- Дубина! - Смышляков легонько ткнул его в спину кулаком. - Какая война? Португальцы ни с кем не воюют, так что должен загореться. В такой ситуации считаю, что командир совершенно правильно предлагает подождать до темноты под водой.
* * *
Гусаров под водой подвел лодку еще ближе к берегу - так, что теперь полоска земли виднелась уже почти по всей восточной стороне горизонта. День тут длился долго, и солнце садилось уже совсем поздно. К тому времени лодка всплывала целых два раза: в восемь и в девять часов. Какие-то сомнения Вершинин своим бормотанием все-таки зародил, так что связь пробовали установить по двум часовым поясам. Впрочем, обе попытки оказались безрезультатными.
Все время, пока мы торчали практически на одном месте, акустики внимательно слушали море, а Гусаров регулярно проверял горизонт. Нигде и никого! Только один раз командиру показалось, что он видел вдалеке, на севере, блеснувший в лучах садящегося солнца самолет, но полной уверенности не было. Такое безлюдье обнадеживало.
Солнце уже зашло за горизонт - только небо на западе еще освещалось его багровыми отблесками, да море в той стороне слегка светилось. С востока все было заполнено темнотой, однако маяк не загорался. Тяжело вздыхая, Моисеев полез за секстантом и справочником, чтобы определять точное место по звездам. Однако стоило только ему выбраться на мостик, сигнальщик завопил:
- Свет!
Я лез наверх следом за Смышляковым и выбрался к орудию, когда все сгрудились по левому борту, не оставив места мне. Правда, снизу, между ног стоящих я мог поглядеть в темноту и увидеть там слабое моргание пятнышка света.
- Все правильно! - приглушенно воскликнул Моисеев с явным нотками торжества в голосе. - Маяк Салинаш фактически на траверзе, товарищ командир! Расстояние примерно две мили.
- Объявляю вам благодарность за особо точную навигацию! - торжественно объявил Гусаров, и пожал Моисееву руку. - Значит, нам нужно двигаться на юг вдоль побережья до обнаружения нужного нам мыса…
Тут он замолк.
- Опасно ночью вдоль берега идти, - озвучил его мысль Смышляков. - Все-таки придется с утра действовать, а сейчас спать.
- Под водой, - категорическим тоном добавил капитан. - Не хватало еще в темноте с каким-нибудь судном столкнуться.
Перспектива никого не радовала - ночью на поверхности воцарялась благодатная прохлада, и люди старались спать на палубе. Внутри лодки уже давно царила вонь и страшная духота, днем и ночью. Однако с Гусаровым нельзя было спорить - он действительно был прав. Лучше помучаться, чем хорошо поспать два часа, и по закону подлости столкнуться с какой-нибудь рыболовной шаландой.
Конечно, я в ту ночь уснуть так и не смог, и Сашка тоже. Мы некоторое время лежали молча, надеясь, что уснуть все-таки удастся. Но я даже глаза толком закрыть не мог - болели и слезились. Наконец я не выдержал:
- Саш, спишь?
- Не-а, не спится.
- Мне тоже. Как думаешь, почему база не отвечает?
- Да черт ее знает, Володя. Страшное предполагать не хочется. Может, просто рация сломалась, а запчастей нету? Или их на самом деле предупредить про нас не смогли? Или они не ждут нас так рано? Гадать можно всю ночь…
- Это правильно. По всему выходит, придется нам своим ходом по Африке пилить… Знаешь, я ведь даже в поход никогда не ходил! Только за грибами за город выезжали.
- Это дело поправимое. Человек ты физически крепкий, нормы ГТО сдавал, значит, выдержишь. Трудно будет первое время, но не труднее, чем на лодке. Там ведь воздух чистый, свежий, воды сколько хочешь, если река рядом. Даже не верится, что можно будет наконец помыться и одежду отстирать по-человечески.
- Как думаешь, Гусаров нам даст людей?
- Должен. Наверное, это тебе придется с ним вопрос решать. Все равно ведь лодке придется оставаться на месте и нас ждать, правильно?
- Эх, - я тяжело вздохнул. - Трудно будет. Сильно изменился Гусаров за время похода. Злой стал, упрямый. Я вот грешным делом думал, он сегодня опять с комиссаром схватится - хорошо, удержался. Может упереться и никого не даст…
- Надо тогда Смышлякова уговаривать, чтобы он с нами пошел. Хороший ведь человек, с ним нам просто будет.
- Один Смышляков?
- Ну, нет, - Вершинин замялся. - Мне подумалось, что если он пойдет, Гусарову придется нескольких матросов выделить.
- Ладно, что гадать - скоро узнаем.
Некоторое время мы опять молчали, пытаясь уснуть, потом опять стали разговаривать. Обсуждали, что следует взять с собой, что одеть и как идти без карты и без знания местности. Вершинина это, кстати, не пугало - он в такие ситуации уже попадал.
- Нам известно, что лагерь на реке и не очень далеко от побережья - иначе как бы они доставляли грузы с кораблей по бездорожью? Может быть, там на самом деле даже дорога есть. Будет компас - не заблудимся, и в течение недели, самое большое, найдем их.
- Если есть еще, кого искать, - подумал я, но вслух ничего не сказал. Не стоит человеку настроение портить.
Только под утром мы, устав разговаривать, впали в какую-то полудрему, которая не приносит отдыха и облегчения. Потом послышался свист воздуха и бульканье воды, когда лодка пошла на всплытие. Кое-как мы поднялись и отправились на кухню, чтобы получить привычный завтрак - стакан чаю и пару галет с маринованной селедкой, обрыдшей до последнего предела.
К тому времени, как я поднялся на мостик и закурил, лодка уже шла малым ходом на юго-запад, держа слева береговую черту. Наверху было холодно, особенно после ночной духоты, а свежий воздух драл горло. Вот до чего дожил! Или это дым папиросный так действует? Я с ужасом подумал, что курева осталось еще на пару недель. Если на базе нету, что делать? Листья с баобабов собирать и сушить?
Берег слева постепенно отдалился, так что Гусаров приказал взять круче к югу. Я некоторое время поторчал у орудия. Потом выполз Сашка, и я ужаснулся, увидев его лицо: опухшее, с кругами вокруг красных, воспаленных глаз. Борода клочьями, прическа тоже как у каторжника. Я, наверное, не лучше. Ощупывая рожу, я сдал свой пост Вершинину (на мостике опять запретили находиться более чем пятерым одновременно) и спустился вниз. Снова вонь ударила в нос - к ней никогда не привыкнешь! Хотя, жара, кажется, спала. Вероятно, Гусаров разрешил открыть носовой люк, потому что легкий ветерок чувствовался даже около нашей каюты. Я зашел и лег на диванчик. Не прошло наверное и минуты, как я спал.
Мне приснилось, будто я бреду сквозь джунгли, совершенно один, и вдруг выхожу к водопаду. Одежда жутко грязная, все тело чешется… Я бросаюсь в воду, как был, и начинаю ожесточенно тереть себя. Вода падает сверху, как из душа. Я ее глотаю, но вкуса никакого не чувствую. Потом что-то меня заставляет поглядеть на берег: из леса к водопаду выходят несколько девушек. Нет, не черные негритянки, все белые, красивые, в летних платьях. Они смеются, разговаривают, но я не слышу о чем. Все у меня внутри сжимается, потому что я догадываюсь, что сейчас будет. Девушки раздеваются догола и идут в мою сторону. Надо бы выбраться, ведь подглядывать нехорошо, но я продолжаю скрываться за потоками падающей воды, сотрясаясь от охвативших меня чувств. Какие же они красавицы! А я, грязный, жалкий, потерявший дар речи, смотрю на них, как какой-нибудь преступник…
Бац! Из сна меня вырвал удар. Вернее, не удар, а толчок, просто он мне со сна показался сильным.
- Ты чего стонешь? - спросил Сашка. - Сжался весь в комочек. Кошмар приснился?
- Кошмар, - послушно подтвердил я. Кажется, я залился краской - знал бы Сашка, что за кошмары мне снятся, засмеял бы. Хорошо, что в каюте полумрак.
- Хватит трястись, друг мой. Пора собираться.
Приплыли. Вернее, нет, моряки так никогда не говорят. Они не приплывают, они приходят. Значит, мы пришли на место!
В лодке снова было душно и жарко, потому что наверху время приближалось к полудню. Солнце в зените, вода блестит нестерпимо, ветра нет. Одна радость: совсем рядом, меньше, чем в километре, суша. Твердь, земля, материк! Пусть это Африка, а не родная советская страна, все равно. Скорее бы туда попасть.
Я сбегал на мостик, перекурить. Лодка дрейфовала в океане, не заходя в бухту - командир опасался наскочить на мель или скалу. Как раз в этот момент на воду спускали шлюпку, чтобы она разведала подходы к берегу. Мыс Фрадес, к которому мы стремились, оказался длинным песчаным пляжем, тянущимся от каменной скалы, которая отгораживает от посторонних взглядов большую "заводь". Скала была заостренная, как клинок, но быстро сходила на нет, и исчезала в песке. На востоке был виден другой берег бухты, где к воде подходили заросшие лесом невысокие горы. До них было километра три, не меньше.
Покурив, я спустился вниз и присоединился к Сашке в отсеке с торпедными стеллажами, где было сложено наше с ним добро. Ночью мы с ним обсуждали, что следует взять, но я, честно говоря, тот разговор плохо помнил. К тому же, сейчас подумалось - а какие могут быть обсуждения? Если база до сих пор не ответила, нет никакого резона проводить разгрузку. Куда все это девать? Бросить на песке? Надо только взять оружие для себя лично, палатку, лопаты, спички, сухой паек… что там еще берут в дальний поход? И идти на разведку. Сашка, однако, был не согласен.
- Как это не разгружать? Мы должны верить, Владимир, что все в порядке с нашими товарищами. Мы обязаны найти их и выполнить свое задание. Ты согласен? В скалах есть какие-то расселины, гроты, так что в них можно устроить склад и сложить туда оборудование и оружие. Хотя, это все можно просто поручить экипажу лодки. Они разгрузятся, пока мы пойдем на поиски базы.
Эта логика мне показалась сомнительной, наверное, потому, что я не разделял железной уверенности Вершинина. Нехорошие предчувствия меня грызли. А ну как найдем мы одни развалины и никакого следа людей? Что тогда, груз обратно на лодку грузить или аборигенам подарить, чтобы они боролись против португальских колонизаторов? Хотя… тут я подумал, что разгрузка и погрузка по крайней мере займут на какое-то время подводников, и помогут им отвлечься от дум о скором обратном путешествии. После этого я согласился с Вершининым.
Я позвал боцмана Новикова и проинструктировал, как и что следует выгружать, затем свои инструкции выдал Сашка. Новиков все выслушал и побежал готовить команду грузчиков. Тут меня посетила мысль, что мы до сих пор не получили разрешения Гусарова!
Внутренне ожидая скандала, мы вместе пошли на мостик. Гусаров был мрачен: разведывательная партия вернулась и сообщила, что в бухте виднеются подозрительные подводные пятна и мели, так что заходить в нее опасно. Мыс совершенно пустынен и гол, нигде не видно никаких следов человеческой деятельности.
- Может, все-таки, не туда пришли? - спросил капитан как бы сам себя. На мостике, кроме вернувшихся разведчиков, были только мы и сигнальщики.
- Мыс в наличии, - осторожно сказал Вершинин.
- Тут, может быть, эти мысы на каждом шагу, - отмахнулся Гусаров. - Правда, есть еще одна примета: вон, на юго-западе большие горы виднеются, но все равно… почему следов нету? Сколько раз здесь должны были суда разгружаться, причем грузы немалые были.
- Так ведь секретное задание, - предположил я. - Хорошо замели они следы за собой. К тому же тяжелые грузы когда здесь последний раз были? База уже несколько лет действует, и главная разгрузка в начале прошла. А с тех пор - по мелочи, припасы разные только.
- Ну-ну…, - Гусаров недовольно поморщился. - Что делать-то будем?
- Выход только один, товарищ капитан-лейтенант. Высаживаться и идти на поиски базы, - уверенно заявил я. Вдруг страх перед отказом и возможной ссорой меня покинули. Я стал атаковать Гусарова своими предложениями. - Мы с Вершининым должны совершить разведывательный поход в глубину побережья. Судя по известным нам данным, слишком надолго он не затянется. Идти придется сорок-пятьдесят километров, самое большое. Три дня туда, три дня обратно. Дадите нам людей?
- Это зачем?
- В качестве подмоги, конечно. Идем все-таки в неизвестность, огневая мощь не помешает.
- Хм. У меня моряки, а не горные стрелки. Чем они вам помочь смогут?
- Ладно уж, товарищ Гусаров! Стрелять они умеют? Вот и ладно. В партизаны вон простые люди пошли, никакой войне не обученные, и фашистов громят - только шум стоит.
- Предположим, вы правы, Вейхштейн. И сколько людей вы надеетесь получить?
- Немного, человек пять. Желательно добровольцев. И, если можно, с комиссаром во главе.
- Ничего себе! - Гусаров аж присвистнул. - Смышляков на лодке нужен, так что он с вами точно не пойдет. И никаких добровольцев: выберу сам лично людей. Четверых краснофлотцев и к ним командиром Самарина. Он у меня как раз теперь без работы, навроде морской пехоты.
Воодушевленный победой, я быстро убедил командира в нужности и полезности выгрузки наших с Вершининым ящиков. Новиков должен был провести рекогносцировку прибрежных скал на предмет укромного места для их хранения.
До обеда мы с Сашкой собрали свои вещи. Кое-что пришлось оставить на лодке: не тащить же с собой, в самом деле, книжки! Долго думали, стоит ли брать теплую одежду, и в конце концов решили ограничиться свитерами и штанами. Матросы вынесли наверх ящик с автоматами и ящик с гранатами, Вершинин прихватил кое-какие геологические инструменты. Всякая походная утварь - котелки, сухой паек, палатки - тоже отправились на палубу, чтобы быть погруженными в шлюпку. Мы же сели за последний обед на лодке на неизвестный промежуток времени. Фащанов старался, как мог, но мог он немного. Кроме обычного супа из концентратов, который всем давно надоел, и которого наливали не больше поварешки на брата, был только салат из консервированной морской капусты с мизерным количеством лука и растительным маслом. И еще сто грамм водки каждому, за успех предстоящей операции. Момент был настолько напряженным, что Вершинин согласился опрокинуть одну стопку, чем поверг меня в настоящий шок.
- Из солидарности, - просипел он, оправдываясь. - Но больше ни в жизни эту гадость…
Сразу после обеда мы поднялись на палубу и оттуда перелезли в шлюпку. Честно признаюсь: дрожал от нервного напряжения. Впереди неизвестность, и лодка, которая, казалось, давно внушала отвращение, теперь показалась надежным пристанищем. Покидать ее было страшно. Эти люди, ставшие за два месяца чуть ли не второй семьей, теперь желали нам удачи и махали руками. Черт его знает, увидим ли мы их? Что нас ждет на материке, кто встретится? Ох нет, лучше не задумываться, а то свалишься за борт, парализованный ужасом.
Нам с Сашкой пришлось грести, хоть делали мы это довольно бестолково. Из-за обилия груза в шлюпку поместились только четверо: мы и еще два матроса. Остальное занимали ящики и мешки; больше груза почти не было, так что все наши будущие попутчики, команда минеров с примкнувшими к ним Даниловым и электриком Романовым, должны были переправиться вторым рейсом. Правда, кое-кто шутил, что Степана в силу его размеров нужно везти одного… Меня же несколько смущала перспектива провести неделю в тесной компании с Харитоновым. Кажется, он меня невзлюбил после того случая со "шпионом" Мартыновым. Да и в Самарине, как в командире, я несколько сомневался. Какой-то он вялый, безынициативный человек. Как говорят, "я с таким в разведку не пошел бы", а нам приходится. Зато Вершинин был просто счастлив, что его друг Данилов оказался в числе отобранной командиром пятерки.
Плыть на шлюпке по океану, пусть даже спокойному, пусть даже около берега, показалось мне опасным занятием. Нет, все-таки, я совершенно не морской человек. Быстрее бы на сушу, на твердую землю! Когда шлюпка наконец ткнулась носом в песок, я, никого не стесняясь, громко вздохнул от облегчения. Потом размышлять было некогда. Грузчики нас не ждали, так что ящики пришлось вытаскивать самим, а они тяжеленные. Автоматы с запасными магазинами и гранаты - особенно, каждый весил пудов под пять, наверное. Данилов остался нам помогать перетаскивать добро к скалам, Русаков погнал шлюпку обратно к лодке.
Мы были заняты по горло, потому что тащить тяжеленные ящики по песку - адская работа. К тому же, за два месяца непрерывного сидения в лодке мы заметно ослабли, и наше физическое состояние оставляло желать лучшего. Я уже сильно сомневался, что мы так бодро совершим марш-бросок вглубь Анголы, как я это расписывал Гусарову. Лично я обливался потом и ничего вокруг не замечал. Степан тащил ящик спиной к океану, и только Вершинин оказался начеку. Он вдруг вскинул руку и закричал:
- Смотрите!
Я недоуменно выгнул шею, чтобы глянуть в нужном направлении, да так и застыл, скрюченный, со скобой ящика в ноющих ладонях.
В тот же момент до меня долетал странный, прерывистый звук, падающий с неба. Со стороны океана, снижаясь, шел большой четырехмоторный самолет: пузатый, с тупым носом. Именно он издавал стрекот, будто был совсем маленьким и неопасным. Лодка была прямо перед ним, неподвижная, беззащитная. Намерения самолета для меня были неясными: я думал, может быть, он хочет яснее рассмотреть, кого заметил в море, или станет подавать опознавательные сигналы, как тот японский самолет в Тихом океане.
- Ныряйте, братцы! - срывающимся голосом прошептал Данилов, но лодка стояла неподвижно, и погрузиться быстро не имела никакой возможности. Судя по всему, сигнальщики опять прозевали самолет. "Ух и задаст же им Гусаров!", подумал я. И в этот момент самолет, пройдя над самой подлодкой, резко взял вверх, а из воды выросли громадные столбы воды.
- Не-е-ет! - заорал Степан и осел на песок. Мы выронили ящик и жадно всматривались в стену белой воды.
- Не мог он попасть, - жалобно сказал Сашка. - Не мог же он вот так, с первого раза в цель!
Мы стояли столбами. Я чувствовал, как нижняя челюсть колотится, словно от холода, но совладать с ней не мог. Воздух застрял где-то на полдороге из легких, так что я издавал какое-то жалобное всхлипывание. Тело похолодело, несмотря на жару. Я вдруг понял, что это конец.
Вода осела. В первое мгновение показалось, что лодка цела и невредима: с большого расстояния мы могли рассмотреть, что цело палубное орудие и рубка вроде тоже на месте. Ни одного человека не было видно. А потом лодка стала уходить под воду.
- Погружайтесь, ребятушки! - снова закричал Данилов, зачерпывая пальцами песок и подгребая его под себя. - Ну давайте же!
"Л-16" шла под воду, но вскоре стало ясно, что с ней не все в порядке. Рубка заметно накренилась на левый борт, а корма так задралась вверх, что стали видны винты. В конце концов задняя часть лодки, примерно на четверть ее длины, встала вертикально. Несколько мгновений она стояла так, потом, окруженная бурлящей водой, скрылась из виду.
- П-повреждены? - спросил Вершинин дрожащим голосом. Я знал ответ, мне не нужно было душераздирающее мычание Степана. Лодка не могла уйти под воду с таким креном, если только в ее корпусе не было здоровенной пробоины. Застигнутая врасплох, с раскрытыми межотсечными дверями, она была поражена в самом начале погружения и мгновенно затонула. Может быть, в кормовых отсеках кто-то успел закрыться, но что толку - им уже не спастись. Они под водой. Все умерли.
Данилов зарылся лицом в песок, и рычал что-то. Вершинин стоял с раскрытым ртом и, не мигая, глядел на то место, где еще десять минут назад качалась на волнах наша подлодка. Из меня как будто вынули какой-то стержень: я почувствовал, что не могу стоять прямо и начал оседать.