Рядом с ним находилась приземистая фигура, тускло освещенная потоком света из салона аппарата, а голос, который донесся от этой фигуры, казался отяжелевшим от невысказанных проклятий:
- Шагайте поживее! Как только дверь закроется, аппарат возвратится на корабль.
Тусклые фигуры поспешно повалили из дверного проема гурьбой. Явно удовлетворенный скоростью, с которой двигались изгнанники, мужчина отступил назад, и Халдейн спросил:
- Ваши ночи всегда такие темные?
Хотя вопрос был задан с обезоруживающим предрасположением, в нем звучала озабоченность. Халдейн ожидал, что по ответу мужчины он сможет определить, тюремный он конвоир или тоже изгнанник, грубость которого - просто естественный тон общения обитателей Тартара.
- Нет. Нынче ночью облака закрывают луну, а на поле - затемнение.
Его голос прозвучал до смешного ласково, словно голос учителя, разговаривающего с робким ребенком.
Отважившись, Халдейн спросил;
- Зачем вам затемнение?
- Мы не хотим, чтобы на корабле, находящемся над нами, знали, что у нас есть освещение. Но есть и многое множество других причин, кроме этой. Когда-нибудь ночью, когда этот ублюдок пойдет отсюда на орбиту, он встретится с другой глыбой металла, приближающейся с противоположной стороны.
Относительно статуса этого мужчины больше сомнений не было - это изгнанник.
Он сказал, обращаясь к обступившим его темным фигурам:
- Отступите назад и, когда я закрою дверь, дайте вашим глазам привыкнуть к темноте. Потом следуйте за мной. Если отделитесь от группы, ориентируйтесь вон по той светящейся точке. Заблудиться на этой планете - значит погибнуть.
Не спуская глаз с фигуры своего проводника, группа устало потащилась по снегу.
Им потребовалось десять минут, чтобы добраться до хибарки на краю взлетно-посадочного поля.
Внутри нее было тепло и очень светло, а кофейник в углу помещения наполнял его ароматом Здесь были столы из грубо остроганных досок и деревянные скамьи; большего количества деревянной мебели Халдейн прежде не видывал.
Их проводник сбросил парку и сказал, не оборачиваясь:
- Кофейные чашки, сливки и сахар - возле кофейника. Обслуживайтесь сами. Ваши провожатые в город будут здесь через пятнадцать минут.
Он, так и не обернувшись, прошел в отделение, отгороженное от главного помещения деревянными перилами. В углу этого отделения находился радиопередатчик, и Халдейн, оставив без внимания кофе, наблюдал за тем, как он сел к передатчику и заговорил в микрофон;
- Джо, это Чарли. Группа для Марстон Мура прибыла. Три пары и двое поодиночке.
- Пятеро уже в пути.
- Свет включили?
- Через три минуты.
- Увидимся, Джо.
После того, как Чарли дал сигнал отбоя, Халдейн спросил:
- Каковы давление и содержание кислорода в атмосфере?
- Один и четыре десятых килограмма на квадратный сантиметр и двадцать восемь процентов.
- Откуда берется кофе?
- Из кофейных зерен, Иисус с вами!
- Два кусочка сахара и немного сливок, прошу вас!
Он повернулся на голос и увидел Хиликс с чашкой кофе в руках, направляющуюся к нему в позе трактирщицы с рекламы чая для профессоров и студентов со стройной грациозностью старых времен. Он немного удивился, увидев ее, его больше удивила стройность: ее фигуры и крайне поразила расплывавшаяся по лицу улыбка удовлетворения женщины, которая получает удовольствие от того, что ей удалось сохранить; в полном секрете заранее приготовленный сюрприз от своего супруга до самого последнего момента. В этой улыбке не было ничего виноватого.
Он взял кофе и отхлебнул. Напиток был восхитительный, ароматный, пьянящий, но в то же время и крепкий. Он попробовал еще раз, но вкус не был иллюзией.
- У меня была мысль, что я настигну тебя здесь, Флексон считал, что ты - лучший материал для этой планеты.
- Кто такой Флексон?
- Это человек, который моет полы в здании суда Сан-Франциско. Но ты должна быть… - Он закончил свою фразу соответствующим движением руки.
- Такой большой, как воздушный шар, - закончила она за него. - По моему требованию доктор сделал задержку моей жизнедеятельности через три дня после ареста. Я была уверена, что государство отправит тебя именно сюда.
В его оценке ситуации было что-то в корне неверное, настолько неверное, что он решил быть осторожным. Что-то подсказывало ему, что благоприятных возможностей для развлечений на этой планете может оказаться недостаточно, а он не желает расставаться ни с одним потенциально доступным их источником.
- Каким образом ты могла быть уверена, что тоже попадешь сюда?
- Потому что я читала исторические книги. В соответствии с Папской буллой 1858 года, знаменитым указом о "грехе по ассоциации", на Тартар изгоняются супруг или супруга уклониста как соуклонисты.
- Предположим, они бы установили, что я не уклонист, и всего лишь стерилизовали меня по государственному указу?
- Я знала, что до тебя докопаются, - сказала она. - Я распознала твой синдром Фэрвезера с первого дня нашей встречи. Как бы там ни было, доктор оживил меня в день вынесения тебе приговора. Я не могла пропустить это шоу.
И я не собиралась восемь лет дожидаться лотерейного шанса на законной генетической диаграмме. Поэтому и предприняла необходимое упреждающее действие.
- Вот, оказывается, как надо понимать твою промашку с мерами безопасности. Но что же позволяет тебе думать, что я стану супругом девушки, которая не девственна?
- Ты им уже стал, по Папскому декрету.
- На Тартаре Папа не считается непогрешимым, и ты не можешь требовать законности на планете, находящейся вне закона.
Она грустно покачала головой;
- Логика никогда не была твоим сильным местом, парень. Прежде чем предпринять свое деяние, я сверилась со статистикой и установила, что отношение числа мужчин к числу женщин на Тартаре составляет пять к трем. Прежде чем заговорить с тобой, я присмотрелась вон к тому седовласому джентльмену, выглядывающему в окно. Он выглядит очень одиноким и нуждающимся в женском сочувствии.
Он глотнул кофе и посмотрел на двух других женщин. Одна - коренастая блондинка, склонная к полноте, другая - слишком костлявая. Обеим было больше двадцати восьми.
Придет день, когда он раскусит Хиликс, это будет тот день, когда он найдет формулу квадратуры круга. Единственным ее глупым поступком было то, что она насмехалась над ним за то, что он ее любит. Кто за кем последовал на Тартар?
- Я беру тебя, - сказал он. - А ты возьми эту дурацкую чашку, тогда я смогу побороть свою робость и поцелую женщину в губы.
Он подбирался к ее губам, начав с шеи, под ее усиливающееся хихиканье и растущее восхищение публики демонстрацией непристойного поведения, которая освобождала мужчин с изможденными лицами от их оцепенения, а измученных страхом женщин-изгнанниц от вымученных улыбок.
- Так что ты - моя, - прошептал он. - Каково чувствовать себя супругой человека, который никогда не может прочитать все даже в маленькой книжечке стихов?
На этот раз ее хихиканье заклокотало не от щекочущих прикосновений губ.
- Я провела тебя с насмешником Мильтоном. Я знала, что с твоим синдромом ты бы так им увлекся, что никогда больше не вернулся к Фэрвезеру… Психология мальчика-наоборот… Но я гордилась тобой, Халдейн, и девушки в моем блоке аплодировали, когда ты не сломался… Когда ты поднялся на защиту моего… самого нелюбимого поэта и меня, после всего того, что я сделала; мне сделалось плохо, и я заплакала.
Ее глаза стали наполняться слезами гордости и облегчения, и, чтобы избежать превращения своей демонстрации в еще более непристойное зрелище, он сказал:
- Не знаю, позволяют ли нам обычаи этой планеты представиться другим изгнанникам.
- Давай попытаемся, - сказала она.
- Ты не будешь разыгрывать спектакль для седовласого мужчины или того темноволосого довольно молодого человека?
- Ты - единственный преступник, за которого я готова выйти, - ответила она.
Они уже достаточно позабавляли наблюдавшую за ними группу, чтобы дать людям расслабиться, кроме пожилого человека, который тихо стоял и, защитив глаза руками от яркого света, вглядывался в то, что было за окном.
Они представились, и это было приветливо встречено присутствующими. Другие, как ему показалось, представлялись и рассказывали о преступлениях, которые привели их на Тартар, с трогательным волнением.
Харлон V и его супруга, Марта, были социологами, уличенными в изменении списков рабочих, назначенных к разбирательству на предмет ликвидации. Харлон подсчитал, что они с Мартой спасли от цианидовой камеры около пятидесяти пролов.
Хуго II был берлинским музыкантом, его длинные, нечесаные волосы торчали во все стороны. Говоря с сильным немецким акцентом, он бесцеремонно и кратко объяснил, что пытался образовать группу с целью прекратить исполнение синтезируемой машинами музыки на государственных празднествах. Четвертый человек, к которому он обратился, - музыкант его собственного оркестра - оказался тайным агентом полиции.
Его супруга, Ева, оказалась более разговорчивой:
- За нами пришли среди ночи, и о Хуго они знали все. Через три дня он был допрошен и осужден. Через пять дней мы уже были в пути.
Наши немецкие полицаи, ах, они настоящие дьяволы. Но мой Хуго тоже знает свое дело. Весь Бах - на микропленке - вклеен в его парик. Так что на Тартар мы прибыли все - Хуго, Бах и я. Не находите ли прелестным это название для такого заснеженного места?
Хайман V был счетоводом, чьи предки были фарисеями до Гегемонии Иудеи. Он был схвачен за чтением Торы, да еще на нем была и ермолка. По мнению Халдейна, обмолвиться о ермолке было так же бессмысленно, как говорить о зачатии, когда женщина явно беременна.
Внезапно он услышал в своем мозгу щелчок обратной связи и повторил про себя; "Я распознала твой синдром Фэрвезера с первого дня нашей встречи".
Она разглядела модель поведения, которую просмотрели адвокат и три опытных следователя! Как? И каким образом она вообще могла знать о существовании синдрома Фэрвезера?
Ему совершенно необходимы кое-какие дополнительные объяснения Хиликс.
Холл II, мужчина у окна, представлялся последним, говорил просто, без характерной для запуганного человека нервозности, и это Халдейну понравилось.
- Я был учителем, природоведом, и государство не интересовали мои методы, но на мне обвинение именно в них… Послушайте, я долго смотрю в окно и уверен, что вижу деревья. Деревья означают хлорофилл, а хлорофилл - это солнечный свет. То солнце, которое мы видели, не может обеспечить энергией даже одуванчики.
- Действительно, - согласился Халдейн, - и реки не замерзают.
- Свет идет не от солнца, - Холл повернулся к Халдейну, - если… - Его брови собрались в складки.
- Если планета оборачивается не по эллипсу! - сказал Халдейн.
- Правильно, сынок. Перигей - лето. Апогей - зима.
Внезапно на лицо Холла набежало смущение:
- Но почему на Земле не докопались до того, что здесь происходит?
- Может быть, здесь есть кто-то, кто нас любит, - сказал Халдейн. - Если космонавты не в сговоре с Тартаром… Но нет. Наш старина Чарли… да! Может быть, капитан боится сообщить-.
- О нет, - запротестовал Холл. - Космонавты - это буйволы преисподней. Они не знают страха. Более вероятно, что графики... Да, это было бы возможно…
- Конечно, это возможно. Они никогда не отклоняются от графика. Но для Тартара графики не пересматривались...
Ход их рассуждений прервал Чарли, который вышел к ним, раздал карточки и сказал:
- Заполните их.
Ну вот, подумал Халдейн, они снова подлежат категоризации, классификации и распределению по щелям Тартара. Его возмущение росло, пока он не взглянул на карточку. На этом клочке бумаги требовалось указать имя, профессию и причину изгнания. Он заполнил карточку, нацарапав внизу: "Синдром Фэрвезера".
Когда он закончил, послышался звон колокольчиков, доносившийся снаружи, и этот звон приближался. Он повернулся к Хиликс:
- Похоже на звон бубенцов конской упряжи.
Проводник собрал карточки, уложил их в стопку на краешке стола, вышел наружу и включил целое половодье огней. Через открытую дверь Халдейн мог видеть вытянувшуюся в линию цепочку саней, приближавшихся по предангарной площадке, запряженных лошадьми, которые напоминали мохнатых клойд-сайдских тяжеловозов. Но проводник закрыл дверь.
Когда она снова открылась, в помещение вошли пятеро мужчин, одетых в парки и меховые сапоги. Они сбросили парки, подошли к столу и разобрали карточки. Один из вошедших обернулся и позвал:
- Халдейн и Хиликс!
- Есть, - сказал Халдейн.
Мужчина подошел. Ему было лет шестьдесят, у него были седые, стального цвета волосы, тонкое и моложавое лицо. Глаза светились дружеским расположением и умом, а рукопожатие было крепким.
- Френсис Харгуд. Я назначен доставить вас в город, помочь обосноваться и открыть вашу программу ориентации. Это, как я понимаю, ваша жена, Хиликс.
Халдейн никогда прежде не слыхал слова "жена", но Хиликс сказала:
- Да, это - я, но он еще не вполне свыкся с этой мыслью.
Харгуд очень сердечно пожал Хиликс руку.
- А вы ставьте на нем точку при всякой благоприятной возможности. С вашей стороны было бы преступлением ограничивать себя обществом одного... Халдейн, скорее осваивайтесь в вашем браке. Счастливый брак - это хорошая основа для дальнейшей деятельности, и ничто так не привлекает женщин, как обручальное кольцо. Действует, как вызов… Садитесь в первые сани от двери.
Когда Халдейн, вслед за Хиликс, проходил через дверь, он стоял сбоку. Выйдя наружу, Харгуд сказал ему:
- Насколько мне известно, правда, мои сведения очень скудны, вы - первый математик с синдромом Фэрвезера. Вам будут очень рады на Тартаре.
Халдейн помог Хиликс забраться в сани, а Харгуд обошел вокруг саней и заботливо подоткнул под нее откидную полость. Затем он сам забрался в них с ее стороны и похлопал лошадь по крупу.
- Лошадь завозная? - спросил Халдейн.
- Нет, доморощенная. Флора и фауна Тартара во многом подобны земным в аналогичных температурных поясах.
Вскинув голову и выпуская из ноздрей пар, лошадь двинулась вперед, полозья саней заскрипели по снежному насту, и под звон бубенцов они направились к находившейся на порядочном удалении полосе огней, которых не было во время приземления спускаемого аппарата.
Эти огни освещали широкую дорогу, которая врезалась в какую-то видневшуюся впереди темную массу, по-видимому, сосновый бор. Когда они выбрались на дорогу, лошадь пошла рысью. Бьющий по щекам покалывающий морозный воздух и рука Хиликс, которую он держал в своей под санной полостью, создавали ощущение прилива радости, которая почти полностью отодвинула на второй план его дурные предчувствия.
Мужчина, встречавший их при посадке, действительно оказался угрюмым, а запряженная в сани лошадь - это примитивное средство передвижения, но Харгуд настроен дружески, и на планете существует хоть какая-нибудь технология, раз есть электричество и радио.
В поведении Харгуда было и еще что-то, не оставшееся не замеченным Халдейном.
Там, в хибарке, когда Харгуд прочитал заполненную Халдейном карточку, он небрежно порвал ее и бросил обрывки в мусорную корзину.
- Я доставлю вас в город, и вы вместе с другими разместитесь на постоялом дворе, - давал пояснения Харгуд. - Но после того как обзаведетесь одеждой и хоть немного акклиматизируетесь, вам придется столоваться на стороне, пока не построите собственный дом.
- Между прочим, - добавил он, - вам двоим повезло. На вас поступил запрос из резиденции одного ученого, который живет в университетском городке. Большинство прибывающих получают назначения по жребию.
- Откуда он знает, что прибыли именно мы? - спросил Халдейн.
- Он не знает вас по имени. Он запрашивал только самого молодого математика-теоретика из высадки Н. Этот джентльмен весьма преклонных лет, но очень деятельный. Я думаю, по соседству с ним живет добрая сотня его отпрысков, так что не оставляйте его слишком надолго наедине с Хиликс.
Харгуд погладил свой подбородок:
- Меня только смущает, как он мог знать, что у меня вообще будет математик-теоретик из высадки Н, или А, или В, потому что такого рода вещи… Вы первый математик-теоретик, которого я встретил.
Глава тринадцатая
- Наш город, Марстон Медоуз, находится в устье реки Редстоун; население - пятьдесят пять тысяч; самая крупная промышленность, университет. Поскольку ближайший населенный пункт, город медных копей, расположен в трехстах километрах вверх по реке, вы можете понять, что мы еще не очень преуспели в освоении этой планеты. Но мы следуем библейскому завету. "Плодитесь и размножайтесь". У нас долгие зимы и нет телевидения, поэтому рост населения идет полным ходом.
- Это интересный город, главным образом благодаря университетской братии. Оттуда исходят по-настоящему прелестные вещи. Глава экономики, иными словами - рационалист, глаголет, что наступит день, когда Земля и Тартар объединятся вновь при окончательном синтезе тезы и антитезы.
Есть у нас несколько красивых пляжей, и я прямо сейчас могу напророчить, Хиликс, что, когда вы станете появляться на них в купальном костюме, возникнет бунт.
- Местные жители тоже называют планету Тартар? - вмешался Халдейн.
- Да, из уважения к Фэрвезеру I.
- Вы уважаете мнение человека, который изгнал сюда собственного сына?
- Наш Фэрвезер II в молодые годы не отличался осторожностью, поэтому отец отправил его сюда, чтобы спасти его шкуру. Потом он изобрел Папу, чтобы у его сына всегда были интеллектуальные партнеры для игры в бридж… Вы плаваете, Хиликс?
- Это один из моих любимых видов спорта.
- Вы полюбите Марстон Медоуз, и Марстон Медоуз полюбит вас. У большинства рожденных на Тартаре женщин широкая обвислая нижняя часть туловища. В этом отношении они напоминают ос. Не то, чтобы они непривлекательны; просто у всех них очень разные уровни привлекательности, и вы будете в первых двух процентах.
- Вы имели в виду, что Папа - это трюк с исполнительной властью?
- Да… У нас, в Марстон Медоуз, есть несколько очень привлекательных дамских магазинов. Здесь одеваются более пикантно, чем на Земле.
- Я уверена, мне пойдут гладкие платья и платья с яркими блестками. Я едва ли смогу...
- Я проклял Папу!
- Мы все его проклинали. - Харгуд повернулся к Хиликс. - Тот факт, что вы были обвенчаны Папой, вовсе не означает, что свобода любого из вас ограничивается другим…
- Планета движется вокруг Солнца по эллиптической орбите, не так ли? - прервал его Халдейн.
- Да, поэтому у нас четыре месяца - зима, по три - весна и осень, и два - лето; каждые полгода… Наше лето никогда не утомляет, а наши зимы могут быть очень интересными.
- Какова ваша специальность? - спросил Халдейн.
Харгуд засмеялся:
- Назвать человека специалистом на этой планете почти так же неприлично, как обозвать его сукиным сыном.
- Что это значит?
Хиликс тоже рассмеялась.
- Это древнее выражение. Оно означает, что ваша мать была собакой.