Нужно особо отметить то уважение, с которым теперь относились к энцефалографии и к электроневрологам. Доктор Кляйзе, величайший из них, на научных симпозиумах восседал наравне с физиком - Доктором Дареллом, который, хотя и не занимался уже активной научной деятельностью, по снискал себе широкую известность достижениями в энцефалографических исследованиях. Эти его достижения были известны настолько, насколько было известно то, что он - сын Байты Дарелл, великой героини предыдущего поколения.
Итак, сейчас доктор Дарелл сидел в наклоненном кресле, спокойно ощущая легкое прикосновение электродов к коже головы. Иглы самописца, заключенные в вакуумные футляры, двигались по бумаге. Он сидел спиной к самописцу - так было нужно, поскольку, как было известно, визуализация движущихся ломаных линий вызывала у обследуемого бессознательное желание корректировать их, что неизбежно сказывалось на результатах. Но он знал, что на сводном экране идет ритмичная линия Сигма-колебаний, чего, впрочем, и следовало ожидать от его сильного и дисциплинированного ума. Она будет выглядеть еще более четко после последующей компьютерной обработки совместно с мозжечковыми волнами. Он знал - там будут острые, непрерывные пики сигналов с лобной доли мозга, а в промежутках между ними - невысокие зубчатые линии - сигналы низкой частоты с подповерхностных участков мозга.
Он знал свой мозговой "портрет" так же хорошо, как художник знает цвет своих глаз.
Пеллеас Антор не сказал ни слова, когда Дарелл поднялся с кресла. Молодой человек быстро пробежал глазами результаты девяти записей - так делают только те, кто знает, что означает самая малая малость.
- Теперь вы, если не возражаете, доктор Семик.
Старчески-желтоватое лицо Семика напряглось. Электроэнцефалография была наукой, о которой он знал маловато. Но он догадывался, что бесстрастный прибор покажет именно то, чего ему меньше всего хотелось, - его старость. Что он стар внешне - это было видно всякому, но "портрет" волновой активности мозга мог показать, что и ум его состарился вместе с телом. Он с неприязнью предчувствовал предстоящее вторжение за последнюю линию обороны - в его сознание.
Пеллеас приладил электроды. Весь процесс, разумеется, от начала до конца не причинял обследуемому никаких неприятных ощущений.
Затем настала очередь Турбора, который все пятнадцать минут сидел спокойно, не шелохнувшись, а затем - черед Мунна, который все время, пока шло исследование, так ворочал глазами, будто и впрямь хотел просверлить взглядом дырочку в затылке и подсмотреть, что происходит на экране.
- Ну а теперь… - начал доктор Дарелл, когда все было закончено.
- Ну а теперь, - извиняющимся тоном прервал его Антор, - простите меня, доктор, но в доме есть еще один человек.
Дарелл, нахмурясь, спросил:
- Моя дочь?
- Да. Как вы помните, я настоял, чтобы она осталась дома.
- Неужели для того, чтобы ее обследовать? Господи, зачем?
- Я не могу иначе.
Дарелл недоуменно пожал плечами, вышел и поднялся по лестнице на верхний этаж. Будучи заранее предупреждена, Аркадия успела спрятать приемник и послушно последовала за отцом. Это было первое в ее жизни электроэнцефалографическое исследование - исключая то, что было проведено в раннем детстве для идентификации и регистрации.
- А посмотреть можно? - спросила она, показывая на ленту бумаги.
- Ты все равно ничего не поймешь, Аркадия. И потом, тебе спать пора.
- Да, пора, - притворно зевая, произнесла она. - Всем доброй ночи.
Она стрелой взбежала по лестнице и, наспех раздевшись, забралась в кровать. Прильнув к собранному руками несчастного Алинтуса приемнику, она чувствовала себя героиней шпионского библиофильма. Азарт игры все больше овладевал ею.
Первые после возвращения слова, услышанные ею, принадлежали Антору, который сказал:
- Результаты всех исследований, джентльмены, удовлетворительны. И у девочки тоже.
- У девочки! - зло передразнила его Аркадия и мысленно плюнула ему в физиономию.
Наконец Антор раскрыл свой портфель и вынул оттуда несколько листков с результатами электроэнцефалографических исследований. Это были, естественно, копии, и закрывался портфель не совсем обычным способом. Попади ключ от него в чужие руки, все листки внутри портфеля моментально превратились бы в горстку пепла. В том случае, если ключ поворачивал владелец портфеля, его содержимое сохранялось в течение получаса, а потом окислялось и превращалось в пепел, как и в первом случае.
Ну а пока все было цело и невредимо, Антор поторопился начать объяснения:
- Здесь у меня электроэнцефалограммы отдельных второстепенных лиц из администрации Анакреона. А вот это - электроэнцефалограмма психолога из Локрийского Университета, а вот это - промышленника из Сивенны. Ну и еще кое-кого.
Все сгрудились вокруг стола. Для всех, кроме Дарелла, электроэнцефалограммы выглядели всего лишь странными, замысловатыми закорючками. Для него это были крики миллионов внятных голосов.
Антор тихо проговорил:
- Обратите внимание, доктор Дарелл, на вот этот участок утолщения во вторичном Тау-ритме лобной доли - он имеется на всех записях. Не желаете воспользоваться Аналитическим Правилом, чтобы проверить результаты, сэр?
Аналитическое Правило можно отдаленно сравнить - примерно, как небоскреб с хижиной - с той детской игрушкой, что называется Правилом логарифмического скольжения. Дарелл прекрасно знал это Правило и пользовался им давным-давно. Он быстро набросал на листке ряд цифр, и оказалось, как и утверждал Антор, что вместо четких колебаний ритма, которые должны были наблюдаться в норме на этом участке энцефалограммы, действительно имело место явное выравнивание ломаной линии.
- Как бы вы это объяснили, доктор Дарелл?
- Не уверен… Теоретически - просто не представляю себе возможности такой картины. Даже в случаях амнезии наблюдается лишь частичное подавление колебаний, но никак не полное их исчезновение. Грубое хирургическое вмешательство, может быть?
- Ну, конечно, словно что-то вырезано! - нетерпеливо вскричал Антор. - Однако отнюдь не в физическом смысле. Знаете, такое было бы под силу Мулу. Он мог бы подавить полностью способность к проявлению какой-то определенной эмоции, и в результате образовалось бы вот такое Плато. Или…
- Или это дело рук Второй Академии. Так? - медленно улыбаясь, проговорил Турбор.
Вопрос был риторический.
- И что же навело вас на подозрения, м-мистер Антор? - спросил Мунн.
- Не меня. Доктора Кляйзе. Он собирал энцефалограммы, как полиция собирает отпечатки пальцев, но по другому принципу. Те коллекционируют преступников, а он собирал энцефалограммы деятелей науки, правительственных шишек и бизнесменов. Видите ли, это ведь совершенно очевидно: если Вторая Академия управляет течением истории Галактики - нашей с вами истории, - они должны это делать осторожно, с минимумом внешних проявлений. Если они воздействуют на умы, а они должны это делать, - то они прежде всего воздействуют на умы людей, имеющих влияние - в науке, промышленности, политике. Именно на таких людей и обратил внимание доктор Кляйзе.
- Но, - возразил Мунн, - есть ли ка-акая-то взаимосвязь? Как ведут себя эти люди - те, у которых на-аблюдается вот такое, как вы сказали, Плато? Может быть, это совершенно но-ормальное явление?
Он отчаянно искал поддержки в глазах остальных, но, увы, не нашел.
- Давайте послушаем доктора Дарелла, - предложил Антор. - Спросите у него, сколько раз он встречался с этим явлением при проведении собственных исследований и в научной литературе. А потом спросите его, какова вероятность обнаружения этого феномена на тысячу случаев в той популяции, которую выделил доктор Кляйзе.
- Полагаю, нет никаких оснований сомневаться, что тут мы имеем дело с внедрением искусственного менталитета, - задумчиво проговорил Дарелл. - Эти люди "обработаны". Должен сознаться, я это, в некотором роде, подозревал.
- Я знаю, доктор Дарелл, - неожиданно резко сказал Антор. - Я знаю, что вы когда-то сотрудничали с доктором Кляйзе. И мне хотелось бы узнать, почему вы прервали сотрудничество с ним.
Казалось бы, никакой особой враждебности в этом вопросе не прозвучало, тем не менее после него наступила тягостная пауза.
Дарелл, обведя взглядом всех присутствующих, ответил:
- Прервал, потому что понял, что борьба, которую затеял Кляйзе, бесполезна. Он пытался вступить в единоборство с соперником, который был ему не по силам, Он обнаружил то, что мы оба ожидали обнаружить - что мы сами себе не хозяева. Это было то, чего мне знать не хотелось! У меня, в конце концов, было чувство собственного достоинства. Мне было приятно сознавать, что наша Академия - хозяин некоей собственной общей души, что наши праотцы прожили жизнь не зря. Я думал, что самое легкое - просто отвернуться и уйти и ждать, пока я сам не уверюсь во всем. Мое положение в научном мире меня не беспокоило - жизнь моя была материально устроена. Та пенсия, которую правительство назначило нашей семье в честь заслуг моей покойной матери, вполне обеспечивала безбедное существование, тем более что мои запросы всегда были невелики. Чтобы не страдать от безделья, у меня была домашняя лаборатория, и в один прекрасный день жизнь моя подошла бы к концу, так я думал, а потом… потом Кляйзе умер.
Семик неловко улыбнулся и проговорил:
- Кстати - о Кляйзе. Я про него ничего не знаю. Как он умер?
Вмешался Антор:
- Он умер. Он знал, что умрет. За полгода до смерти он сказал мне, что подошел вплотную к…
- А теперь вплотную к этому подошли мы, - проговорил Мунн. У него пересохло в горле от волнения.
- Да! - отрезал Антор. - Собственно, в этом нет ничего нового. Мы все были к этому слишком близко. Я - ученик доктора Кляйзе, доктор Дарелл - его бывший коллега. Джоуль Турбор объявил во всеуслышание по всем каналам телевидения об опасности нашей слепой веры в спасительную десницу Второй Академии и делал это не раз, пока правительство не заткнуло ему рот - кстати сказать, не без активного участия организации, субсидируемой мощным финансистом, на электроэнцефалограмме которого отчетливо прослеживается "Плато обработки". Хомир Мунн - обладатель крупнейшей домашней коллекции "Мулианы" - позволю себе так назвать всю литературу, посвященную Мулу. Вы, уважаемый Мунн опубликовали ряд статей, содержащих ваши мысли о природе и действиях Второй Академии. Доктор Семик внес уникальный вклад в математическое обоснование электроэнцефалографических исследований, хотя, скорее всего, и не полагал, что его данные могут быть интерпретированы таким образом.
Семик вытаращил глаза и выдохнул:
- Нет, нет, молодой человек, вы ошибаетесь! Я занимался анализом интрануклеарной кинетики - проблемой n-телец, если точнее. В энцефалографии я полный профан!
- И тем не менее ваши данные используются в электроневрологии, и весьма успешно. Таким образом, наше положение нам должно быть ясно. Правительство, разумеется, ничего сделать не может. Я не в курсе относительно того, насколько мэр и остальные представители администрации осознают серьезность проблемы. Но зато я знаю другое: нам, пятерым, нечего терять, а обрести мы можем многое. Всякие новые знания будут помогать нам двигаться в нужном направлении. Сейчас - только начало, как вы, надеюсь, понимаете.
- Как вы оцениваете степень проникновения Второй Академии в нашу жизнь? - поинтересовался Турбор. - Насколько оно глубоко?
- Не знаю. Пока могу ответить только приблизительно. Все факты проникновения пока отмечаются в пограничных мирах. Столичный мир, возможно, пока и не затронут, хотя наверняка утверждать нельзя - именно поэтому я и обследовал вас. Вы были под особым подозрением, доктор Дарелл, поскольку вы прекратили сотрудничество с Кляйзе. Вы знаете, он не мог вам этого простить. Честно говоря, я думал, что вас подкупила Вторая Академия, но Кляйзе утверждал, что вы просто-напросто струсили. Вы должны простить меня, доктор Дарелл. Все это я говорю не для того, чтобы вас обидеть, а исключительно затем, чтобы прояснить мою собственную позицию. Мне кажется, я вас понимаю, и, если это действительно была трусость, я бы вас простил.
Прежде чем ответить, Дарелл глубоко вздохнул.
- Да, я сбежал! Называйте это как хотите - трусостью, малодушием. Я пытался сохранить с Кляйзе дружеские отношения, но он мне не писал и не звонил, только вот прислал вашу энцефалограмму, а это было всего за неделю до его кончины…
- П-простите, ч-что я вмешиваюсь, - проговорил Хомир Мунн, покрывшись лихорадочным румянцем, - н-но я ка-ак-то плохо п-представляю себе, чем мы со-обственно за-анимаемся. Если м-мы бу-удем все говорить и г-говорить, то м-ы-ы просто п-презренная ш-шайка к-к-конспираторов, и все. Но с дру-угой стороны, не-епонятно, что же мы-ы можем п-предпринять? Все это к-ак-то по-детски. М-мозговые во-олны, м-мумбо-юмбо и всякое та-акое. Де-елать-то ч-что?
Глаза Антора загорелись.
- Есть что делать! Нам нужно как можно больше информации о Второй Академии. Это - дело первейшей необходимости. Мул посвятил поиску этой информации первые пять лет своего правления и потерпел фиаско - или нам так внушили. А потом что - перестал искать? Почему? Потому что преуспел - или потому что потерпел провал?
- С-снова одни с-слова… - разочарованно протянул Мунн. - Ка-ак м-мы можем это у-узнать?
- Поймете, если выслушаете меня до конца. Столица Мула была на Калгане. Калган не был частью сферы торгового влияния Академии до воцарения Мула, не является таковой и сейчас. В настоящее время на Калгане правит человек по имени Стеттин, если только завтра там не грянет очередной дворцовый переворот. Стеттин именует себя Первым Гражданином Галактики и считает себя преемником Мула. Если в этом мире есть какая-то традиция, то она зиждется на сверхчеловечности Мула, и традиция эта там здорово укрепилась. В итоге, прежняя цитадель Мула - его дворец - сохраняется как реликвия. Посторонних туда не пускают, внутри ни к чему не прикасаются.
- Ну?
- А почему, а? В такие времена ничего не бывает без причины. Что если дворец Мула сохраняется в неприкосновенности не только из-за суеверия? Что если Вторая Академия так все обставила? Что если там хранятся записи Мула - итог его пятилетних поисков?
- О, это ч-чепуха.
- Ну, почему же чепуха? - настаивал Антор. - На протяжении всей истории Вторая Академия только и делала, что непрерывно скрывалась и в дела Галактики вмешивалась минимально. Да, для нас было бы более логично, если бы дворец Мула был разрушен и записи, хранящиеся там, уничтожены. Но вы не должны забывать, что речь идет о Психологии в руках Мастеров Психологии. Они - Селдоны, они - Мулы, и действуют не напрямую, а через умы, через сознание. Зачем им что-то разрушать и ликвидировать, если они спокойно могут достичь своей цели, воздействуя на умы других людей? - Никто не ответил ему, и Антор закончил:
- И именно вы, Мунн - тот человек, который может добыть для нас необходимую информацию.
- Я? - испуганно вскрикнул Мунн и быстро обежал взглядом всех присутствующих. - Н-но я не могу! Я… н-не герой, я вообще… н-ну, я би-иблиограф, и все… В этом п-плане я м-могу оказать ва-ам всяческую п-помощь, но… нет, я го-отов столкнуться и со Вто-орой Академией, если п-по-отребуется, но лететь в космос по такому странному делу - нет, у-увольте!
- Ну посудите сами, - спокойно сказал Антор. - Доктор Дарелл и я, мы пришли к общему мнению, что это дело нужно поручить именно вам. Это - единственная возможность придать ситуации естественность. Вы - библиограф? Вот и отлично! Что является предметом вашего основного интереса? Мулиана! Уже сегодня вы - владелец самого крупного в Галактике собрания литературы о Муле. Вполне логично, что вы заинтересованы в его пополнении - для вас это более естественно, чем для кого-либо другого. Вы сможете попросить разрешения осмотреть калганский дворец, не вызывая ни у кого подозрений в искренности своих намерений. Вам могут отказать, но подозревать вряд ли станут. Кроме того, у вас есть одноместный крейсер. Известно, что вы во время отпусков часто в одиночестве отправляетесь на другие планеты с целью сбора литературы. Вы и на Калгане раньше бывали. Разве вы не понимаете, что в вашем полете туда нет ничего нелогичного?
- М-мне трудно та-ак с-сразу… Э-это что же, я во-от так прямо п-приду и ска-ажу: "Здра-авствуйтте, мистер Пе-ервый Г-гражданин, нельзя ли м-мне п-посетить вашу дра-агоценную реликвию?"
- А почему бы и нет?
- По-потому, ч-черт п-подери, что он мне не п-позволит!
- И ладно! Не позволит так не позволит. Тогда вернетесь домой, и мы еще что-нибудь придумаем.
Мунн беспомощно искал поддержки у присутствующих, затравленно поглядывая на всех по очереди. Он чувствовал, что его втягивают в дело, которое ему глубоко противно. Но никто не выражал желания поддержать его молчаливый протест.
Итак, в итоге в доме доктора Дарелла было принято два решения. Во-первых, Мунн с явной неохотой вынужден был согласиться отправиться на Калган, как только оформит летний отпуск.
О втором решении официальные участники встречи ничего не знали - оно было принято той, которая наверху, в своей спальне, выключила приемник, чтобы наконец заснуть, - была уже глубокая ночь, Но об этом пока промолчим…
Глава десятая
Кризис приближается
Та же самая неделя минула во Второй Академии, и Первый Оратор улыбкой встретил Студента.
- Ты сердит сегодня, мальчик, значит, принес что-то интересное.
Студент накрыл ладонью стопку листков с компьютерными расчетами и спросил:
- Вы уверены, Оратор, что та проблема, которую вы поставили передо мной, носит фактический характер?
- Исходные данные истинны. Я ничего не добавлял от себя.
- Тогда я вынужден признать, что полученные мною результаты верны, но, видит бог, мне не хочется этого признавать.
- Понимаю. Но при чем тут твои желания? Ну, хорошо, скажи мне, что именно так огорчает тебя? Нет-нет, расчеты отложи. Я потом посмотрю. Пока давай просто поговорим. Расскажи, как ты сам это понимаешь.
- Хорошо, Оратор… В общей психологической ситуации, наблюдающейся в Первой Академии, очевидны глобальные перемены. Все время, пока они знали о существовании Плана Селдона, не будучи знакомы с его деталями, они верили в него, но не до конца. Они знали, что должны побеждать, но никогда не знали наверняка когда и как. Поэтому там все время существовала атмосфера напряженности, боевой готовности - то есть именно то, чего и хотел Селдон. Другими словами - Первой Академии все время приходилось трудиться- с полной выкладкой.
- Сомнительная метафора, - откликнулся Первый Оратор, - но я понял, что ты хотел сказать.
- Но теперь, Оратор, они знают о Второй Академии гораздо больше. Раньше им было известно лишь туманное напоминание о ней в записях Селдона, по теперь они догадываются, что ей отведена роль Хранительницы Плана. Они знают, что существует некая организация, которая следит за каждым их шагом и не позволяет им упасть. Поэтому они отбросили прочь сомнения, отказались от борьбы за существование и позволили вести себя на поводке. Ну вот, получилась еще одна метафора. Прошу прощения…
- Ничего, ничего, продолжай.
- И вот именно этот отказ от активности, эта нарастающая инерция, этот переход к упадочной, гедонистической философии и означает провал Плана. Они снова должны обрести некую самостоятельность.
- Это все?