– И всё-таки, Игорь Сергеевич, хороший полицейский у вас получается лучше, чем плохой. Над плохим надо еще поработать. – Сигалов демонстративно отвернулся к окну.
Они уже подъезжали к огромной Таганской развязке, а здесь всегда было на что посмотреть, если только указатель не загонит машину на нижние уровни. То ли так совпало, то ли транспорт с арестованными всегда имел приоритет, но над дорогой как раз зажглась секция с цифрой "6", и автомобиль бодро помчался вверх. Взобравшись на самую вершину эстакады, машина поехала в спокойном, неплотном потоке. Обзор был идеальным, увидеть больше вряд ли удалось бы и с Воробьёвых гор.
После того, как столица переехала в Питер, Москву начали отстраивать заново. Дома и пространства, созданные для живых людей, а не ради цифр в таблице, сильно отличались от всего того, что находилось на этой территории раньше. Унылые коробки и безумные пирамиды преображались в нечто такое, на что даже москвичу было не лень любоваться часами. Как будто невидимые исполинские комбайны разъезжались от центра, квартал за кварталом перерабатывая ржавую бетонную дрянь в светлые кубы и полусферы, окруженные многоэтажными петлями развязок и аккуратными сквериками – дышащими, игрушечно-красивыми, неповторимыми. Эта работа длилась уже не один десяток лет, и конца-края ей не было. Вдалеке, на пределе видимости, еще торчали серые башни – как напоминание о давно минувшей войне города со здравым смыслом и самим собой.
– Дурак ты, Витя, – после долгого молчания заговорил капитан.
Сигалов повернулся вперед и поймал в зеркале взгляд водителя. Полицейский, не моргая, долго смотрел в ответ, но никаких подсказок давать не собирался. Участь арестованного на заднем сиденье для него значила меньше, чем вечерняя кружка пива.
– Я спасти тебя пытаюсь, а ты ерепенишься, – сказал Коновалов.
– Ну конечно, – процедил Виктор.
– Я не кровожадный, для меня главное найти преступника. А специально его мучить… Нет, такими комплексами я не страдаю. Особенно когда человек и не преступник вовсе, а сам жертва обстоятельств.
Эстакада осталась позади. Машина описала крутой полукруг, нырнула в тоннель и выскочила уже на другой улице, влившись в широкую реку проезжей части.
– Если дело будет рассматриваться в особом порядке, получишь по минимуму, – решительно заявил капитан. – Года два. Ну или три от силы.
– Особый порядок – это как?
– Нужно полностью признать вину.
– Совсем отказаться от адвоката, что ли?
– Адвокат у тебя в любом случае будет, так положено. Но при рассмотрении дела в особом порядке он не станет доказывать твою невиновность. – Коновалов сунулся в карман за коммуникатором и бегло прочитал входящее сообщение. – Зачем отпираться, Витя? – спросил он, вновь убирая трубку. – В квартире находятся двое, у одного из них бутылкой проломлена голова. Кто виноват? Дед Мороз?
– Я подумаю, – буркнул Сигалов.
– В любом случае мы еще не закончили.
– Ага…
На прямом отрезке водитель прижался влево и включил маячки. Виктор хмуро наблюдал за пассажирами в отстававших машинах. Некоторые его не замечали, иные поглядывали в ответ. Им было плевать на него, а ему на них. Но они ехали домой или на работу, а Сигалова везли в неизвестность, и поэтому он не мог на них не злиться – на молодых и старых, на красивых и не особо, на богатых и бедных. Они все вызывали у него одинаковое раздражение.
– А эти-то здесь откуда? – пробормотал вдруг водитель.
Впереди тащился грузовой караван. Синие фуры, сверху покрытые пылью, а снизу – грязью, ехали правее в общем потоке. Когда полицейская машина почти догнала замыкающий грузовик, стала видна крупная надпись у него на боку: "RUSSIANTRANS".
Фургон неожиданно повернул влево, да так резко, будто шофер выкрутил руль до отказа. В следующую секунду он уже стоял поперек дороги. В соседнем ряду проплывал длинный экскурсионный автобус, и единственное, что оставалось полицейскому, это ударить по тормозам.
Сигалов успел заметить, что из-за налипших комьев глины логотип на фуре читается как "RUSSIA IN TRANCE".
Через мгновение грязный борт влетел в лобовое стекло.
Очнулся Виктор от оглушительного визга. Вначале он решил, что его завалило во взорванном доме: кабина была полностью искорежена, и принадлежность к автомобилю в ней даже не угадывалась. Сзади доносились глухие удары, и каждый из них после короткой паузы отдавался толчком в спину.
Ясность мысли вернулась моментально. Похоже, без сознания он пролежал совсем не долго, и авария еще не закончилась. Машины продолжали влетать в общую свалку.
Наконец визг утих, и Сигалов сообразил, что это были не крики, а звук рвущегося железа.
Крик раздался позже, и он был гораздо страшней. Виктор не хотел даже думать, сколько трупов сейчас лежит на дороге и в разбитых машинах. Еще и автобус… Рядом ехал целый автобус…
Сигалов видел, как у него с носа капает кровь, но ничего не мог сделать: повернуться не удавалось, руки внизу были зажаты намертво. Покосившись вправо, он обнаружил грузное тело в черном промокшем плаще.
– Капитан?.. – прохрипел Виктор. – Игорь… как вас там… Вы живы, я надеюсь? Вы меня слышите, нет?
Он сумел немного развернуть плечи и звать Коновалова тут же прекратил. Следователь не слышал, лист синего металла прошел через его горло и врезался глубоко в спинку сиденья. Голова осталась на месте, но теперь она была сама по себе, с телом ее ничто не связывало. Спереди полицейский автомобиль и вовсе раздавило в лепешку, поэтому справляться о самочувствии водителя было излишним.
Крыша оказалась разодрана, как квелая наволочка. Окажись Виктор сантиметров на десять правее, и его не миновала бы участь следователя.
"Я пытаюсь тебя спасти", – некстати вспомнились слова капитана. Мог ли он знать, что действительно спасет арестованного, потеснив его на заднем сиденье и заняв место смертника?
Обругав себя за дурные мысли, Сигалов снова пошевелился, точнее, слабо поерзал – свободы в сплющенной машине было в обрез. Путь наружу оставался только один: вверх, через дыру в крыше. Если бы Виктор мог двигаться, он так и поступил бы, но ему всё мешало: и треснувшая панель двери, и тело Коновалова справа, и окровавленная решетка спереди. Перегородка, разделявшая салон, была, как и наручники, сделана из упругого пластика – иначе рассеченной кожей на лбу Сигалов бы не отделался. Он уже привык, что с кончика носа постоянно капает, и порадовался, что кровь не заливает глаза.
Несмотря на забитый нос, Виктор учуял, что вокруг распространяется странно знакомый запах – неплохой, но слишком насыщенный. В потоке автомобилей мог запросто оказаться какой-нибудь ретро-маньяк со спиртовым двигателем или даже с бензиновым.
Угроза сгореть заживо придала Сигалову сил, хотя правильней было назвать это паникой. Не чувствуя боли, он судорожно раскачивался из стороны в сторону до тех пор, пока не сумел высвободить руки. Виктор был по-прежнему зажат, но теперь он отвоевал у искореженного салона немного пространства для того, чтобы повернуться.
Путь на волю по-прежнему лежал через поврежденную крышу, но для этого нужно было отодвинуть капитана. Сигалов нерешительно подергал мертвое тело. Лист металла наклонился, и голова Коновалова скатилась по нему вниз, потерявшись где-то под ногами. Виктора передернуло, но он не позволял себе медлить: странно знакомый запах становился все резче. Чем бы это ни было, концентрация вещества в воздухе увеличивалась. И оно, это вещество, определенно было горючим, Виктор уже не сомневался.
– Надеюсь, хоть следователя мне не пришьют, – без тени усмешки прошептал он.
Очутись на месте Виктора какой-нибудь герой криминального скрипта, он обыскал бы полицейских, легко нашел бы ключи от наручников, да еще присвоил бы пистолет. На всё про всё он потратил бы не более тридцати секунд, а в следующую минуту уже бодренько трусил бы прочь или мчался бы на новую разборку, завладев чьей-то тачкой, как нельзя кстати брошенной неподалеку. Но в жизни, увы, так бывает далеко не всегда.
Виктор стонал от напряжения и продолжал толкать покойника, освобождая для себя сантиметр за сантиметром. О ключах он всё-таки подумал, но дотянуться до карманов Коновалова не сумел. О водителе не могло быть и речи – от него осталась лишь толстая кость, торчавшая посреди месива из рваного железа и лохмотьев формы.
Результатом усилий стала обретенная свобода для рук и торса. Ноги по-прежнему были прижаты к покореженной решетке, но теперь Сигалов мог нормально дышать и поворачиваться из стороны в сторону. Главное, что во время аварии он умудрился ничего себе не сломать – на фоне множества криков снаружи и двух погибших полицейских внутри это выглядело нешуточным везением.
Максимально откинувшись назад, Виктор посмотрел влево. Экскурсионный автобус успел затормозить и пострадал чисто символически: смятый бампер и глубокая царапина по всему борту. Сигалов отвернулся, но что-то привлекло его внимание и заставило снова взглянуть на автобус. Тот был целиком раскрашен под рекламный постер. Виктор видел только нижнюю часть: крепкие женские ноги и фрагмент приклада со сложными хайтековскими штуками. И название: "Окунись в Ад".
Плакат почему-то вызвал у Виктора такой приступ ярости, что некоторое время он сидел неподвижно, без толку сжимая-разжимая кулаки и щурясь в пустоту, как недавно на квартире у Алексея, когда тот начал вдруг нести всякую ахинею.
Сигалова прошиб пот: вспомнив про Шагова, он наконец-то догадался, чем воняло на улице. Изогнувшись до хруста в позвоночнике, он заглянул за край разодранной крыши. Впереди над машиной висел накренившийся синий фургон. Борта, деформированные от удара, в нескольких местах разошлись, и в глубине кузова виднелось нагромождение картонных коробок. Почти все они намокли, многие прорвались, и из них высыпались одинаковые квадратные емкости. Тонны "Джека Дэниэлса" из тысяч разбитых бутылок хлестали на асфальт, словно помои.
– Ну это уже какой-то… – Виктор раздосадованно потряс головой. – Эту уже какой-то перебор, твою мать…
Он сделал последнее усилие и наконец-то вызволил ноги из капкана. Пора было выбираться наружу, однако перед тем как встать на сиденье, Виктор всё же обшарил карманы следователя – без какой-либо определенной цели, просто на всякий случай. Разыскать ключи от наручников ему не удалось, а коммуникатор оказался разбит. Впрочем, на везение Сигалов и не рассчитывал.
Когда он вылез из машины, в небе уже кружил полицейский вертолет. Дорога в обе стороны была перекрыта. Позади, до самого тоннеля, тянулось целое кладбище автомобилей, вбитых друг в друга как войлочные тапочки. Масштабы катастрофы не вязались с первой аварией – разве что у всех машин в потоке одновременно отказали тормоза, – но после фуры загубленного вискаря Виктор уже ничему не удивлялся.
Сигалов спрыгнул на дорогу и, нервно пощелкивая пальцами, подошел к высокой кабине грузовика. Левая нога побаливала, но он не обращал на это внимания. Схватившись за ручку, Виктор яростно дернул. Дверь открылась легче, чем он ожидал.
За рулем сидел Шагов. Ни пятнышка крови, никаких следов на затылке – Лёха был жив и здоров, лишь немного смущен.
– Рано, – сказал он, виновато улыбаясь. – Там дальше знаешь, какие фишки? Тебе бы понравилось. Рано ты меня вычислил.
Виктор молча взял его за ремень и, рванув что было сил, выволок из кабины.
Драться со скованными руками можно только при наличии специальных навыков. Сигалов такими навыками не обладал, однако Алексей почти не сопротивлялся, только прикрывал лицо. Поэтому бить его было легко и приятно.
Как бы Шагов ни уворачивался, часть ударов все-таки достигла цели, и вскоре он уже не мог подняться. Сигалов методично пинал его ногами в живот. Левое колено продолжало болеть, теперь это было даже забавно.
Почувствовав, что выдыхается, Виктор отступил было в сторону, но тут же вспомнил, с какой смертельной тоской он слушал в машине увещевания хитромудрого следователя, и с новыми силами вернулся к избиению.
Когда Сигалову надоело, асфальт вокруг уже весь был вымазан кровью – и Лёхиной, и его собственной. Всё перемешалось и растворилось в море пролитого вискаря – символическую ценность этой картины трудно было переоценить, но сейчас Виктора занимали совсем другие вещи. Он сплюнул под ноги и с ненавистью посмотрел на Шагова.
– Тебе ничего не угрожало, – проговорил Алексей, цепляясь за колесо, чтобы подняться.
– Не надо объяснений, – с каменным лицом ответил Сигалов. – Просто скажи, где здесь выход. – Он снова щелкнул пальцами и огляделся. – Где меню? Где контроль, падла?!
– Здесь нет выхода. В этом весь прикол.
– Прикол?.. Прикол, да?!
Виктор опять замахнулся, но бить не стал. В конце концов, он пинал не Алексея, а презентацию морфоскрипта. Пытался причинить боль программному коду, глупее не придумаешь.
– Ладно, у пользователя контроля нет, но у тебя-то есть. Браслеты мне хотя бы сними, надоели уже! – Сигалов протянул Алексею руки. – У тебя же права администратора. Ну, давай!
– Не-а, – мотнул головой Шагов. – Права у меня такие же, как у всех.
– Если нет обычного меню и нет админского доступа… как отсюда выйти-то?!
– Как из жизни.
– Ты это серьезно? Выход только через смерть персонажа? Да ты спятил! Кто так делает?
– Я. Взял и сделал.
Виктор завел обе руки за левый бок, насколько мог далеко, и почесался.
– Сосредоточься, я не шучу, – предупредил Сигалов. – Как отсюда выйти? Ты можешь меня вытащить?
– Говорю же: этот скрипт не выгружается. Пойдем дальше, здесь еще много интересного. Тебе понравится, вот увидишь.
Прекратив чесать бок, Виктор вытащил из-за пояса то, что нашел у Коновалова кроме сломанного коммуникатора.
– Ты идиот, Лёх, – вздохнул он.
– Знаю, что так нельзя. Ну убей меня теперь за это! – воскликнул Шагов.
– Хорошо. – Сигалов поднял пистолет и три раза выстрелил товарищу в грудь.
Дождавшись, когда тело сползет по грязному колесу, Виктор заглянул в темное курящееся дуло и приставил пистолет себе к сердцу. Потом, немного подумав, поднес к виску.
Так было удобней.
Эпизод 2
Танцовщица ходила вокруг шеста медленно и осторожно, словно принцесса, проснувшаяся в бандитском квартале. У нее были золотистые волосы до пояса, сливавшиеся с бронзовыми шортами из латекса. Цвета сочетались идеально.
– Это не парик, – с гордостью шепнул Аркадий. – У нее всё натуральное. Скоро сам убедишься.
– Обойдемся без этого, – предложил Виктор. – Я просто посмотрю.
– Не будь тряпкой, Сигалов! Когда еще на халяву оторвешься?
– Да в любой день.
– Не мнись, я угощаю. Конфиденциальность гарантирую. Я даже не записываю, честное слово.
– Ты зачем меня звал – потестить или угоститься?
– Вот вечно ты кайф ломаешь! – воскликнул Аркадий. – Ладно, хочешь смотреть – смотри. Как тебе, кстати, визуализация?
– Вполне. – Виктор дотянулся до массивного стакана и, не отрывая его от стеклянной столешницы, медленно подвинул к себе.
Донышко неприятно скрипнуло, по спине пробежали мурашки. Аркадий это понял и с гордостью улыбнулся:
– Что скажешь?
– Отлично.
Виктор кривил душой: ничего отличного тут не было – в том смысле, что скрип стекла по стеклу ничем не отличался от других таких же звуков, которые он слышал сотни раз. Аркадий не создавал новые ощущения, он использовал готовые сэмплы. И латексные шорты, и то, что под ними, и всё-всё прочее, из чего состоял его авторский мир, было позаимствовано у тех, кто сам это где-то позаимствовал еще в допотопные времена. Впрочем, морфоскрипты, которые он раз за разом собирал из одного и того же набора шаблонов, получались по-своему уникальными и неизменно пользовались спросом.
Аркадий Аверин был очень успешным автором. Но как порядочная творческая личность, не успевшая закостенеть от чувства собственной важности, он нуждался в поддержке. Сигалов охотно взбадривал его самооценку, не забывая о том, что старый приятель платит ему за комплименты, а не за критику.
Краем глаза Виктор продолжал наблюдать за танцовщицей и скоро выяснил, что девушка, зависшая в режиме ожидания, повторяет последовательность из одних и тех же движений. Это была уже откровенная халтура. Чтобы не создавать себе лишних проблем, Виктор посмотрел на стриптизершу в упор, и та сразу же ответила ему многообещающим взглядом.
– Скажи, Сигалов, хорошая ведь девка-то получилась! – безапелляционно заявил Аркадий.
– Хорошая. – Виктор поднял стакан и понюхал, затем пригубил. – Не могу понять, что за сорт…
– По секрету: пока это просто виски. – Аверин взял в руку бокал. – У меня то же самое, только коньяк.
– Оставил пустые фреймы для рекламы? Ты бы не увлекался этим, Аркаш. Спалишься.
– Я не увлекаюсь. Так, по чуть-чуть. Тут и без меня брендов напихают под завязку. Имею я право тоже побаловаться? Кто меня в старости кормить будет, когда мозги выгорят?
Насчет голодной старости Аверин не преувеличивал, а откровеннейшим образом врал. К сорока годам он заработал в мультимедийном бизнесе столько, что мог прожить еще две жизни, лежа на диване, – чем он собственно и занимался в перерывах между проектами. При всей своей фантастической работоспособности Аркадий был страшно ленивым человеком и каждую свободную минуту посвящал благодатному ничегонеделанью.
Сигалов это вполне понимал, он и сам был таким же, просто его дела шли не настолько хорошо, чтобы он мог себе позволить расслабиться. Но если бы судьба внезапно осыпала его деньгами, он тотчас превратился бы в копию Аверина – во всяком случае, так Виктор думал. Поэтому к Аркадию он относился как к кармическому родственнику и терпел его плебейские манеры, в частности, привычку обращаться ко всем по фамилии.
– Вот посоветуй мне, Сигалов… – Аркадий влил в себя порцию безымянного коньяка и повелительно протянул бокал полуодетой официантке. – У меня тут сплошь златовласки да рыжие бестии прописаны. Может, обычных блондинок добавить? Интересно это будет, нет? Или вот: нужна модель с голубыми волосами! А? Как тебе идея?
– Зачем с голубыми-то? – насторожился Виктор.
– Ну, Мальвина же!
– Зачем? – повторил он.
– Не знаю… – Аркадий обмяк. – Считаешь, не нужно сюда Мальвину?
– Ее до тебя уже в хвост и в гриву попользовали.
Сигалов покрутился в кресле, изучая интерьер. Среди посетителей выделялись двое: чернокожий громила в белоснежной водолазке и непроницаемого вида старичок-азиат – не то владелец транснациональной корпорации, не то глава местной триады. Виктор без труда догадался, что это не обычные боты, а персонажи второго ряда, которые в нужное время отыграют свои роли. Аверин был понятен и предсказуем, в этом и заключался секрет его популярности.
– Никаких косяков не вижу, – поделился Сигалов. – Что у нас дальше?
– Движуха, – коротко ответил Аркадий и, прихватив свой бокал, встал с места.