Следующий случай проявления инфортационного ксенотропизма запомнился ему особенно ярко. В то время он завершил обследование группы объектов из скопления Актель-IV, где предварительно автоматами были обнаружены следы тристерция, до этого в природе не встречавшегося. Тема представляла особый интерес, потому как нахождение тристерция в естественных условиях и почему-то именно в девятикомпонентной молекулярной форме из исключительно редких трансурановых изотопов, было так же необъяснимо, как, например, высадка на планету, укутанную в ксирил или обнаружение в архейских толщах остатков древней цивилизации. Прогнозы выглядели весьма впечатляющими. Шлейсер готовился к сдаче отчета и консультировал проектантов ОБЦЕСИСа по вопросам организации в Актели более детальных изысканий. Тогда он и познакомился с Мелардом и его экипажем. Мелард исследовал В-рукав аммоноида Альбакруст. Так называлась компактная звездная микроволюта в срединном галактическом поясе, невидимым с Земли из-за пылевой завесы. Там тоже обнаружили тристерций. Мелард не раз обращался к нему за советом и уговаривал присоединиться после сдачи материалов по Актели к его команде. Потом он отправился на Альбакруст. Но там у них что-то случилось. Экипаж в срочном порядке эвакуировали. То, что Шлейсер увидел, повергло его в шок. Прежде всего, у аллонавтов обнаружился жуткий гипертрихоз, причем волосатость распространилась не только на все лицо и тело, но и на ладони, и даже на ступни ног. Но самое ужасное было в том, что у всех без исключения скелет оказался сложенным из хрящей и поделенным на сегменты, отчего тела их складывались вдесятеро и не могли держаться вертикально. Вообще-то каждый инфорнавт после деконтаминации испытывает определенные неудобства, связанные с нарушением деятельности опорно-двигательного аппарата. Но если при нормальном раскладе утрачивается, да и то ненадолго, лишь способность к бегу и плаванию, то локомоция экзотов Меларда вообще не имела ничего общего со свойственными человеку движениями и больше соизмерялась с передвижением пресмыкающихся, червей и насекомых. Причину опять не установили, хотя все узлы применяющихся в инфортации устройств были подвергнуты тщательнейшей проверке. Континуальных аномалий в окрестностях Альбакруста тоже не выявили. Как по эту, так и по ту сторону раздела, космос вел себя исправно.
Самым же необычным случаем проявления закулисного параморфизма, и тому он тоже стал свидетелем, было превращение Неафида - овер-драйвера транспортной компании "КосТра" - в вайвмена. Управляемый им транспорт "Протазан" ушел на запланированное графиком задание. Шлейсер остался погостить у отца в лунной Реголиде. Следующим рейсом Неафид должен был перебросить его снаряжение на открытую в поликомпонентном охвостье периферийного рукава безатмосферную, но интересную в плане энергетического сырья планету Эсхаторан. Неафид сдал груз каталогизирующим спутники Мильвесты изыскателям и отправился в обратный путь. Но в инфорт-системе опять произошел сбой. Сам "Протазан" с его содержимым материализовался, как и должно быть - без отклонений. Но Неафид, мало того, что превратился в стопроцентного "хомо кибертикуса", так еще и трансформировался в некую, никогда ранее не встречавшуюся субстанцию. Он стал как бы наполовину частицей, наполовину волной. Его тело приобрело полупрозрачный вид с размытыми контурами, а мозг и внутренние органы продолжали функционировать, хотя по логике вещей должны были разрушиться под действием света. Он дифрагировал, интерферировал, просачивался через отверстия, с равной долей вероятности отражался от материальных преград и проходил сквозь них. В общем, вел себя как электрон в микромире или фотон при контакте с полупрозрачным зеркалом. Перемещался он пульсациями, то появляясь, то исчезая из вида, и даже время от времени раздваивался. Движения его сопровождались оптической волной, а то и рябью, следовавшей вслед за ним и со всех сторон его окружающей. По поводу происхождения человека-волны высказывались самые разные, в том числе и эйдетического толка предположения. Допускалось даже, что настоящий Неафид остался в вакууме, а здесь воспроизвелся его вневременной фантом, телетаксическая проекция. Но почему тогда отразившиеся столь нетривиальным образом на его геноме преобразования не коснулись инфорт-матриц неодушевленных предметов, артинатора, да и самого "Протазана" тоже?..
Расшифровка той скудной информации, которую успел записать телеквантор, показала, что Неафида, возможно, на какой-то миг зашвырнуло в безмериум или скрутило в струну многомерности, а может и завязало в какой-то более сложный топологический узел, где, к примеру, геометрическая плоскость может иметь одну или разделяться более, чем на две поверхности, центр симметрии находится везде, радиус любой произвольно взятой окружности бесконечен, а линии короче прямых… А может произошло что-то другое. Сам Неафид объяснить ничего не смог, потому как ничего не помнил и в момент перехода ничего не ощущал. Он был не в себе. Поэтому те бессистемные обрывки фраз, которыми он пытался что-то комментировать и которые никто не понимал, эксперты Амфитериата относили к проявлению реакций галлюцинативного характера и значения им не придавали. Вследствие диссипации волногена - а этот процесс, как ни пытались, но остановить не смогли - он испытывал страшные мучения. От болей не спасали никакие средства. Понимая, что дальнейшая жизнь лишена смысла, он стал просить об эвтаназии, как о единственном средстве, способном избавить его от страданий.
Много еще чего несуразного сталось за время становления инфорнавтики. Во многих случаях, чему в немалой мере способствовало нежелание Амфитериата делиться информацией, проявления сверхтрансляционной паранормальности получили разноречивую оценку и обросли небылицами, в результате чего уже не представлялось возможным отделить правду от вымысла…
Снарт, при всех его недостатках, а он был капризен и весьма своенравен, обладал по крайней мере тремя неоценимыми в условиях продолжительных экспедиций качествами. Он, в противоположность Шлейсеру, быстро осваивался в будь какой обстановке, легко сходился с людьми и, при неизменном статусе "души" любой компании, ни при каких обстоятельствах не терял присутствия духа. Впоследствии, когда к ним присоединились Аина с Гритой, именно он и Сета стали цементирующей основой, накрепко спаявшей экипаж. Сейчас же, извлекая из бездонной памяти и выдумывая по ходу все новые истории, он безуспешно пытался пронять леденящими кровь подробностями включившуюся в игру и оказавшуюся не менее острой на язык Сету, чем несказанно веселил Астьера.
Чего только не нагородил в пылу увлечения Снарт, пока "Ясон" подбирался к солнцу. У какого-то Эрнандеса будто бы на месте сердца появилась селезенка. У не менее неведомого Нернстона на месте ушей выросла вторая пара кистей рук. Трансмит Ротвальд, более известный в кругу любителей выпить как Алканавт Первый, стал жертвой необычной формы биологической интарсии. Из-за инактивации какой-то из родительских хромосом, его кожа, мало того что покрылась незаживающими язвами, так еще и располосовалась как у зебры на черные и белые ленты. У пилота Рушена при опробовании TR-линии к одному из набитых звездами асторгу в Козероге разом проявились все скрытые мутации, веками накапливающиеся в генах пращуров.
А что касается некоего Гольдъяйера из Управления галактической связи, о котором ни Шлейсеру, ни Астьру ничего не было известно, так тот вообще вернулся из рейса на корабле из чистого золота, после чего, не понимая как такое могло случиться, тронулся умом. "Необъятен космос, а ступить в нем некуда, - резонерствовал Снарт. - В общем, полный экзосценоз. Вахропоппер с квазимордовским мурлом. Хочешь, "модуриалом" это назови. Хочешь, "мудариалом". Тем, кто сгинул в пучине аконтинуальной квазимерности, стал экзотом, растворился в сонме инстантонов или остался в разобранном виде между пластами микро-макро-мегастениумов легче от этого не станет. И "макиавелизма" у метакосма не убудет. И время не обратится вспять…"
Сейчас, по прошествии времени, Шлейсер уже мог беспристрастно, и как бы со стороны, оценивать действия своей команды, не раз подводившие их всех на край гибели. Только впоследствии пришло осознание: его жизнь, так же как и жизнь его коллег была организована гораздо сложней и совсем не так, как ранее предполагалось.
Поначалу экспедиция больше напоминала увеселительную прогулку разгулявшихся гелиантропов. После замены в "точке Лагранжа" кассет на плазмоуловителях и лицензионного отстрела оказавшегося в поле видимости кометоида, "Ясон" вышел из эклиптики. Отсюда во всей красе открылся звездный океан, слагающий извечное единообразие с замысловато сложенной мозаикой из разливов газопылевых конденсаций. И хотя в любой точке гелиосистемы все созвездия выглядят одинаково, складывалось впечатление, будто на небесном своде что-то изменилось. Стрела вроде как изготовилась вонзиться в брюхо Дельфина, хвост Змеи, казалось, вот-вот обовьется вокруг шеи Козерога, а глаз Орла грозно пучился флуоресцирующими остатками расстрелянного кометоида, растекающихся инверсионными волнами по откосу Млечного Пути. Да, дезинтегратор "Ясона" не имел равных среди деструкционных средств космофлота. Он обращал материю в кванты и мог превратить приличных размеров астероид в диффузное облако и даже испарить его. За кометоидом тянулся тонкий газовый хвост. Отсутствие в нем пылевой составляющей свидетельствовало о юном возрасте подвергшегося разрушению космоформа. От комет, а в особенности от молодых, всегда ожидали каких-нибудь сюрпризов, главным образом потому, что происхождение части из них до сих пор оставалось неясным. Да и орбиты их не отличались стабильностью. Если вопрос генезиса малых космических тел эклиптического заложения считался более-менее решенным, то объяснить природу блуждающих в межзвездной глубине кометно-метеоритных обособлений пока не удавалось. Особую опасность представляли ксенокласты, движущиеся со стороны так называемого "слепого пятна", то есть со стороны солнца. Они могли незаметно приблизиться будь к какому объекту и доставить космиянам немало хлопот. Правда, "Ясону" такое сближение ничем не грозило, потому как его защита, способная выдерживать температуру и давление звездных недр, была настолько сильна, что ее не мог пробить даже уникластер - оружие особой мощности, которое уничтожает абсолютно все проявления материальности, включая продукты аннигиляции и силовые поля.
На тот период от экипажа не требовалось усилий ни по управлению полетом, ни по его навигационному обеспечению. Артинатор прекрасно справлялся с обязанностями пилота, штурмана и координатора программы. "Ясон" исправно вел себя в экстрим-режиме: почти мгновенно набирал ускорение, изумляя многоопытного Астьера совершенством системы инерционной децентризации; с легкостью уровня вирт-имитатора совершал сложнейшие маневры из разряда высшего космопилотажа; избегал фокальных плоскостей силовых конденсаций; обходил магнитные и гравитационные засеки. Поскольку исследования по борьбе с гиперперегрузками и волнами мегадавления только выходили из экспериментальной стадии, возможностям супераллоскафа можно было только позавидовать. Ускорения, исчисляемые тысячами g и сопутствующая им фазодинамика вызывали в структуре материальных носителей превращения, нигде более в рамках антропогенного времени не встречающиеся. Ударные волны при таком давлении, а это десятки миллионов атмосфер, настолько мощны, что превращают твердое тело в жидкость, жидкость в пар, а пар в динамическую плазму. Если учесть, что физиологическая плоть способна выдерживать нагрузку 12–15g, то легко представить, что ожидает стелланавта, испытавшего надпредельное ускорение без соответствующей инерциал-компенсации.
Венера и Меркурий с обратной стороны солярной мельницы не мешали. С надэклептических высот, на фоне зодиакальной подсветки, не только звезды, но и Земля с окружающим ее термоспектрозонарием, смотрелась по-особому. Над серповидной кромкой ночного бока, там, где нежная лазурь сменяется субразреженной фиолой, угадывался тянущийся за планетой диссипационный шлейф из атмосферных газов, вулканической и штормовой пыли. В ковше Большой Медведицы тлела невзрачная Дугба - его, Шлейсера, звезда. В раструб, обозначенный топодинамикой окрестных звезд, скоплений, Аттрактора, был нацелен и TR-коллектор "Ясона", готовящегося после предстоящих испытаний к нелегкой, полифазной и еще неизвестно что предвещающей экипажу инфорт-одиссее. Древние говорили: "Как назовешь корабль, так он и поплывет". Отцы неоклиперов, стеллеров, трисов в том числе и создатели этого аллоскафа (а "Ясон" был предметом особой гордости разработчиков "ПанГала") не без трепета относились к именам своих творений. "Икары", "Фаэтоны", "Сизифы", "Дионисы", "Прометеи"… Где они?.. Одни сгорели в печах, где нарушаются положения постулата Клаузиуса, другие растворились в подпространственных разделах, упали в "прану" или сгинули в аргонах, в бездонных жерлах контофагов и подобных им энергофейсах. Так что же их ожидает? Каким будет исход?..
Спикулярный обвод солнца на первый взгляд тревоги не вызывал. Звезда как обычно обильно плевалась плазмой. Видоискатель астрографа то здесь, то там выхватывал из черноты надкоронального декора огнецветные пиробласты - раскаленные обломки неизвестного состава и непонятно каким образом оказавшиеся на орбитах. Возможно, это были астероиды, волей случая вплетенные в низку солнечного ожерелья, возможно, ксенокласты из числа остатков Вулкана или продукты самого солнца, а может и что-то другое. Этим вопросом никто никогда не занимался. Время не пришло.
Используемые в системной, да и вообще в континуальной космонавтике интерференционные двигатели, как нельзя лучше отвечали условиям сформировавшейся пространственно-временной развертки. Именно эффект обладающего одним условным полюсом магнитного ксенополя в сочетании с квантонным резонансом дал возможность кораблям раннего, еще доинфортационного уровня, перемещаться с релятивистскими скоростями (а это без малого до четверти световой скорости) в среде, пронизанной связующими материю воедино силовыми полями: от атомов до звезд и туманностей. Конкуренции с такими космопланами (а они действительно планировали) не выдерживал никакой другой аппарат, будь-то на атомной, термоядерной, фотонной или какой другой тяге. Что касается ускорителей на основе адронного, отличного от электромагнитного и гравитационного поля, то разработки в этой области "заморозились" еще на доэкспериментальной стадии. Видимо, чего-то не хватало в самой основе идеи. Да и необходимости в них не было.
Аллоскаф, как и все корабли ТГ-флота, походил на ракету примерно так же, как еж на медведя. Двигателей в обычном понимании не было. Два складывающихся один в другой адапт-пантографа, исполненных в виде насаженных на одну ось близких по диаметру колец, ограничивали объем космоплана и в широких пределах изменяли его форму: от диска в состоянии покоя до шара в активном режиме. В одном крайнем положении он как бы напоминал Сатурн в кольцевом обрамлении (пантографы сложены), в другом - тот же Сатурн, но в том случае, если бы у него было не одно, а два перпендикулярно ориентированных кольца (пантографы развернуты). В идеале адапторы, хотя это было непросто, позволяли в любой момент и в любой точке пространства осуществлять съем энергии непосредственно из ингредиентов физполей и вакуума, тем самым обеспечивая космоплану возможность "скользить" в любом направлении без затрат времени на разгон, торможение или смену направления. "Уши Вселенной" - так еще называли эти субтактильные пантографы-резонаторы. При инерциальном движении они занимали фиксированное положение, но при изменении скорости или направления - приходили в движение. И тогда космоплан, несмотря на размеры и массу - а "ПанГал" производил транспорты объемом десятки кубокилометров - напоминал изящную, порхающую в четыре крыла бабочку. Адапторы могли произвольным образом изменять форму, размеры и кривизну поверхности аппарата. В целом же, основная их функция сводилась к тому, чтобы улавливать все признаки различий любой, будь на какой основе заложенной градиент-составляющей, а уже пилот или программное устройство определяли куда и с какой скоростью следует двигаться.
Деактиваторы (поглотители частиц и излучения) успешно и без особых усилий справлялись с нагрузкой. И хотя скорость солнечного ветра превышала фон в три-четыре раза, такое отклонение беспокойства не вызывало.
После серии сверхскоростных экспериментов, опробования бортовой инфорт-системы в виртуальном режиме и последующего реверса в афелии, откуда солнце смотрелось слепящей точкой, "Ясон" направился к пункту назначения.
Орбиту Эроса пересекли в пределах расчетных координат. Затем по плавной дуге развернулись еще раз, вошли в эклиптику и взяли курс на солнце.
Космическая погода в окрестностях Земли устойчивостью не отличалась. По мере приближения к светилу все ощутимей становилось действие фотонного прибоя. "Светимость" радиационных поясов Земли, как главный критерий метеопрогноза, указывала на субштормовую обстановку, хотя по большому счету это еще ни о чем не говорило. Частицы высокой энергии могли просто накапливаться в земной магнитосфере, тем самым искусственно повышая ее "светимость". Продублировать замеры на других примерах возможности не представлялось - ни Венера, ни Меркурий магнитным полем не обладают. Конечно, можно было оценить активность солнца по гамма-фону, но для этого надо было подойти поближе.
Шлейсер никогда не был на Меркурии, хотя неоднократно посещал окрестности солнца. Последний раз он был в этих местах накануне очередной, связанной с выборами заварухи, когда федералы чуть не переиграли эготерристов, что вызвало жесткое противостояние между Гексумвиратом и Коалицией, едва не завершившееся надвигом на сепаратистов.