Бессмертные - Джеймс Ганн 9 стр.


- А я про себя знаю, - похвастал Бренд. - В психиатрии.

- Ну ты даешь! - удивился Мок.

- А ты сам прикинь, - стал разъяснять Бренд. - Уже сейчас психов в нашей стране более шестидесяти процентов. Еще треть нуждается в постоянном психиатрическом контроле. А всяческие неврозы? Какие прелестные штучки они обещают! Тут тебе и стенокардия, и язвы, и артриты, и множество прочих прелестей. Непочатый край! А жизнь-то веселее не становится, стало быть, и число психов будет неуклонно расти! Ну как, убедительно, а?

- А гериатрия? - с ехидцей спросил Мок. - Это же сто процентов заболевания старостью! Даже если не считать умерших по другим причинам, все равно это бездонный колодец!

- Да, конечно, но когда эликсир научатся гнать в достаточном количестве…

- Чепуха, - уверенно сказал Мок. - Его производство под контролем умных людей. Они этого не допустят.

Какой-то шум заставил Флауэрса вернуться в свою бетонную клетку. Он прислушался. Тихо. Может, показалось?

Приглушенное звяканье за дверью не повторилось. Но он на всякий случай вскочил и встал на свой пост за дверью…

- Мне кажется, что медицина - это все же нечто большее, чем просто деньги, - тихо возразил Флауэрс.

- Разумеется, - согласился Мок. - Но в основе ее все равно лежит экономика и без элементарных экономических знаний нам не обойтись. Вдумайтесь: при годовом доходе в десять тысяч подоходный налог возрастает до восьмидесяти процентов. А надо еще умудриться оплатить и сумку, и аппаратуру, и прочие побрякушки. А взносы в местное медицинское общество и в Ассоциацию медицинских работников?

- Но какого черта налоги так высоки? - возмутился Флауэрс. - Отчего так дороги инструменты? Это же обрекает миллионы людей на смерть в море канцерогенов. Сладкоголосые ораторы поют о "прекраснейшем цветке медицины", но ни слова не говорят о том, что этот "цветочек" просто недоступен для большинства людей.

- За все надо платить, - поджав губы, сказал Мок. - А жизнь - самый дорогой товар. Тебе это не приходило в голову?

- Чего ты мелешь? - начиная злиться, спросил Флауэрс.

Мок боязливо оглянулся..

- Приходится быть осторожным, - понизив голос, сказал он. - Вдруг кто-нибудь подслушивает? Ты же не хочешь облегчить конкурс за свой счет? Бывает, что подсовывают магнитофоны, чтобы подловить друга на нарушении медицинской этики. - Мок повысил голос. - А скажу я вот что: мы все чересчур здоровы!..

- Чепуха! - воскликнул Флауэрс. Слово эхом отразилось от бетонных стен камеры. Он медленно опустился на пол, в кромешной темноте рука его нечаянно коснулась пряжки ремня. Черт! Как же он раньше не догадался! Он нажал кнопку тревоги.

Похоже, у него появился шанс, а любой шанс стоил того, чтобы им воспользоваться.

Поразило неожиданное открытие: магнитофон, судя по всему, был включен и при похищении, и оставалось лишь нажать кнопку, чтобы узнать все.

Он услышал голоса Лии, Расса и свой собственный, но пленка не успела дойти до места, где он услышал испуганный вскрик Лии. Открылась дверь, яркий свет ослепил его. Выругавшись про себя, он остановил магнитофон.

На пороге открывшейся двери выросла высокая фигура. Рядом еще одна.

- Кто вы? - резко спросил Флауэрс.

- Полиция, - ответил хриплый голос. - Вы включили тревогу?

- Уберите фонарь, - потребовал Флауэрс. - Вы ослепили меня.

Сноп света качнулся, осветил темные брюки, скользнул по более светлым кителям. Блеснули эмалью значки, осветились лица, фуражки.

Из двух полицейских один показался знакомым. Флауэрс пригляделся. Тот самый сержант, которому он сдал жулика!

- Ага, медик, - насмешливо сказал сержант. - Надо же, опять встретились. Кончай валяться. Вставай. Или тебе здесь больше нравится?

- Вы нашли "скорую"? А похитителей поймали? А…

- Не суетись, - ухмыльнулся сержант. - Все потом. Поспеши, приятель. Вдруг похитители вернутся? А, Дэн? - повернулся сержант к напарнику.

- Во-во… - ответил Дэн.

Они прошли по мраморному полу длинного коридора - шаги отдавались дробным эхом - и вышли в просторный холл. В каждой стене его тускло блестели обитые медью двери. За одной из них оказался лифт. Сержант нажал кнопку. Лифт задергался, недовольно завизжал и пополз вверх. Флауэрс узнал этот звук. Именно его он слышал, когда торчал за дверью в камере. "Везет дуракам", - подумал Флауэрс, устало прислоняясь к обитой медью стенке лифта. Почувствовав себя в безопасности, он снова вспомнил о Лии. Как там она? Все ли в порядке? Хорошо бы… А Расс… Отчего так знакомо его лицо? Перед его мысленным взором возникла картина - зал Медицинского центра. На стенах его висели десятки портретов, написанные маслом. На него сурово смотрели торжественные лица, которые не менее торжественно заявляли: "Мы продолжили великую традицию Эскулапа и оставили ее неприкосновенной и незапятнанной. Мы передаем ее тебе и велим жить в соответствии с ней, покуда сможешь".

"Хреновое это дело, - подумал тогда Флауэрс, глядя на чересчур серьезные лица. - Сделавшись президентом медицинского общества, лишний раз не улыбнешься".

Впрочем, один из президентов все же улыбался. Флауэрс наклонился к потемневшей медной пластинке и прочитал фамилию.

Сейчас он ни за что не мог ее вспомнить. Он даже чуть нагнулся, надеясь таким образом воспроизвести условия в тот момент. Мысленно постарался представить себе пластинку. Появились буквы. Зажмурив глаза, Флауэрс прочитал их:

ДОКТОР РАССЕЛ ПИРС

Президент с 1972 по 1983 г.

Вот оно! Как же он мог забыть! Тот, кто открыл эликсир жизни, разработал метод синтеза, названный его именем. Отец Лии! Доктор Рассел Пирс! А сейчас он умирал от старости в трущобах! Лифт резко остановился, дверь открылась. Подталкиваемый полицейскими, он вышел в холл, почти не отличимый от того, что был внизу.

Сереющая ночь за большими окнами обещала скорый рассвет.

- Куда это вы меня притащили? - мрачно спросил Флауэрс.

- В мэрию, дружок, - ответил сержант. - Пошли, пошли.

- Какого черта в мэрию? Никуда я не пойду. Сначала ответьте на мои вопросы.

- Ха! Слышь, Дэн, он упирается. Во дает! Иди доложи Коуку.

Дэн - здоровенный угрюмый детина - вышел через стеклянные двери в дальнем конце холла. Многозначительно ухмыльнувшись, сержант поправил кобуру на боку.

"Этот-то заряжен не усыпляющими иголками", - подумал Флауэрс и вздрогнул.

- Вы не имеете права держать меня здесь против моей воли.

- А кто тебе сказал, дружок, что ты здесь не по своей воле? - с нарочитым удивлением спросил сержант. - Хочешь уйти? Валяй! Только будь осторожен. Ну, мало ли… несчастный случай. С лестницы, например, брякнешься. Она такая длинная, а жизнь так коротка.

Флауэрса потрясло открытие, что полиция города так низко пала.

Появился здоровяк Дэн. С ним пришел какой-то сморщенный человечек. Он задумчиво уставился на Флауэрса.

- Но он же всего лишь медик! - обиженно надул губы человечек. Разбитый в кровь рот его скривился.

- Другого не нашли, - недовольно сказал сержант.

- Ладно, - прогундосил Коук. - Может, сойдет. Идемте за мной, - махнул он Флауэрсу.

- Никуда я не пойду! - с вызовом ответил Флауэрс.

Довольно усмехнувшись, сержант неуловимо быстро ударил Флауэрса ладонью по лицу. Сочный звук оглушил его, комната закачалась, подогнулись колени. Встряхнув головой, Флауэрс выпрямился и изготовился к бою. Гнев красной пеленой застлал глаза.

Вперед выступил Дэн. Не обращая внимания на сжатые кулаки медика, он пнул его в пах.

Скорчившись от боли, Флауэрс лежал на полу. Медленно-медленно боль ушла, мышцы расслабились, и он с трудом поднялся на ноги.

- Веди себя тихо, - сквозь зубы процедил полицейский. - Будь послушным мальчиком, и все будет хорошо.

Стараясь удержать стон, Флауэрс изо всех сил сжал зубы. Под руки его провели через стеклянную дверь. Перед ним открылась большая комната. Длинный темный стол делил ее пополам. У правой стены на скамейке сидел тощий человек с лицом хорька.

"Хорек", - зло усмехнулся Флауэрс. - Жулик. Смеется, гад! Свободе радуется. Доволен, что меня полиция избивает".

Когда они достигли тяжелой двери из орехового дерева, Флауэрс уже смог идти самостоятельно.

- Куда вы меня ведете? - спросил он.

- Босс приболел, - ответил Коук, мелкой трусцой забегая вперед, чтобы открыть дверь. - Наверное, он уже проснулся.

- Какой еще босс?

Почти оскорбленный, Коук уставился на него.

- Джон Боун! Все его знают.

- Коук! - донесся из комнаты за дверью пронзительный вопль. - Ты куда пропал?!

- Здесь я, здесь, - испуганно ответил Коук. - И медик тоже.

Коук засуетился. Он метнулся к окнам, стал лихорадочно раздвигать занавеси на высоких окнах. В бледном утреннем свете стали видны мятые простыни на широкой постели, в которой сидел болезненно худой человек. Бледное лицо его заострилось от истощения, ноги и руки напоминали узловатые палки.

- Медик! - завизжал он. - Дурак, тупица! На кой хрен мне медик? Я умираю, и мне нужен настоящий врач, а не какой-то там сопливый медик!

- Но, босс, только его и смогли достать, - оправдывался Коук.

- А-а, черт с ним, - сдался Боун. Он сбросил ноги-палки с кровати и сунул их в тапочки. - Медик - так медик. - Он вытаращился на Флауэрса. - Что стоишь? Давай, лечи меня!

- Покажите ваш контракт.

- Что-о?! - завопил Боун. - Издеваешься? Стал бы я тебя похищать, будь у меня контракт.

- Нет контракта - нет лечения, - спокойно возразил Флауэрс и тут же получил удар по затылку.

Ударила его рука, но эффект был не хуже, чем от дубинки. Он пошатнулся и едва удержался на ногах. В глазах потемнело. Где-то далеко-далеко его собственный голос произнес:

- Так вы ничего не добьетесь…

Пришел в себя он на стуле возле кровати. За спиной стояли полицейские. Повернув голову, Флауэрс увидел маячившего в дверях донельзя довольного "хорька", тот с нескрываемым интересом наблюдал за сценой. Прямо перед ним стоял Коук. Вдоль окон, шлепая светло-голубыми тапочками, туда-сюда нервно ходил Боун. Шлепанье тапочек по полу сменялось шарканьем по толстому ковру.

- Медик, мне нужна помощь. Я умираю. Ваш долг - помочь мне.

- Все мы умираем, - пожал плечами Флауэрс. Боун в ярости топнул ногой и с ненавистью уставился на медика.

- Ну и что? Те, у кого есть мозги, могут замедлить этот процесс, а у меня они есть! Если я в состоянии платить за лечение, почему же мне в нем отказывают?

- Есть определенные этические нормы. Я связан ими, и только они имеют для меня значение, - устало ответил Флауэрс. - На мой взгляд, вам скорее нужен психиатр, чем терапевт. Вы типичный ипохондрик.

- Та-ак, - тихо произнес Боун. - Значит, по-вашему, я ипохондрик? Значит, я' вовсе не умираю. А боли в животе, выходит, воображаемые? И отвратительное гудение в голове тоже? М-да… все, конечно, бывает. Но я хотел бы вам кое-что показать.

Флауэрс не успел подняться сам - сильная грубая рука схватила его и через всю комнату поволокла к боссу. Боун стоял у окна и смотрел на город, позолоченный рассветом. Смог и не до конца развеявшиеся сумерки милосердно скрывали признаки упадка и запустения.

- Взгляните, - Боун ткнул тощей рукой в окно. - Это мой город! Я его политический босс. Последний из вымершего племени. Вместе со мной умрет и город. Только пока я жив, есть кому бороться за него. Умру я - и города не станет. Он развалится. Навсегда! Неужели вам не грустно при этой мысли?

В своих рейдах по городу Флауэрс хорошо изучил эти развалины. Много раз он при этом думал, что лучше бы его стерла с лица земли какая-нибудь стихия - пожар или землетрясение, или еще что-то, неважно. Он искренне считал, что эта гигантская клоака должна быть уничтожена, как в свое время медицина уничтожила сотни инфекционных заболеваний вроде малярии, оспы…

- Мой город, - продолжал Боун. - Странно, мне всегда казалось, что он, словно живое существо, имеет свой характер, лицо, живет какой-то своей сложной жизнью, почти независимой от нас. Я ухаживаю за ним, как за больным ребенком, злюсь на него, иногда наказываю, но все же люблю, как собственное неразумное и неказистое дитя. И вот он умирает, и ничто его не может спасти, и медицина здесь бессильна, - голос Боуна задрожал, на глазах выступили слезы. - А я не способен ему помочь!.. - Голос его сорвался, он ударил кулаком по панели, закрывающей стену возле окна. - И мне остается только плакать. Будь проклята эта раковая опухоль на холме! Именно вы, доктора, с вашим извращенным понятием о милосердии и вашей закоснелой медициной убили его…

Флауэрс посмотрел туда, куда показывал костлявый палец. Там, на холме, подобно острову среди зараженного моря, с красноватым отблеском зари на стенах гордо стоял Медицинский центр.

- Да-да, именно вы убили его, - говорил Боун. - Вы слишком много болтали о канцерогенах, на всех углах кричали, что город чудовище и убийца, и призывали покинуть его. Вы даже не смогли сообразить, что вместе с людьми из города уйдет и богатство…

- Мне кажется, вы ошибаетесь, - как можно мягче сказал Флауэрс. - Мы всего лишь представили факты, и не вина медицины, что люди предпочли спасаться именно так.

Боун горько усмехнулся.

- К сожалению, вы правы. Конечно, мы виноваты сами. А вина наша в том, что мы слишком верили в ваше могущество и милосердие. И мы кричали: "Помогите, спасите, оживите!" Мы свято исполняли рекомендации, глотали ваши таблетки, витамины. Вы услужливо подсовывали нам чудесные лекарства, рентгеноскопию, микрохирургию. Вы спрашивали нас: "Хотите, мы продлим вашу жизнь на год? И еще на год? И еще? А мы кричали: "Да-да! Хотим!" Вы даже стали отбирать у неимущих органы и пересаживать их нам, а мы все вам позволяли, закрывая глаза на то, что милосердие ваше постепенно вытесняется мерзостью и чванством. Отчего, спросите вы. Все очень просто: из страха перед смертью, животного, дремучего страха. Как вы это называете? Ипохондрия? Что ж, пусть я ипохондрик. Но я всего лишь продукт окружающей среды, а средой этой является сам город, и связан я с ним сильнее, чем кто-либо. И умрем мы вместе, крича вам: "Спасите! Помогите! Умираем!"

- Я понимаю вас, - сказан Флауэрс, - но и вы поймите: я не имею права помогать вам.

На этот раз Боун выслушал его спокойно.

- Это вам только кажется. Но когда плоть возьмет свое и начнет вопить, что не в силах более терпеть, когда сдадут измочаленные болью нервы, вы начнете лечить меня.

Боун окинул Флауэрса пренебрежительным взглядом. Глаза его вспыхнули неистовым светом. Флауэрс невольно вздрогнул, и халат распахнулся, открыв взору Боуна катушку и кнопки на пряжке ремня.

Тот протянул руку. Флауэрс отшатнулся было, но бдительная охрана тут же завернула ему руки за спину.

- Смотри-ка, - сказал Боун. - Катушка. Что там на ней? - Он нажал кнопку перемотки, затем кнопку воспроизведения.

Послышались голоса. Прислонившись к стене, Боун слушал, задумчиво улыбаясь. Когда пленка кончилась, он улыбнулся еще шире и велел полицейским:

- Приведите обоих, и девушку, и старика. Они, похоже, пригодятся нам.

- Глупости, - сказал Флауэрс, стараясь скрыть беспокойство. - Мне они безразличны. Вы ничего этим не добьетесь.

- Вот это мы и проверим, - ответил Боун и приказал полицейским: - Суньте его в испорченный лифт, пусть пока отдохнет.

Медные двери лифта с лязгом захлопнулись, отрезая свет. Но на этот раз темнота оказалась страшной. Ужас овладел им. Он чувствовал себя подвешенным над холодной бездной, ледяная жуть перехватила дыхание. В панике он забарабанил кулаками по дверям и остановился, лишь ободрав в кровь костяшки пальцев. Он безуспешно нажимал на кнопки, пытаясь открыть дверь, сорвал ноготь. Крупная дрожь сотрясала его тело. Наконец от боли в руках и усталости он пришел в себя, постепенно успокоился, присел, нашарил в темноте свою сумку и включил фонарь. Отыскав бинт, он перевязал искалеченный палец.

Решив, что батарейки еще пригодятся, Флауэрс выключил фонарь. Скорчился в темноте, стараясь отбросить невеселые мысли.

Часа через два двери раздвинулись, и втолкнули Лию. Флауэрс вскочил и поддержал ее. Девушка в панике стала вырываться, отбиваясь руками и ногами и извиваясь всем телом.

- Это же я, - уговаривал ее Флауэрс. - Медик. Она вдруг затихла и сама прижалась к нему.

- Где мы? - шепотом спросила девушка.

- В мэрии, в сломанном лифте, - хрипло ответил он. - У Джона Боуна.

- Что ему от нас надо? - с удивительным спокойствием спросила Лия.

Ее мужество передалось и Флауэрсу.

- Ему нужна помощь.

- А ты, конечно, отказываешься. Ты ведь такой последовательный… Я успела позвонить в Медицинский центр. Может, они тебя выручат.

Реальность мгновенно погасила вспыхнувшую было надежду. Обычными методами им его не найти, а переворачивать трущобы ради простого медика… Остается действовать самостоятельно и надеяться на везение.

- Отца тоже схватили?

- Нет. Его еще раньше взяли с собой люди из Агентства. Они искали тебя, но кто-то из них узнал его.

- Странно… - недоверчиво протянул Флауэрс. - Зачем он им?

- Они поместят его в экспериментальную палату. Они воспользовались его старым контрактом - сто лет. Срок еще не кончился.

- Но он же знаменитость! Что они смогут с ним сделать?

- Сделают… Он слишком много знает. Они боятся, что партия антививисекторов однажды доберется до него и как-то использует против медицины. Шестьдесят лет назад он покинул госпиталь и больше не вернулся. С тех пор непрестанно искали его.

- Совсем как у Готторна. Во время лекции о гематологии он остановился посреди фразы и объявил аудитории: "Джентльмены, мы зашли слишком далеко, пора вернуться назад и посмотреть, где мы сбились с пути". После чего он вышел, и больше его не видели. Никто так и не понял, что он хотел сказать.

- А я думала, что все забыто. Отец мне не напоминал о них, и я решила, что прятаться уже ни к чему. Решила, что его оставили в покое. А для чего нужна я этому Джону Боуну?

- Чтобы заставить меня лечить его…

- Он что, пытать меня будет? А ты…

- Пожалуйста, перестань.

Они замолчали. Невеселые мысли снова овладели Флауэрсом.

- Разреши, я посмотрю твои глаза, - внезапно сказал он.

Достав офтальмоскоп, медик наклонился к девушке. Лия сидела неподвижно. Он оттянул ей веки, нежную кожу щек. Направил луч света на мутные роговицы глаз. Через минуту он убрал офтальмоскоп.

- Что, безнадежно, мой доктор? - с усмешкой спросила она.

- Да.

Он снова нарушил врачебную этику, но на этот раз у него возникло странное пьянящее чувство. Он словно грязью швырнул на белые стены госпиталя. Нате вам! Он ликовал. Он только сейчас понял, что милосердие не только в том, чтобы лечить, но и в том, чтобы не будить напрасных надежд. Да, ей можно вернуть зрение, но такая операция стоит тысячи долларов. И что бы там ни говорили профессора со своих кафедр, правда всегда этичнее.

- Никак не пойму, - сказал он вдруг, - почему не запретят деятельность этого Джона Боуна? Это же сплошная коррупция и насилие.

- Это для нас с тобой, а для других он лидер. Во всяком случае для тех, кому помогает. Что ты решил?

- Придется его лечить. Донкихотствовать нет смысла.

Назад Дальше