- Кофе у тебя замечательный. Ты хоть знаешь, из какой ветви зерна, или…
- Знать тут ничего нельзя, полагаться можно только на интуицию, она меня пока не подводила… в том, что касается кофе. Всегда из одной и той же ветви - судя по вкусу.
- А ты говорил, что тебе не везет с малыми вероятностями.
- Значит, вероятность большая. Для меня. Только и всего. Но ты не…
- Да. На Ромке шевелилась рубашка, и мне стало страшно. Ему тоже было страшно, потому что он видел меня… ну, совсем не такой, какой привык, а такой, какой я видела себя сама, когда смотрела в зеркало…
- Зеркальный эффект, да. Многих выводил из себя, хотя физически это очень простой эффект и даже предсказанный - один из немногих, кстати, предсказанных эффектов, это было в статье Бернадотта, я на нее в свое время отзыв писал в сетевом журнале.
- Да, потом уже… когда все привыкли…
- И что дальше?
- Он чего-то совсем испугался, увидел в углу, чего я не видела… знаешь, как в "Борисе Годунове"… "что это… там, в углу… колышется, растет…"
- У тебя неплохо получается. Особенно, когда стараешься басом.
- Не смейся. Мне было не до смеха.
- Нет, я понимаю.
- Я поднялась, и кровать… ты же знаешь эти убирающиеся кровати.
- У всех такие.
- У меня уже сил не было бояться… В принципе, все было нормально: я встала, кровать стала тем, о чем я в тот момент подумала, а подумала я о ванне с лавандовым шампунем…
- Ох… представляю.
- Да, это сейчас легко… Включила телевизор, а там такое… По всем каналам репортажи - из Москвы, Питера, Киева, Самары, из других стран… кто-то даже пингвинов вдруг показал… как они летать пытались.
- Извини, что спрашиваю. Если не хочешь - не отвечай. У тебя… я имею в виду…
- Хочешь спросить: никто не погиб? Нет, повезло. Во-первых, у всех оказались крепкие нервы. Во-вторых, память. Как это сейчас называется?..
- Эффект Бронштейна-Асадеану.
- Никогда не могла запомнить.
- Бронштейн преподает эвереттику в Бостоне. Асадеану - практикующий врач из Кишинева.
- Это я знаю! Однажды брала у Асадеану интервью - не прямое, по менталке, но тоже неплохо получилось. Я говорю не об именах, а о самом эффекте. Что происходит с памятью - я так и не поняла.
- Почему? Все просто. Десятого августа окончательно установились законы природы моей новой реальности… Память должна меняться, чтобы не впасть в противоречие с историей ветви…
- Я помню, что было раньше, до десятого августа!
- Конечно, помнишь. У тебя пока сохранилась остаточная память о другом твоем выборе, не осуществленном. Память о той ветви, с которой ты ушла. А не о той, где, как тебе кажется, была всегда. Это и раньше случалось со многими… именно как единичные случаи… ментальные склейки… кванты ментального темного поля. Когда делаешь что-то и не понимаешь - зачем. Вроде собиралась сделать что-то другое, да?
- Это я помню… Довольно часто поступала совсем не так, как собиралась.
- Женская логика? Просто женщины больше, чем мужчины, подвержены таким ментальным склейкам… чисто физический эффект, кстати, никак не связанный с пресловутой женской логикой. Значит, в твоей семье никто не погиб - ну хоть это… Ты должна была быстро адаптироваться.
- Не быстрее, чем все. Но человек - такое создание…
- Клише.
- Что?
- Я хочу сказать, что эти слова стали общим местом. Привыкаешь ко всему и всему учишься, когда приспичит.
- Никто не погиб, ты говоришь… А любовь? Если погибает любовь - это как? Смерть? Иногда страшнее смерти. Думаешь - пусть бы я лучше умерла.
- Его Рома звали, ты сказала?
- Да, Он так и не вернулся. То есть - ко мне. Мы потом несколько раз виделись… Господи, у меня к нему все осталось, как было, я просто не… А он на меня смотрел, как на врага, - наверно, в физике вашей и для такого эффекта существует название…
- Почему в физике? Скорее в психологии. Ты же психолог…
- Я знаю, как это называется в психологии: посттрансфертальное состояние психики. Сродни наркотической ломке… Психологически действительно очень похоже. Переход из одного мира в другой. И какая для психики разница - воображаемым был мир, из которого ушла, или реальным? Но… Ромка видел во мне врага… Почему?
- Ирочка… Ну, это тоже понятно - шок, память говорит одно, глаза видят другое… и женщина, которую он… вдруг совсем не та… сознание сразу связывает и говорит: вот кто виноват, вот из-за кого все это… Никакой новой физики, только старая психология…
- Наверно. С того утра… Я тогда работала в институте. Академическом. Там начались очень интересные исследования - естественно, новый мир, новые условия, новые отношения… А я ушла. Не могла больше, понимаешь? Несколько недель бродила по улицам… училась жить… вызывала какие-то предметы, которые потом сами по себе исчезали…
- Эффект сознательного наблюдения, да. Вызываешь склейку и не знаешь, что с этим делать.
- Пришла в редакцию "Нашего мира", у них как раз реорганизация шла, переходили с бумажной версии на электронную, а потом на церебральную. Я говорю: хочу у вас работать.
- И сразу взяли?
- Нет, конечно. Предложили сделать несколько интервью. По менталке, они уже это освоили, а для большинства менталка была внове, мало кто мог структурировать свои мысли, и люди такое о себе рассказывали… мама родная… потом, конечно, научились… Когда я к тебе собиралась, то думала: лауреат, физик, мысли свои уж точно умеет концентрировать, слова лишнего не подумает, скучно, что я смогу у него узнать…
- А я оказался другим.
- Да. Странно…
- Что странного, Ира? Мы все - другие. Издалека человек и выглядит не совсем так, как вблизи, верно?
- Ну, это понятно.
- Понятно? Ты хочешь сказать, что всегда это знала?
- Конечно, нет. Раньше… все такое… будто помнишь сон, и сон этот становится все более призрачным, приходишь в себя, и воспоминания сна сменяются реальными воспоминаниями… На самом деле все наоборот, да? Я хотела тебя спросить об этом с самого начала, меня… наших читателей это немного пугает… но разговор пошел иначе… ты стал думать о другом…
- Пугает? Почему? Это не должно пугать… Ира, ты первая говоришь о том, что смена воспоминаний может напугать… почему? Есть множество исследований - в последние два года особенно, когда наработали методику. Я не все читал, конечно, но основной вывод… Да что я тебе говорю: это же каждый день в новостях… Изменение воспоминаний, изменение истории, изменение прошлого… И все с таким увлечением занимаются… А ты говоришь: пугает.
- Тебя - нет?
- Нет.
- Ты не боишься, что Тина исчезнет из твоей памяти, и ты не будешь понимать, любил ли ты ее или фантом, созданный собственным воображением… сном… а потом и вовсе забудешь, что она была, и как ты оказался на этой ветви, забудешь тоже… ты действительно не боишься этого?
- Нет… Не знаю. То есть, конечно, со временем я наверняка забуду о том, как шел по улице Пестеля и увидел девушку… И имя Тина будет для меня ассоциироваться с кем-то… Если ты об этом спрашиваешь, то, наверно, понимаешь, что и те воспоминания, о которых я тебе рассказывал, тоже… Наверняка что-то уже ушло, что-то изменилось, что-то уже встроилось в новую реальность, что-то еще нет… Математически это можно просчитать, но связи и квантовые эффекты темного поля здесь так сложны, что при современной технике это не получится…
- Все ты хочешь просчитать… Я тебе скажу: твое желание свести мир к математике, оно тоже - от страха. Ты боишься. И наши читатели боятся. Все боятся. Я тоже. Просыпаюсь утром и начинаю бояться: что было сном на самом-то деле? То, что мне только что приснилось, или то, что происходило со мной вчера вечером? Сон кажется таким реальным…
- Я вообще не помню снов.
- Значит, тебе проще. Многие помнят. Большинство. И многим кажется, что снится им та, старая, жизнь, которая во сне продолжается… и во сне они не могут обмениваться мыслями, вызывать предметы… я просто рассказываю тебе, что пишут в редакцию… знаешь, сколько писем мы получаем каждый день? Тысячи, и эти письма такие эмоциональные, что, когда вскрываешь менталку, сразу получаешь такой заряд… бывает, даже понимать трудно, люди же не все и даже не через одного умеют запаковывать в конверт свои мысли и вопросы, а не свои эмоции и желания. И тогда бросаешь, читать это невозможно… конечно, страх. Господи, ты же не можешь этого не знать!
- Я знаю, Ира. Просто думал, что это не страх… хотя можно назвать и так. Чего бояться? Что прошлое вернется?
- Нет. Что настоящее останется. Странный ты человек. То говоришь такое, чего не знает никто, а то начинаешь изрекать банальности…
- Наверно, я тоже не до конца умею контролировать свои мысли.
- Да. И потому ты… Оказывается, нобелевские лауреаты - такие же люди, как все. То есть, не такие, конечно, но не такие - совсем в ином смысле, чем мне казалось раньше…
- По-моему, ты окончательно запуталась.
- Наверно. Неважно. Но ты не ответил: не боишься забыть Тину?
- Наверно… Да. Ты права. Я не хочу ее забывать. Послушай, Ира, давай не будем об этом думать. Не хочу. Пока память о Тине со мной… Не нужно бояться. Разве тебе не нравится думать с любимым человеком в унисон, когда твои мысли цепляют мысли твоего собеседника, и получается такая красивая вязь, как… у нас дома в детстве висел на стене ковер… я его еще помню, но уже не уверен, было это в той моей реальности или в этом моем сне о собственном детстве… неважно. Красивый персидский ковер, и узор на нем был таким сложным… как многие разговоры, как наш разговор сейчас, и не говори мне, что между нами произошло только то, что записал твой диктограф.
- Между нами…
- Ты же не боишься того, что все - сон, и на самом деле ты сейчас проснешься и окажешься в прежней реальности… такой обыкновенной… самой вероятной реальности среди всех? Ты же для себя уже давно решила, что этого произойти не может.
- Да… Для себя. Но многие… Игорь, десятого августа погибло столько… А сколько до сих пор думают, что видят сон, и скоро все кончится… Ты думаешь, весь мир уже привык к новой… новому… знаешь, сколько людей живут снами, воспоминаниями…
- И тем самым выбирают себе будущее. Свой вариант жизни. Это нормально.
- Они боятся жить. Это нормально?
- Ты обвиняешь меня?
- Разве не ты создал эту ветвь?
- Ира… Я тебе целую лекцию прочитал о том, как происходит взаимодействие трех типов темного поля… Я тебе рассказал о том, что невозможно создать ту или иную ветвь, я тебе… Ты же умница! Ты понимаешь, что все ветви существуют независимо от нашего желания, мир объективен, он есть, и каждый кадр нашей жизни - в любой реальности, на любой ветви! - уже существует в этой бесконечной вязи, на этом бесконечном ковре, я ничего не мог создать, и об этом несколько раз говорил в нобелевской лекции. Физики прекрасно понимают, иначе мне бы не присудили премию, сочли бы… не знаю… многие действительно погибли в тот день… многие не выдержали… но… не я это создал! Я только…
- Ты только возбудил последовательность одиночных явлений, ты только придумал эвереттическую эрратологию, ты только занимался наукой, ты всего лишь пошел за одной девушкой и не смог ее найти, ты всего лишь отказался от другой и не сумел ее сохранить… такая малость… и изменился мир.
- В который раз спрашиваю: тебе плохо в этом мире? В том, прежнем, тебе было бы лучше?
- Может быть, в том, прежнем, мы не расстались бы с Ромой.
- Ты очень об этом жалеешь?.. Мне показалось…
- Не жалею. Наоборот. Но я уже не помню… Может, мы были бы счастливы. Там.
- Нет.
- Откуда ты можешь знать?
- Ты права. Не знаю. Послушай… Ты действительно обвиняешь меня в том, что…
- Нет. Но многие обвиняют. Многие хотели бы остаться в своих снах-воспоминаниях.
- Прошлое всегда выглядит лучше, даже если это прошлое - мир, в котором люди ползали, а не летали…
- Ходили.
- Извини, Ира, но большинство ползало. Теперь они, как ты говоришь, боятся думать, потому что не умеют… да, просто не научились еще думать сами, а приходится… Неужели ты хотела бы вернуться в реальность, о которой постепенно забываешь, как о сне? В кадр бесконечного фильма, который все еще существует и будет существовать всегда? Только потому, что там Рома… которого ты уже не любишь?
- Почему ты кричишь? Не люблю. Успокойся… И не во мне дело. Пора заканчивать, на диске еще минуты две… Последний вопрос. Наши читатели интересуются: действительно ли десятого августа галактики сошли со своих мест, черные дыры начали распадаться… ну, что-то такое…
- Я думал, ты спросишь меня об этом раньше.
- Знаю, что ты думал. Отвечай, пожалуйста, коротко, на диске почти нет места.
- Успокой своих читателей. Впрочем, я и об этом говорил в нобелевской лекции, но кто ж ее слушал… не твои читатели, естественно. Галактики не сошли с мест, и черные дыры остались такими же, есть законы сохранения… Но объясни своим читателям…
- Сам объясни.
- Хорошо. Законы сохранения действуют в каждой конкретной вселенной, если она изолирована от прочих, понимаешь? А когда происходит склейка, то сохраняется общая реальность - реальность склеенных ветвей многомирия. Это главная теорема эвереттической эрратологии.
- Первая задача Журбина.
- Именно. Теперь смотри. В ветви, где я пошел за Тиной в дом на улице Пестеля, галактики разбегались, Вселенная расширялась, и после Большого взрыва прошло тринадцать миллиардов лет. А в ветви, где… здесь, у нас… галактики сближаются, и время мы сейчас отсчитываем не после Большого взрыва, а до. До новой сингулярности. До Большого схлопывания.
- Тринадцать миллиардов лет…
- Те же самые, да. Ну и какая, по большому счету, для твоих читателей разница?
- Никакой. Ты прав. Совсем никакой. Что нам Гекуба, что мы Гекубе…
- Я проголодался. Пойдем поужинаем. Выключай камеру, материала для интервью у тебя, по-моему, вполне достаточно.
- Куда ты хочешь, чтобы мы…
- Честно? Никуда. Давай посидим здесь, просто посидим, помолчим, наконец…
- Ты можешь молчать? Не думать? Ни о чем?
- Не пробовал. Давай?
- Не знаю. Хорошо, попробуй… Только прошу тебя…
- Что?
- Я знаю, что ты хочешь сказать… О чем хочешь молчать… О чем будешь не думать.
- Да? Странно, но и я знаю, о чем ты будешь не думать…
- Не можешь ты этого знать! Погоди, я же главное забыла тебя спросить: о чем думала королева Кристина, когда ты стоял с ней рядом? Наших читателей, особенно читательниц, это очень…
Конец записи
Сокращенная версия интервью с лауреатом Нобелевской премии И. Н. Журбиным опубликована в журнале "Мы и наш мир" (печатный и сетевой варианты) 17 ноября 2016 года.