Через полчаса я был в аэропорту. Первый терминал Второго федерального аэропорта Содружества - об этом торжественно говорили огромные золотые буквы на фасаде здания вокзала. Сотни людей - суетящихся, скучающих, обеспокоенных, жующих ароматические палочки, пьющих дешевое кофейное бренди из пластмассовых стаканчиков, читающих новостные ленты на голотабло. Просто ничего не делающих. Мирно спящих в подвесных ярко желтых койках Уровня Ожиданий. Таксист донес мой сундук - портфелем его не назовешь, очень он старый, затертый, - до Уровня Ожиданий, аккуратно поставил на мраморный пол и, не проронив слова, удалился с видом человека, успешно выполнившего свой долг. Я не захотел залазить в прозрачную спальную камеру. Взял "сундук" и пошел к киоску, где продавались аромапалочки. Все же лучше, чем жевать собственные губы. Мягкий грассирующий голос уведомил, что через двадцать минут начинается прием пассажиров на рейс Сит - Хольмен - Сит - Неллебан. Только тогда я догадался посмотреть на билеты - ничего они из себя не представляли. Обычные магнитокарты Транспортного синдиката - маленькие, квадратные, синего цвета. На одной из них, кроме моего имени, значились данные регистрационного номера рейса и дата отправки. Все верно. Мне даже не хватит времени заниматься своими сомнениями - так кажется, сказал бы обо мне Дальнен. Я простоял пятнадцать минут, ни о чем не думая, около киоска - аромапалочки так и не купил. Люди не обращали на меня внимания, а киоскер, видимо, решил, что я кого–то жду. Еще вчера я задавал бы себе многочисленные вопросы - спрашивал, спрашивал, спрашивал, не находя ответов, а сейчас… Пустота. И намного больше своей сестрицы, заполонившей здание вокзала. Когда цифры совпали с теми, о которых говорил грассирующий голос, - я взял свой "сундук" и пошел в Приемный туннель. Я прошел через приемник, сунул магнитокарту в щель идентификатора, после чего защитные створки входа открылись, и я попал внутрь аэрокара. Меня удивило то, что лететь до Сит - Неллебана я буду в первом классе. Это значит, изолированные капсулы с видеообзором. Никогда не летал в первом классе. Больше привык ко второму - длинные ряды кресел, экраны новостных или спортивных лент. Первый класс очень дорогой и предназначен для тех людей, которые могут позволить себе уединенное путешествие. Наверное, это мотивировано вопросами безопасности - судя по тому, что сказал мне Дальнен, контакты с любыми людьми должны быть сведены к минимуму. Практически меня никто не увидит - кроме служащего Приемного туннеля здесь, в Сит - Хольмене, и еще одного служащего Приемного туннеля. Но уже в Сит - Неллебане. Я поудобнее устроился в кресле, изолирующие створки закрылись, включился ненавязчивый матовый свет. Я погладил пальцем обшивку - она оказалась гладкой, но пружинистой. Как если бы она была сделана из резины. "Если бы" - потому что резину для транспортных средств не использовали уже лет двадцать из–за легкой воспламеняемости. Скорее всего, новый биопластик. При ударе человек получит разве что ушибы. Если будет чему долетать до земли… Мрачное настроение опять поднялось откуда–то из глубины, заворочалось, раскидало свои сети, и меня затошнило. Чтобы отвлечься, я решил посмотреть новостные ленты. Выбрал "Коммерческое Вещание Малого Хольмена" - почему–то я считал, что именно это информационное агентство наиболее полно освещает события Сообщества, и в первую очередь - Сит - Хольмена. В начале последовал блок зарубежных новостей. В Беллеке возобновились бои между конфедератами и патриотами. Работа Тройственной комиссии опять парализована. Делегация Группы Тридцати, представляющая наиболее влиятельные государства из Центральных Сообществ в Наблюдательном Совете, потребовала принять новые санкции против правительства Букнерка, обвинив его в потакании репрессивных действий конфедератов. В Хот - Хохерере произошли массовые стычки между молодчиками ХОХЕМ и профессиональными синдикатами, погибло семеро человек, больше двадцати ранено. КАЗ-САТТ выслал со своей территории двух ученых из Школы Реформированного Гаесседи, обвинив последних в "пропаганде Не - Согласия". КАНАХАД повысил оптовые цены на сууварское зерно после четырехдневных консультаций с Восточным Сууваром. Западное сообщество Су - Дальберетен объявило о планах строительства нового поселения на Крайнем Западе. Торжества в честь Великого Холле, где традиционно господствующие позиции занимает Холлеанская Школа… Естественно, ни о С. А.Р, ни о Восточных сообществах ни слова. Правда, о ПЕНТЕМ говорили редко. Власти Восточной Конфедерации предпочитали не распространятся о собственных проблемах, и даже порой прибегали к насильственному ограничению информации, что пристало Южному Хохерену или КАЗ-САТТ, но никак не одному из основателей Наблюдательного Совета. Я перешел к блоку местных новостей. Здесь меня ждало разочарование - ни слова о происшедшем вчера вечером на проспекте Искусств. Непонятно, были десятки свидетелей. Работали наружные видеокамеры Торгового дома Ла - Рерров - в этом я нисколько не сомневаюсь. Патрульные Внутренней Охраны, наконец. Говорили много о новых театральных постановках. О перипетиях межпартийной борьбы в Собрании - скучной, тягучей, какой–то мелочной по сравнению с экспрессией авторитарного Хохерена и безумием Беллека. Много говорили о производственных планах торговых домов Сит - Хольмена. Упомянули даже вскользь Дом Ла - Рерров. Но ни слова о покушении…
Я свернул новостную ленту. Как–то так получилось, что я никогда особо не интересовался вопросом доступности повседневной информации. Меня больше заботила информация научная. Почему–то само собой подразумевалось, что все, что происходит в цивилизованных сообществах, не является тайной для их граждан. Получается, что ограничение на доступ к информации есть даже в Сит - Хольмене! Это было неприятно. Теперь я понимал, какие силы могут стоять за Дальненом, с помощью каких инструментов он помогал сохранять стабильность Центральных Сообществ - чтобы это ни значило. Я еще сильнее почувствовал себя фальшивым героем из НПВ. Произносящим суконные фразы. Прокручивающим суконные мысли у себя в голове… Чтобы отвлечься, я активировал видеоокно. Подо мной величаво проплывала белое, похожее на пену, одеяло, и я не сразу сообразил, что вижу облака. Местами виднелись просветы - что–то зеленое, желтое, коричневое, но понять не удавалось - заходило солнце. Сколько не прислушивайся - ничего не слышно. Работают ли двигатели? Наверное, из–за звукоизоляции. Когда я летал вторым классом, всегда слышал мерное гудение электродвигателей. Что за мысли у меня!..
Минуту–другую обдумывал, стоит ли мне заказать ужин. Но голода я не чувствовал - а если честно, боялся досадить желудку. Во время перелетов, да и любых переездов, он начинал докучать, чего–то требовать, бранится на языке, понятном только ему самому. Думать о пересадке в Неллебане мне не хотелось - хотя я там никогда не был. Великое Сообщество Неллебанское было известно мне больше частью из–за многовековой истории с тальбиганской диаспорой да полного отсутствия партий или каких–либо организаций - разительный факт для Центральных Сообществ. Господствующее позиции в этой стране занимало Холлеанство - мне этого было больше чем достаточно. Я раскрыл кресло, превратив его в какое–то подобие кровати - почему–то спальная кушетка в номере "Нового Хольмена" вызывала у меня ностальгию. Кресло–кровать ни шло ни в какое сравнение с кушеткой. Я приглушил свет до минимума и закрыл глаза.
Меня разбудил голос. Голос вежливо уведомлял, что аэрокар прибыл в Сит - Неллебан и, пожалуйста, следуйте на выход. Не знаю, в какой раз он это повторял - голова была тяжелой, словно набили туда песка. Я посмотрел на табло. Оказывается, уже десять минут аэрокар стоит в Главном терминале Центрального аэропорта Его Величества Неллебанского. Я взял свой "сундук", застегнул верхнюю брошь блузы - почему–то мне это всегда казалось важным, хотя аккуратистом я не был. Сит - Неллебан встретил меня оглушительным солнцем и ветром - пронзительным, почти ледяным. Было раннее утро. Рядом разгружался - если можно так выразиться, - другой аэрокар. Я прошел через стеклянные стены приемника, и оказался внутри вокзала. Конечно же, никто меня не ждал - Дальнен ничего не говорил об этом. Но отчего–то я думал увидеть ожидающих меня людей - может, это было вызвано опасениями из–за проспекта Искусств? Странные события, странные мысли…
Первым, кого я увидел, были туристы из КАЗ-САТТ. Не заметить их было невозможно: граждане КАЗ-САТТ, где бы они не находились, всегда выделяются на общем фоне. Что–то у них от стадных животных - конечно, так думать историку не пристало, но это сильное ощущение возникало у меня каждый раз, когда видел выходцев из этой южной страны. Они отличаются всем от остальных - одеждой, поведением, мимикой, тем, что всегда держатся только группой. Экспрессией жестов, громким голосом - чуть хрипловатым, отрывистым, резким, словно лающим; иначе на новокальберетском не поговоришь. Их было человек двадцать или чуть больше - молодые парни и девушки. Смуглые, рослые, все какие–то жилистые - энергия прямо била из их тел ключом. Все в оранжевых одинаковых блузах, широких черных штанах и черных нашейных платках, завязанных узлом. У каждого на правом рукаве вышит черной ниткой государственный символ КАЗ-САТТ - две соединенные руки, держащие факел, в круге. И у девушек, и у парней - длинные темные волосы. Если бы не усы и бороды, которые мужчины КАЗ-САТТ отращивали в память о героях антибукнеркской партизанской войны, издалека их трудно было бы отличить от женщин. "Факельщики" - так их в шутку называли в прессе, шумно разговаривали, смеялись, размахивали руками. Кто–то целовался у всех на виду - поведение странное для граждан Центральных Сообществ, отличающихся изрядным консерватизмом. Кто–то крутил головой - с любопытством рассматривал интерьер здания. Приезжие, да и служащие аэропорта, с заметной опаской обходили "факельщиков" стороной - граждане Великого Согласия отличались болезненным патриотизмом и обидчивостью. Я взял свой "сундук" - надо признаться, он мне порядком надоел. Наверное, отвык от дальних поездок - размеренная жизнь в Сит - Хольмене выработала во мне некоторую оседлость, и теперь приходилось прикладывать усилия, чтобы не забывать что я в пути, и совсем - не в Сит - Хольмене. Я обходил людей в оранжевых блузах стороной - невольно копировал поведение остальных. Но страха или настороженности не испытывал. Скорее наоборот, повышенное любопытство. Как историк и сотрудник ЦИМИ я прекрасно знал, что сформировало таких необычных людей. Эти причины были совсем далеки от того романтизма, даже идеализма, которым внешне так характерны граждане КАЗ-САТТ. Но их отличие, их импульсивность, повышенная эмоциональность, непосредственность - грубая, неприкрытая, громогласная, завораживала меня. Как сказка о далеком прошлом, как отголосок прошлого тысячелетия, как сон… Один из "факельщиков" - особенно рослый парень, с курчавыми иссиня–черными волосами и заметно отросшей бородой, поймал мой взгляд. Его темные глаза излучали агрессию, вызов, отрицание, и одновременно - были холодными и расчетливыми, что меня озадачило. Эти глаза никак не вязались со всем его обликом. Холодность и расчетливость - качества, которые совсем не подходили к подданным Кальберето - Занемского Согласия. Он словно изучал меня, потом широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и выкрикнул: Теббон - Теллаби!.. Только через секунду–другую я сообразил, что это стандартное приветствие Согласия. Что–то вроде "Да здраствует свобода и справедливость". Так все участники САТТ-движения - то есть граждане КАЗ-САТТ, приветствуют друг друга. Я смешался, отвернулся и пошел в Зал Ожиданий. В неллебанском аэропорту не было спальных ярусов - Неллебан оставался довольно таки архаическим местом Изученного мира. Пришлось примоститься на узкой деревянной скамье - таких тут было больше сотни. Как–то неудобно ощущать спиной скуку, раздражение и болезненное любопытство ожидающих, и самому рассматривать чьи–то спины - напряженные, расслабленные, скучающие, спящие… Мне предстояло провести так два часа - выходить из здания вокзала я опасался, помня предостережения Дальнена. Шататься по вокзалу мне не хотелось - не понимаю тех людей, которые бродят с пустыми глазами, тычутся из угла в угол, что–то беспрестанно жуют, постоянно спрашивают встречных и поперечных, крутят головами, вертят в руках сувениры из дешевой пластмассы - не для того чтобы купить, а просто так. Кажется, это называется "убить время". Какой–нибудь лоймен из Суувара назвал бы это "осушением потока осознанности в самом себе". Время убить невозможно, а вот превратить себя во Вневременного - можно. Стать Лакуной Истории…
От этих мыслей меня отвлек шум. Странно сказать: тут итак было достаточно шумно, но как я сообразил, что это другой шум?.. Закричали люди, послышались приглушенные хлопки - словно кто–то бил по мешкам с песком. Сосед впереди - пожилой мужчина в синем расклешенном костюме явно дольмеретского покроя, опрокинулся назад, и по его невидящим глазам потекло что–то красное, липкое, пахнущее смертельной опасностью. Кровь. Мне стало жутко - настолько нереально было происходящее на вокзале. Я все видел отчетливо - будто это было не рядом со мной, а по головидению. Люди в оранжевых рубашках тыкали во все стороны черные блестящие предметы. От предметов отделялись голубоватые огоньки - и кто–то падал навзничь, кто–то хватался за живот, кто–то полз по мраморному полу, оставляя густеющий след, истошно крича. Я пригнулся, поскользнулся на липком, упал прямо на мертвого, взвыл от страха и отвращения, оттолкнул ватное тело и попытался забиться под скамью. Я ощущал себя диким животным, на которого началась охота. Существом, чье естество желало только одного: жить. "Факельщики" перестали стрелять, и повисла пугающая тишина, прерываемая изредка женскими всхлипами и рыданиями. Я плохо видел из–за скамьи, почему–то это меня раздражало: тот самый рослый парень вскочил - на скамью? на чемоданы? на лежащего человека? - и высоко задрав руку с импульсным автоматом, закричал на скверном онренском. На его лице блуждало подобие улыбки:
- …тишина и спокойствие! Кто будет двигаться или кричать - того пристрелим в первую очередь! Вы захвачены отрядом Содействия Всеобщему Согласию! Пока наши требования не будут выполнены контрреволюционным режимом Неллебана, вы останетесь нашими… Как это?.. Пленниками! Все приказы должны исполнятся немедленно - иначе вас убьют! Вы не представляете большой ценности для революции, но ваши жертвы послужат… э… Подспорьем! - в нашей справедливой борьбе! При попытке бежать или помешать нам, вы становитесь пособниками контрреволюции и потому приговариваетесь нашим революционным судом к высшей мере наказания - расстрелу на месте! Мы выдвигаем требование - освободить в двадцать четыре часа всех наших братьев по движению из тюрем так называемых центральных сообществ! По истечению этого времени каждый час мы будем расстреливать по десять человек - это поможет контрреволюционным режимам принять наше справедливое требование! Да здраствует Свобода и Справедливость! Да здраствует Всеобщее Согласие!
Кто–то из заложников закричал о том, что он должностное лицо и его обязаны выпустить немедленно. Вожак - а это, несомненно, был руководитель группы, отдал короткий приказ и через секунду–другую "должностное лицо" вскрикнул пронзительным женским голосом и прозвучал выстрел. В голове ничего не было - ни одной мысли. Я мог бы удивляться, поражаться, бояться - но я ничего не делал. Лежал за скамьей и растерянно смотрел, как парни и девушки в оранжевых блузах неторопливо обходят ряды, всматриваются, вроде как ищут кого–то - или просто рассматривают заложников? Я видел, как ко мне приближается девушка Великого Согласия - черные прямые волосы, упрямо сжатый рот и почему–то веселые глаза, излучающие… Что? Агрессию? Интерес? Насмешку?.. Сексуальность, возбуждение - это было странно. Мягко сказано "странно" - противоестественно здесь и сейчас, среди страха и крови, но, кажется, все происходящее ее возбуждало. Лет двадцать - не больше. Стройное тело, даже через мешковатую блузу, которую не назовешь "мужской" или "женской", заметны были острые соски - граждане КАЗ-САТТ не носили нижнего белья, считая его проявлением ханжества и лицемерия. Она улыбнулась мне, если бы она увидела старого знакомого - мягкой, ободряющей, теплой улыбкой и направила дуло своего автомата. Прямо мне в лицо. Я не знаю, что она собиралась делать - глупо улыбался ей в ответ, прекрасно понимая - ее улыбка не для моих глаз. В то же мгновение что–то толкнуло ее в спину, миндалевидные глаза обиженно округлились и она села на скамью. Изо рта заструилась кровь. Девушка шумно вздохнула, рыгнула красным - ее пальцы судорожно сжали автомат и она отстрелила себе ступню правой ноги. Кровь залила меня с ног до головы - горячая соленая кровь. Я вскочил и только тогда понял, что происходит. Откуда–то сверху падали люди в униформе бежевого цвета, в смешных остроконечных колпаках и матовых масках. Они разбегались во все стороны - а "факельщики" взмахивали руками, падали, дергались на мокром полу. Толи я оглох, толи это из–за нервного перенапряжения - ничего не слышал. Через минуту все было кончено. Наверное, из террористов никто не выжил. Люди в униформе начали стягивать мертвые тела в одну кучу - как если бы это были не убитые, а какие–то чемоданы, баулы…
- Пройдите со мной!
Получив удар по спине, я сообразил, что от меня хотят: мужчина в униформе требовал пройти с ним. Нагрудной значок его костюма гласил, что он сотрудник Оперативного дивизиона Вспомогательной стражи Его Величества. Меня бесцеремонно поставили к стенке - так, что чуть не разбил себе нос о холодный мрамор. Слева и справа от меня стояли люди - испуганные, оцепеневшие, потерянные. Старик справа, с силой зажмурив глаза, настойчиво бормотал себе под нос. Прислушавшись, я понял - это медитативная литания. Старик принадлежал к Школе Элурана.