- Извините, мы не представлены, я не знаю, как вас зовут… ВИИР не частная лавочка, - возразил начальник. - Сведения имеют неоценимое научное значение. Неужели вы не понимаете?
- Я тупая, необразованная баба, - ответила Ирина. - Мне все равно. Я могу собраться и отбыть на историческую родину.
Это было блефом, но Абакумов поверил.
- Как угодно, - сказал он, меняя тактику. - Максим, проверь, свободен ли какой-нибудь из гостевых домиков, направь в кредитный отдел заявку на снабжение по четвертому, нет, по третьему классу, предоставь машину из институтского транспортного парка, что-нибудь новое, из последних поступлений. Сошлись на меня. Я сейчас подготовлю необходимые бумаги.
- У меня есть, где жить… - донеслось с другой стороны.
Абакумов проигнорировал реплику.
- Максим, ты нас познакомишь? - спросил он подчиненного.
- Пожалуйста, - ответил Величко. - Ирина, это начальник моего отдела, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Дмитрий Иванович Абакумов.
- Рада с вами познакомиться, - ответила она, выходя из маскировочного поля. - Ирина Кузнецова, в прошлом журналист, ныне просто праздно и бездарно тратящая жизнь особа.
- Очень рад, - ответил Абакумов.
Он, безо всякого интереса, посмотрел на ее ноги, талию, грудь и уцепился взглядом за лицо, складывая на своей физиономии дежурную радушную улыбку.
- Я буду работать только с Максимом, - повторила она.
- Пожалуйста, кто вам не дает, - ответил Дмитрий Иванович. - Я просто беспокоюсь, что Максим Александрович у нас человек новый, работает всего 10 лет. К сожалению, у него мало практики.
- Ну, надо же когда-то начинать, - ответила Ирина.
- Ваш оптимизм заразителен. Что, будь, по-вашему. Единственно, что я бы хотел, - чтобы у вас было свое жилье, пока вы будете гостьей нашего института. Вы там можете не появляться, это ваше право, но…
- Хорошо, - ответила Ирина. - Лицемерие - это плата, которую платит порок добродетели. Не помню, кто из древних это сказал.
- Пойду, сделаю необходимые приготовления, - продолжая держать на лице приклеенную улыбку, сказал Абакумов. - Не прощаюсь, мы скоро увидимся…
- Ты знал? - спросила Ирина, когда они снова остались наедине.
- О чем? - поинтересовался Максим.
- Не притворяйся. Я спрашиваю серьезно.
- Знал, конечно, - ответил Максим. - И что из этого?
- Ты потому пустил меня к себе? - внимательно изучая его лицо, спросила Ирина.
- Ты не оставила мне другого выбора, - ответил историк.
- Вызвал бы Службу Спасения, - мрачно сказала она. - Все так поступают. Через 5 минут прилетели бы, через 10 избавили тебя от обузы.
- Бог его знает… Может, так и надо было сделать, - согласился с ней Максим. - Все равно я не рассчитывал, что мне, молодому сотруднику, отдадут курицу, которая несет золотые яйца.
- Сам ты курица мокрая, - ответила ему она. - Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Значит, ты не рассчитывал…
- Да, - ответил Максим. - Но не мог же я дать тебе околеть на улице.
По лицу женщины пробежала целая гамма эмоций, прежде чем она вновь овладела собой.
- Ладно, проехали, - сказала Ирина устало. - Где тут у вас главный компьютер?
Чтобы попасть к "суперу", нужно было опуститься глубоко под землю. Проделав это путешествие, Ирина и Величко попали из уютного офиса, с мягким светом бра и продуманным богатым интерьером, в сырое, холодное подземелье.
Кабинка остановилась на обзорной галерее центрального модуля. Галерея висела между огромными трубами резонаторов, которые начинались в пузатых боках установки и уходили в породу. Несмотря на сплошное остекление, находиться на этой жердочке было очень неуютно. Под ногами гудел и раскачивался тонкий металл. Внизу горели огни, шумели кары и сновали крохотные фигурки техников. От этого непрочность конструкции чувствовалась особенно остро.
Ирина незамедлительно схватилась за плечо спутника. На ее лице проступил непритворный ужас.
Максим указал Ирине на лесенку, ведущую вниз.
- Пошли, - предложил он.
Ирина непроизвольно ойкая и бормоча невнятицу, боком двинулась за ним по гулкому металлу, обеими руками повисая на Максиме.
Они опустились до маленькой двери в стене и вошли вовнутрь несокрушимого, тяжелого сооружения.
Ядро установки надежно перекрывалось броней и энергетическими полями. Там сходились оконечные резонаторные камеры сложной трехмерной сети рабочей матрицы, располагались приборы управления полевыми диафрагмами и усилителями.
Главный аппарат ВИИР представлял собой гибрид сверхмощной вычислительной машины и информационной энергоматрицы, управляемой чувствительной электроникой.
Огромные размеры магистралей и усилителей определялись длинами продольных волн, которые на частотах человеческого мозга обладали поистине гигантскими размерами.
Вычислительная часть комплекса преобразовывала данные в трехмерное изображение высокой четкости, позволяющее моделировать окружение индуктора воспоминаний практически со 100 % достоверностью, позволяя воскрешать прошлое во всех красках, деталях, делая его зримым, осязаемым, живым.
В центре управления раздавались рапорты контрольных групп.
Расчеты, в спешном порядке затребованные с различных объектов, заполняли огромное подземелье, разворачивали мобильные терминалы, беря под наблюдение все участки сложных коммуникаций суперкомпьютера. В подземном царстве разгорался нешуточный переполох.
Тонко структурированные воспоминания бывшей московской художницы, были для института манной небесной. ВИИР многие годы топтался на месте из-за отсутствия качественного материала.
Максим последовательно активировал системы громадной установки. Отсек управления оживал, загорались экраны и датчики, в тишине все явственней проступал гул работы сильноточной электроники.
- Макс, мне страшно, - поминутно канючила Ирина. - Долго еще?
- Нет, - ответил историк. - Уже скоро. Мы давно бы начали, но большой шеф страхуется. Он не хочет промахов с самого начала.
- А это долго будет? - переменила тему она.
- Считывание? Да, долго. Часа по полтора в день, - ответил историк, продолжая свое дело.
- В день? - несказанно удивилась Ирина. - А что, это будет не один раз?
- Нет, конечно. Не раз и не два. И даже не десять. Ты попала по полной программе, - ответил ей историк.
- Сколько? - настойчиво спросила она.
- С учетом полезной для ВИИР информации в тебе, скорости считывания и декодирования с нужным качеством и детализацией…
- Не тяни, - подстегнула его Ирина.
- Короче, минимум год, максимум четыре. Я смог бы уложиться в два.
- А в десять? - поинтересовалась она.
- Это нужно постараться, - с усмешкой ответил историк.
- А что мне за это будет? - скандальным тоном спросила Ирина. - Во так вот по жердочкам мотаться дорогого стоит…
- Ты ведь слышала… Отдельный дом, такой же, как у меня, только побольше и получше, снабжение по 3 классу, глайдер в личное пользование. Обязательно выделят подъемные. Будут организована перевозка твоих вещей с Гелиоса и обратный перелет. На все время работы в ВИИР ты будешь освобождена от уплаты налогов. По результатам работы будет выдан несгораемый кредитный бонус.
- Да нахрен мне все это надо, - запальчиво сказала она. - Отпусти меня, Макс, не надо мне этого.
Чувствуя себя подонком, Величко невзначай коснулся рукой сигнального браслета.
Ирина поняла намек. Она на глазах сникла, обмякла, поняв, что теперь никто ее отсюда добром не выпустит.
- Ты сам что-нибудь с этого получишь?
- Наберу, может, данных для докторской диссертации…
- Негусто, - ответила она.
- А у меня все есть.
- Бессмертная кошка?
Максим не стал злить Ирину в такой момент, поэтому сделал вид, что не слышит.
- Первый пост - 5-х минутная готовность, - сказало радио.
- Ирина, пошли, - пригласил ее Максим.
- Куда? - спросила она.
- Вот сюда, - ответил Максим, показывая на маленькую дверцу.
За ней была овальная комната, в которой было лишь одно кресло, точно в центре установки, на перекрестке восьми волновых магистралей. Максим усадил в него Ирину. Она заметно дрожала.
- Макс, мне страшно. Ведь пока рано, есть пять минут, - повторяла она. - Макс, давай поедем домой.
- Потом, девочка, - ответил историк. - Вот сделаем дело и поедем. Я буду рядом.
Она сдалась и позволила надеть на себя датчики телеметрии и зафиксировать себя в кресле.
"Слава Богу" - пронеслось в голове у историка. - "Теперь никуда не денется".
Максим вдруг поймал себя на мысли, что женщина, связанная ремнями, смотрится крайне эротично. И вдруг поймал себя на диком желании, овладеть Ириной во время того, как интерферирующие продольные волны будут входить в резонанс с ее давно прошедшими жизнями.
Провожаемый жалобным взглядом своей подопечной, историк перешел к пульту управления, отделенному от камеры считывателя сорока миллиметрами прозрачного изолирующего композита.
Управление большой установкой сильно отличалось от портативного меморидера и требовало большой осторожности ввиду чрезвычайной мощности линейных усилителей. Сканирование было очень опасной операцией, в которой здоровье и жизнь индуктора зависели от умения оператора. Максим начал плавно увеличивать выход энергии на резонаторах.
Полевая сущность Ирины отозвалась включением в теле механизмов бегства от реальности: сердцебиением, холодным потом и, наконец, криком и слезами. Было видно, как она раскрывает рот в беззвучном крике. По движению губ явственно прочитывалось: "Макс, не надо!"
Максим тут же сориентировался, добавив мягких и спокойных мозговых ритмов во внешнюю принудительную модуляцию. Ирина перестала кричать, сваливаясь в зыбкий, изменчивый мир собственных фантазий. Это было не страшно.
Усилители вышли на расчетный режим, призрачный фиолетовый свет разгорелся в прозрачных трубах волноводов, заполнил туманом камеру считывателя. Стоячая волна стала настолько сильной, что начала излучать в видимом диапазоне.
На мониторе прокатилось кольцо огней, показывая, что датчики информационной матрицы до самых дальних уголков получают устойчивый сигнал.
Историк послойно, уровень за уровнем стал изменять настройку резонаторных камер, стараясь направить энергоинформационную сущность своей любовницы против потока времени.
Это у него получилось. Затем алгоритм временной регрессии подхватила электроника. Теперь Максиму не было необходимости самому манипулировать отсекателями и изменять тонкие настройки отражателей продольной волны.
По прошествии некоторого времени, электроника стала выводить индуктора из забытья, возвращая ясность сознания, но не в мире, где гудели линейные ускорители, и в волноводах плескалось море лучистой эктоплазмы.
Это была не Ирина. Это был совсем другой человек, иначе чувствующий и думающий. Но связь между этими личностями оставалась, оттого давно прошедшая жизнь стала заполнять сознание Максима"…
Следующие 10 страниц автор несколько неуверенно, всячески извиняясь за противоречие здравому смыслу, описывал тот мир, который открылся историку через глаза и мысли молодой художницы, вынужденной малевать на продажу пейзаж, открывающийся со смотрового парапета какой-то Воробьевой или Воробьиной горы.
То, что не могло поместиться в голове занятого этим периодом историка, было предельно ясно его далекому потомку. Конечников читал и словно глядел в зеркало: несмотря на то, что поменялись декорации, все было до боли узнаваемым, виденным его собственными глазами.
Единственно, в этом мире оставалось чуть больше свободы и уважения к человеческой личности.
Начальство пока не било своих подчиненных, не загоняло за Можай, по крайней мере, в массовом порядке и безнаказанно.
Продолжали действовать опереточные органы, контролирующие соблюдение прав трудового люда.
Правителей страны давно назначала верхушка, но пока что устраивались представления, называемые "выборами".
Ветераны продолжали требовать человеческого к себе отношения. Они и сами не слишком верили, что смогут чего-то добиться, но безысходность и желание хоть что-то сделать для признания давно списанных заслуг, гнали их на улицы. Им пока - что давали такую возможность, поорать и выпустить пары, стесняясь признать, что прежние безумные правители пережевали, высосали все соки и выплюнули их за ненадобностью, а теперешней власти они и подавно не нужны.
Новая знать пока помнила, хоть и старалась забыть всеми доступными средствами, об оставшихся в недалеком прошлом "свободе, равенстве, братстве".
Пока не было законодательного разделения на классы, хотя декларируемая равноценность всех членов общества, доставшаяся в наследство от периодов лишений, войн, репрессий и утопических экспериментов с массовым смертельным исходом, была уже чисто пропагандистским трюком.
Большая война со свирепым, сильным и вероломным врагом осталась в прошлом. Однако, отравленные сытой жизнью "дети, не знавших войн", устраивали себе маленькие, но чрезвычайно горячие по накалу страстей локальные стычки, на которых, как и на большой войне убивали и калечили по- настоящему.
Был там и ответ, объясняющий, зачем все это делалось, который был ясен как дважды два литературному персонажу и совершенно не укладывался в голове капитана ВКС.
По мнению автора, древние люди таким образом "не позволяли душе лениться". Люди заполняли свое время эмоционально значимыми событиями, строя бледное подобие настоящей жизни вокруг самими же созданных препятствий по материальным ресурсам, свободе перемещения и, чему больше всего поражался персонаж романа - ограничению в еде, которая для многих была фетишем, мерилом ценностей и самой желанной наградой.
Конечников долго думал о прочитанном, поражаясь, что ничего не меняется. Потом он в расстроенных чувствах выкурил сигарету и улегся спать, благо время было позднее.
Но в голове бывшего пакадура, по воле случая вынужденного прикидываться Управителем Жизни, долго крутился собачий вальс из поколений, то изнурявших себя "самодельными" трудностями, то скучающих без лишений.
И вращала этот дебильный хоровод та самая сила, которая заставляла людей сходить с ума от скуки, когда по странному капризу календаря нерабочих дней набиралось больше 3 подряд.
Утро Федора пролетело просто мгновенно. Из младшего медицинского персонала дежурила Бэла, которая Конечникову нравилась меньше всего из-за неприятного сочетания светлых крашеных волос и диковатого взгляда карих глаз. Он почти не обращал на нее внимания. Пришел врач, затем полковник, потом начались процедуры. Наконец, он был освобожден от обязанностей пациента.
Федор двинулся на природу, в парк. Его аппарат, повинуясь заданной программе, медленно поплыл над аллеями, неся на себе погруженного в чтение высокопоставленного седока. Конечников читал все подряд, забыв о первоначальной задаче - найти сочетание звуков, которое делало человека бессмертным. А древняя книга подбрасывала ему факты один невероятней другого.
…"Машина историка с мягким шорохом резала воздух. 700 км/час не были заметны в герметичном салоне, как в вату обернутом эластичным коконом поля. Помимо прочего, барьерная разность потенциалов обладала свойством гасить воздушные вихри, резко уменьшая сопротивление и шум. Глайдер Максима, скользил в полоске света от вечерней зари между темной бездной неба и сумрачной твердью земли.
- Будет холодно, - сказал историк, глядя на беспощадно-яркие звезды.
- Да, - грустно сказала Ирина, отрывая голову от стекла.
Она, наконец, вернулась из своих невеселых мыслей.
- Минут 10 и мы на месте, - сказал ей Максим. - Что-то ты совсем скисла…
- Просто я в который раз поняла, что жизнь уходит как вода в песок. Время идет, а самым большим приключением в ней остается дорога от работы до дома на прогулочной скорости. Как немного…
- Ну почему, - возразил Максим. - Куда меня только не заносило.
- А к кому ты летаешь? - поинтересовалась Ирина.
- По бабам конечно, - ответил Максим.
- Ну, разумеется, - с досадой сказала она. - Не заниматься же онанизмом.
- А если заниматься, то с партнером, - в тон ей ответил Максим.
- Вот именно… Онанизм вдвоем - как зеркало нашей эпохи.
- Кто виноват, что люди, предназначенные друг для друга, как правило, разделены не километрами, а парсеками пространства?
- Нет, не в этом дело. Люди разделены тем, что совершенно, нисколечко не нужны друг другу. От этого хочется выть.
- Ты имеешь в виду себя? - осторожно спросил Максим.
- И себя тоже, - глухо, с досадой ответила она. - Смотри, впереди появились огоньки.
- Я давно их заметил, - сказал Максим. - Это Мертвый город.
- Не называй его так, - попросила Ирина.
- Хорошо, просто город, - согласился Максим и неожиданно поинтересовался. - А ты знаешь, как ходили в атаку древние штурмовые машины?
Она не успела ответить. Историк бросил машину вниз, одновременно отклоняясь влево. "Корсар" провалился до самой поверхности, соскользнул в русло сухой реки и помчался поднимая за кормой настоящую снежную бурю.
Ирина от неожиданности взвизгнула, схватилась руками за своего спутника.
- Что ты делаешь? - вскрикнула она, возбужденная и напуганная.
- Очнись, пора, - также громко крикнул в ответ историк.
- Извини, - нормально сказала Ирина. - Может не надо?
- Отчего? - спросил Максим.
- Прибереги это на обратную дорогу, - ничуть не смущаясь, ответила она.
- Ну, как скажешь, - никак не выдал своего удивления Максим.
Ему вдруг подумалось, что он начинает привыкать к этой помойной женщине и даже принимать во внимание ее желания.
Историку это совсем не понравилось. Что-то происходило между ними как бы, между прочим, самой собой, помимо его воли.
Максим снизил скорость и поднялся. Цель полета была совсем рядом. Посреди снежной равнины горела огнями улица большого города. На здания были налеплены сотни лампочек, которые сияли в темноте ночи, очерчивая контуры построек. На проезжей части садились лодьи и глайдеры гостей.
Историк сделал круг, показывая изнанку этой с идеальной точностью смоделированной улицы. Она разительно отличалась от парадных фасадов - наружу торчали внутренности недостроенных зданий, перекрытия, балки из композита, подпирающие стены. Все это выглядело как с размахом выполненные декорации.
Максим прошел над коробками домов, лишенных крыши и заваленных почти доверху снегом внутри, зашел на посадку и технично приземлился на свободный пятачок. Вылез из глайдера и помог выбраться Ирине.
Иллюзия того, что они оказались в настоящем старинном городе, из которого непонятным образом исчезли все жители, была полной.
На занесенной снегом улице сияли огнями фонари, светились витрины магазинов, предлагая зайти. Море света плескалось на вывесках казино. На крайнем доме, граничащим с Садовым кольцом, медленно вращался огромный глобус.
Впечатление портили беспорядочно брошенные летательные машины.
Мало того, что глайдеры принадлежали к совсем другому времени, они были натыканы, где попало, довершая впечатление странной катастрофы, которая заставила людей покинуть это место налегке, бросив и дома и транспорт.
Ирина огорченно вздохнула.