- Где "жигуль" наш подменный?! - ору сквозь ветер, в лицо бьющий.
- В кювете кувыркается! - зло шутит Сашок и резко сворачивает на грунтовку в лесок.
- Так то "москвич" был… - недоумённо мямлю я, и только тут до меня доходит. Хорошо, Сашок моё нытьё из-за ветра не услышал. Ай да Бонза! Ну, подонок, вот его благодарность за труды наши… Мало того, что по трупам соперников своих к власти идёт, так он что волк бешеный и соратников верных начинает к праотцам отправлять. По всем правилам расейской политической элиты работает - много знающий сподвижник опаснее врага.
Тем временем джип выскакивает из лесопосадки к железнодорожной ветке и мчится по узкой дороге вдоль рельс, по которым еле ковыляет товарный состав.
- Лучше не придумаешь! - кричит мне в ухо Сашок и оскабливается радостно. - Мы ещё поживём!
Он обгоняет несколько вагонов, затем резко тормозит.
- За мной! - командует, выпрыгивает из джипа и бежит к составу.
Я, естественно, ждать себя не заставляю.
Это только в кино герои цепляются за поручни вагона на полной скорости, догоняя его на полном скаку разгорячённого коня и лихо вскакивая на подножку. Наш же товарняк тащился со скоростью пешехода, так что уцепиться за поручни тормозной площадки хоппера особых сложностей не составило. Другое дело взобраться на площадку, когда семенишь за вагоном по расползающейся под ногами высокой щебенчатой насыпи, а самая нижняя ступенька находится на уровне груди. Ох и дурят нашего брата при съёмках фильмов - небось дотачивают ещё пару ступенек, да и щебёнки, под ногами плывущей, я что-то ни в одном фильме не припомню… Впрочем, Сашок, с его ростом да физической подготовкой - знаю, как он каждый день по два часа в спортзале над телом своим изгаляется, - действительно вскочил на площадку со сноровкой киногероя. А я за поручни-то ухватился, да вот подтянуться никак не могу. Тащусь за вагоном что тюфяк. Спасибо, Сашок за ворот куртки меня схватил и одним рывком на ступеньки поставил. Правда и здесь чуть конфуз не вышел - стал я чунями войлочными на ступеньку, а они настолько скользкие, зараза, что возьми и спрысни. Чисто рефлекторно коленки я выставил, в кровь их о ступеньку нижнюю сбил, но всё-таки удержался.
Хмыкнул Сашок, на мои потуги глядючи, втащил на площадку, на ноги поставил и осмотрел внимательно с головы до ног. Мол, что это ему за подельщик неуклюжий такой достался? А как увидел на мне чуни войлочные, вмиг осатанел - похлеще, чем в лесу после шутки моей о грибниках.
- Ты почему валенки в джипе не оставил?! - орёт мне в лицо.
Но и у меня нервы не железные, тоже на пределе.
- А приказа такого не было! - срываюсь я, бесстрашно глядя снизу вверх в глаза его свирепые.
Столбенеет на мгновение Сашок от акустического удара, а затем вдруг заходится в смехе неудержимом. Да так заразительно хохочет, что и я в улыбке глупой сконфуженно расплываюсь.
- Ну и послал же бог напарничка… - давится смехом Сашок. Затем переводит дух и говорит миролюбиво: - Снимай их к чёртовой бабушке, только не вздумай выбрасывать. Давай сюда.
Стаскиваю я чуни с кроссовок, ему передаю. А он их тут же один за другим в соседний вагон через борт перебрасывает.
- Пусть едут отсюда подальше, может, где в другом городе какой-нибудь бомж нам спасибо скажет.
В этот момент где-то в хвосте состава взрыв неслабый грохает, и небо вечернее красным отблеском озаряется.
- Не высовывайся! - хватает меня за плечо Сашок, когда я машинально шаг к краю площадки делаю, чтобы посмотреть. - И так всё ясно… Сейчас машинист оглядывается, туда смотрит. Не хватало, чтобы нас заметил да состав остановил.
И точно - начал было поезд притормаживать, но, к счастью, через пару минут снова ход свой черепаший возобновил. И чего, действительно, останавливаться, если в составе взрываться нечему - по тому, как чуни мои о дно соседнего вагона шмякнулись, понятно, что тепловоз порожняк тянет. А просто так интересоваться, чего там сзади рядом с рельсами грохнуло, у железнодорожников не принято. График у них строгий, хотя по рации, как пить дать, машинист о происшествии на станцию сообщил.
Вынимает из кармана Сашок коробочку плоскую, на калькулятор похожую, и внимательно на неё смотрит.
- Да уж, недооценил я тебя, Ваня наш трижды секретный, - бормочет задумчиво. - Расшифровал ты таки код взрывателя. Но поздно, милок, поздно. Упорхнули птички… А я то, дубина стоеросовая, не понял сразу, чего это ты настаивал, чтобы взрыватель ещё в гараже активировали - только плечами, дурак, пожал. Давно ты, Ваня, на меня зубы точил, как Берия на Ежова… - Здесь Сашок запинается и ко мне оборачивается. - Или на Ягоду? - смотрит на меня вопросительно.
Пожимаю я плечами. Кто это такие, думаю. До нас, что ли, на Бонзу горбатились? И при чём здесь ягоды? В смысле "малины" воровской, или имеются в виду "цветочки-ягодки", которые по порядку - вначале одни, а потом другие - срываются? Чего это он со мной в загадки-отгадки играть надумал, завожусь потихоньку.
Но Сашок ничего этого не замечает. Не до моих ему треволнений - свои у него. Я и не предполагал, что Сашок может когда-либо раскваситься - никак состояние это с его характером не согласуется. Впрочем, подлянка подобная, что нам Хозяин устроил, кого хошь подкосит и из металла легированного мякину сделает.
- Что это меня вдруг на лирику потянуло? Не к ночи давно почивших в бозе поминать, - недоумевает он. - Спасибо тебе, - неожиданно протягивает мне руку и крепко жмёт.
- За что? - сразу не врубаюсь.
- За стрельбу на шоссе, - от сердца говорит Сашок. - Если бы не ты, составили бы мы компанию покойничкам именитым.
Тушуюсь я, не привык как-то к похвалам, тем более таким душевным - словно перед строем мне генерал медаль боевую вручил и личного счастья в семейной жизни пожелал.
Сашок садится на площадку, ноги вниз между вагонами свешивает.
- Садись и ты, - мне предлагает, - в ногах правды нет, а дорога у нас дальняя. В этом городе нам с тобой в жизненном пространстве отказано.
Вздыхаю я тяжко, о поручни облокачиваюсь. Здесь Сашок прав. День-два мы ещё в городе можем по углам разным мыкаться, но потом "Иван Иваныч со товарищи" нас быстро вычислят и, как пить дать, грохнут. Смотрю я вокруг: солнце за горизонт медленно закатывается, сумерки на землю опускаются, - и грусть-тоска смертная меня снедает.
- Как бы на сортировочную станцию наш состав не загнали, - вырывается у меня.
- Не переживай, не загонят, - отвечает Сашок. - Эта ветка туда не ведёт. Город по предместью огибает, потому и тащимся еле-еле, но где-то через часок мы с ветерком на север помчимся.
Посмотрел я тоскливо на небо вечернее, на звёздочки редкие, на нём высыпавшие, и тут меня понимание ситуации что громом поражает. А как же пацан мой без меня? Вернее, я без него?! Не-ет, так дело не пойдёт! И тогда извилины мои в черепушке начинают шевелиться и работать со скоростью компьютера. Планы разные строить, дикие и несусветные - как в городе остаться и выжить, - однако подсознание подсказывает, что любые из них с помощью Пупсика вполне осуществимы. Вот только как Сашка уговорить?
- Думаешь, нас в другом городе не вычислят и не достанут? - закидываю осторожненько Сашку наживку свою, что обезьяна банан.
Кривит рот Сашок, плечами двигает.
- А нам ничего другого, как надеяться на извечное расейское авось, не остаётся.
- И ты сегодняшнюю подлянку простишь Хозяину, с рук ему спустишь? - подёргиваю я леску с наживкой.
- А куда денешься? - скрипит Сашок зубами. - Ну пойдём мы сейчас с тобой на "фазенду", порешим с десяток таких, как мы с тобой, а затем и сами костьми ляжем. Но ни до Бонзы, - тут Сашок впервые Хозяина кличкой обзывает, - ни даже до Иван Иваныча нам не добраться. А так просто я с жизнью прощаться не собираюсь. Не та цена.
Замолкаю я и уж не знаю, чем мне Сашка зацепить, на какой струнке ещё сыграть. Но "компьютер" мой в башке щёлкает и мысль простенькую, но яркую, что озарение, подбрасывает. А пацан-то мой на что? Он, со своей экстрасенсорикой, враз Сашка уговорит!
"Пупсик, - кричу про себя, - ты меня слышишь?!"
"Да", - звучит у меня в голове его голос, и по тому, как в глазах у меня темнеет, понимаю, что впервые вышел с ним на прямой контакт и теперь вижу всё, что в кошмарах ему на ум приходит. Ох и мрак у него там! Полный, что называется, только ещё звёздочки немигающие в нём колюче светятся. Однако не небо это звёздное в его душе, а космос беспредельный со всех сторон, поскольку и затылком ощущаю абсолютный холод мрака и игольчатые уколы светом звёзд неподвижных.
"Помоги мне Сашка уговорить со мной на дело пойти!" - кричу в этот мрак ледяной.
"Хорошо, Борис Макарович, - отвечает Пупсик и добавляет непонятно: - Только вы больше меня так не вызывайте, ваше присутствие моё местонахождение выдаёт. Желайте просто чего-либо, я пойму".
Падает мрак с глаз моих, но я ещё минуту в себя прихожу. Вечер весенний на землю совсем спустился, но что его темнота земная по сравнению с мраком в душе Пупсика? Смотрю, как Сашок зябко поёживается от погоды прохладной, а мне сейчас даже жарко после нуля абсолютного, который только что во мраке беспредельном испытал. Ох и хреново же пацану в своём ступоре…
Однако одёргиваю себя - сейчас не до жалости. Самому выкарабкиваться надо. А буду я жить, и пацану хорошо будет. Гарантирую. Я не власть нынешняя, которая с три короба наобещала, а ни хрена не выполняет.
- Как по-твоему, - спрашиваю Сашка, - тяжело ли Иван Иванычу будет вычислить, на какой поезд мы сели, когда он узнает, где джип взорвался?
Молчит Сашок, сопит только, вопрос переваривает.
- Или ты надеешься, что машинист по рации о случившемся никому не доложил? - добиваю его.
Встаёт Сашок медленно, на меня с удивлением хмурым смотрит. Видно, здорово предательство Бонзы подкосило, если ум его аналитический сбой на такой мелочи дал. Но сейчас, вижу, он мозги свои вновь включает на полную катушку. С полуслова, с намёка меня просекает.
- Что ты предлагаешь? - без околичностей, напрямик спрашивает он.
- Теперь командовать буду я, - обрезаю жёстко, ничего не объясняя и согласия не спрашивая. Знаю, Пупсик своё дело сделал. Выглядываю с площадки и вижу - въехал поезд в пригород и между домами с окнами освещёнными погромыхивает. А вот и под мостом трамвайным проезжаем. То, что нам и надо.
- Делай, как я, - фанфароню армейской терминологией, спускаюсь по ступенькам и спрыгиваю на землю. И не оборачиваюсь - на сто процентов уверен, что Сашок за мной следует. Привязал его Пупсик верёвочкой ко мне накрепко.
26
Выбрались мы по откосу у моста, на улицу вышли.
- До места трамваем будем добираться, - безапелляционно заявляю я.
Ничего Сашок на это не говорит, только по лицу его вроде тень ухмылки кривенькой мелькает. Типа: ну-ну, командуй…
Стали мы на остановке под фонарём, стоим. Мимо туда-сюда иномарки разные снуют, но я на них принципиально внимания не обращаю. Голоснёшь вот так - а вдруг кто знакомый? И до "фазенды" Бонзы добраться не успеем, как где-то по пути нам торжественную встречу с фейерверком организуют.
Минут пять постояли, затем берёт меня Сашок аккуратненько под локоток и на ухо шепчет:
- Давай-ка, в тень отойдём. Нечего у трассы маяками светиться.
Резонно, думаю себе. Отходим от фонаря подальше, я заодно закуриваю, а Сашок вроде как за компанию рядом держится. И только я затяжку глубокую делаю, как вижу, со стороны аэропорта "тойота" тёмно-синяя метётся. Обмирает сердечко в предчувствии нехорошем, а Сашок вновь меня за локоток берёт, но теперь железной хваткой держит, чтоб, мол, рыпаться не вздумал. Вихрем мимо остановки "тойота" проносится, но номера олежкины я глазами, что мент поганый, мгновенно фотографирую. Повезло нам, что вовремя в сторону отошли… Но кого же это Олежка на "рекогносцировку" наших с Сашком "подвигов" вывозил? Ох, не хочется верить, что в машине Женечка с Валентином сидят…
Тем временем на остановке уже толпа порядочная собралась, а трамвая всё нет и нет. Я как-то об этом общественном транспорте последние пять лет и не вспоминал. Оно мне надо - чужое горе, когда "колёса" личные есть? Зато сейчас, когда нужда прижала, как я власти местные про себя чихвостил! И в хвост, и в гриву. Знаю ведь по данным нашего отдела, как они деньги государственные в своих частных структурах крутят, что ни копейки на благоустройство города не остаётся. А ты здесь стой в одной курточке, зубами дробь на холодрыге выбивай…
Наконец, минут через сорок, трамвай изволил показаться. Лучше бы я его не видел - зрелище не для слабонервных. Впрочем, для нашего обывателя вид его в порядке вещей, но я, привыкший к комфорту иномарок, чуть в осадок не выпадаю. Людей в трамвае - что килек в банке утрамбовано да запрессовано. На подножках гроздьями висят, сзади прицепились, разве что на крыше никого нет.
Остановился трамвай, тут и наша толпа к нему на штурм ринулась. Глядишь, вот так годик-другой народ поупражняется, а там и на штурм Белого дома пойдёт. Дело-то, поди, к тому времени привычным станет… Толпе ведь всё едино: что самогон, что пулемёт, абы с ног валило.
Подходим и мы к трамваю. На подножках крик, шум, гам, чуть друг другу морды не бьют, чтобы внутрь залезть. Оторопь меня берёт - а мы-то как забираться будем? Однако для Сашка это не проблема.
- Поберегись-ка, мать, а то задавят, - сердобольно говорит он, вынимает из толпы старушку, меня на её место ставит и так в трамвай своим телом задвигает, что из других дверей народ, как горох, сыпаться начинает. У меня в глазах темнеет, рёбрышки хрустят, а уж какой бедлам в трамвае поднимается, словами не передать. Крики истошные, мат двухэтажный, но, что удивительно, никто к Сашку конкретно не обращается. Фигура у него внушительная - попробуй такому слово поперёк вякнуть. Вмиг уроет, а так, быть может, ещё жив останешься…
Короче, поехали мы. Точнее, поплелись шагом черепашьим. Толпа стоит терпеливо, все ручки по швам вытянули - иначе не получается - и мерно так это, в такт стуку на стыках, подрагивают. Я к соседу приноровился: как он вдох делает, я - выдох, поскольку по-другому здесь выжить просто невозможно.
Потихоньку обвыклись людишки в толпе монолитной, никто движения лишнего не делает, так как ежели кто, скажем, в хвосте вагона локтем пошевельнёт, это движение в голове вагона у пассажира крайнего, к кабинке водителя прижатого, в почках отдаётся. И всё вроде тихо да мирно стало, да вот погоду нашу спокойную кондукторша портит. Верещит как заведённая, что проезд ей никто не оплачивает. Те, кто подальше от неё, помалкивают, силы жизненные берегут, а те, кто поближе, огрызаются, мол, за такой проезд не ей платить надо, а им доплачивать. Оно, как погляжу, жадность трамвайщиков им самим боком выходит. Думают, меньше трамваев пустим, а прибыль ту же соберём. А фигушки вам! Если бы трамваи полупустыми ходили, прибыли на порядок больше было, поскольку в условиях рыночной экономики к пассажиру индивидуальный подход нужон. То бишь кондуктор к каждому лично подходить должен и ставить в известность, что либо плати за проезд, либо выметайся, пешком иди. Толпа наша другого обхождения не понимает…
Полчаса мы так проехали дружным, спаянным коллективом, как чувствую, "контролёр" ко мне подобрался. Ласково так, нежно, "щипач" ручкой по фигуре моей прошёлся, как понимаю, билет мой проверяя, а как до кобуры под мышкой добрался, так и застыл в прострации.
Поворачиваю я голову и вижу парня молодого с глазами смурными. Смотрит он куда-то в сторону и вроде как в мечтах выспренних витает, будто бы он здесь ни при чём.
Улыбаюсь я ему радушно и так это по-свойски предлагаю:
- Слышь, вьюнош безусый, вот то, что ты у меня надыбал, в деле увидеть хошь?
Я и счёт открыть не успел, как он испарился. Причём так мгновенно и без усилий каких-либо, словно дух бестелесный. И, что поразительно, места пустого после него не осталось. Баба, что за ним стояла, вдруг будто в два раза толще стала и объём освободившийся телесами в мгновение ока заполнила. Я и разок свободно вдохнуть не успел. Однако умению "щипача" трамвайного подивился и искренне позавидовал. Во приловчился, небось без мыла в толпе свободно шустрит, а тут ни рукой, ни ногой пошевельнуть не можешь.
Два часа мы так до конечной остановки "чухкали" - до столицы самолётом быстрее добраться можно, чем до "фазенды" Бонзы трамваем. Наконец вынесла нас толпа из вагона на свежий воздух и я, ей-ей, чуть телом над грешной землёй не воспарил. Вот уж точно - сладостно слово "свобода"! Однако волю чувствам не даю, задавливаю их в зародыше. Не до того сейчас. А то расслабишься на мгновение, тут тебя "мухобойкой" и прихлопнут. Вдвойне нужно сейчас осторожным быть, так как мы почти у цели.
Ещё целый час вначале задворками, а затем по пригородным огородам, не выходя на трассу, чапали мы татью ночною к "фазенде" Бонзы. Я в кровь ноги в кроссовках сбил о колдобины на полях, осенью перепаханных. Вот уж где пожалел, что шузы свои армейские не обул - действительно, знал бы, где падать буду, соломки бы подстелил. Правда, есть один плюс сомнительный, что не лето на дворе - хрен бы мы так свободно по частным огородам прошли. Летом в нас точно бы частник какой из берданки солью пальнул, карауля картошку свою, колорадским жуком затраханную. А вот что действительно хорошо: заблудиться невозможно - "фазенду" за три версты видать. Так вся в ночи светится, будто аэропорт какой международный огнями иллюминирует. Отличная ориентировка, чтобы ковровым огнём из ракетного миномёта всю территорию накрыть. Одна беда - нет у нас миномёта…
Где-то к полуночи добрались мы наконец к "фазенде". Подошли к забору каменному, пятиметровому и остановились.
- И что дальше? - иронизирует Сашок, впервые за три часа рот раскрывая. - Назад пойдём или как? Учти, если мы даже каким-то чудом на стену взберёмся, то там сигнализация проведена. А по всему парку, если помнишь, телекамеры стоят, любое движение фиксируют. Да и оператор в пультовой сегодня чаи не гоняет, а пристально за мониторами наблюдает.
Ничего я на это Сашку не говорю, сам знаю и понимаю. Меня другое в охране интересует.
- Патруль по периметру ходит? - спрашиваю.
- А зачем? - пожимает плечами Сашок.
- Тогда нишкни, - обрезаю его и блещу эрудицией: - Чапай думать будет.
Сажусь на корточки под забором, спиной стену подпираю, закуриваю. Естественно, для отвода глаз Сашка задумчивость на себя напускаю, а на самом деле в переговоры с Пупсиком вступаю.
"Пупсик, - спрашиваю про себя тихонько, - ты можешь сделать так, чтобы на экранах мониторов нас видно не было?" Заодно, чтобы ему легче разобраться было, в голове своей картинку дежурки пультовой в особняке Бонзы рисую.
Молчит Пупсик, но, чувствую, забегали по извилинам в черепушке моей муравьишки махонькие. Побегали-побегали, лапками пощекотали, затем исчезли.
"Нет, - слышу наконец голос Пупсика, - не могу. Информации мало".
Понимаю я тогда, что это за муравьишки в мозгах моих шебаршились. Пупсик в извилинах копался, пытался моими знаниями воспользоваться, чтоб, значит, технику электронную согласно заказу подправить. А что там у меня за знания в этом вопросе, и коню ясно.
Ладно, думаю, не мытьём, так катаньем возьмём.
"Если не можешь стереть наши изображения с мониторов, тогда сделай нас самих невидимыми!" - на ходу фантазирую я, чертыхаясь в сердцах.
"Как это?" - не врубается Пупсик.