Акхам с силой захлопывает окно, но продолжает смотреть на океан, на полосатые черно-белые и красно-белые сардониксовые скалы, на несколько синих и оранжевых парусов, подскакивающих в такт волнам.
Потом садится за обширный рабочий стол со встроенной в столешницу красного дерева клавиатурой, включает вирт-экран и старательно печатает:
"Первый раз я выбрал риск. Теперь же - спокойствие. Запомни это. Тебе говорю"…
Передо мной на корточках сидел не нищий. Нет, человек остался тем же, пусть и несколько пополневшим. Сам его вид - одежда, ухоженность - говорил об успехе в жизни. Между нами лежала доска. Пять белых и шесть черных точек на зарах. И у него, и у меня снято по одной шашке.
- Что происходит? - спросил я.
- Играем, - неопределенно ответил Акхам.
- Что с тобой?
- Со мной? - бывший нищий пожал плечами. - Всё нормально. Я изменил свою жизнь. Ты видел этот момент.
Всё это показалось мне странным и неестественным. Необходимо было всё обдумать. Акхам не торопил со следующим броском. Я обхватил колени руками и посмотрел вокруг, на ярмарку, оторвав взгляд от опалового мерцания доски. Всё то же самое. Торгующие разумные со всех концов Галактики, не обращающие внимания на двух людей. Недалекий лес. Низкие постройки нашей станции. И доска для игры передо мной.
Мы оба сделали бросок. Сколько выпало на зарах - столько и пошли. И оба видели прошлую жизнь. Только, казалось, Акхам смог изменить ее, а я - нет. Не смог? Не захотел?
Я поднял кубики с доски и приготовился кинуть их. Ход нужно сделать обязательно. Во-первых, уговор, а во-вторых, захотелось кое-что проверить.
Стук зар о стенки стакана, легкие удары по опал-серебру и точки на верхних гранях.
Пяндж-ся
- Есть! - сказал я, занимая крайние лунки на обеих половинках доски…
…Белесое небо. Желтый лист, падающий на землю, чтобы через несколько дней стать бурым и сгнить под корнями. Я поднимаю его и встряхиваю, сбивая на землю капли и песчинки. Последняя осень. Мне хочется так думать.
На самом деле всё не так. Это не осень - весна. Деревья сбрасывают листья перед сезоном жары. И это не Земля - Гессонит. Но как же похоже на нее. Эта похожесть выводит из себя. Забываешь на минуту, где находишься, а потом вспоминаешь, и ноющая боль срывает дыхание.
Безумно хочется вернуться домой.
Непонятное место и время. В том смысле, что нет причин менять что-либо в этот момент моей жизни. Нет и повода. Я живу просто, по инерции. Как еще может жить человек, когда разрыв произошел давно, но ты всё думаешь и думаешь, что послужило его причиной и не находишь ответа.
А может, это был вовсе не разрыв? Вдруг - всего лишь нелепая случайность. Конечно, обманывать себя проще всего. Только зачем? Даже если она вернется, как ни в чем не бывало, и скажет: "Привет, как дела? Вот что-то захотелось с тобой поговорить", я не смогу ответить, что мне было плохо без нее. Я забуду о том, что говорила она перед расставанием. Забуду о боли. Чтобы в следующий раз, когда она уйдет, боль вернулась. Сладкая боль утраты.
Значит, я еще жив.
Я бросаю подобранный лист на шелестящий желто-золотой ковер и наступаю на него. Вовремя мне подвернулась работа на Гессоните. Жаль, что он почти неотличим от Земли.
Надрывный вой и удар, от которого земля неприятно бьет по ногам. Личный информатор, "ли", сообщает в ухо: "Аварийная посадка малого спасательного бота. Просьба явиться на место согласно штатному расписанию".
Будто я сам не знаю. Моя задача проста - обеспечивать работоспособность техники в момент аварийных работ. Если настройка не барахлит, а сейчас я не делаю ошибок, помня об Иолите, вообще не надо ничего делать. Сиди и смотри, как другие вытаскивают из бота, размазанного по площадке из лазуритового пластбетона, капсулы с людьми.
Кроме того, я знаю, как поступлю. Так же, как в первый раз. И пусть мне снова лепят выговор за нарушение трудовой дисциплины и увольняют по собственному желанию. Трое спасенных примиряют меня с этим. Один из них - Гарик, сейчас что-то надрывно кричащий в микрофон роботу, неловко переминающемуся у шлюза.
Мой экранолет шлепается вплотную к единому стенду спасения. Гарик в ярости бьет кулаком по стенду и убегает к роботу, чтобы вручную разбирать завал. Я не успеваю его остановить. Он уже там: орудует плазменным резаком, пинает робота, чтоб помогал именно там, где надо, и режет, режет перекрученные стойки и балки моно-стали.
Да, спасательными роботами можно управлять и непосредственно голосовыми командами - "ли" поможет. Да только робот не различает простых слов. Тех, что человек поймет интуитивно и сделает так, как надо.
Робот тупо стоит рядом с Гариком и пытается уловить смысл в его выражениях. Надо помочь. Я беру управление роботом на себя.
Я не волнуюсь. Это - работа. Здесь другие переживания. Они совершенно не похожи на те, когда долго подбираешь единственные слова, чтобы они совпали с тем, что ты действительно чувствуешь. А когда произносишь - понимаешь, какую глупость сказал, и нет возможности вернуть их назад и навсегда запечатать свой рот.
Не надо говорить. Надо делать.
Подхватываю руками робота осыпающиеся вслед за Гариком стойки, откладываю их в сторону. Поддерживаю сегмент обшивки, готовый рухнуть ему на голову. Отсоединяю крепления ближних капсул и оттаскиваю их в сторону, под манипуляторы тележек.
Гарик бросает мне: "Прикрой" и лезет внутрь, к дальним капсулам, хотя проще добраться до них через верхний шлюз. Обшивка бота ползет, сминаясь. Я четко вижу, как верхняя полусфера бота прогибается, что еще немного, и все капсулы вместе с Гариком раздавит тяжелым металлом.
Я останавливаю робота так, чтобы первый удар пришелся по нему, и сам бросаюсь к капсулам. Я почти уверен, что полиметаллическая махина на крепких ногах не сразу рухнет и даст мне возможность вытащить и Гарика, и еще несколько капсул. А то, что не во всех них есть люди, - совершенно не важно. Я же не могу знать этого наверняка.
И это выбор? Спасать или не спасать?
Конечно, я не смог вытащить все. Сколько успел. Гарик лежит на бетоне и грязно ругается в те моменты, когда кашель не бьет его о лазурно-белую поверхность. Дурак. Он даже не надел дыхательную маску.
Подбегает реанимационный комплекс на суставчатых ножках. Я вскрываю защитные капсулы. Все подряд - индикация заполнения выгорела. Пустая. Опять пустая. Комплекс гудит. Есть. Человек. Девочка лет девяти. Я вылавливаю ее из компенсационного геля и передаю реаниматору. Дальше. Пусто. Мужчина. Раны на лице, левой руке и груди - гель розовый от крови. Комплекс забирает второго пациента. Последняя капсула из тех, что я вытащил перед обрушением. Никого.
И требовательный звонкий голос из-за спины:
- Где моя мама?
Я не знаю что ответить. Даже не поворачиваюсь. Смотрю на горизонт, где лазуритовое поле соединяется с бирюзовым небом…
Большинство погибло до того, как бот вошел в атмосферу Гессонита. Даже вытащи я их капсулы - ничего бы не помогло. Заключение комиссии было однозначно в мою пользу. И я ничего не мог изменить. Ни в первый раз, ни сейчас.
Неужели я не могу попасть в тот момент, когда реально поступил не так, как хотел? Ведь было…
Акхам глядел на меня с некоторым удивлением, словно не произошло то, на что он надеялся. Он дотронулся кончиками пальцев до зар, словно проверяя, действительно ли на верхних гранях пять белых и три черных точки, и пододвинул их к себе.
У Акхама - последний ход. Он бросит зары, передвинет шашку и уйдет, так и не ответив на незаданные вопросы.
- Почему я оказался не там, куда стремился?
- Случай… - Акхам в очередной раз пожал плечами. - Реальность моделируется на основе многих и многих факторов. Тем, сколько катились зары. На каком кубике сколько очков. Где они остановились на поле. Какой ход сделал ты… - он тяжело поднял на меня глаза.
- Так что же такое - эта доска? - спросил я.
- Это - жизнь. Ее символ. Только тут переплетены свобода выбора и зависимость от случая. Никто в игре не может быть уверен в прочности и незыблемости своего положения - один бросок, и всё меняется радикально. Но ты можешь и просчитать возможные изменения на несколько ходов вперед. Человек в полной мере не властен над обстоятельствами своей жизни, но тем, что предлагает судьба - зары - он распоряжается сам.
- И как хочешь распорядиться ты? - усмехнулся я.
- Еще не знаю.
Акхам собрал зары, что-то неслышно пошептал над ними, потряс, прижал пальцы правой руки ко лбу, посмотрел вверх и прикрыл глаза. Шевельнул губами, будто продолжая с кем-то говорить, и высыпал кубики на поле.
Шеш-ег. При таком броске не было вариантов.
Акхам вздрогнул. Предупреждая ход, я показал пальцем на лунку, в которую он может поставить шашку. Акхам взял ее с головы и резким ударом выставил на поле…
…- Инга, Инга! Иди сюда!
- Сейчас, мама! - голос девочки разносится по всей прогулочной палубе. На стенах повсюду висят вирт-картины с видами Тсаворита - радостного зеленого мира. Где трава - хризолитовая, стволы и ветви деревьев - из демантоида. Где птицы с берилловыми перьями скачут с ветки на ветку. А шустрые белки топорщат изумрудную шерстку прежде, чем начать драку за орех.
Топот ног, и Инга радостно приплясывает около мамы, ожидая, что та скажет.
- Отец сказал, чтобы мы шли в каюту. Сейчас будет торможение - нужно прикрепиться.
Девочка грустнеет и исподлобья смотрит на Акхама. Тот кивает.
- А папа мне всегда разрешал смотреть стыковку, - с вызовом говорит Инга.
Женщина, стоящая рядом с ней, непроизвольно морщится.
- Акхам, ты же понимаешь, что Инга постоянно будет вспоминать Владислава? Развод решает далеко не все проблемы.
Акхам понимает. Но его голос настойчиво приказывает:
- Лида, нужно. Могут быть неприятности. Мне бы не хотелось…
Его прерывает рев сирены и низкий женский голос общего оповещения: "Несанкционированное проникновение. Пассажирам немедленно занять свои места. Экипажу - готовность ноль. Нападающие вооружены…" Голос прерывается хрипом, словно не автомат отключили, а пристукнули живого человека.
- Идите! Идите! - кричит Акхам.
Лида, ухватив дочь за руку, тянет ее к проходу в стене. Они скрываются, а Акхам идет по прогулочной палубе, нарочито жестко ставя ноги. Гулкий стук его шагов разносится далеко и возвращается эхом.
"В этот раз не буду стрелять. Отдам, и они уйдут. Все спасутся. Всем будет хорошо", - сумбурный шепот Акхама мне не нравится.
Навстречу выходят трое с оружием в руках.
- Где капитан? - спрашивает один из них.
- Я - капитан.
- Пошли в рубку, - бандит кивает сообщникам, и те подхватывают Акхама под руки.
Судя по замашкам, Акхама пленил главарь напавшей банды. Пройдя по прогулочной палубе, конвой поднимается по лесенке и заходит в рубку.
- Навигаторский планшет. Быстро! - бандит не шутит. Его иглопистолет нацелен Акхаму в голову.
- У меня нет его. Всё на автомате. У нас стандартный рейс.
Он лжет, я точно знаю. Хочет задержать грабителей? Отвлечь?
- Ладно, не надо, - бандит вдруг улыбается, - я узнал тебя. Где она?
Акхам молчит. Выбирает, как поступить? Или он уже решил? Жаль, что я не могу вмешиваться! Словно колеблясь, Акхам достает доску, открыв незаметную панель на пульте. Неверный ход. Если цель бандитов именно доска, то, заполучив ее, они сразу же ликвидируют свидетелей.
Уж лучше бы дрался. Тогда, возможно, погибнут не все. А так…
Главарь стреляет в Акхама. Тот падает вперед лицом, обездвиженный ядом. Один из бандитов что-то настраивает на пульте, потом с усмешкой поворачивается к лежащему человеку и говорит:
- У вас двадцать минут. А потом - пшик!
Акхам не может ответить. Он может только смотреть. И слушать.
Слышны далекие хлопки выстрелов, крики. И тишина.
Не хочется думать, что они пристрелили всех. Может, в спешке, кого-то и пропустили. Я не знаю этого. Наверняка не знаю.
Бандиты установили реактор на уничтожение и заглушили функцию автоспасения. Возможно, он сумеет восстановить ее. Если доползет. Хорошо - есть иммунитет. Яд из иглы почти лишил сил. Два шага. Но ползком это значительно дольше. Поднять руку. Повернуть тугой тумблер. Набрать комбинацию отмены. В глазах плывет.
Уходящее сознание фиксирует последнее.
На аварийном табло мигает оранжевая надпись: "Включена система автоспасения. Предположительная посадка на Гессоните"…
Ничего не изменилось. Мир остался прежним. Только нищего не было напротив. Да день клонился к вечеру.
И осталась доска. Теперь моя. И безумная возможность многократно прожить свою жизнь, меняя каждый раз по маленькой детали, проверяя, как оно отразится на моей судьбе и судьбе мира.
Да вот желания делать это - уже не было.
Подобрав зары с доски, я подбросил их на ладони и швырнул обратно просто так. И пока они медленно летели, приближаясь к гладкой поверхности опал-серебра, я повернулся и пошел, прикрывая глаза от яркого света красного диска, окрасившего всё вокруг в цвет моей жизни.
ЧАСТЬ 3. Красный
1. Гессонит
Что-то царапало ладонь руки, сжатой в кулак, настойчиво пытаясь выбраться. Я развернул кисть и разжал пальцы. Недовольно жужжа, тирби-тиль встряхнула крылышками и, словно подпитываясь от солнечного луча, падающего на нее, засияла оранжевым огоньком.
Тирби-тиль пошла по ладони. Сначала легко попробовала передней ножкой место следующего шага, а потом уже спокойно ступила. И еще, и еще. Оттого шаги ее отдались частыми укольчиками, щекочущими кожу. От небольшого светящегося тельца шло ощутимое тепло. Наверно, приятно в холод держать тирби-тиль на ладони и греть пальцы о живой светлячок.
Я оторвал взгляд от чуда на ладони и огляделся.
Именно сюда я хотел попасть? В эту странную красно-желтую круговерть?
Влекомые несильным ветерком, мимо меня пролетали крупные красные опавшие листья, то поднимаясь, то опускаясь. Невесомые, немыслимых расцветок, они касались земли и тут же взлетали, подхватываемые новым порывом ветра. Листья казались бабочками, лениво машущими крыльями. И, если бы большая их часть еще не висела на деревьях, я так бы и подумал.
Безумно красиво и грустно.
- Наконец-то! Мы вас заждались. Пойдемте!
Вежливый голос, с плохо скрываемой радостью и нетерпением, отвлек меня от созерцания падающих листьев. Я неторопливо положил горячее существо в нагрудный карман и обернулся. Только после этого до меня дошел смысл фразы. Заждались, значит. Как хоть кто-нибудь смог узнать, где я окажусь, если даже мне было это неведомо? Кстати, действительно, как называется эта планета?
Я уже собрался спросить, но вовремя остановился: кого бы они ни ждали, такой вопрос не оставит их равнодушными. После чего окажется, что я пребываю здесь незаконно, скрываюсь под чужим именем, нахожусь в розыске и вообще, тюрьма по мне плачет.
Человек, решив, что я не собираюсь ему отвечать, повернулся и пошел вперед - к невысоким и недалеким строениям.
Здания - это цивилизация. Следовательно, там и узнаю, куда меня занесло. То, что меня приняли за другого, пока мне на руку. Единственное - надо поменьше говорить и побольше слушать. С другой стороны, если они меня - кого-то - ждали, то хотели что-нибудь узнать, либо попросить помощи. Будем надеяться, что смогу оправдать их ожидания. Иначе, разоблачения не миновать.
Комплекс строений состоял из пяти зданий, на вид разного предназначения. Жилой корпус, административно-бытовой, научно-исследовательский, мастерские с гаражом и силовая установка с небольшой будочкой внепространственной связи. Стандартный исследовательский комплекс первопроходцев на новой планете. Даже цвета у него были стандартные - белый, голубой, зеленый - и надписи желтым на двух языках по фасадам: "ИТЛ - Трудовой альянс". Чтоб сразу было понятно, кто заказывает музыку, и кто за нее платит.
Человек шел впереди и изредка оборачивался, чтобы убедиться - иду ли я за ним. Он производил совершенно обычное впечатление. Колонист-исследователь с любой из планет: от Земли до Петерсита.
Да, человек… Люди… Что-то связанное с ними… Вот только что…
Лена…
Только сейчас я осознал, что оказался здесь один! Что все, кто был мне дорог, остались там, на Бриссе! И, главное, Лена…
Я остановился. Как плохо-то… Вдруг заныли мышцы спины, отдаваясь мелкими уколами в сердце. Нехорошо… Нет жизнь не закончилась. Вон, какая красота - листья эти. И люди. Но они все где-то там, далеко. И все не те. Лены-то нет…
Я остановился, прижал ладони к лицу и судорожно вздохнул. Хотелось, чтобы исчезло всё. Или нет, чтобы Лена появилась здесь. Да, невозможно, наверно. Но ведь я хочу!
Какие-то острые когти царапали у меня внутри, выдирая кусок за куском, заставляя меня страдать. Хищные птицы радостно клекотали, терзая меня, уводя в темную пропасть пустоты…
И только мягкий теплый толчок на груди привел меня в чувство. Тирби-тиль словно чувствовала мое состояние.
А ведь она права. Что толку бессмысленно сокрушаться? Сейчас я ничего не могу сделать. Надо просто приложить максимум усилий, чтобы вернуться и найти всех: Лену, Шандар, Рустама…
Человек, который так и не назвал себя, молча и терпеливо ждал, когда моя значимость соблаговолит последовать дальше. Я тронулся с места, и он тоже повернулся, чуть убыстряя шаг, торопясь. Видимо, у колонистов были срочные вопросы.
Мы дошли до административного корпуса, помеченного характерным знаком - дубовым листочком на двери - и вошли внутрь. Поднялись на второй этаж, и сопровождающий распахнул передо мной дверь.
- Вот, - сказал он людям в большой комнате, явно чего-то ожидающим, - препроводил. Я могу быть свободен?
- Да-да, Сергей, иди, - рассеянно произнес один из сидящих мужчин, при этом не сводя глаз с меня.
Они все смотрели на меня. Оценивая, удивляясь, на что-то надеясь и даже ненавидя. Я стоял спокойно, даже расслабленно. Не только демонстрируя уверенность, но и ощущая ее. Новое чувство, непривычное. Чужое какое-то, но вместе с тем - приятное. Без разницы, что явилось ему причиной, оно мне поможет.
Начинать разговор первым я не собирался. Если они ждали меня, значит, сами всё скажут. Тогда и буду отвечать. А компания подобралась интересная. Ни один друг с другом не заговорит - все в конфликте, либо их на коротком поводке держат. Субординации придерживаются - первое слово за главным, будь он или начальником колонии, или научным руководителем, или военным советником - смотря у кого в руках реальная власть.
Скажем, у того, кто заговорит первым.
- Выходит, гессы всё же прислали представителя, - пробурчал загорелый мужчина в полувоенной форме, - я уж и не надеялся. Вам не кажется странным, что они сделали это в самый последний момент, когда мы уже собирались атаковать?
Я никак не отреагировал на замечание. Пусть говорят. Знаний об этом мире у меня ноль, авось, кто-нибудь невзначай просветит.
- Перестаньте, Пауль, - поморщился мужчина - высокий, сильный и уверенный в себе. Главный, не иначе, - вы всегда ищете подвох там, где его быть не может. Откуда мы знаем логику гессов? Быть может, приход парламентера в последний момент является наивысшим почтением к нам.
- Или наоборот, - вставил Пауль.