Небо за окном начало розоветь по краям, а звезды по одной покидали небосклон. Наступало утро. Я смотрел, как ночь соскальзывает с домов, нюхал остаток порошка и обдумывал свой следующий ход.
Мои дальнейшие действия не будут связаны с Отделом - несмотря на то, что в постели моей спит инквизитор. Кэтрин не обладала в Отделе достаточным весом, к тому же она все равно не разделяла до конца мои версии. Если Моргенлендер еще на сцене, я мог бы перетянуть его на свою сторону при всей его нелюбви ко мне, но рассчитывать на это особенно не приходилось. Я обдумал абсурдную идею встретиться еще раз с Фонеблюмом и выложить ему все, что имею против него, но даже в том маловероятном случае, если он капитулирует, я вряд ли придумаю, что просить у него. Если я позволю ему разрешить мои проблемы с кармой, я только пополню компанию тех, кто жил и живет у него под пятой, вроде Пэнси, Стенханта, Тестафера и многих других. Включая, судя по всему, Корнфельда.
Теперь я не сомневался, что могу распутать это дело. Вопрос заключался только в том, к кому мне идти, распутав его. У меня был клиент - даже два, считая Челесту, - но они вышли из игры. Я мог распутать это дело, но с точки зрения самосохранения лучше бы мне было его не распутывать.
Корнфельд вошел, когда я вытирал стол. Он вошел без стука. Судя по его виду, он не спал всю ночь - впрочем, я тоже. По крайней мере он был при полном параде и даже с пистолетом. На мне был только халат.
- Одевайся, - буркнул он.
Я сделал так, как он приказал. Он не заглянул в спальню, и если и узнал плащ Кэтрин или ее помаду у зеркала, то промолчал. Он только стоял и смотрел, как я сражаюсь с пуговицами. В окно заглянуло солнце, и на стволе его пистолета вспыхнул солнечный зайчик. Когда я обулся, он попросил мои карточку и лицензию.
Я протянул их ему. Он сунул лицензию в карман и пробежал декодером по карте. Я протянул руку забрать ее, но он убрал ее в карман к лицензии и ухмыльнулся.
- Просто сувенир, - пояснил он. - В свое время получишь новую.
Я хлопал глазами не понимая.
- Добро пожаловать в мир лишенных кармы, Меткалф. Надевай плащ.
Мы спустились к его машине. Я никогда не смогу этого проверить, но не думаю, что Кэтрин хотя бы пошевелилась во сне.
ЧАСТЬ 2
ШЕСТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Глава 1
Это было недолго, но противно. Я проснулся с ощущением, что так и не отоспался как следует после той ночи, когда меня забрал Корнфельд. На мне была уродливая пижама, и я лежал в квадратном белом помещении - вроде бы несколько минут назад я находился в таком же, только тогда вокруг суетились врачи, готовившие меня к заморозке.
Теперь в углу сидел один-единственный санитар с журналом в руках. Я слез со стола, потянулся и хотел уже было поворчать насчет того, что даже здесь у них ничего не работает как надо. Тут парень заметил, что я проснулся, достал откуда-то и вручил мне мою одежду, чистую и отглаженную, и только тогда до меня дошло, что я отлежал свой срок. Гадкому привкусу у меня во рту исполнилось шесть лет.
Я не спеша оделся. Санитар не торопил меня. Чуть позже он спросил, готов ли я, и я ответил, да, и мы вышли в коридор и спустились на лифте на первый этаж. В лифте санитар окинул меня взглядом и улыбнулся. Я попробовал улыбнуться в ответ, но не смог - так волновался. Я все пытался найти в себе подтверждения того, что миновало шесть лет, но не находил.
Санитар проводил меня в кабинет, где сидел инквизитор, в бешеном темпе печатавший что-то на встроенном в крышку стола компьютере. С минуту мы ждали, пока он покончит с этим занятием, потом он опустил монитор и улыбнулся. Я сел на стул и, пока санитар и инквизитор подписывали друг другу какие-то бумаги, переговариваясь вполголоса, выглянул в окно. Солнечные лучи слепили глаза, отражаясь от стеклянных стен домов напротив.
Может, это объяснялось особенностями моего свежеразмороженного зрения, но все показалось мне каким-то неправильным: слишком яркие краски, нечеткие силуэты. Словно плохо отретушированная фотография. Я вдруг понял, что мне вот-вот предстоит выйти из дверей Отдела в эту плохо отретушированную фотографию - насовсем. И эта фотография - мой новый мир, а старого больше не будет. И еще я понял, что продолжаю жить своим последним делом, что глупо. Смехотворно глупо. Можно подумать, что это дело еще не закрыто.
Санитар вышел, а инквизитор выдвинул ящик стола, достал оттуда металлический контейнер размером с коробку из-под ботинок и поставил передо мной. В нем оказалось барахло, которое они вынули из моих карманов шесть лет назад, аккуратно рассортированное по полиэтиленовым пакетам. Его было немного. Ключи от машины и квартиры, исчезнувших пять лет и одиннадцать месяцев назад, когда я перестал платить. Все же ключи приятно оттягивали задний карман - в конце концов ими удобно чистить ногти.
Все остальное составляли половинки шести разных стодолларовых купюр и ручка-антиграв. С минуту я покрутил обрывки в руках, пытаясь собрать хоть одну бумажку, которую смог бы сунуть в кассовое окошко или по крайней мере бармену в темном баре, но, увы, я явно грешил привычкой совать в карман одинаковые половинки. Пока я не наткнусь на парня с противоположной привычкой, толку от этих бумажек никакого. На всякий случай я все же сложил их и сунул в карман.
Я вытаскивал из пакета авторучку, когда почувствовал на себе пристальный взгляд инквизитора. Я поднял глаза, и он ухмыльнулся. На вид ему было лет двадцать - двадцать пять, но мне казалось, он нагляделся на лишенный кармы мусор вроде меня, входящий и выходящий из морозильника, и теперь развлекается, глядя, как я разбираюсь со своим богатством.
Неожиданно он встал и закрыл дверь в коридор.
- Я вас ждал, - заявил он.
- Очень рад, - озадаченно промямлил я.
- Я дам вам пятьдесят баксов за эту ручку, - сказал он, возвращаясь за стол. - Это ведь первая такого рода. - Он говорил, словно обращаясь к ребенку в те времена, когда еще были дети. - Это мечта коллекционера, - объяснил он.
Я не удержался от улыбки.
- Эта ручка спасла мне жизнь.
Он принял это за желание поторговаться.
- О’кей, - сказал он. - Сотню.
- Она не продается.
Он посмотрел на меня со странным выражением в глазах.
- Я же оказываю вам услугу, чудак. Ваши деньги вряд ли на что годны.
В этом была своя логика.
- Сто пятьдесят, - сказал я.
Он покачался немного в кресле, потом с улыбкой достал бумажник.
- Учтите, я ведь мог просто взять ее.
- Нет, не могли, - заявил я немного обиженно. - Если бы могли, взяли бы.
Он расстегнул бумажник, и в кабинете послышалась музыка: фанфары, которые не смолкали, пока он не отдал мне деньги и не убрал бумажник в карман. От этого у меня по спине побежали мурашки. Я надеялся только, что играл бумажник, а не деньги.
Он выдвинул другой ящик и достал оттуда маленький конверт, заклеенный скотчем, и новую карточку с моим именем.
- Семьдесят пять единиц, - сообщил он. - Желаю удачи.
Он снова осветился своей идиотской улыбкой. Похоже, интервью перед выходом подошло к концу. Я сорвал скотч: конверт оказался полным стандартного порошка. Трогательная заботливость.
Я рассовал все по карманам. Мне здорово хотелось вытереть эту чертову ухмылку с его физиономии, но я сдержался. Я подтолкнул ручку к нему; он прикинул траекторию и поймал ее прежде, чем она пролетела над его головой. Но не раньше.
- Пока, - сказал я.
Я пересек пустой вестибюль и вышел на солнце. Я еще не решил, что буду делать дальше, но мои ноги сами на всякий случай старались унести меня подальше от Отдела, на что у них имелись основания.
Свернув за угол, я почувствовал, как кто-то, идущий за мною, тянет меня за рукав. Это оказался Сёрфейс. Шимпанзе казался маленьким и сгорбленным, но в конце концов шесть лет прошло, к тому же я видел его только раз, да и то - в постели. На нем был костюм грязно-серого цвета и красный галстук с вышитыми маленькими пони. Ботинки были бы даже симпатичными, не покрывай их паутина царапин.
Он посмотрел на меня, и кожа у него на лице покрылась сетью морщин. Выражение его было неожиданно мягким.
- Я нашел в газете сообщение о том, что тебя выпускают, - объяснил он. - Я подумал: тебе не помешает, если кто-то угостит тебя выпивкой.
Я был тронут. Не уверен, что мне хотелось, чтобы меня жалел кто-то с внешностью Сёрфейса, и все же я был тронут.
- Идет, - откликнулся я. - Веди.
Старый шимпанзе повернулся и двинулся по тротуару. Я пошел следом. Я не знал точно, который час, но солнце стояло высоко, и я подумал, что Сёрфейс, должно быть, встал рано специально, чтобы поймать меня. Интересно, подумал ли он при этом, что мне нужно больше, чем просто выпивка, чтобы очутиться в своей тарелке?
Мы зашли за угол здания и оказались на большой стоянке. Если не считать инквизиторов, подъезжавших и отъезжавших на своих черных машинах, на ней стояло только два-три человека. Когда я пытался встретиться с ними глазами, те поспешно смотрели на часы, на небо или на асфальт. Все в порядке, моя привычная паранойя действует как положено; я почувствовал, что время, проведенное в морозильнике, оставило несмываемое клеймо на моей ауре и будет узнаваться всеми до тех пор, пока я не научусь скрывать это. Я рассмеялся. Все, что мне было нужно, - это выпивка и понюшка.
Я хлопнул Сёрфейса по плечу.
- Куда мне идти за лицензией?
Он покосился на меня и подмигнул. Я не думал, что его лицо может сморщиться еще сильнее, но оно смогло. Его лицо практически растворилось в морщинах.
- Попридержи вопросы, - буркнул он сквозь зубы.
Глава 2
Мы уселись в его машину, и он отвез меня к себе домой и налил мне стакан у себя на кухне. Жилье было еще более убогим, чем то, в котором я навещал его шесть лет назад, когда его ранили. Кроме того, я не видел никаких следов его подружки, и, возможно, одно являлось следствием другого, хотя, что именно было причиной, а что - следствием, я не знал. Тот мир, что он построил вокруг себя, исчез. Когда-то он был классным частным инквизитором. Теперь он стал просто старой обезьяной.
Некоторое время мы молчали. Это устраивало нас обоих. Бутылка, которую он выставил на стол, была полна только наполовину, и мы не особенно торопились расправляться с ней. Виски на пустой желудок ударил мне в голову, и это мне нравилось. Мне не особенно хотелось проверять, какую закуску он выставит.
Я решил попробовать, что за порошок они мне там насыпали. Это казалось еще одним барьером между мной и этим новым миром. Я боялся, что, когда начну задавать вопросы, ответы на них мне не понравятся. Я надеялся, что зелье поможет мне забыть про вопросы.
Я высыпал на стол весь конверт. Порошка оказалось слишком мало, чтобы делить его на порции. Его едва хватало на один этот раз, какими бы ни были ингредиенты. Я покрошил его ногтем и свернул конверт трубочкой.
- На твоем месте я не делал бы этого, - заметил Сёрфейс.
- Мне не до лекций, - отозвался я.
Он оскалил свои желтые зубы и отодвинул стакан.
- Не торопись, Меткалф. Я пытаюсь объяснить тебе, что тебе это не нужно.
- Не нужно, - кивнул я. - Необходимо.
- Это даст тебе то, что ты ищешь и еще кое-что, - сказал он.
Он облизнул губы и говорил медленно и внятно; второй случай за последний час, когда со мной обращаются как с ребенком. Мне это не понравилось.
- У тебя еще нет воспоминаний, чтобы стирать их.
- Мне хватает еще с того раза, - ответил я. - Не веришь - могу поделиться.
- Это зелье совсем другое, - его голос сделался тихим, но настойчивым. - Сделай мне одолжение, не нюхай его.
Я вздохнул, развернул конверт и, используя его в качестве совочка, сгреб порошок в маленькую кучку на краю стола. Хорошее настроение куда-то исчезло, даже виски, казалось, прокисло в желудке.
- О’кей, Сёрфейс. Я сделаю тебе одолжение. - Я заглянул в его глаза так глубоко, как только мог, но он выдержал взгляд. - Только ты сделай мне встречное одолжение. Скажи, что сделало тебя тряпкой. Ты был крепче, даже валяясь на кровати перед телеком. - Я засмеялся, чтобы скрыть страх. - И если мне предстоит сделаться таким, как ты, дай мне знать, чтобы я пустил пулю в башку, пока у меня хватает на это духа.
Он наконец отвел взгляд и потянулся за стаканом, но тот был пуст.
- Придется тебе привыкать, Меткалф. Это не моя вина. Сейчас больше не поразгуливаешь, задавая вопросы.
- Я хотел взять лицензию.
- Нет больше лицензий, - вздохнул он.
- Но инквизиторы-то есть, - возразил я.
- Только не частные.
- Нет, есть, - сказал я, сжимаясь от неприятного предчувствия. - Вот он я. То, чем я занимаюсь, по-другому не назовешь.
- Твое занятие в прошлом, - сказал он тяжелым, мертвым голосом. - Ты этим занимался. Раньше. Теперь этого нет, Меткалф. Привыкай.
- Посмотри-ка, кто это говорит… - начал было я и осекся. Это вылилось бы во что-то грязное, а у меня душа не лежала к этому.
Его губы сложились в невеселую улыбку.
- Я жил только этим, - сказал я, наполовину себе самому. - У меня же нет ничего другого. Я пытался.
- Попытайся еще. Этого больше не будет. Тебе даже не позволят разговаривать с кем угодно. А про вопросы забудь.
- Забыть про вопросы, - повторил я. - Спасибо, буду знать.
Я провел пальцем по кучке белого порошка - на столе осталась дорожка. Мне отчаянно хотелось нюхнуть.
- Что не так с порошком?
- Индивидуальных смесей больше нет. Только стандартная.
- И что со стандартной?
- Забыватель с продленным действием. В этом все дело. Нюхай, если хочешь, только не забудь сначала написать на спичечном коробке свое имя и адрес. Большими буквами.
- Я думаю, переживу.
- Как хочешь. - Он вздохнул. - Да, Меткалф. Не заговаривай о прошлом. Память не поощряется. Для этого и предназначена эта дрянь. В Лос-Анджелесе запрещено знать, чем ты зарабатываешь на жизнь. И если ты не используешь это зелье, притворись, будто используешь. И если увидишь людей, говорящих в свой рукав, не думай, что они говорят с тобой. Учти.
Я ждал продолжения, но он закончил. Он поднялся и пошел к шкафу, скорее всего за новой бутылкой. Я остался сидеть, пытаясь усвоить то, что он мне сообщил. Получалось плохо.
Он достал еще одну початую бутылку, полнее первой, хотя и ненамного, и разлил ее содержимое поровну в два стакана. Потом сел и присосался к своему. "Интересно, сколько спиртного требуется, чтобы свалить с ног это маленькое тело", - подумал я и решил, что Сёрфейс выработал значительную устойчивость к алкоголю. Когда ты не помнишь, сколько у тебя бутылок осталось, это происходит не от того, что ты не пьешь.
Я же предпочитал другие стимуляторы, и взгляд мой не отрывался от порошка. Моя кровеносная система требовала щепотки Пристрастителя - единственного ингредиента, без которого не обходится ни одна смесь.
Я смел стандартный Забыватель обратно в конверт, аккуратно завернул его и положил в карман. Пригодится пускать пыль в глаза, как предлагал Сёрфейс. И если уж совсем невмоготу станет, могу и понюхать, и к черту последствия.
Сёрфейс опустил стакан.
- Черт побери, Меткалф. Знаешь, я уже несколько лет не говорил столько.
- Мы еще и не говорили.
Он отмахнулся от моего сарказма.
- Я имею в виду сегодня, после того, как отловил тебя.
Я почувствовал приступ раздражения. Мне хотелось сказать ему, что он говорил со мной всего два дня назад. Но, разумеется, это был вздор. Сёрфейс был добр ко мне, и я должен отплатить ему тем же. Тем более что все это безобразие миновало меня, пока я валялся замороженным. Надо научиться не напоминать людям, сколько они потеряли по сравнению с тем, что было раньше.
- О’кей, - сказал я. - Я все понял. Спасибо за питье. - Я допил остаток из стакана.
- Не принимай это близко к сердцу, - посоветовал он. - Держи ухо востро, а рот на замке. Ты усвоишь правила игры.
- Я удалю себе рот как только научусь насвистывать жопой.
- Хорошая мысль.
Мне кажется, он был доволен. Он постарался избавить меня от неприятностей, и я сделал вид, что со всем согласился. Я не знал, стоит ли сообщать ему плохую новость: случайное замечание, оброненное им минуту назад, зацепило что-то в моем сознании, и дело, закрытое или не закрытое шесть лет назад, оказалось волшебным образом близко к раскрытию. Может, у меня и нет лицензии, но кто помешает мне довести до конца то, что я начал тогда?
Я не сомневался, что старая потрепанная обезьяна, сидевшая за столом напротив меня, не обрадуется этому. Но другой Сёрфейс, закаленный частный инквизитор, которого я знал шесть лет назад, был бы рад узнать, что я еще в деле.
Я недолго размышлял над этой дилеммой. Тот Сёрфейс, что обрадовался бы этому, шесть лет как исчез. Мне пора было собираться. Я встал и надел плащ.
- Не принимай это близко к сердцу, Меткалф, - повторил Сёрфейс.
- Конечно, - кивнул я.
Мне хотелось убраться отсюда: вдруг то, что он мне сказал, все-таки неправда? И потом я не в силах был усидеть на месте. Я подумал о порошке у меня в кармане, и мои руки задрожали.
Я не обещал Сёрфейсу звонить или чего-нибудь вроде этого. Я решил, что он одобрит мое молчание, поэтому я только обернулся, подняв руку, у двери. Он кивнул мне, и я спустился по лестнице на улицу. Солнце клонилось к закату, а у меня в желудке все еще не было ни крошки. До места, где я обычно брал сандвичи, было кварталов десять хода. Возможно, оно еще там. Я отправился в путь.
Глава 3
Заведение, которое я имел в виду, куда-то делось, но через квартал располагалось почти такое же. Судя по всему, люди еще не утратили привычку есть сандвичи. Я решил разменять полученный от инквизитора полтинник и заказал десятидолларовый ломоть хлеба с майонезом и трехдолларовый стакан содовой, и, когда продавец выдвинул из-под кассового аппарата ящик с деньгами, тот исполнил оркестровый пассаж, не смолкавший до тех пор, пока его не задвинули обратно. Парень за прилавком улыбнулся так, словно на белом свете не было ничего естественнее. Я хотел улыбнуться в ответ, но улыбка не вышла.
- А мне казалось, ваша музыкальная шкатулка дает сдачу, - сказал я.
Парень непонимающе нахмурил брови. Он достал из кармана какую-то коробочку и заговорил в сетку-микрофон с одной ее стороны.
- Это, насчет музыкальной шкатулки, это как?
- Просто шутка, - послышался голос из коробочки.
- О, да, - просветлел лицом парень, посмотрел на меня и засмеялся.
Я думал, что он прикалывался, но он не шутил. Я решил, что это, должно быть, и есть то, о чем говорил Сёрфейс, - насчет людей, говорящих в рукава, - и мне сделалось не по себе. Я отнес свой сандвич за дальний столик, но аппетит куда-то пропал. Все же я съел его. Разделавшись с едой, я выкинул пластмассовый стакан и салфетку в контейнер у входа. Тот наградил меня фрагментом оркестрового марша, и на этот раз я промолчал. Я вышел на улицу и с минуту постоял на тротуаре, пытаясь выкинуть инцидент из головы. Руки дрожали, так что я спрятал их в карманы.