех.
Теплая фактура дерева, грубоватая простота в соединении с яркими "переплетениями красок, корешками книг, керамикой создавали удивительное настроение радости встречи с чем-то утраченным, со странно знакомым, словно полузабытым, тяжеловато-изящным, веселым, надежным и прочным уютом.
Даже гравюра Спаса Нерукотворного в простенькой деревянной рамке, даже обыкновенная пунцовая герань и фиалки на окнах - и те сливались с окружающим, образуя тонкую, сложную и необыкновенно приятную для глаза цветную вязь.
Только через несколько минут Николай понял, что дерево поделок хоть и не крашено, но тщательно оглажено бесцветным лаком, и потому каждая дверца-боковинка шкафов, а также лавки, спинки - все несет еще и неповторимый рисунок дерева. Наверное, потому, что Грошев молчал, Тихомиров с теми же нотками в голосе, что слышались у Грачева, когда он показывал свою сушильную камеру, спросил:
- Нравится?
- Очень! - И, начиная кое-что понимать, с доброй завистью и удивлением осведомился: - Неужели все сами?
- Сам… Готовлюсь к отпуску и доделываю пристенную лавку. Вместо дивана.
- Послушайте, но рисунки, конструкции…
- При желании - ничего сложного. Только удовольствие. А мне надоела современная мебель - слишком уж инфантильная, слабенькая. Ни до чего-то не дотронься, не передвинь… Либо пятно, либо поломка. Сам не поймешь, мебель для тебя или ты при мебели, для ее обслуживания. - Он вдруг светло улыбнулся. - А так мне и Собакевичу очень нравится.
Грошев расхохотался.
- Ну не такие уж у вас… медведеподобные поделки. В них настоящее надежное изящество.
- Правда? Вы нашли точные слова. Именно этого мне и хотелось. А теперь я соединяю достижения современной техники с полезными пережитками прошлого. Мне надоели диваны с их скрипом пружин или шорохом поролона, их сальный уют. На моей лавке в обычное время ляжет ковер, но когда потребуется, выдвижная доска удвоит ее ширину, а сверху можно будет положить еще и надувной матрас.
С ним было легко и просто. Сухощавый, мускулистый, с добрым прищуром острых карих глаз, он понравился Николаю.
- Ну-с, как я понимаю, Грачев прислал вас, как истый художник к коллекционеру, у которого хранится его картина. Вы тоже решили перекрасить белую машину?…
- Была такая идея, - потупился Николай: ему стало не по себе от того, что скрывается от понравившегося ему человека. - Грачев сказал, что вы покрасили свою машину потому, что ездите зимой.
- Это только одна сторона дела, причем не самая главная. Есть и еще несколько… - Тихомиров на мгновение задумался, потом овладел собой. - Поскольку вы человек чувствующий красоту, я вам признаюсь… На светлой машине не смотрится никель. Она кажется… безликой. Для такси, служебной машины это, вероятно, идеальный цвет. Но ведь у владельца машина как бы член семьи. Поэтому хочется, чтобы она была как можно красивей. На зеленоватом фоне цвета морской волны никель смотрится ярко, светло. Он как бы подчеркивает линии машины, я бы сказал, ее пружинистость.
- Н-ну… я не смотрел так далеко. Просто что-то не нравилось.
Ответ, по-видимому, разочаровал Тихомирова, и Грошев это почувствовал. Чтобы скрыть смущение, он отошел к стеллажам с книгами. Едва ли не треть из них занимали военные мемуары.
- Хорошо вы подобрали. Такого собрания я, кажется, нигде не видел.
- Дело к старости, иной раз хочется вспомнить все, что пережили. Посмотреть на прошлое новым взглядом.
- Да, вы ведь, конечно, воевали…
- Все, что касается нашего фронта, у меня есть. И Западного и 3-го Белорусского. Потом - на Востоке…
- Я тоже служил на Востоке, - почему-то вздохнул Николай.
- Ах, вот как!.. Почти земляки… Фронтовикам дорого даже простое упоминание о местах, где, как говорят иные, нас убивали. Наткнешься на знакомое название, дату, фамилию - и вдруг сразу встает совсем, кажется, забытое. - Тихомиров ласково провел по корешкам книг. - Вот это все о нашем фронте. Точнее, фронтах. - Он снял с полки книгу генерала Калинина, погладил ее и сказал: - Действовал с его дивизией. Вместе выходили к границе. А вот в этой, - он снял еще одну книгу, - есть даже фотографии. Сам-то я не попал: помпотех… Но - как будто собственный дневник.
Он задумчиво пропустил листы книги меж пальцев. Из книги выскользнула сухая ветка темно-фиолетовой, почти черной сирени и мягко упала на пол.
Тихомиров поднял ее, понюхал и хотел было вложить на прежнее место, но Николай невольно протянул к ней руку.
- Вы любите цветы?
- Да, - ответил Тихомиров. - А эта… особенная. Обратите внимание на густоту лепестков.
Грошев взял сухую ветку сирени, вдохнул ее печальный тонкий запах и не мог не подивиться обилию лепестков в каждом цветке. Они сидели густо, словно вставленные один в другой.
- А… почему эта веточка особенная?
- Так… - уклонился от прямого ответа Александр Иванович и положил ветку в книгу. - Ну-с, пойдемте смотреть машину.