- Ах-хо! Мама Эрти умерла. Мама Эрти дала жизнь Эрти и умерла. Но все молодые женщины, по "старому слову" арийя, заменяют бедняжке Эрти умершую маму.
Вот когда Скальпель узнал, почему малыш носит свое имя - имя смерти.
Убедившись в полной безопасности четырехглазого человечка и доброжелательности мастодонта, старики, а вслед за ними и все, решились, наконец, повылазить из саней. Скальпель перенес центр своего внимания на них. Он видел, что старцы замерзли и были бы не прочь укрыться где-нибудь в теплом месте, - в коровнике или курятнике, например, куда они и поглядывали недвусмысленно. Он повел бы их без промедления в пещеру, но сначала нужно было распрячь коней и поставить их в конюшню. Это было сделано не без малого труда - соединенными усилиями: старики ни за что не хотели уступать кому бы то ни было своих прав по уходу за лошадьми; их руки заскорузли от холода, но они терпеливо повторяли каждое движение четырехглазого человечка над примитивной упряжью, а так как сам человечек не был особенно сведущим в этой области, то они повторяли и каждую его ошибку. Работа совершалась в полном молчании: Скальпель боялся попасть впросак и вызвать гнев Николки в случае какого-нибудь инцидента с ордой. Скальпель заговорил только тогда, когда все было окончено, и Николка с охотниками вышел за ворота:
- Ффель (удар в собственную грудь) просит стариков, всех мужей и женщин идти в пещеру…
Орда выстроилась, т. е. расположилась по старшинству: впереди пошли старики и старухи, за ними инвалиды и последними - молодые женщины с малолетними ребятишками, - более старшие ребята сбежали к Николке. Эрти не обратил внимания на эту первобытную иерархию и побежал вприпрыжку впереди всех; он чувствовал себя хозяином, наравне со Скальпелем.
Дверь, заскрипевшая на петлях, исказила лица дикарей мистическим ужасом.
- Пожалуйте, пожалуйте, пожалуйте, - препровождал всех Скальпель, стоя у двери и почти насильно вталкивая каждого: он так боялся выстудить пещеру, ведь у него не было тамбура при входе.
Внутреннее убранство пещеры - печь, пышущая жаром; окна, прорезанные в стенах, застекленные и декорированные хвоей (- "для свежести воздуха, мой друг, для свежести воздуха и вообще" - оправдывался Скальпель с виноватой улыбкой, когда Николка иронически подмигивал над этой декорацией; на Николкином языке всякая склонность к уюту носила название мещанства); топчаны, покрытые мехом разнообразных зверей; шкуры на полу с оскаленными мордами; рога оленей, служившие вешалкой; столы, табуреты, шкапы; плотничьи и другие инструменты, в порядке развешанные на стене, и прочее - повергло дикарей в состояние, близкое к столбняку. Весело поблескивая стеклами очков и глазами, Скальпель молчал, давая дикарям время прийти в себя и наблюдая за ними внимательно. - Колдун Тъма, легкомысленно коснувшись раскаленной печи, отскочил от нее, как от крокодила, щелкнувшего зубами; старуха Гарба, любопытная, как газель, но отнюдь не похожая на нее внешностью, попыталась высунуть голову из окна, крепко ударилась о толстое стекло и опустилась на пол, шепча бессвязные проклятия. - То было двое смельчаков из всей орды, только они и проявили исследовательскую активность; остальные стояли истуканами. Скальпель сел на скамейку подле стола и, остановившись глазами на библейском старце Айюсе, как на наиболее заслуживающем внимания, предложил ему садиться. Около Айюса находился табурет. Предварительно осведомившись: "не кусается ли оно - четырехногое, деревянное", и получив успокоительный ответ, старец сел на пол, табурет отодвинув от себя. За ним последовали все, стараясь занимать позиции подальше от стола, скамеек, шкапа и печки.
Скальпель пригладил лысинку и начал разговор; с несложным языком плиоцена он справлялся не хуже Николки. По профессиональной привычке он спросил прежде всего о здоровье, летах и образе жизни своих гостей. Ответ был таков: лета у всех разные, самый старый Айюс: он забыл счет годам и вот уже какую зиму повторяет, что прожил 150 зим; самый молодой - Кха, ему две с половиной зимы; после него женщины почему-то перестали давать жизнь новым детям… (- Симптом вырождения, - отметил Скальпель).
…У стариков здоровье плохое: болят руки и ноги, болят все суставы… (- Пещерная подагра, - объяснил Скальпель, - в пещерах сыро и холодно, а старикам приходится сидеть в них более всех. Даже у пещерных медведей наблюдается та же болезнь… Ну, дальше!.. -).
…Образ жизни орда ведет простой - тот, который вели ее предки и предки предков…
- Замечательно, - сказал Скальпель, - но гордиться последним не следует.
Затем он перешел на выяснение семейных отношений и тут напоролся на сюрприз: "семейные" отношения в орде отличались оригинальностью необыкновенной. Все старики, по отношению к детям, были дедами, старухи - бабками, охотники и инвалиды - отцами, молодые женщины - матерями; сами же дети делились на две категории - до 8-летнего возраста они находились при матерях и назывались поэтому "материнскими", с 8 лет по 16 лет, по совершеннолетие - при стариках и назывались "стариковскими". Но это еще не было особенно оригинальным. Поразило Скальпеля вот что: в орде не знали слов "муж" и "жена". "Муж" был синоним мужчины вообще, "жена" синоним женщины. Каждый мужчина по отношению к любой женщине был мужем, каждая женщина по отношению к мужчинам - женой. Дети называли всех женщин "мамами", охотников- "папами". Семейных пар в орде не существовало. Семьи, следовательно, не было…
- Вот те на! - воскликнул Скальпель, сдвигая очки на лоб. - Читал я, конечно, насчет брачных отношений в первобытном коммунистическом обществе, но, признаться, никогда не верил. Ори-ги-наль-но… Ну-с, так-с, будем продолжать… Кто же у вас старший в орде? Кто, так сказать, вершит ее судьбами?..
Этот вопрос он перевел на язык плиоцена. Словно тяжелые замки повисли на устах доселе словоохотливых стариков. Инвалиды и женщины потупили взоры…
Из угла, куда Эрти увел своих сверстников, чтобы показать им игрушки: лук, маленький острый топорик, пилу и рубанок, на вопрос Скальпеля откликнулся задорный детский голосок:
- Къколя! Къколя у нас старший над всеми… - Это ответила синеокая девочка Наба ("наба" - "небо").
- Цыц!.. - крикнул Айюс, поднимаясь с пола и надуваясь вдруг венами на висках и на шее. - Девчонка Наба сосет грудь матери…
- …Следовательно, не имеет права голоса, - механически перевел Скальпель.
Бурливо-жалобной, как вой ветра в узком ущелье, полилась речь старца Айюса.
- Все было хорошо, пока не явился Къколя. Маленький Къколя с чрезмерно большой головой. Охотники слушались стариков. Старики, как это было заведено от пра-пра-предков, руководили всей жизнью орды, чинили суд и расправу, через колдуна Тъму сносились с умершими предками. Старикам воздавался должный почет… Но явился Къколя - будто лавина обрушилась и переломала все доброе. Сначала Къколя связал стариков, потом развязал, - избил старика Айюса, ногой в живот ударил колдуна Тъму, больно ушиб старуху Гарбу - вон какие у нее синие скулы… Къколя отнял власть у стариков и сказал: все будут управлять ордой; все, кому исполнилось 16 лет; совет старейшин заменится советом из пяти; пять будут избраны на общем сходе орды… Но ведь на общем сходе - больше молодых, чем стариков: молодые пройдут в совет, что будут делать старики? У стариков - опыт, знание; за стариков - "старое слово" арийя… Къколя - маленький безволосый гаденыш, желтокожая мартышка… Къколя должен умереть, - так говорит Айюс, проживший 150 зим.
К концу речи старца побагровел и надулся венами ученый медик. Как? Николка дал ему слово, что не будет вмешиваться во внутреннюю жизнь орды. Значит, самым наглым образом он нарушил свое слово. Значит, он решил, что с ученым медиком можно так же считаться, как считаются с придорожным булыжником: отпихнул ногой и все?.. Ну, нет, доктор Скальпель еще покажет себя. Он сумеет повернуть по-своему. Он заставит своевольного фабзавука плясать под его, Скальпельскую дудочку… Николка! Николка!..
Скальпель перепрыгнул через двух старух, расположившихся у порога, легкой козочкой и с размаху настежь хлестнул дверью.
Снаружи ворвался в пещеру стоголосый галдеж, воинственные крики и раскатистый выстрел из винтовки.
13
Бой арийцев с моглями. - Друзья в смертельной опасности. - Вмешательство природы - землетрясение. - Мир. - Скальпель чуждается Николки. - Первобытный дипломат - старик-могли. - Старик против производственного фактора революционизирования. - Последствия землетрясения. - Скальпель - агитатор. - Оппозиция Скальпеля и стариков. - Обструкция стариков. - Раскол орды. - Скальпель порывает с Николкой
Задача обороны двора сводилась к тому, чтобы устроить вдоль каменной стены, внутри, каменный же помост, с которого было бы удобно обстреливать неприятеля, наступающего от реки или справа и слева по берегу. Еще требовалось укрепить ворота бревнами и глыбами да разместить пять человек с неограниченным запасом стрел по деревьям над обрывом - на случай, если бы неприятель задумал произвести нападение с тыла. Мъмэм самостоятельно проделал все эти приготовления - у коммунаров была основательная практика в деле защиты своего жилища: не раз и не два приходилось им отстаивать себя от хищников и лесных людей - ванара ("вана" - лес; "нар" - человек). От себя Николка прибавил только то, что развел на дворе громадный костер, который не давал бы коммунарам мерзнуть, да, затопив баню, вскипятил бак с водой; от бака провели к стене железную трубку, заткнув ее деревяшкой.
- Лишний гостинец, если могли не выкажут себя миролюбивыми, - смеялся он.
Николка совсем не имел желания проливать чью бы то ни было кровь, он рассчитывал мирным путем разрешить конфликт, если таковой будет; залогом тому, думалось ему, являются пленники. Но если его благие намерения не встретят отклика в сердцах желтокожих братий, он не постоит на щедром угощении каленым железом, огнем и кипятком, и во всяком случае не отдаст себя и своих друзей живыми в руки неприятеля. Чтобы их скушали вместо баранины, благодарю покорно!..
Запыхавшийся, прибежал Вырк, высланный на разведку - его нога давно зажила, и он снова носил с честью свое имя - имя быстроногого волка.
- Идет тьма врагов, ах-хао! - доложил он. - Идут охотники, мужи пожилые, старики, женщины и дети. Все идут. Тащат бревна, несут кремни и две туши мяса.
- Они не ожидают встретить здесь сопротивления, - из донесения разведчика вырешил Николка, - они просто переселяются на новое место, им понравилась наша пещера. Надо их предупредить, что мы ничего не имеем против сожительства вместе с ними… Новая кровь - чего лучше! Целый городок оснуем. Городок коммунаров, елки зеленые!..
Николка готов был размечтаться, но обстоятельства требовали немедленного действия. Он подошел к связанным пленникам, развязал двух из них и на языке жестов, пополам с арийскими словами, сказал:
- Арийя имеют острые палки, которые убивают на далекое расстояние. Арийя имеют огонь, который сжигает все. Арийя имеют животных, которые живут с ними, как собаки. Арийя мудры, сильны и добры. Они хотят жить с моглями в мире. Они поделятся с моглями своими знаниями и имуществом. Пусть пленники скажут это своим.
Освобожденные, перебравшись через стену, поколебались немного, опасаясь предательского удара в спину, и, не получив его, с ликующими криками пустились навстречу своей орде.
- Ну, что-то будет! - соображал Николка, нервно потирая руки. - Или меня поймут, или меня не поймут…
Ожидать долго не пришлось. Охотники моглей в количестве не менее 200 человек появились со стороны реки. Но уже на таком далеком расстоянии - 1/4 километра - можно было смело сказать об их настроении. Они возбужденно и воинственно размахивали копьями и топорами…
Коммунары умели на расстоянии 150 метров попадать из лука в цель. Новые луки Ркши, Гуха, Вырка и Оджи стреляли без промаха на 250–300 метров. Коммунары нетерпеливо поглядывали в сторону Николки, ожидая команды "пли". Но ее не последовало. Николка приложился к винтовке - из нее он ни разу не стрелял при дикарях - и, дождавшись более явных симптомов враждебности - атаки - со стороны моглей, выстрелил в их широкоплечего, квадратного вожака, бежавшего впереди всех. Вожак растянулся с перешибленным бедром; его подхватили на руки и все в панике с звериным воем отхлынули к реке. Защитники пещеры - не будь на дворе трех чужаков-пленных - сами готовы были удариться в бегство от объявшего их трепета перед громоносным оружием маленького Къколи. Но они этого не сделали и даже разразились восторженными криками- правда, посерев значительно.
- Молодцы, ребята! - подивился Николка их выдержке.
В этот момент Скальпель с физиономией красной и искаженной выскочил из пещеры. Его негодование уступило место другим, не менее сильным чувствам, когда он понял положение. А эти чувства отошли на задний план перед профессиональными. Скальпель побежал обратно в пещеру за врачебной сумкой.
Николка развязал еще двух пленников и опять в виде парламентеров отправил их к неприятелю. Его напутственные слова на этот раз были таковы:
- Передайте: если могли не хотят жить с нами в дружбе, арийя перебьют их всех до одного громом и молнией.
Парламентеры помчались к реке, где их соплеменники митинговали вокруг раненого вожака, не решаясь на дальнейшие действия, но, добежав, они передали, по всей вероятности, совсем не то, что говорил Николка, так как немедленно возникла новая волна атаки.
На берегу осталась толпа стариков, женщин и детей, подоспевших с тяжелой ношей. Их было не менее 300 человек.
- Приготовить луки, - скомандовал Николка, и еще:
- Стрелять только в ноги…
Он еще надеялся на мирное разрешение столкновения.
Когда волна атакующих подкатилась на 100 метров, раздалась команда "пли". Каждый охотник раз за разом, как было условлено, выпустил три стрелы. Николка выпалил из винтовки. Тридцать моглей вышло из строя, и волна опрокинулась вспять.
Был освобожден последний пленник и с еще более суровым наказом препровожден через стену. Но он не успел передать его: возбуждаемая женщинами и стариками разъяренная лавина в третий раз катилась от реки. Теперь вся орда следовала за ней.
Скрепя сердце, отдал Николка приказ: "стрелять в грудь и не жалеть стрел". Сам он отложил винтовку, в которой оставалось восемь драгоценных зарядов, и тоже взял лук.
На этот раз могли не были встречены громом и молнией, зато стрелы тучами впивались в их тела. Ркша, Тух, Вырк и Оджа из своих колоссальных луков одной стрелой пронзали двух врагов. Пред оградой в две-три минуты было положено около полусотни трупов… Передние ряды дрогнули, попятились. Задние напирали, стыдя и возбуждая. Замешательство - на короткий миг, потом - ответная куча камней и копий, фонтаны крови за стеной и на стене, вой случайно раненого мастодонта, бешеное завывание собак, рвущий барабанные перепонки воинственный клич моглей… Николка вынул затычку из железной трубы, и струя перегретого кипятка зафыркала в желтые лица и груди… Кипяток вызвал панику, претворившуюся тотчас же в неистовый взрыв ярости: отступать не позволяли старики и женщины… Атака докатилась до ограды. Презирая и стрелы и огненную воду, полезли могли по телам павших на стену. Коммунары взялись за свои страшные топоры и долбили, крошили, рубили головы, руки, рассекали груди…
…Что-то помутилось в голове фабзавука, когда последние остатки кипятка выхлестнулись на чью-то черную грудь. "Успокойтесь! Успокойтесь!.." - услыхал он подле себя ласковый знакомый голос. То был Скальпель - благодушный, как всегда, с сетью запутанных морщин на лице и с запотевшими стеклами очков. Николка вдруг увидел, что сидит у себя в комнате на газетно-ящичном диване и что вся жестокая сеча была тяжелым сном. Как посветлело сразу на душе его. Николка слабо улыбнулся, собираясь е мыслями. "Я вам расскажу штуку, вот так штуку…" - сказал он вдруг и увидел, что сон не был сном, а страшной действительностью: Скальпель перевязывал ему голову, а на каменной стене, залитые кровью с головы до пят, ожесточенно сражались - из последних сил - отважные коммунары. Николка оттолкнул Скальпеля и, подняв чей-то топор, ринулся к стене. Теперь сражались не только охотники, но и старики, женщины и дети - с обеих сторон. Стена пылала кровавой краской. Собаки терзали внизу тела сорвавшихся со стены моглей. Мастодонт, мстя за свои раны, топтал ногами каждого желтолицего, сумевшего уйти от собак. Лошади разбили конюшню и метались - буйногривые, красноглазые - по двору, вместо ржания выпуская из сдавленных ужасом глоток хриплый вой. Костер, оставленный без присмотра, догорал. Сразу потемнело, будто нахмурилась природа на бешенство кровожадных двуногих; небо, как траурным крепом, затянулось черными тучами; свинцово-серая река заплескала буйно о берег. Никто не заметил этих грозных симптомов.
Николка оправился от удара в голову и понял, что дальнейшее сопротивление - бессмысленно.
- Доктор! - гаркнул он со стены. - Сейчас же всех небоеспособных в пещеру и туда же лошадей! Живо, если вам жизнь дорога!..
Медик понял его. В пещере был второй выход.
Стену остались защищать десять человек охотников, три старика с Айюсом, старуха Гарба, несколько инвалидов и несколько юношей в возрасте 13–14 лет.
- Коммунары! - перекрыл Николка ором вой, крики, лай. - Мужайтесь! Сейчас будет помощь!.. - И он дал сигнал пяти охотникам, дисциплиной прикованным к деревьям на обрыве и оттуда осыпавшим стрелами ряды нападающих. Когда помощь прибыла и яростно заработали свежие топоры, Николка снова крикнул:
- Дети и старики в пещеру! Живо!..
Его не посмели ослушаться. Но это была ошибка: в горячке битвы Николка не заметил, как последним его приказанием обнажился правый фланг двора. Через стену лавой устремились могли. Мастодонт был слишком неповоротлив, чтобы сдержать их напор… Скатилась со стены морщинистая Гарба, пораженная в спину. Два инвалида шлепнулись вслед за ней.
Коммунары оставили стену и, сбившись в кучу на середине двора, сражались, теперь окруженные со всех сторон. Вторая схватка кипела около пещеры. Николка выпустил все заряды из винтовки… Рос кровавый вал вокруг обреченных на смерть. Надо было пробиться к пещере.
- Вперед! - крикнул Николка и с гигантами Мъмэмом и Оджей по бокам кинулся в самую гущу врага.
…Полыхнула молния, разодрав черное небо. Гром потряс воздух и землю. Закачалась земля под ногами. Со стороны реки буреносный порыв принес ропот близких волн. С обрыва сорвалась скала и грохнулась, разрушив полстены. Замерли все: и краснокожие, и желтокожие. Невидимый сигнал оборвал битву. Замер Николка, забыв о пещере; земля определенно тряслась… Новая молния острым зигзагом ударила в дерево на обрыве, - вспыхнул громадный факел. Гром прокатился над головами длинным рядом гигантских взрывов. Из разодранного в клочья неба хлынул слепящий ливень, - факел потух. В стену ударилась взбунтовавшаяся река и, перекатившись, наполнила двор льдом и студеной влагой. Люди омылись с головы до ног и приняли естественный свой цвет… Земля тряслась, содрогаясь конвульсивно.
- Мир! - проорал Николка, и его все поняли перед лицом взбеленившихся стихий. Смешались вместе омытые враги, опустив оружие.