- Мы хотим раскачать автобус и перевернуть его, - объяснил Георгиев. - Вы должны помочь мне организовать этих сопляков.
Макс выпрямился.
- Перевернуть автобус? И как это поможет нам выбраться?
- Им придется всех выпустить. Нас больше, мы одолеем их, прорвемся.
- Это без меня. - Макс снова откинулся назад.
- Подумать только, ведь это вы меня вдохновляли, - фыркнул Георгиев. - Да вы трус.
"А вы - глупец", - хотел было ответить Макс. Он ничего не имел против побега, но самоубийство?
- Вы играете им на руку.
- Вчера утром, - сказал Георгиев, оглядываясь по сторонам, - каждый из нас был частью организации, знал свое предназначение и свои задачи. А сегодня мы - толпа умирающих от голода и жажды изгоев, лишенных самого необходимого. Но мы - люди, мы должны что-то сделать.
Вокруг раздалось бормотание, послышались слова "аминь" и "свидетель".
- А вы не думали, что цель Разведки - запугать нас и заставить повиноваться? - спросил Макс.
- Да, но…
- И как вы считаете, что они сделают с любым, кто пойдет против них в самом начале? - продолжал Макс. - Как бы вы отреагировали? Как бы поступили с теми, кто пытается организовать сопротивление?
Георгиев молчал.
- Первым делом нужно уничтожить главарей мятежа, чтобы преподать остальным урок, - заявил Макс, отвечая на собственный вопрос. - Для этого необходимо создать ситуацию, в которой эти люди будут вынуждены выйти из тени, а затем устроить показательную казнь. Я бы сделал именно так.
- Но я - не вы, - возразил Георгиев. - И я считаю, что все это - ошибка. Там, за стенкой - наши сослуживцы, братья, родичи. Если мы обратим на себя их внимание, они прислушаются. А если нет - мы применим силу.
Раздались возгласы: "Ага", "Им придется прислушаться".
- Вас ударили по лицу, чуть не пристрелили, и вы еще в это верите? - произнес Макс, откидываясь на спинку сиденья. - Мы просто должны постараться выжить. Ни одна чистка не длится бесконечно.
- Вы жалки, - сказал Георгиев и отвернулся.
Василий, не отрывая руки от невидимого креста на шее, пристально посмотрел на Макса, покачал головой и последовал за Георгиевым.
Майор без труда организовал людей: среди присутствующих он был старшим по званию, а солдаты были приучены к повиновению, приучены всегда что-то делать, не сидеть сложа руки. Изложив свой план бегства из автобуса, Георгиев заключил:
- Итак, на счет "три" все отходят к штирборту. Все понятно? Раз! Два!
- Стойте, стойте, стойте, - крикнул кто-то, остальные воскликнули: "Стоп", Георгиев проорал: "Стойте, подождите!"
В автобусе было темно, но какие-то огни, проносившиеся мимо окон, освещали озадаченные лица. Наконец, кто-то спросил:
- А где штирборт?
Макс хмыкнул. Большинство пассажиров автобуса служили только на суше.
Георгиев постучал по закрытой двери.
- Двери - бакборт, правая сторона - штирборт. Нам надо опрокинуться на правую сторону, чтобы мы смогли выбраться наверх через двери.
Люди забормотали: "понятно", "хорошо", и Георгиев снова начал отсчет. Макс уперся ногами в пол и покрепче ухватился за скамью.
На счет "три" толпа бросилась к правой стенке автобуса. Он качнулся - как будто наскочил на небольшую колдобину.
- Весьма эффективно, - пробормотал Макс, но Георгиев уже подбадривал людей и давал указания:
- Отлично, для начала неплохо. Теперь все отходим к бакборту, к дверям, и пробуем снова.
Толпа прижала Макса к стене, в нос ему ударил запах мочи, пота и немытых тел.
- Три!
На этот раз люди, ринувшись к противоположной стороне, закричали.
Автобус заметно качнуло.
- Отличная работа, парни, - проорал Георгиев. - А теперь будем качать его туда-сюда. Как только добежим до бакборта, вот до этой двери, - он перегнулся через соседей и постучал по ней, - надо сразу возвращаться к штирборту, вон туда. Все ясно?
Бормотание: "ясно", "да, сэр".
- Что? Не слышу!
- ДА, СЭР!
На счет "три" все с криками рванули налево. Макс прикрыл голову рукой. На этот раз автобус качнулся, хотя и не слишком сильно - как будто в бок ему ударил порыв ветра, какие дуют с большого уступа в это время года.
- Штирборт! - приказал Георгиев, и толпа с ревом бросилась направо. Несколько человек споткнулись в темноте, но, несмотря на беспорядок и ругань, толчок оказался сильнее.
Георгиев заставил людей подбадривать себя криками и хлопать в ладоши, затем постепенно установился некий ритм - в одну сторону, затем в другую. Макс не трогался с места, подтянул ноги на скамью, но каждый раз на него обрушивались удары локтей и колен. Он увернулся от нескольких тычков, затем обхватил колени руками и перестал сопротивляться.
- Ну, давайте! - возбужденно кричал Василий.
Из заднего отделения постучали, и арестованные из первого криками поделились с ними своими планами. В первой совместной попытке люди разбежались в разные стороны, сведя на нет свои усилия. Один из молодых людей, прислонившись к задней стенке, завопил:
- Штирборт, вы, идиоты, штирборт!
- Быстрее, - торопил Георгиев. - Мы почти проехали город!
Люди в обоих отделениях с новой силой бросились вправо, автобус накренился, и его левые колеса оторвались от земли. Он резко вильнул, затем выровнялся, арестованные смолкли, и почти все, за исключением нескольких человек, позабыли броситься на противоположную сторону.
- Есть, мы сможем сделать это! - крикнул Георгиев. - Ну, пошли, вставайте, начинаем снова!
Люди были так поглощены раскачиванием автобуса, что никто, кроме Макса, не заметил, как он замедлил ход, и снаружи показались фары вездеходов на воздушных подушках. Автобус остановился, и сквозь решетку ударил ослепительный свет прожекторов, выхватив из темноты небритые лица с запавшими глазами.
Подбежали охранники, загремели замки, и дверь резко распахнулась.
- Поздравляем, это было впечатляюще, отличная работа, парни, - рявкнул начальник конвоя. - Кто здесь старший по званию?
Георгиев, щурясь, пробрался через толпу вперед.
- Майор Вениамин Георгиев, в регулярной армии с шестьдесят четвертого. Мы хотели бы…
Охранник застрелил его; разряд оказался таким мощным, что оглушил двух стоявших рядом людей, а на руке у Макса, сидевшего в двух рядах от двери, встали дыбом волосы. Какой-то парень закричал, попытался броситься на солдат, но остальные затащили его обратно как раз вовремя - трескучая голубая молния из ружья едва не угодила ему в голову.
Рассерженные выкрики из соседнего отделения стихли вслед за грохотом бьющегося стекла и треском выстрелов.
- Есть у нас здесь еще старшие офицеры? - спросил охранник. Василий и еще кто-то посмотрели на Макса, но тот покачал головой.
- Есть желающие говорить от имени всех? - повторил охранник. Никто не откликнулся, и он сказал: - Отлично, потому что я верю только в индивидуальную ответственность, и если произойдет что-нибудь подобное, за это ответите вы все, каждый из вас. Надеюсь, это понятно?
Он схватил за шиворот тело Георгиева, лежавшее на полу лицом вниз, и стащил его по ступенькам на асфальт. Солдаты с оружием наготове, явно нервничавшие, снова заперли двери.
Василий тяжело рухнул на сиденье рядом с Максом; лицо его превратилось в белую маску неверия и отчаяния.
- Не волнуйся, - посоветовал ему Макс. - Возможно, Георгиев просто притворяется.
Автобус тронулся с места, и на этот раз вездеходы было хорошо видно. Город исчез позади; в окна летела пыль и мелкие камешки, они забивались Максу в глаза, в рот. Все вокруг кашляли. Кто-то шепотом рассуждал, что надо было вооружиться осколками стекла и прыгнуть на охранника. Все мы крепки задним умом.
Макс краем глаза заметил, как какой-то парень встал, отвернулся к стенке и расстегнул ширинку.
- Ты бы оставил это про запас, пригодится, - посоветовал Макс. Некоторые из пассажиров засмеялись - но не все.
- У меня не во что налить, - ответил парень, и это была правда. - Хотите, подойдите, будет вам вместо фонтанчика для питья.
Макс улыбнулся, и на потрескавшихся губах показалась кровь.
- Нет, пожалуй, из этого фонтана я пить не стану.
Василий, сидевший рядом, потер шею.
- Я уже на все готов, лишь бы сейчас попасть в ванную, - прошептал он. - Дьявол, да я бы этого Мэллоува собственными руками придушил за глоток воды и кусок хлеба.
У Макса пересохло в горле, уже несколько часов его мучили спазмы в желудке. Быстро оглядевшись, он вытащил завернутый в складки брюк белковый батончик. Попытался разорвать обертку ногтями, но не смог, и вынужден был дернуть ее зубами. Разломив батончик пополам, он прошипел: "Тс-с" и сунул кусок в ладонь Василию.
- Что? Что это…
- Тсс! - повторил Макс и добавил тише: - Ешь медленно.
В темноте мелькнула рука Василия - он засунул в рот весь батончик сразу. Он попытался жевать его медленно, но проглотил, прежде чем Макс откусил первый кусочек.
- А еще есть? - прошептал Василий.
- Нет, это было все.
Позже, когда Макс доел батончик, Василий спросил:
- Почему вы со мной поделились?
- Потому что там, куда мы едем, мне понадобятся друзья - больше, чем сейчас пища. Я могу на тебя рассчитывать?
- Конечно, - ответил тот. - Все, что вам нужно, все, что смогу. Я в вашем распоряжении.
Макс кивнул, словно между ними был подписан договор, и Василий в ответ опустил голову; в темноте этот жест был едва заметен. В желудке у него заурчало, и он сложил руки на животе. Пока автобус несся сквозь ночь, Макс искал у себя на коленях крошки и по одной слизывал их с пальцев. Ветер ревел над равнинами, свистел в разбитые окна, принося с собой запах соли и мелкие водяные брызги.
Не хватало только запаха перегноя и крови - а в остальном пахло как в исправительном лагере. Макс, как комиссар, не раз посещал их.
Люди вокруг устраивались поудобнее, пытаясь заснуть, но Макс смотрел вперед, в ветреную ночь.
Наступил рассвет; жестокое, неумолимое солнце ярко освещало окружавшее их убожество даже через тонированные стекла. В салоне воняло мочой, испражнениями и потом. Привыкай, сказал себе Макс. Спина болела, ноги затекли после бесконечных часов, проведенных на неудобном сиденье. Кто-то всхлипывал.
- Это хребет Мачете, - сказал Макс, указывая на резкую линию, выделявшуюся на горизонте. Василий перегнулся через него, чтобы лучше рассмотреть пейзаж.
- Видишь здания, вон там, наверху, рядом с дорогой? - спросил Макс.
- Исправительный лагерь? - предположил Василий.
- Это Дальние Фермы. Когда-то это был лагерь. - Двадцать лет назад Дальние Фермы были концом пути. Сейчас это место превратилось в очередную колонию, прибрежное поселение. Несколько тысяч жителей занимали ряды низких бурых зданий, выстроенных вокруг неглубоких прудов.
- Может, мы уже приехали? - спросил Василий.
- Зря надеешься, - негромко произнес Макс. - Здесь трудно будет охранять нас всех. Слишком много свободных людей вокруг, слишком много лодок и вездеходов.
И все же час спустя, когда автобус подъехал к цистернам с водой на окраине Ферм, даже у Макса возникла слабая надежда.
Однако, увидев, что солдаты подводят к цистерне пожарный шланг, он оставил надежду и принялся протискиваться к одному из разбитых окон. На несколько блаженных мгновений лицо Макса обрызгало водой; он открыл рот, чтобы поймать хоть капельку. А потом на него навалилась толпа людей, жаждавших глотка воды. Его спасло то, что шланг переместился к другому окну, и люди, перелезая через спинки сидений, бросились вслед за ним. Всем досталось по нескольку капель воды, кроме тех двоих, что лежали у передней двери и были слишком слабы или больны, чтобы подойти к окну; они непрерывно стонали. Макс решил, что это их задело шоковым ружьем, когда убивали Георгиева. Люди тянули руки через решетку, умоляя о глотке воды, а охранники перешли ко второму отделению.
Макс вернулся на свое место - теперь, когда каждый пассажир отвоевал себе два квадратных фута в автобусе, он считал это место своим, - и, кряхтя, сел. У него болело все тело, нуждавшееся в движении, в возможности вытянуться. Он бы прошелся хоть немного, хотя бы несколько шагов по проходу - но проход был забит людьми. Несколько человек, растянувшись на скамьях, отжимались, кто-то подтягивался на поручнях вместо турника. Макс подумал, что скоро ему придется последовать их примеру, чтобы совсем не раскиснуть. Однако и здесь предстояло сделать нелегкий выбор: или растратить энергию, не зная, когда в следующий раз доведется поесть и попить, или сохранить ее про запас.
Василий обмяк, волосы прилипли у него ко лбу. Он собирал с лица капельки пота и облизывал пальцы.
- Я бы с животными так не стал обращаться, - простонал он.
- Все это делается с определенной целью, - ответил Макс, последовав его примеру; щетина царапала ему пальцы.
- У вас лицо сильно порезано.
- Правда? - Он нащупал что-то влажное; пальцы были ярко-красными. - Наверное, осколки впились, когда нас поливали из шланга.
- Когда мы приедем?
- Мы едем уже двенадцать-четырнадцать часов. Я забыл все здешние лагеря, но мы еще и половины пути до них не проехали.
- О Боже, - тяжело вздохнул Василий.
В прежние дни, во времена раскола, люди, сосланные в исправительные лагеря за свою веру - или неверие - молились Богу. Макс молился Дрожину. Во время чистки Разведка наверняка отчаянно нуждается в информации. Обермейер обязательно должен проверить почтовые ящики, догадаться, что Макс схвачен, и начать поиски. Единственная надежда для Макса заключалась в том, чтобы дождаться тех, кто придет вызволить его.
- Не могу поверить, что меня везут в исправительный лагерь, - жаловался Василий. - Я ничего не сделал, чтобы заслужить такое обращение - я не убийца, не насильник.
- Смотри, не дай им превратить себя в того или другого, - ответил Макс. - А кроме того, самое тяжкое преступление по-прежнему заключается в ошибочных верованиях.
- Но я делал все, что должен был, я поступил на правительственную службу после армии, я…
- Надо это пережить. Не высовывайся, сейчас необходимо выжить любой ценой.
- Выжить любой ценой, - повторил Василий, испуская глубокий вздох. Кажется, он неплохой парень, подумал Макс; не привык думать своей головой, но сейчас вынужден шевелить мозгами изо всех сил. - Зачем же мы совершили революцию? - спросил солдат. - Я думал, она должна положить всему этому конец.
Макс помнил те дни. В церкви произошел раскол, и обе группы утверждали, что их вера - единственно правильная. Ресурсы на планете были ограничены, и каждые истинно верующие жаждали заполучить их в свое полное распоряжение. Хотя в процессе борьбы с природой количество продуктов постепенно увеличивалось, противники готовы были перебить друг друга за право быть единственными проповедниками слова Божия.
- Революция купила нам двадцать лет.
- Что?
- Последний раз подобная чистка происходила двадцать лет назад, - объяснил Макс. Конечно, время от времени случались отдельные убийства - обычно все обставлялось как несчастный случай или болезнь. Но это была политика, обычное дело, как и везде. - Мы купили себе двадцать лет мира - а ведь прежде за два поколения мир продолжался не более трех лет. Ты вырос в мире, верно?
- Ну, в общем, да.
- Это куплено ценой революции. Так что она произошла не зря. А если эта чистка купит нам еще двадцать лет без войны, значит, она тоже совершена не зря.
- Не знаю, мне трудно так думать, - покачал головой Василий. - Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь думать так.
- Может быть, тебе и не придется, - с сомнением заметил Макс.
Автобус ехал весь день, останавливаясь лишь затем, чтобы сменить водителей и конвоиров. Ночью, когда арестованные, дрожа, кое-как пытались согреться, один из больных умер. Должно быть, его сосед заметил, что тело окоченело, и принялся причитать: "Петя, Петр, о брат, Петя, очнись, друг, я не верю, о Петя, друг".
От тела исходил довольно сильный запах, заглушавший даже всепроникающую вонь мочи, испражнений и пота. К тому моменту, когда солнце поднялось снова, все несчастные впали в какое-то беспамятство от усталости и отчаяния. Никто больше не подтягивался и не отжимался. Ветер заносил в разбитые окна песок, засыпал людей бурой пылью. Песчинки забивались Максу в глаза, волосы, в каждую складку его одежды и тела.
Они направлялись на север, и раскаленное солнце, поджаривавшее автобус, светило прямо в окна; Макс прислонился к стене и сидел неподвижно, стараясь не тратить энергию. Под передними сиденьями автобуса был устроен импровизированный морг; тело умершего прикрыли остатками его одежды, набросили что-то на лицо. Следующий ряд пустовал, хотя многим не хватало места.
У Макса кружилась голова от голода и жажды. Они уже проделали немалый путь. Но исправительные лагеря должны быть изолированы. Только после того, как крайний лагерь будет превращен в поселение, подобное Дальним Фермам, они установят на дороге цистерны с водой и сделают остановки для отдыха.
Террафермы. Так называли их первые колонисты. Пока заключенные не переименовали их в террорфермы. Он закрыл глаза.
- С вами все в порядке? - Василий тряс его за руку.
- Все нормально, - ответил Макс.
- Ну хорошо, а то вы сейчас выглядели как труп.
- Забавно, - проскрежетал Макс. - В космосе, на флоте, у меня была кличка "Труп", потому что я всегда так выгляжу.
- Послушайте, я рассчитываю на вас, - прошептал Василий, наклоняясь поближе. - Я не хочу умирать.
Максу стало жаль его. Попытавшись сглотнуть забившуюся в глотку пыль, он сказал:
- Есть одна вещь, которую тебе нужно знать, чтобы выжить…
А затем он закашлялся, песок в горле не давал ему говорить, и остановиться он не смог. Ему нужно было попить, хоть маленький глоток, и все прошло бы, но пить было нечего. Обсасывать взмокшую от пота футболку было бесполезно - он лишь наглотался пыли и соли и начал кашлять снова.
Где-то впереди закричали. Долговязый рыжеволосый парень забился в истерике, начал бросаться на стены, сначала с одной стороны, потом с другой, затем принялся пинать, топтать и колотить людей, лежавших на скамьях и на полу, требуя, чтобы они сделали что-нибудь, приказывая им встать и сделать что-нибудь. Вездеходы приблизились вплотную к автобусу.
- Заткните его, - хрипло выкрикнул Макс между приступами кашля. - Заставьте его сесть. - Другие люди, сидевшие, подобно Максу, на безопасном расстоянии, повторили его слова.