До сих пор Корнфельд так и не вымолвил ни слова. Теперь он снял шляпу, сипло произнес: "До свидания", - и открыл дверь Моргенлендеру. В дверях здоровяк оглянулся и еще раз дал мне возможность полюбоваться его кривой улыбкой. Я поднял руку. Они закрыли за собой дверь, и я слышал, как они шагают через приемную - мимо кроликов - к лифту, оставив меня наедине с сандвичем и уймой вопросов без ответа.
Я подошел к окну и поднял жалюзи. Окно выходило на восток, но лучи заката окрашивали склоны холмов над Оклендом и горели в окнах домов по ту сторону залива, превращая пейзаж в золотое шитье. Что и говорить, на расстоянии холмы казались просто красивыми. Я вернулся к столу, отодвинул в сторону сандвич и высыпал на столешницу щепотку зелья. Я измельчил его перочинным ножиком и уже нагнулся, чтобы вдохнуть, когда зазвонил телефон.
- Меткалф, - буркнул я в трубку.
- Это я, Ортон Энгьюин, - послышался голос. - Мне нужно поговорить с вами.
- Идет.
- Я слышал, вы уже взялись за дело, - неуверенно произнес он.
- Верно. Почему бы вам не подъехать ко мне в офис. Я подожду.
- Нет. Я не хочу напороться на инквизиторов. Приезжайте сами.
- Я уверен, что инквизиторы и так знают, где вы, - спокойно возразил я. - Вы под колпаком.
- Нет. Не думаю. Мне кажется, я оторвался от хвоста. Я в баре отеля "Вистамонт".
- Ладно, - сказал я. - Ждите там, - и повесил трубку.
Я наклонился и втянул порошок ноздрей, завернул остаток сандвича в бумагу и кинул в мусорную корзину. Потом посмотрел последний раз на холмы в лучах заката, опустил жалюзи и спустился к машине.
Глава 7
У ближайшего киоска я притормозил и купил у старой козы-киоскерши вечерний выпуск "Окленд Фотогрэфик". Печатное слово уже давным-давно сдавало позиции, но полностью исчезло только год назад, когда его запретили. Вот такие дела. Я припарковал машину и просмотрел газету. Обычные фото без подписей, наглядно демонстрирующие деловую активность властей: президент, пожимающий руку верховному Инквизитору, конгрессмены, пожимающие руки делегациям избирателей, губернатор, пожимающий руку рекордсмену кармы этого месяца… Я поискал местную хронику и обнаружил несколько снимков номера, в котором убили Стенханта - силуэт, обведенный мелом на ковре, красные пятна на постельном белье. Кроме этого, имелись фотографии инквизиторов, показывавших кровавые отпечатки ладони на шторе, и фотографии тела под белой простыней в момент погрузки в машину. Это напомнило мне стандартные фотографии лишившихся кармы в момент укладки в морозильную камеру хранения на неопределенный срок. На мой взгляд, разница не так уж и велика.
Последняя фотография показывала инквизитора Моргенлендера, обращавшегося к кому-то вне кадра. За его спиной, по обыкновению стиснув зубы, виднелся инквизитор Корнфельд. В общем, доблестные инквизиторы за работой на страже общественного порядка. Чертовски упрощенный взгляд: убийство не случается ни с того ни с сего - как, скажем, отрыжка. Убийство венчает цепочку взаимосвязанных событий, а последствия оного протягивают щупальца в будущее, так что обычными инквизиторскими методами не справиться. Я обдумал все это и усмехнулся своим мыслям. Убийство как распродажа. Убийство как учебное упражнение. Да что угодно, как то будет угодно нашей доблестной Инквизиции.
Я кинул газету на пассажирское сиденье и направил машину в холмы. Эшби-авеню была в этот час тиха и живописна, и я еще раз перебрал в памяти события дня - вдруг придет свежая мысль. Мысль не приходила. Видимо, Приниматель уже растворился в крови и притупил эмоции. Возможно, мне стоило лучше послушать радио.
Отель "Вистамонт" был из дорогих - не чета той дыре, где Стенхант имел несчастье закончить свою жизнь. Случись здесь убийство, кровь с пола вытрут вместе с отпечатками пальцев, а труп перенесут в менее престижное место задолго до прихода инквизиторов. Как знать, может так было и со Стенхантом. Именно в таких местах, как "Вистамонт", останавливаются денежные мешки, которым хочется похвастаться, что они побывали в Окленде, но при этом не запачкать подошвы. Отель был огромен и похож на лабиринт, и в нем вполне хватало ресторанов и прочих заведений, чтобы у вас не возникало желания выглядывать в большой гадкий мир за стенами.
Я оставил машину на стоянке и вышел, зажав газету под мышкой. Я надеялся, что это поможет спровоцировать виновного на откровенность вне зависимости от того, видел он это раньше или нет. Одного вида этих фотографий хватит, чтобы выбить Энгьюина из колеи, а мне позарез необходимо признание. Уж чем-чем, а избытком тактичности я никогда не отличался.
Я замешкался под оценивающим взглядом швейцара - пожилого негра, видимо, одного из последних на подобной работе. В наши дни этим занимаются по большей части обращенные животные, но "Вистамонт", судя по всему, гордился старыми дурацкими традициями, и негр являлся одной из них. Он одарил меня широкой улыбкой и распахнул дверь, а я приподнял шляпу.
В баре царил полумрак, из которого белыми льдинами выплывали столики. Последнее время в архитектуре интерьеров появилась мода создавать у человека иллюзию общения, оставляя его при этом на деле в уютном одиночестве, и бар "Вистамонта" мог служить эталоном подобного подхода. Я шагнул в темноту и начал оглядываться в поисках Энгьюина. Ничего не скажешь, он нашел-таки неплохое убежище. Я обнаружил его у дальней стены во вращающемся кресле за столиком, рассчитанным на двоих. Я уселся напротив, спиной к стене. Кресло было обтянуто бархатом, и я утонул в нем.
- Не очень-то вы спешили, - поднял глаза Энгьюин. Его лицо чуть заострилось, отвердело: он начал свыкаться с жестокой реальностью существования без спасительной оболочки нескольких единиц кармы на магнитной полоске карточки.
- Вы пока не оплачиваете мое время, - заметил я.
- А вы предпочитаете деловые отношения, Меткалф? - фыркнул Энгьюин.
Он сунул руку в карман, вытащил конверт и бросил на стол между нами. Я взял конверт. Там лежало тысяча четыреста долларов.
- За сегодня и завтра, - сказал он, удостоверившись, что я сосчитал деньги.
- Сегодня за мой счет. Пусть это будет аванс за пятницу. - Я убрал купюры в бумажник и положил пустой конверт на стол. Адреса я в темноте прочитать все равно не мог, но иметь при себе что угодно, связывавшее меня с Энгьюином, было бы рискованно.
- Звучит оптимистично, - мрачно вздохнул он.
- Что именно?
- То, что вы надеетесь иметь работу еще и в пятницу.
- Если честно, мне не понятно, почему инквизиторы вас еще не заморозили. Впрочем, то, что мы с вами беседуем сейчас, уже внушает оптимизм. Моргенлендер раздражен: у него никак не выстраивается цельная картина, и это его бесит.
- Со мной он держался очень уверенно.
- Не будьте дураком, Энгьюин. Просто вы не привыкли иметь дело с инквизиторами. Моргенлендер - исполнитель. Это дело попало в прессу. На него оказывается давление, чтобы он закруглялся побыстрее, но он должен довести расследование до конца или по крайней мере помешать увести его в сторону.
- Не понимаю.
- Я тоже, но надеюсь понять. - Я махнул официантке, но привлечь ее внимание оказалось не легче, чем подавать знаки вертолету, сидя на дне лисьей норы. - Я узнаю, кто и почему убил Стенханта. И если это ваших рук дело, лучше заберите эти деньги обратно и потратьте их на порошок или на девочек, да побыстрее, поскольку покрывать вас я не намерен.
- Я невиновен.
Я шмякнул газетой об стол, но в темноте эффект получился явно не тот.
- Что они на вас имеют?
Последовало молчание. Я вглядывался Энгьюину в лицо, но оно ничего не выражало.
- Я ему угрожал, - выдавил он наконец. - У них есть мое письмо. Но они не так поняли…
- Моргенлендер назвал это шантажом. У вас было что-то против Стенханта?
- Сугубо личное дело. Моя сестра работала на него, и он сломал ей жизнь. Я хотел, чтобы он знал, как я к этому отношусь.
- Подробнее.
- У нее от него ребенок. То есть башкунчик. Это просто маленькое чудовище…
- Башкунчики - все чудовища, - сказал я, и тут до меня дошло. - Скажите, вашу сестру зовут Пэнси Гринлиф?
Похоже, это заставило Энгьюина отнестись ко мне с большим уважением. Он подался вперед так, что на его лицо упал свет.
- Да, - сказал он. - Вы, наверное, уже говорили с ней.
- Нет, но надо бы. Поговорю завтра, если смогу. Рассказывайте дальше.
- Теперь я уже не так уверен, - произнес он. - Мне кажется, он обрюхатил мою сестру и платит ей за молчание.
- Если судить по ее дому, не такая плохая сделка, - заметил я.
- Вы не понимаете. До моего отъезда из Лос-Анджелеса у нее была хоть какая-то своя жизнь. А теперь она скрытная. Боится сказать мне, в чем дело. Стенхант обращался с ней как с куклой какой-то.
- И вы решили оборвать нити, - предположил я, - или хотя бы подзаработать.
- Давайте, Меткалф, давайте! Можете издеваться и дальше. Весьма признателен.
- Сами хороши. Продолжайте, Энгьюин. Не очень-то приглядная получится история даже с тем немногим, что мне известно. Моргенлендер заподозрил в вас шантажиста, а доктор Тестафер показал инквизиторам ваше имя в книге записей на прием, и оно там встречается не раз. Так что вам от Стенханта далеко не уйти.
Он, как школьник, положил руки на стол перед собой.
- Сначала я его и в самом деле хотел убить. Я пошел к нему, я его обзывал, я угрожал, я пытался вызвать хоть какую-то реакцию, - его руки дернулись так, что я понял: это не пустые слова. - Но он и не пробовал защищаться. Он скрывал что-то, это точно, и чуть ли не силой заставил меня взять деньги.
- О’кей, потише. Так, значит, вы с ним пришли к своего рода компромиссу: обменяли ярость на кошелек.
- Еще он пытался запугать меня: говорил, что я впутался в это больше, чем думаю, и предлагал уйти. Он увидел, что я поубавил пыл, и предложил мне деньги, а я их взял. Для него это ерунда, а для меня - нет.
- Он просто ввел вас в семью. Как еще одну куклу.
- Идите к черту.
Я улыбнулся.
- Откуда вы такой взялись, Энгьюин? Где вы учились играть простачка? Да над вами грех не издеваться.
Вопросы - вообще неприятная штука, а этот к тому же звучал как оскорбление, поэтому я даже удивился, когда он уловил суть вопроса и ответил прямо. Хотя в его положении можно уже ничего не бояться.
- Я приехал сюда из Эл-Эй, - почти спокойно ответил он. - Я шесть лет прослужил в армии. Пытался дослужиться до звания, но мне надоели военные инквизиторы. Насколько я понял, все, что они хотят, - это чтобы кто-то чистил им сортиры. Вот я и уволился - с избытком кармы и без гроша в кармане. Тогда я и решил проведать сестру.
- Где вы остановились?
- Сначала у приятеля в Пало-Альто, потом на несколько дней у сестры - пока туда не въехала Челеста Стенхант. Теперь вот нигде. - Он повернул руку ладонью вверх, как бы демонстрируя это. - Моргенлендер дал мне понять, чтобы я и близко не подходил к дому на Кренберри-стрит. Я пару раз переночевал в ночлежке, но они пускают только с минимальным запасом кармы, так что теперь мне туда нет ходу.
Я начал проникаться к нему жалостью; впрочем, ничего удивительного. Со мной так всегда бывает, когда я сталкиваюсь с человеком в еще более отчаянном положении, чем я. В подобных ситуациях мои реакции не сложнее, чем у кобелей Павлова.
Где-то в глубине бара официантка посмотрела на свою схему и сообразила наконец, что мы здесь. Склонившись над столом, она спросила, что нам нужно. Я заказал стопку текилы и попросил принести зеркальце. Энгьюин только помотал головой, и официантка ушла.
Тут меня осенило.
- Ведь вы платите мне деньгами Стенханта, так?
Он помолчал немного, потом решился.
- Ага. Вы, наверно, теперь вернете их мне и снова предложите забыть все?
- Нет, - сказал я. - Просто мне это представляется забавным. Мы оба питались из одного источника, только теперь он иссяк. - Я похлопал по карману. - Это все?
- Почти.
Вернулась официантка. Она поставила на стол питье и положила рядом маленькое зеркальце неправильной формы и пластмассовую соломинку для нюханья с выгравированными на ней названием и телефоном отеля. Я заплатил двадцатку и, расстегнув кошелек, вынул из него пакетик с зельем. Измельчая порошок ножиком, я поднял глаза и увидел, что Энгьюин наблюдает за мной.
- Вы не нюхаете?
- Нет.
- Армия отучила?
- Нет. Я и не начинал.
Я испытал еще один приступ жалости к пареньку, но это быстро прошло.
- Забавный из вас шантажист, Энгьюин. Стенхант злоупотреблял Забывателем, и еще как злоупотреблял. Так что идти к нему с угрозами, не зная, что он помнит на момент разговора, а чего не помнит, чертовски глупо. Вполне возможно, он даже не сообразил, кто такая ваша сестра.
Я нагнулся и нюхнул через пластмассовую трубочку, потом откинулся назад, давая зелью стечь по носоглотке. Нанюхавшись, я вытер зеркальце рукавом и спрятал фирменную соломинку в карман. Должно быть, Энгьюин все это время готовил речь, и, когда он заговорил, я с удивлением услышал следующее:
- Это изощренный вариант понятия "добрый фараон - злой фараон", - заявил он.
- Что-что?
- Вовсе вы не на меня работаете. Вы просто инквизиторская приманка. Вы следите за мной и выпытываете у меня все. Вы играете на моем страхе перед ними, но разницы между вами нет. - Он хихикнул. - Это все просто игра. Они отобрали у меня карму, вы - деньги, вот игре и конец. Вам нравится казаться независимым циником, словно вы больше, чем шестеренка в механизме, но это только поза и ничего больше. - В его голосе проскальзывали истерические нотки, словно он пытался сам себя убедить. - Вы живете и работаете под их крылышком, иначе они бы вас прихлопнули.
- А вот и нет, Энгьюин. Все куда как сложнее.
- Угу. Это уж точно, - кивнул он. - Расскажите как.
У него был вид кролика, которого так напугали, что он разъярился.
- Во-первых, я ни за что не взялся бы за ваше дело, не верь я вам с самого начала. Инквизиторы всегда выбирают путь попроще, порой в ущерб истине - вот одна из причин, почему я ушел в частную практику. Вы правы, усматривая в моих отношениях с ними некоторый симбиоз, но уж разыграть "доброго фараона - злого фараона" они смогли бы и без моей помощи. Я сам долго думал, почему я ушел из Отдела, и это слишком сложно объяснить - уж во всяком случае, не сейчас.
Как я и предупреждал вас с самого начала, вы не покупаете себе нового лучшего друга. Да, я работаю на вас, но вы мне не начальник, поскольку я лучше знаю, как действовать. Если я огорчу вас - что ж, дверь морозильника открыта. Вступительный взнос вы уже заплатили. Я давно усвоил, что моя работа заключается в раскрытии тайн, которые люди хранят от самих себя так же крепко, как от других.
Я дал Энгьюину время переварить это, а сам отхлебнул из стакана и осмотрелся по сторонам. Глаза уже привыкли к полумраку, и мне даже почти удалось разглядеть клиентов за дальними столиками. Я был несколько удивлен, увидев обращенного кенгуру, одиноко сидевшего у окна со стаканом в лапе. Он смотрел в нашу сторону и, поймав мой взгляд, отвел глаза. Впрочем, слышать он нас все равно не мог, что я и отметил. Законы, ограничивавшие присутствие обращенных, повсеместно слабели, и консерваторам вроде меня приходилось с этим смириться.
- Я все обдумал, - сказал Энгьюин. - Меня заморозят.
Я отвлекся от кенгуру. Энгьюин снова превратился в кролика, но не разъяренного, а просто напуганного. Напуганного и до смерти уставшего.
- Что вы хотите этим сказать?
- Никуда мне не деться. Вы-то мне ничего не скажете, но я все обдумал, и это совершенно очевидно. Мне лучше приготовиться. Черт, я ничего про это и не знаю.
- Все очень просто, - сказал я. - Они хранят вас в морозильнике, и, если у вас есть хороший адвокат или высокопоставленные родственники, они будут присматривать за вами и рано или поздно разморозят. Насколько мне известно, это всегда делается так.
- Я не понимаю, что вы имеете в виду.
- Единственное отличие между тюрьмой и морозильником то, что в тюрьме вы можете играть в карты, отмечать день рождения и вообще вести светский образ жизни, а в морозильнике - нет, что обходится дешевле и к тому же гораздо гигиеничней. Вы выходите таким же глупым и бедным, и ваша девушка уже давно нашла себе другого. Впрочем, у того, кто заказывает музыку, всегда имеются деньги и связи, чтобы скостить срок. У вас найдется кто-нибудь, кто может помочь?
- Сестра, - неуверенно произнес он. - Она может.
- Никого из Эл-Эй? Дружков по армии?
- Да нет…
- На вашем месте я бы не слишком рассчитывал на сестру, - возразил я. - Она растит ребенка от человека, которого предположительно убили вы. Когда вы с ней говорили в последний раз?
- Ни разу с тех пор, как я ушел оттуда. С момента появления Челесты.
- Я попробую поговорить с ней о вас, - предложил я. - Как ей поступать, если они заберут вашу карточку.
- Ага, - вяло кивнул он. - Это было бы хорошо.
Пару минут мы посидели молча. Я допил текилу и поднял стакан слизнуть те капли, до которых мог дотянуться языком. Я покосился на кенгуру, и тот снова поспешно отвел глаза.
- Вот ключи от моего офиса, - сказал я наконец. - Можете переночевать сегодня там, а утром оставите их дантисту. Не лазьте по ящикам и не отвечайте на телефонные звонки.
- Ладно, - удивленно ответил он. - Спасибо.
- Нет проблем. - Я надел шляпу. - Я пойду. У меня дома автоответчик. Звоните.
- Ладно.
- Когда я выйду, оглянитесь по сторонам и посмотрите, не выйдет ли кто-нибудь следом за мной. Ничего не делайте, просто запомните.
Я выбрался из своего бездонного кресла и на негнущихся ногах подошел к стойке, стараясь не оглядываться. Я положил на стойку еще двадцатку.
- Принесите моему другу выпить.
Девица кивнула и покосилась на стол. Я сунул руки в карманы и вышел из бара. Свет в вестибюле чуть не ослепил меня, зато дышалось здесь свободнее. Я небрежно кивнул портье и вышел.
С минуту я посидел в машине, чтобы поунять дрожь в коленках. Я чувствовал себя неважно, хотя теперь мое время оплачивалось - парнем, у которого своего времени почти не осталось. Внутренний голос советовал мне поехать домой и принять еще понюшку, но другой внутренний голос резонно возражал, что, возможно, самое время поработать ногами. Я вздохнул и на этот раз решил послушаться второго голоса.
Поэтому я поехал посмотреть на место преступления. Убийство произошло ночью, и при правильном подходе мне может и удастся поговорить с парнем, обнаружившим тело. Если мне и везет когда с гостиничным персоналом, так только с ночной сменой, уж не знаю почему. Какие-то особые нити связывают меня с ночной сменой. Плохо, если инквизиция еще не сняла оцепление, но даже в этом случае, может, мне повезет и все-таки удастся выведать хоть какие-то крохи информации.
Расплачиваться за них придется утром - головной болью. Что ж, вполне достойная плата.