При чем здесь радиопомеха? Вот и профессора с доцентами не сразу приняли идею явившегося к ним чужака. Только побродив с пеленгаторами по ночным улицам, а затем проведя несколько успешных опытов - поверили в успех; и только тогда уродцы сняли с себя шутовские оболочки, чтобы заняться настоящим делом. Как выяснилось, помимо ураганного биохимического развала организма, жмурь оказывала на человека еще одно побочное действие. Жертва начинала еле заметно излучать в спектре радиочастот, превращаясь на время транса в маломощный передатчик. Все жмурики вещали в сверхвысокочастотном диапазоне, на гигагерцах, - это диапазон космической связи, - каждый на своей частоте, и никто их них не вклинивался в уже занятые частоты. Как будто Кто-то Большой, имея на руках полный список служебных и частных каналов, специально организовывал дело так, чтобы живые передатчики никому не мешали и никем не были замечены… Полный список частот, используемых в космической связи, имел и Покойник - в дополнение ко всей прочей информации по жмури. Загадочный чужак вообще всё принес в готовом виде: например, фильтр, который формирует сигнал с гребенчатым спектром. В этом и состояла идея Покойника - заглушить всех жмуриков разом, не выводя при этом из строя городскую связь. Непростая задача, учитывая необходимость маскúровать большое количество полезных сигналов. Для этого и понадобилась помеха с гребенчатым спектром - так называемый бурый шум. Фильтр описывается системой уравнений не ниже седьмого порядка. Только Покойник и мог за столь короткий срок разработать эту систему. Кому, как не изобретателю жмури, искать средство для ее нейтрализации? Вот такой, бляха-муха, казус… "Об этом анекдоты слагать будут! - брызгал я слюной в лицо ректору. - Отравителя ставят научным руководителем проекта по спасению его же бесчисленных жертв! Герострата назначают шефом пожарной команды для тушения храма Артемиды!.." Невозмутимый очкарик отвечал, утираясь: "А нам плевать, кто накидал все это дерьмо. Нам главное - кто его разгребет". "Ну так проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека!" - ползал я на брюхе, как есенинский Хлопуша, а ректор делал вид, что забыл русский язык и не понимает, о чем вообще речь… Кстати, жутковатую кличку свою, согласно легенде, пришелец тоже принес с собой (а легенды про него начали гулять по домам и по умам уродцев очень скоро - как иначе бы я узнал о его существовании?). Этот парень будто бы так и представился сотрудникам электродинамической лаборатории: мол, не ошибетесь, если назовете меня Покойником. Согласно другой легенде, Покойником его стали поддразнивать оттого, что был он внешне похож на портрет Великого Аудитора, изображенный на мозаичном панно. Якобы одно лицо. Увы, провал в памяти не позволяет мне оценить эту версию, однако в некоторых вопросах уродцы и впрямь были простодушны, как дети. Многие из них полагали, что мемориалы ставят только мертвым героям. Василия Кузмина увековечили в мраморе еще при жизни (чтобы затем взорвать память о нем при помощи заряда гектона), так выпьем же за то, что есть люди, которые живучее мрамора!.. А еще болтали, будто Покойника убивали несколько раз, и всегда неудачно. Точно, как сегодня. Мне бы такую кличку, чтоб хранила от плазменных сгущателей и вакуум-арбалетов…
Да, но зачем было глушить жмуриков "бурым шумом", почему идея сработала? Ну, излучают они свои гигагерцы, так при чем здесь кайф! Потому что они не просто излучали - это была передача. Сигнал модулировался сложным образом, то есть нес на своих волнах какую-то информацию. Что из жмуриков выходило в моменты их вселенского счастья? Время их сгорало, жизнь сгорала… так что же они теряли? Ответа, разумеется, не было и нет. Важен другой вопрос: растворялась ли эта информация в электромагнитном хаосе, созданном цивилизацией, или ее собирал по крохам Кто-то Большой, кто-то невидимый и непознанный? Иначе говоря, существовал ли приемник?
Проблему приемника уродцы и решали своим заслоном из помех. В одну катастрофическую ночь заработали глушилки, и были оборваны ниточки, связавшие жмуриков с гипотетическим супер-вампиром. Впрочем, даже если никакого вампира не было - был результат. Придуманная жизнь вдруг покинула стареющие в креслах тела, и никакие часы марки "Ракета" уже не способны были вернуть несчастным их утраченные фантазии. "Ломка" у жмуриков протекала в форме психозов с бредовыми состояниями, которые сопровождались жутким двигательным возбуждением. Миры, в которых они прятались, вторглись в реальную жизнь, безумцы вышли на улицы, и обнаружилось среди них большое количество родственников местного начальства, да и само начальство было представлено, как говорится, в полный рост, и ситуация мгновенно вышла из-под контроля… Причину всех бед Канцелярия нашла без труда. Осадили Академию, разбомбили передающую антенну. Тогда уродцы захватили телецентр. Воевать, как выяснилось, они умели и ничего больше не боялись. К ним присоединились банды расстегаев, что, конечно, не удивительно, однако самым неожиданным итогом противостояния было то, что уродцев поддержали многие другие, казалось бы, субтильные организации: Новый Храм Афродиты, Патруль Чести, Цветы и Порядок, все без исключения Клубы Трезвых Мыслей - и так далее. И даже, что особенно странно, яростно соперничавшие меж собой спортивные сообщества "Пляжных демонов" и "Морских дьяволов". Национальная гвардия нанесла удар по телецентру и заодно - по всей Академии целиком. Таким образом, гражданский конфликт вступил в новую фазу… Как ни назови эту ситуацию: бунт, переворот, революция, результат был один - страна разделилась. Одни взяли верх над другими. Канцлер бежал в метрополию, панически боясь расправы, и уже оттуда воззвал к Великому Аудитору, вновь пытаясь натравить этого зверя на своих врагов, однако Василий Николаевич тогда был занят переездом с Луны обратно на Землю (из Моря Ленинграда - в московский Кремль) и отвлекаться на пустяки не пожелал…
После этого - что случилось после? Каким образом удалось за столь короткий срок преодолеть глубокий общественный раскол? И какова роль Национального банка, вытеснившего с местного финансового рынка всех мировых конкурентов? Загадки… Да и со жмурью не все обстояло просто. Едва настал хрупкий мир, страну захлестнул наплыв туристов - не иммигрантов, рвущихся строить новую жизнь, а именно туристов, желающих хорошенько отдохнуть, - несмотря на возможные беспорядки, несмотря на вопиющий развал системы обслуживания. В чем дело, сразу не разобрались и, тем более, не воспрепятствовали процессу. "Туристы - это наше всё", как сказал кто-то из местных любителей поэзии, читавший, видимо, Аполлона Григорьева в подлиннике. При чем здесь жмурь? А притом, что совершенно неожиданно открылось очередное по счету свойство этого колдовского зелья. Во всех других городах и странах классическая схема жмури работала как психоделик. Не больше того! Пусть чудовищно сильный, вызывающий почти мгновенную зависимость, но все-таки обычный психоделик. И только в одном месте планеты наркотический сон взлетал до божественных высот. Только находясь в этом городе ты мог погрузить ненужное тебе тело в кресло и создать собственную Реальность, ставшую для тебя единственной. Реальность, в которой ты Бог. Только в этом городе… Вот чем объяснялось нашествие любителей острых ощущений, торопившихся попробовать настоящую жмурь до того, как ее задавят окончательно. Еще одна загадка в ряду прочих. Или Эдгар Шугарбуш с товарищами сумели найти разгадку? Не зря же он упоминал про деньги, которые теряют некие свойства при пересечении границ - в точности, как семь лет назад это было со жмурью… Что касается простых и понятных вещей, то часы "Ракета" сняли с производства. Заодно и все остальные марки тактильных будильников. Строжайший запрет, за нарушение которого - срок на Протее-2. Была организована служба антиволнового контроля - в том числе для того, чтобы пеленговать и вылавливать новых жмуриков, буде таковые появятся…
Соленые капли воспоминаний высохли, оставив на душе едкий след. Я неожиданно для себя расчихался - верный симптом того, что с рюмками на сегодня пора кончать, иначе следующими симптомами вполне могли стать фортеля со зрением, с ногами, с желудком.
- Аполлон - красивое имя, - сказал я, уткнув нос в платок. - Ахиллес, Харон, Артемида…
Анджей оторвал голову от стола и глянул на меня одним глазом. Сидел он сгорбленный, обмякший, положивши голову на локти; вспоминал что-то свое, что-то невозвратимо хорошее.
- Предположим, назовем мы этаким заковыристым именем обычного, ничем не примечательного работягу, каких тысячи вокруг нас, - продолжил я, увлекаясь. - Аполлон Иванов. Аполлон Джонс. Станет ли он после этого античным героем? Или хотя бы героем романа?
Если кто-то с моими физическими данными начинает заговариваться и вести себя неадекватно выпитому - это страшно. Но вдруг оказалось, что Татьяна уже вернулась, уложив ребенка спать, что она плотно сидит сбоку от меня, подперев подбородок кулаком, сочувственно заглядывает мне в лицо, и я пояснил обоим хозяевам свою мысль:
- Я, собственно, о том, что туристы - это ваше всё. Не спорю, раньше так и было. А что есть "ваше всё" теперь, горожане?
Анджея, похоже, тоже повело. Он заявил, поблескивая учеными глазками:
- Исправлять взаимоотношения человека с мирозданием! Потому что это главное, малыши, без этого невозможно не только вернуть здоровье, но и сохранить его. Если ты отвергаешь мировой порядок вещей, то и мироздание неизбежно отвергнет тебя, мало того, чем искреннее ты недоволен своей жизнью, тем нездоровее будет твоя жизнь, это ведь спираль, по которой наше подсознание гоняет нас до самой могилы. И вот тут-то отчаявшемуся, глупому или просто ленивому человеку приходят на помощь психокорректоры. Не какие-то там вульгарные психомагнетики, производимые на уральском гиганте "Дриммаш", а тончайшие, естественные средства, не лекарства, упаси Боже, а система, смысл которой в том, чтобы приоткрыть разум…
- Снизить критику? - удачно поддел я оратора. Он отмахнулся:
- …и тогда в образовавшуюся щелочку войдут специальные тексты, примеры которых повсюду - в виде лозунгов, газет, случайных разговоров, - таким образом, весь город приобретает свойства огромного психокорректора, и качество туризма теперь совершенно иное, это ведь невооруженным глазом видно, малыши…
А потом Татьяна, как главный из присутствующих малышей, вставила Анджею в зубы сочный плод нектарина, временно заткнув брызжущий умом гейзер, и с грустью сказала мне, что счастье не бывает долгим, что все хорошее когда-нибудь кончается, и я ей сказал, что она единственная поняла, о чем был мой вопрос… а потом я спросил, оттолкнувшись от темы: на кой ляд нужно по ночам класть деньги под подушку? Что за безумие постигло вменяемых с виду бюргеров? И друзья мои почему-то замялись, спрятали глаза, и повисла над столом тягостная пауза… и тогда я спросил, забодай их комар, чего они все стыдятся?! Что позорного сокрыто в простом слове "сон"?!
- У кого не получается, пусть тот и стыдится, - сказала Татьяна, поправляя вазочки с десертом. Она делала при этом слишком много лишних движений.
- А те, у кого получается, - сказал Анджей, сосредоточенно вглядываясь в темный сад за окном, - боятся выглядеть счастливее других, потому что…
Он не договорил. Я тоже молчал, быстро трезвея. Посиделки, так складно начавшиеся, достигли точки, когда гости встают, внезапно вспомнив про улетающий через полчаса самолет, а хозяева провожают их до такси, держа на лицах положенное по случаю огорчение… Татьяна переключила каналы объемника, торопясь найти что-нибудь бодрящее, а муж ее спокойно повернулся ко мне:
- Ты не думай, Макс, - сказал он, словно извиняясь, - никаких табу. Ну, просто какой же герой, даже с именем Аполлон, готовый убить любого за свою семью, за женщину или, там, во благо всего человечества, признается, что сны его убоги и серы. Что же тогда ты хочешь от обычного, скучного бюргера?
"Готовый убить… - эхом отозвалось у меня в голове. - Во благо всего человечества…" Как скаут. Готов убить? Всегда готов… Что?! О чем я сейчас подумал?
О ЧЕМ Я СЕЙЧАС ПОДУМАЛ?!
Все было чудесно, все было как прежде. Я находился среди друзей, стол ломился от экзотической, непривычной еды, какой-то умник излагал по объемнику два универсальных правила здоровья (первое: "Не Нервничать Из-за Пустяков"; второе: "Всё - Пустяки"), и я захохотал, как ребенок, и все подумали - над передачей и снова переключили канал, но я не стал их разубеждать; просто голова моя отныне принадлежала мне и только мне. Лопнул громадный радужный пузырь, разлетевшись тысячей шикарных брызг. Я вспомнил! Это было, как сладкий опийный толчок, как горячий укол в вену. Я вспомнил того человека, который остановил меня утром возле вокзала. Я вспомнил…
Но ведь он, кажется, погиб? Я ведь своими глазами читал отчеты по той катастрофе! Что за сказки?
- Смотрите, смотрите! - позвала нас Татьяна. - Максик, что ты об этом думаешь?
Видеосклянка рассказывала о Новопулковской обсерватории, ставшей в один миг такой популярной. Вернее, об их грандиозном мульти-рефлекторе с его уникальной системой нацеливания (этот телескоп полностью покрывал Ютанский кратер на Церере - 40 км в диаметре, между прочим). Речь шла о том, как исторический объект строился, как выкатывались шестиметровые зеркала из печей ЛОМО, как грузились они в специальные контейнеры, похожие на шляпные коробки, как летели эти коробки, привязанные к вертолетам, сначала на Байконур, потом, уже при помощи тяжелых носителей - на Луну; как соединялись там в караваны и затем, толкаемые субсветовыми тягачами, доставлялись к месту вечной стоянки… в общем, эта история была широко известна, она даже в занимательных книжках для детей описана. Репортеры, пользуясь удобным случаем, пытались притянуть к сенсации все, что плохо закреплено. Помнится, мастера ЛОМО дошлифовывали зеркала прямо на Церере, а первая партия зеркал была вдребезги разбита при транспортировке… ну, и прочие подробности.
- Что я думаю о десятой планете? - уточнил я. - Открытие века, разумеется. Не перевелись звездочеты на Руси.
- Ничего, ничего, - откликнулся Анджей, - у нас есть Коперник. Что ваша Новопулковская обсерватория против нашего Коперника?
- У вас был Коперник, - нежно улыбнулся я ему. - А у нас есть молодые задиристые астрономы.
- Наш Николя тоже был когда-то молодым и задиристым, - возразил Анджей. - Например, писал запрещенные книги, в отличие от некоторых.
Крыть мне оказалось нечем и я замолчал. Директор обсерватории как раз выдавал в эфир свежайшую информацию о Десятой. Диаметр - в половину земного. Сверхмалая плотность. Из-за недостаточности наблюдений оскулирующие элементы орбиты вычислены по методу Кеплера-Ютана: максимальное удаление от Солнца почти на треть больше, чем у Плутона (трудно представимое расстояние!), эллипс очень сильно вытянут, период обращения вокруг Солнца - 350 земных лет. Согласно рабочей гипотезе, планета в незапамятные времена столкнулась с крупным астероидом, сместилась к какому-нибудь гиганту вроде Сатурна или Нептуна и уже под действием его убийственного тяготения была выброшена далеко за орбиту Плутона. Астероид, в свою очередь, развалился на части, которые остались во внутреннем круге Солнечной системе и приобрели необычный характер движения. Одним из таких объектов, вероятно, является всем известный Протей-2…
- Да с чего они это взяли? - возмутился Анджей. - Именно Протей-2 и никакой другой? Совершенно бездоказательно. Не понимаю связи.
Он не понимал, зато я понимал. Столь малый блеск новой планеты (на грани полной невидимости) вкупе со сверхмалой плотностью означает, что она может быть покрыта изрядным слоем "звездной плесени". От этой версии невозможно отмахнуться, если знаешь о фантастических свойствах сингонита. А также если знаешь о том, какие именно "драгоценности" зеки добывают на Протее-2. Откуда на этом астероиде, единственном в своем роде, взялась "звездная плесень"? Вот вам и ответ - планетарная катастрофа. Вот вам и связь… Опять я промолчал, давая Анджею возможность почувствовать себя умнее всех.
А потом вечер встречи закончился.
Я шел по залитому искусственным светом переулку, сжимая в руках бутыль с финиковой водкой. Окончание вечера встречи не имело какого-либо значения. Друзья вывели меня за ворота и долго смотрели мне вслед; я часто оглядывался и махал свободной рукой, чтобы сделать им приятное, ведь крутосваренная Татьяна на деле была очень сентиментальна. Я отказался от кибер-такси, и также не стал вызывать вертолет, решив совершить пешую прогулку. Писателю Жилову срочно нужно было охватить мыслью новые обстоятельства, а думал он обычно ногами. Где-то неподалеку рвалась пиротехника, нестройно звучали какие-то музыкальные инструменты, слышалось то ли пение, то ли вопли, иначе говоря, население безудержно веселилось, звуки приходили волнами и отступали, не мешая моим раздумьям… Итак, человек на вокзале и впрямь был мне знаком, хоть и порядком подзабыт за давностью лет, однако какой из него, к черту, Покойник? Не Покойник это, прости Господи, а Племянник! Была у него такая кличка: "Товарищ Племянник", на которую он, помнится, жутко обижался. Правда, лет двадцать назад это было… Что за остряк сделал из заносчивого комсомольского вожака, готового героически убивать, святого мученика, попавшего на зуб силам света и тьмы? Который к тому же и впрямь давным-давно умер, если есть хоть какая-то правда в похоронках. Наконец что за шалун, безнаказанно играющий людскими судьбами, помешал нам встретиться во времена моих "Кругов"? А кто вылепил героя из тупого и одичавшего космолаза, то есть из меня самого, резонно возразил я себе. Кто заставил меня спрыгнуть с небес на землю? Правильный вопрос был не "кто виноват", а "что делать"…
Все-таки подумать писателю Жилову не дали. Переулок вывел меня на улицу, полную людей. Очевидно, здесь что-то праздновали, во всяком случае, происходящее сильно смахивало на карнавальное шествие, только без масок и без живых кукол. Колонна двигалась параллельно моему курсу, и я вынужден был присоединиться. Шум стоял страшный: кто-то самозабвенно лупил в медные тарелки, кто-то трубил в трубы, кто-то бухал в барабаны, и все это несинхронно, вне мелодий и ритмов. Запускались ракеты, с душераздирающим воем улетавшие в небо, швырялись петарды на газоны. Демонстранты откровенно хулиганили. У многих в руках были пустые жестяные ведра и черпаки, которыми они дружно громыхали, перемигиваясь и перекрикиваясь, некоторые шли с детьми, и дети не отставали от взрослых, вовсю пользуясь дудками, свистульками, пищалками, гармошками. Одеты все были обыкновенно, и только на голове у каждого был напялен ночной колпак - вот такой потешный опознавательный знак.
Сонные лица выглядывали из окон домов. Случайные прохожие с одинаково каменными лицами шагали вдоль заборов и стен. Я приостановился, чтобы окликнуть одного из таких полуночников:
- Эй, друг, кто эти весельчаки?
- Бодрецы, - гадливо сказал он, словно червивое яблоко надкусил.
В основании колонны медленно полз электромобиль с открытой площадкой вместо кузова. На площадке стояла женщина, царственно возвышаясь над всеми - спиной к движению, лицом к толпе. Она делала руками движения, будто дирижировала, а к одному из ее запястий был пристегнут гигафон. Женщину я, безусловно, знал: это была утренняя врачиха из больницы, приводившая в порядок мои рефлексы. Она же - супруга носатого лейтенанта Шиллинга.