- Ты любишь играть словами, да?
- Друг мой, это не худшее развлечение, - сказал незнакомец и, непринужденно заложив руки за спину, начал спокойно раскачиваться на пятках, с улыбкой глядя вдаль.
- Ну? - нарушил молчание Таннер. - Разве это не Сократ? По-моему, самый настоящий Сократ.
Ричардсон поднял глаза и кивнул. Похоже, у него отлегло от сердца, и он повеселел.
- Должен признать, пока все идет хорошо. Он выгладит реальным и действительно самым настоящим Сократом.
- Именно.
- Вероятно, мы таки справились с проблемой информационного загрязнения, из-за которого не удались ранние модели. Сейчас такого искажения нет.
- А у него есть характер, да? Без всякого смущения подошел прямо к Писарро. Совсем не боится.
- Почему он должен бояться? - поинтересовался Ричардсон.
- А ты бы не боялся? Если бы очутился бог весть где, в каком-то необычном месте, не зная, где ты и как сюда угодил, - и вдруг увидел перед собой свирепого вояку типа Писарро, в латах и при шпаге… - Таннер покачал головой. - Хотя он, может, и не испугался. В конце концов, это Сократ, а Сократ не боялся ничего, кроме скуки.
- Писарро всего лишь модель. Не более чем программа.
- Слышал от тебя уже не раз. Но Сократ-то этого не знает.
- И то верно, - согласился Ричардсон и задумался. - Возможно, это и опасно.
Таннер недоуменно хмыкнул.
- Если наш Сократ похож на описанного Платоном, - начал пояснять Ричардсон, - а он просто обязан быть таким, то может нарваться на неприятности. А вдруг Писарро не по нраву придутся его словесные игры? Не примет он эти игры и, теоретически, может отреагировать весьма агрессивно.
Пораженный Таннер резко повернулся к Ричардсону:
- Ты хочешь сказать, что он способен прирезать Сократа?
- Кто знает? - ответил Ричардсон, - В реальном мире одна программа уж точно может уничтожить другую. А если то же самое касается и моделей? Для всех нас это совершенно новая область, Гарри. Включая тех, кто в камере.
Высокий седеющий мужчина сказал, нахмурившись:
- Ты говоришь, что ты афинянин, но не грек. Как прикажешь это понимать? Я мог бы спросить у Педро де Кандии, он грек, но не афинянин. Но его здесь нет. Так, может, ты просто глупец? Или меня считаешь глупцом.
- Я понятия не имею, кто ты. Может быть, ты бог?
- Бог?
- Да, - кивнул Сократ, невозмутимо разглядывая человека с суровым лицом и холодными глазами, - Может быть, ты Арес. У тебя свирепый, воинственный вид, и на тебе лага, но таких я раньше не видел. Думаю, это место настолько странное, что вполне может оказаться обителью богов и на тебе могут быть доспехи бога. Если ты Арес, то я приветствую тебя с должным почтением. Я Сократ из Афин, сын каменотеса.
- Ты несешь чепуху. Я не знаю твоего Ареса.
- Ты что, это же бог войны! Все это знают. Конечно, кроме варваров. Так значит, ты варвар? Должен отметить, говоришь ты, как они. Правда, я и сам говорю, как варвар, хотя всю жизнь говорил на языке эллинов. Действительно, тут какое-то загадочное место.
- И снова проблема с языком, - отметил Таннер. - Ты что, не сумел вложить в него правильный древнегреческий? Или они общаются на испанском?
- Писсаро полагает, что на испанском, а Сократ - что на греческом. И конечно, греческий неправильный. Мы не знаем, как звучал любой язык, когда не было звукозаписи. Можем только предполагать.
- А разве ты не можешь…
- Тсс, - оборвал его Ричардсон.
- Может, я и негодяй, но не варвар, - заявил Писарро. - Так что попридержи язык, приятель. И чтоб я больше не слышал от тебя богохульства.
- Если я богохульствовал, проста. Это по неведению. Скажи, где я перешел черту, и я больше так не буду.
- Твои бредовые речи о богах. Меня назвал богом. Такое может говорить язычник, но не грек. Или ты греческий язычник? Тогда тебя нельзя винить. Язычники всюду видят богов. Я кажусь тебе богом? А я - Франсиско Писарро из Трухильо в Эстремадуре, сын знаменитого солдата Гонсало Писарро, полковника пехоты; он служил в войсках Гонсальво де Кордовы, которого называли великим капитаном. Я и сам не раз участвовал в войнах.
- Значит, ты не бог, а просто солдат? Хорошо. Я тоже был солдатом. Мне больше по душе общаться с солдатами, чем с богами, как, думаю, и большинству людей.
Писарро усмехнулся:
- Солдат? Ты?
Этот невзрачный старикашка, более грязный, чем любой мало-мальски уважающий себя конюх?
- И где же ты воевал?
- Я участвовал в войнах, которые вели Афины. Сражался в Потидее, когда у нас возникли трудности с коринфянами - они отказались платить нам полагающуюся дань. Там было очень холодно, а осада оказалась долгой и унылой, но мы исполнили свой долг. Еще через несколько лет я снова воевал - против беотийцев, у Делии, под командованием Лaxeca. Удача отвернулась от нас, и мы с боем отступили. А потом, - продолжал Сократ, - когда Бразид захватал Амфиполис, а Клеона послали выбить его оттуда, я…
- Хватит! - Писарро нетерпеливо махнул рукой. - Эти войны мне неизвестны.
Перед ним, несомненно, был солдат, обычный солдат.
- Что ж, наверное, это место, куда отправляют мертвых солдат, - сказал он.
- Значит мы мертвы?
- Давным-давно. Король здесь Альфонсо, а Папа - Пий, и ты не поверишь, какие по счету. Кажется, демон сказал - Пий Шестнадцатый. А еще американец говорил, что сейчас две тысячи сто тридцатый год. Последний год на моей памяти был тысяча пятьсот тридцать девятый. А у тебя?
Человек, назвавшийся Сократом, снова пожал плечами:
- У нас в Афинах другой счет времени. Но давай считать, дабы продолжить беседу, что мы мертвы. По-моему, это вполне правдоподобно, учитывая, какое странное тут место и каким бесплотным представляется мне собственное тело. Итак, мы умерли и сейчас у нас жизнь после жизни. Интересно, а сюда посылают добродетельных людей или наоборот? Или после смерти все попадают в одно и то же место, независимо от того, каков ты был при жизни? Как ты считаешь?
- Пока не понял, - сказал Писарро.
- Так… Ты вел добродетельную жизнь или нет?
- То есть грешил ли я?
- Да, можно использовать и это слово.
- Он хочет знать, грешил ли я! - поразился Писарро. - Спрашивает, был ли я грешником? Вел ли добродетельную жизнь? Да какое ему дело?
- Сделай милость, ответь, - попросил Сократ. - И ради нашей беседы позволь задать еще несколько вопросов…
- Начинается, - сказал Таннер. - Видишь? У тебя получилось! Сократ втягивает его в диалог!
Глаза Ричардсона сияли.
- Именно! Гарри, это же чудесно!
- Сократ его запутает.
- Не уверен, - возразил Ричардсон.
- Я стараюсь не оставаться в долгу, - начал Писарро. - Если меня бьют, я даю сдачи. Разве это грех? Это здравый смысл. Мы делаем то, что нужно, чтобы выжить и сохранить свое место под солнцем. Да, случается мне и забыть о постном дне, и поминать имя Господа всуе - полагаю, что это грешно, ведь брат Висенте всегда меня корил. Но разве это делает меня грешником? Как только у меня находится время, я каюсь. Наш мир греховен, и я ничуть не хуже других - так за что же меня винить? А? Бог создал меня таким. Я сотворен по образу Его и подобию. И верю в Сына Божьего.
- Так значит, ты добродетельный человек?
- Уж во всяком случае, не грешник. Я же сказал, что если и грешил, то каялся, и мое покаяние очищало меня от греха, словно того и не было.
- Согласен. Значит, ты добродетелен, и я попал в хорошее место. Но хочу окончательно убедиться. Скажи еще раз: твоя совесть совершенно чиста?
- Ты кто, исповедник?
- Всего лишь невежда, стремящийся к пониманию. И ты мне поможешь его обрести, изучая это место со мной. Если я попал в мир добрых людей, то и сам был добродетелен при жизни. Так что облегчи мою задачу, расскажи, есть ли на твоей совести что-то такое, в чем ты раскаиваешься?
Писарро неловко повел плечом:
- Ну, я убил правителя.
- Злого? Врага твоего города?
- Нет, он был мудрым и добрым.
- Тогда у тебя есть причина раскаиваться. Действительно, это грех - убить мудрого правителя.
- Но он был язычником.
- Кем?
- Он не верил в Бога.
- Он не верил в своего бога? - спросил Сократ. - Тогда, возможно, не так уж грешно было его убить.
- Нет. Он не верил в моего. Поклонялся своим богам. А значит был язычником. Как и весь его народ, коль разделял веру правителя. С этим нельзя было мириться. Из-за того что подданные разделяли его веру, они могли быть осуждены на вечные муки. Я убил его ради спасения душ его людей. Я убил его из любви к Богу.
- А ты согласен с тем, что все боги - отражение одного?
Писарро задумался:
- Похоже, что в чем-то так оно и есть.
- А разве служение Богу само по себе не праведно?
- Как же может быть иначе, Сократ?
- А ты не считаешь, что тот, кто служит верой своему богу согласно учению этого бога, поступает праведно?
Писарро сдвинул брови:
- Ну… при таком подходе - да…
- Тогда, думаю, убитый тобой правитель был праведным человеком, и, убив его, ты согрешил перед Богом.
- Подожди-ка!
- Подумай сам: служа своему богу, он тем самым служил и твоему. Ведь каждый такой человек служит Богу истинному, который заключает в себе всех наших придуманных божков.
- Нет, - угрюмо отрезал Писарро. - Как он мог быть слугой Господа? Он ничего не знал об Иисусе. Он не понимал Троицу. Когда священник дал ему Библию, он с презрением швырнул ее на землю. Это был язычник, Сократ! Как и ты. Ты вообще не разбираешься в таких вещах, если называешь Атауальпу праведником. Или если считаешь, что сможешь меня в этом убедить.
- Безусловно, я очень мало знаю. Но ты говорил, что он был мудрым и добрым?
- Для язычника - да.
- И хорошим правителем для своего народа?
- Похоже, да. Они процветали, когда я к ним пришел.
- Но все-таки он не был праведником.
- Я же объяснил. Он никогда не принимал причастия. По правде говоря, отвергал до самого дня смерти. И только тогда принял крещение. И вот тут-то и стал праведником. Но его уже собирались казнить, и было поздно его спасать.
- Крещение? Расскажи мне о нем, Писарро.
- Это таинство.
- Что такое таинство?
- Священный обряд. Он проводится священником с помощью святой воды. Человек тогда приходит в лоно Святой Матери-Церкви и обретает прощение всех грехов - и первородного, и своих собственных - и приобщается к Святому Духу.
- Потом ты мне расскажешь об этом побольше. Итак, благодаря крещению, ты сделал этого доброго правителя праведником? А потом убил его?
- Да.
- Но он же был праведником, когда ты убил его. Так что, несомненно, это убийство было грехом.
- Он должен был умереть, Сократ!
- А почему? - спросил афинянин.
- Сократ доиграется, - сказал Таннер. - Писарро его убьет. Ты только посмотри!
- Смотрю, - откликнулся Ричардсон. - Только никто никого не убьет. У них слишком разные воззрения.
- Вот увидишь.
- Ты думаешь?
- Я тебе уже объяснил, почему он должен был умереть, - продолжал Писарро. - Потому что его народ разделял его верования. Они поклонялись солнцу, потому что правитель сказал: "Солнце - Бог". Если бы мы позволили им и дальше вытворять то же самое, их души попали бы в ад.
- Но если они во всем следовали ему, то обязательно тоже приняли бы крещение и стали праведными, что порадовало бы и тебя, и твоего бога! Разве не так?
Писарро запустил пальцы в бороду:
- Нет!
- Почему ты так думаешь?
- Потому что правитель согласился принять крещение только после того, как мы приговорили его к смерти. Он стоял у нас на пути, разве не понимаешь? Он нам мешал! И мы от него избавились. Сам он никогда бы не обратил свой народ в истинную веру. Вот почему мы убили его. Но мы не хотели убивать его душу, как собирались убить тело, а потому сказали: "Послушай, Атауальпа, мы собираемся казнить тебя, но если ты примешь крещение, то мы тебя просто быстро задушим, а если нет, то сожжем живьем и смерть твоя будет медленной". Конечно, он согласился на крещение, и мы задушили его. А что поделать? Он должен был умереть. Конечно, мы знали, что он не обрел истинной веры и в душе остался таким же язычником. Но все-таки он умер христианином.
- Кем?
- Христианином! Христианин! Тот, кто верит в Иисуса Христа, Сына Божьего!
- Сын Божий. - Сократ казался озадаченным. - А христиане верят и в Бога тоже или только в его сына?
- Ну ты и глуп!
- Не буду отрицать.
- Есть Бог Отец, Бог Сын, и еще Святой Дух.
- Ага, - кивнул Сократ. - И в которого из них верил твой Атауальпа, когда вы его задушили?
- Ни в одного.
- И все же он умер христианином? Не веря ни в одного из твоих трех богов? Как это понимать?
- Он же был крещен, - Писарро начал раздражаться. - Не все ли равно, в кого он верил? Священник окропил его водой! Священник произнес нужные слова! Если обряд проведен правильно, то душа спасена независимо от понимания и веры! А как крестят детей? Младенец ничего не смыслит и ни во что не верит - но становится христианином, когда вода касается его!
- Многое из твоих слов загадка для меня, - сказал Сократ, - Но я понимаю, что ты считал убитого правителя не только мудрым, но и благочестивым, потому что он был омыт водой, как того требуют твои боги. Значит, ты убил доброго правителя, которого после крещения приняли твои боги. Мне это кажется дурным поступком. И значит, здесь вовсе не то место, куда добродетельных людей посылают после смерти. Так что или я и сам недобродетелен, или не понимаю ничего в этом месте и в причинах нашего здесь появления.
- Черт побери, ты хочешь свести меня с ума? - рявкнул Писарро. Он выхватил шпагу и яростно рассек воздух. - Если ты не заткнешься, я покрошу тебя на кусочки!
- О-о, - протянул Таннер. - Это уже чересчур для диалектической беседы.
- Друг мой, у меня и в мыслях нет раздражать тебя, - мягко сказал Сократ. - Я просто пытаюсь разобраться.
- Ты глупец!
- Несомненно, так оно и есть, я уже признавал это несколько раз. Что ж, если хочешь пустить в ход свой меч - давай. Но не думаю, что у тебя получится.
- Катись ко всем чертям, - проворчал Писарро. Он посмотрел на шпагу и покачал головой. - Нет. Ничего не выйдет. Пройдет сквозь тебя, как сквозь воздух. А ты будешь стоять и смотреть, как я пытаюсь тебя проткнуть, и даже глазом не моргнешь. Правильно? - Он вновь покачал головой. - Нет, ты не глуп. Ты споришь как самый умный монах из всех, кого я когда-либо знал.
- Я действительно глуп, - сказал Сократ. - Я знаю ничтожно мало. Но всегда стремлюсь глубже познать мир или хотя бы постичь что-то в себе самом.
Писарро пристально посмотрел на него:
- Нет. Меня не проведешь. Старик, я немного разбираюсь в людях. Я понял твою игру.
- Что же это за игра, Писарро?
- Я вижу твое высокомерие. Вижу, что ты считаешь себя величайшим мудрецом в мире, призванным ходить и поучать жалких драчливых дурней вроде меня. Ты выставляешь себя глупцом, чтобы обезоружить своих противников, а потом унизить их.
- Один - ноль в пользу Писарро, - сказал Ричардсон. - Он таки заметил уловки Сократа.
- Может, он читал Платона, - предположил Таннер.
- Писарро не умел читать.
- То было раньше. А мы говорим о сейчас.
- Невиновен, - тоном судьи провозгласил Ричардсон. - Дело только в его крестьянской проницательности, и ты это прекрасно знаешь.
- Да это я так… - Таннер подался вперед, вглядываясь в голокамеру. - Боже, как удивительно наблюдать за их спором! Они кажутся совершенно настоящими.
- Так оно и есть.
- Нет, Писарро, я отнюдь не мудр, - сказал Сократ. - Но даже при всей своей глупости я могу быть не самым последним из мудрецов.
- Так ты думаешь, что умнее меня, да?
- Откуда мне знать? Сначала расскажи о своей мудрости.
- Я достаточно умен, чтобы начать жизнь свинопасом, а закончить наместником Перу.
- О, тогда ты, должно быть, очень мудр.
- Думаю, да.
- Но ты все же убил мудрого правителя, ибо он был недостаточно мудр, чтобы поклоняться Богу так, как ты хотел. Мудро ли ты поступил, Писарро? Как народ воспринял известие об убийстве своего правителя?
- Они подняли мятеж против нас. Разрушили собственные храмы и дворцы, и спрягали от нас золото и серебро, и сожгли мосты, и ожесточенно бились с нами.
- Как ты думаешь, а не лучше ли было не убивать его? Он мог быть полезным.
- В конце концов мы покорили их и обратили в христианство. А именно этого мы и добивались.
- Но этого же можно было добиться и другим, более мудрым способом?
- Возможно, - нехотя признал Писарро. - Но у нас, так или иначе, все получилось. А это главное, согласен? Мы справились с задачей, пусть даже был лучший способ. Это ангелы делают все идеально. Мы же не ангелы, но добились того, чего хотели, и да будет так, Сократ. Да будет так.
- Похоже, ничья, - заметил Таннер.
- Согласен.
- Великолепная игра!
- Интересно, кого бы пустить в нее играть следующим? - промолвил Ричардсон.
- Интересно, как это можно использовать, если отбросить в сторону игры? - откликнулся Таннер.
- Позволь мне рассказать один случай, - попросил Сократ. - Однажды Дельфийский оракул сказал моему другу: "Нет никого мудрее Сократа". Но я очень сомневался в справедливости этого утверждения. Меня удивили эти слова, которые, как я знал, были очень далеки от истины. И я решил поискать человека намного умнее меня. Жил в Афинах политик, известный своей мудростью, и я пришел к нему и задал множество вопросов. Послушав его, я пришел к выводу: хотя многие люди, и особенно он сам, считали этого политика мудрецом, он отнюдь не был мудр. Он только мнил себя мудрецом. И я понял, что, вероятно, более мудр, чем он. Ни он, ни я не знали ничего действительно стоящего. Но он не знал ничего и думал, что знает. Я тоже ничего не знал, но не считал себя сведущим. И хотя бы в этом я был мудрее: я не думал, что знаю то, чего не знал.
- Ты хочешь осмеять меня, Сократ?