Конечно, трудно предположить, что где-то в естественном виде существуют деревьябараки - скорее всего эта биологическая форма была специально создана, - но в лесу Льош просто не смог обнаружить хотя бы приблизительных аналогов, из которых можно было бы вывести такую популяцию. Это касалось и усатой ограды, и лопухов Слепой дороги. Впрочем, еще в лагере Льош, анализируя деятельность смержей, пришел к выводу, что ничто: ни драйгеры с водительскими блюдцами, с первого взгляда казалось бы созданными специально только для смержей; ни василиски с ремнями, явно предназначенные для ношения через плечо; ни аппаратура в Головомойке - не могло быть продуктом цивилизации смержей. Все было заимствовано, причем настолько беспардонно, что не делалось ни малейшей попытки приспособить хоть что-нибудь специально для смержей. Даже водительские блюдца драйгеров были для них малы, мелки, с внешним наклоном, так что смержей иногда при сильной встряске на ухабах просто выбрасывало из блюдец, почему они и вели драйгеры задом наперед, не обращая внимания, а может, просто не видя, что освещают пройденный путь похожим на бампер прожектором в инфракрасном диапазоне.
Но краденые аппаратура и транспортные средства были лишь сопутствующими факторами, определяющими паразитическую сущность смержей. Такой вывод напрашивался сам собой из использования людей и пинов в Головомойке в качестве своеобразных ретрансляторов информации, накопленной каждой из цивилизаций. Причем, как все больше и больше убеждался Льош, смержей скорее интересовала не сама информация, а ее эмоциональная окраска. Как они получали ее от пинов, Льош не знал, точнее, еще не успел узнать, но как это делалось с людьми, прочувствовал на себе. Людей заставляли читать, и одновременно, по мере восприятия и осмысливания человеком прочитанного, смержи снимали с мозга эмоциональный фон. Операция была не из приятных. К концу такого двенадцатичасового сеанса выкачивания эмоций человек оказывался выжат как губка, голова раскалывалась от невыносимой боли, и, иногда, по возвращении в лагерь, после сонной дури Слепой дороги, нервная система человека не выдерживала, и он заходился в "пляске святого Витта"…
Единственное, в чем смержи, пожалуй, проявляли хоть какую-то осмысленную избирательность, так это в краже людей с Земли. Они выбирали полиглотов, хорошо знающих несколько языков, выдергивали их из разных эпох и доставляли сюда, в Головомойку, где в копиях находилась, наверное, вся письменная информация Земли, начиная с палеографических рисунков, клинописных табличек, узелкового письма и заканчивая книгами и кристаллофонными записями. Вряд ли смержи могли передвигаться во времени - люди появлялись в лагере в соответствии с хронологической последовательностью эпох, - скорее всего они каким-то образом "прессовали" время, поэтому в лагере, забываясь в кошмарных снах плечом к плечу на нарах в бараке, иногда оказывались люди, чью жизнь на Земле разделяло до трех тысяч лет. И все же была в краже людей одна странность. Смержи извлекали только погибших, причем погибших при пожарах, наводнениях, землетрясениях, извержениях вулканов, эпидемиях чумы и холеры - когда останки невозможно было обнаружить либо когда от трупов шарахались. Возможно, поэтому в лагере, особенно среди европейских средневековых книгочеев, и утвердилось мнение, что лагерь - это Чистилище. Но у Льоша было другое мнение. Смержи просто боялись. Боялись быть обнаруженными. И еще они боялись людей высокоразвитого общества. Иначе чем объяснить, что ранее люди появлялись в лагере чуть ли не каждый день, но теперь - вот уже четыре месяца - не добавилось ни одного человека. И Льош был последним.
Часа через два они вышли к узенькому мелкому ручейку с желтой пузырящейся водой. Льош остановил отряд беглецов, осторожно пробрался к ручью и попробовал воду: она оказалась теплой, газированной, - с сернисто-железистым привкусом, но пить ее было можно. И Льош решил устроить здесь короткий привал.
Все сидели молча, тесной группкой, устало прислонясь к покрученным, покрытым черными наростами деревьям, растущим по обе стороны ручья.
- Пожрать бы, - протянул Портиш и, в который раз нагнувшись над ручьем, стал пить воду, черпая ее пригоршнями. Железистая вода не утоляла жажду.
- "Nell mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai in una bosca oscura…" - неожиданно продекламировала Лара. Она сидела, расслабленно откинувшись на пружинящие ветки, и затуманенным взглядом смотрела куда-то под кроны деревьев.
- Из чистилища да в ад, - раздраженно резюмировал Кирилл. Он нервно вскочил с земли и пошел от ручья в глубь леса.
- Ты куда? - спросил Льош, настороженно провожая его взглядом.
- Я сейчас.
Было слышно, как Кирилл бродит по бурелому недалеко от ручья, затем послышался треск сломанной ветки, и он вернулся назад, таща ее за собой. Усевшись на берегу, Кирилл принялся собирать с ветки сухие листья.
- У кого есть огниво? - мрачно спросил он. Портиш долго копался в карманах и наконец вытащил самодельное кресало. Льош протянул стерженек высокотемпературного резака, предварительно отрегулировав его на минимальную мощность.
- На кнопку нажми, - посоветовал он.
Кирилл нажал на кнопку, и из торца стерженька выпрыгнуло тонкое огненное жало. Кирилл одобрительно хмыкнул и вернул Портишу кресало.
- Эй, монах! - Он толкнул локтем задремавшего было Микчу.
Микчу привскочил и ошарашенно затряс головой.
- Э? Чево?
- Книгу свою гони!
Микчу отупело уставился на Кирилла, осмысливая требование, затем отчаянно замотал головой.
- Не! Не надобно!
- Ну?!
Микчу недоверчиво протянул молитвенник. Кирилл положил книгу на колени, открыл и безжалостно выдрал страницу.
- Э-э! - сдавленно закричал Микчу и попытался вырвать молитвенник из рук Кирилла.
- Не верещи! - оборвал его Кирилл, и, отпихнув Микчу, спрятал книгу себе за пазуху. Микчу обиженно засопел.
- Ничего, - съязвил Кирилл и принялся растирать сухие листья над вырванной страницей, - если еще раз сподобишься в Головомойку - другую сопрешь.
Льош поднял с земли сухой лист, размял между пальцами, подышал на него, понюхал, затем потер о манжет куртки. Ткань слабо зафлюоресцировала. Он поднял брови и удивленно хмыкнул. Полученный результат оказался обескураживающим.
- Что там еще? - Кирилл бросил недовольный взгляд на Льоша.
- Да так… Не советую тебе курить много этих листьев.
- Что так? Считаешь - крепкий табачок получится?
- Нет, - улыбнулся Льош. - Пронесет тебя просто здорово.
Лара конфузливо рассмеялась. Испанец непонимающе перевел взгляд с Кирилла на Льоша, на Лару и протянул руку к Кириллу.
- А не боишься, что и тебя пронесет? - пробурчал Кирилл, но лист бумаги разорвал пополам и дал половину Испанцу.
Они свернули по самокрутке, причем Испанец проделал это профессионально, и закурили. Сизый дым слоистым облачком повис над головами. Некоторое время все молчали, затем Портиш протиснулся поближе и завистливо спросил:
- Ну, как?
- Ничего, - сипло ответил Кирилл. - Дерет немного… С непривычки. Хочешь?
Он протянул самокрутку Портишу. Портиш жадно посмотрел на самокрутку, сглотнул слюну и, казалось, против воли отрицательно покачал головой. Пины, до сих пор молча сидевшие в сторонке, при первых клубах дыма зашевелились и принялись отрывисто пересвистываться. Наконец Василек подпрыгнул на своих лапках и, переваливаясь с боку на бок, неспешно подошел к Кириллу. Первое время он просто наблюдал, как Кирилл и Испанец затягиваются дымом, затем спросил:
- Что это вы делаете?
- Курим, пинчик, - ответил Кирилл и плутовато добавил: - Попробовать не хочешь?
Василек растерянно посмотрел на Кирилла, на Льоша, снова на Кирилла.
- Не знаю, - нерешительно прошелестел он.
- Попробуй. Ничего страшного в этом нет, - заверил Кирилл и сунул ему в рот самокрутку.
Пин вдохнул, поперхнулся дымом и отчаянно замахал руками. Но ручки у него были маленькие и не доставали до сильно вытянутого вперед рта, и тогда он попытался выплюнуть окурок. Однако бумага приклеилась к губе, и пин только еще больше наглотался дыма. Вконец отчаявшись избавиться от окурка, пин запрыгал, замотал головой, и окурок наконец вылетел изо рта, шлепнувшись рядом с Ларой на нарост на стволе дерева.
Все смеялись.
- Ты только не обижайся, Василек, - улыбаясь во весь рот, попросил прощения Кирилл и потрепал пина за шерсть на спине.
- Зачем же так… - смешно чихая, обиженно просипел пин.
Лара вдруг оборвала смех и стала принюхиваться, вертя головой.
- Пахнет… Вы чувствуете? - Она привстала с земли, и взгляд ее застыл на окурке, лежащем на наросте дерева. - Сыром пахнет…
- Угум-м… - поддакнул Микчу, усиленно, как паровик, сопя носом.
Портиш первым оценил ситуацию и вьюном, прямо по коленям Лары, пробрался к наросту, на котором лежал окурок. Рукавом он смел окурок с нароста и стал тщательно обнюхивать обожженное место.
- Ей-богу, сыром пахнет, - благоговейно заявил он.
- Стоп! - оборвал Льош поднявшийся было галдеж. Он отобрал у Кирилла резак, увеличил его мощность и аккуратно срезал ближайший к нему нарост. Нарост с шипением отделился от дерева, и в воздухе ощутимо запахло печеным сыром. Льош чиркнул срезом о манжет, посмотрел на проявившуюся реакцию, затем, осторожно лизнул и так же осторожно попробовал на зуб краешек нароста. Это действительно было похоже на старый засохший сыр.
"Вот так, - усмехнувшись, подумал он. - Не знаешь, где найдешь".
- Кажется, это можно есть, - сказал он.
Но наесться вдоволь Льош никому не дал. После стольких лет питания жидкой лагерной баландой он не знал, как будет действовать столь грубая пища. Поэтому, разрешив съесть каждому не более четвертушки нароста, он приказал набрать с собой их как можно больше (кто знает, повезет ли еще раз наткнуться на что-нибудь съедобное?), затем поднял отряд на ноги, и они снова двинулись в путь.
И снова они шли по странно тихому лесу, и снова огибали черные гнилые болота и манящие зеленью прогалины. Колючий кустарник рвал и без того ветхую одежду, царапал руки, лица, цеплялся за немилосердно оттягивающие плечи василиски, но Льош больше не делал привалов и продолжал упрямо вести отряд беглецов. Он рассчитывал вывести его к Слепой дороге и расположиться недалеко от нее. Чем ближе к ержам, тем меньше вероятность, что их именно там будут искать. Однако вскоре все выбились из сил, и Льош понял, о до цели их не доведет. Он уже принялся подыскивать место для привала, но тут прямо перед ними сквозь чащу леса вырисовалась большая желтая поляна.
Льош остановил отряд, а сам стал осторожно пробираться к ней. Поляна была огромной, чуть ли не с футбольное поле, почти круглой, и усыпана крупным желтым щебнем. Словно кто-то специально засыпал ее, а затем прошелся по щебню гигантским плугом, оставив огромные борозды. Почти в центре поляны высилось большое, толстое, засохшее дерево с раскидистой кроной - первое большое дерево, встреченное в лесу. Да и то - сухое.
Льош ступил на поляну и прошел по щебню несколько шагов. Щебень, нагретый солнцем, отдавал свое тепло, и здесь, после сырого воздуха леса и его полумрака, было непривычно сухо, тепло и светло. Льош позвал всех на поляну, и они прошли к засохшему дереву, где и расположились в одной из рытвин.
"Вот и готовый окоп…" - подумал Льош и прилег спиной к насыпи.
Невдалеке Портиш и Микчу приглушенно ссорились, настороженно косясь на него - они никак не могли поделить сырный нарост, Лара снова стала приставать к пинам с расспросами, а Кирилл, взяв у него резак, задымил с Испанцем самокрутками. Ссора между Портишем и Микчу постепенно стихла, Кирилл, докурив самокрутку, аккуратно затушил ее и ушел куда-то, а Льош все лежал на насыпи и думал, пытаясь заново, в который уже раз, осмыслить все происходящее здесь, на этой планете. И твердо решить, что же делать дальше. Жаль, конечно, что он оказался последним из землян, выуженным смержами, - чересчур слабое у него чувство ощущения психополей и сила сопротивления их воздействию - несомненно, у последующих поколений они будут сильнее. Но то, что землян больше здесь не будет, Льош понял давно. Слишком предусмотрительны смержи, слишком они боятся. И все же, несмотря на свою сверхтрусость, именно с ним, с Льошем, смержи просчитались. Падкость на информацию, наверное, пересилила их осторожность. Забыли, что пересыщение всегда ведет к несварению. И уж Льош теперь просто обязан стать той костью, которой смержи подавятся…
По насыпи спустился Кирилл и сел рядом с ним. В руках он держал обломок ветки и аккуратно обстругивал его резаком.
- Ну, и куда мы дальше? - спросил он.
- Туда, - Льош махнул рукой. - К Слепой дороге. Меньше вероятность, что именно возле нее нас будут искать.
Кирилл привстал и посмотрел в ту сторону, куда указал Льош.
- Ты уверен, что Слепая дорога именно там? - недоверчиво переспросил он.
- Уверен. Чувство ориентации меня никогда не подводило. Километров двадцать пять… - Льош прикрыл глаза и зашевелил губами, словно что-то подсчитывая. - Точнее, двадцать семь с хвостиком.
- Верю, - кивнул Кирилл. - Теперь я тебе верю.
Льош усмехнулся.
- Что это будет? - в свою очередь поинтересовался он, кивнув на обстругиваемую Кириллом палку.
- Трубка, - коротко ответил Кирилл и снова принялся за работу. - А почему бы нам не остановиться здесь? Место неплохое, обзор хороший, спрятаться есть где - рытвины, что твои окопы! Если погоня выйдет на нас, то здесь смержей встречать лучше, чем в лесу.
- Насчет окопов - это ты верно, - кивнул Льош. - Мысли у нас сходятся… А ты уверен, что драйгеры и василиски - это все, что есть у смержей?
Кирилл удивленно поднял брови.
- Вроде бы ничего другого я у них не замечал, - осторожно ответил он.
- Тогда ты, может быть, объяснишь мне, каким образом ты попал сюда? Не святым же духом?
Кирилл прекратил вырезать трубку и настороженно смотрел на Льоша.
- И вообще, откуда у тебя такая уверенность, что именно смержи будут организовывать за нами погоню? Что именно они являются нашими хозяевами? Потому что они нас охраняют и ты больше никого не видел? Но тогда, может быть, ты объяснишь, почему смержи тоже застывают на месте, когда в лагере звучит Голос?
- Черт его знает! - зло сплюнул Кирилл. - Задаешь ты задачи… В наше время встречу с другими цивилизациями представляли совсем по-другому. Они - такие же, как мы: цветы, объятия, обмен делегациями, достижениями и черт егo знает чем еще, но только непременно высокогуманным; гигантский скачок науки, техники, культуры… И вот оно - Братание!
- Ты из двадцатого века? - спросил вдруг Льош. - Где-то из середины?
- Да, - подтвердил Кирилл. - Год гибели - тысяча девятьсот шестидесятый. Сель… У нас в горах это часто бывает…
- Мечтали вы тогда, прости, однобоко. Но и понять вас было можно. Человеку всегда хотелось, чтобы его будущее было светлым, чистым и добрым. А о том, что могут быть не-гуманоидные цивилизации, или, как эта, паразитические…
- Я не совсем понимаю твою терминологию, - перебил Кирилл. - Да и мне - лично мне! - наплевать на то, как называть смержей или тех, кто стоит за ними. Пока у меня есть василиск, пока у меня есть руки, кулаки, зубы, я буду драться за свою свободу до последнего вздоха!
И тут внезапно все сместилось перед глазами Льоша. Он еще видел Кирилла, который продолжал что-то гневно выкрикивать, но уже не слышал его. Острое чувство близкой опасности охватило его, он почувствовал; что через мгновение сердце остановится и сознание померкнет. И еще он понял, как озарение на него нашло, что есть от этой опасности странный, нелогичный способ защиты, но им он воспользоваться не успеет…
Льош упал лицом прямо в щебень, но затем с трудом приподнял голову. И у него было уже другое лицо - набрякшее, посиневшее; тусклые глаза невидяще смотрели на Кирилла.
- Ку… кур… - прохрипел он, пытаясь протянуть к Кириллу ставшую чужой, непослушной руку.
Гигантская тень пронеслась над поляной, на мгновение закрыв солнце, и ушла за лес.
* * *
Кирилл вскочил на ноги. Огромный серебристый диск скользнул над лесом, накренился, вошел в вираж и снова стал разворачиваться для нового захода над поляной.
"Вот оно, - екнуло сердце. - Атака!"
Он бросился за василиском, но не удержался на крутой насыпи и съехал вниз, в рытвину. Да так и остался стоять на коленях.
В импровизированном окопе стояла непонятная, застывшая - без единого движения - тишина. Люди и пины, скорчившись, вперемешку лежали на дне рытвины там, где их застала тень серебристого диска. И только Испанец, согнувшись в три погибели, с василиском на изготовку напряженно следил за маневром диска над лесом.
"Что же это делается? - отрешенно подумал Кирилл. Его охватила апатия. - Значит, все насмарку… Наш побег, мытарства по лесу… Завтра - снова лагерь, Головомойка и все вернется на круги своя".
Казалось, все чувства оставили Кирилла, кроме зрения. С каким-то тупым безразличием он видел, как из окопа медленно, страшно медленно встает Испанец, с ощерившимся в беззвучном крике ртом, так же медленно, с василиском на-перевес, взбирается по откосу и бежит навстречу надвигающемуся из-за леса серебристому диску.
Замедлив скорость, диск проплывал над поляной, но вдруг, словно споткнувшись обо что-то невидимое в воздухе, накренился и устремился навстречу бегущему Испанцу. Они встретились метрах в десяти от окопа. Смяв выставленный вперед василиск, диск ударил Испанца в живот, и его тело, согнувшись пополам, скользнуло по ободу диска и тряпичной куклой отлетело в сторону. А диск, пролетев еще несколько метров, всей своей многотонной мощью вонзился в бруствер окопа. Волна щебня с грохотом обрушилась в рытвину.
Этот грохот вырвал Кирилла из состояния небытия. Точно пружиной вышвырнуло его из окопа, и он, до боли в пальцах давя на спуск василиска, бросился к диску.
- Гад! - орал Кирилл, судорожно притиснув приклад василиска к бедру и поливая диск невидимым огнем. - Гады! Братья по разуму! Я покажу вам братство! Я покажу вам контакт! Ага, шелушишься? Получай еще! На!
Серебристая поверхность диска сползала с него лоскутьями тонкой кожицы, открывая другую, бурую и пористую. Наконец, задняя часть диска, торчавшая над землей, дрогнула и грузно шлепнулась на щебень, согнув диск пополам.
Кирилл опустил василиск. Над поляной звенела тишина. Немилосердно палило солнце, и не было ни ветерка, ни малейшего движения, только пыль, поднятая падением диска, медленно оседала на щебень.
"Вот и все", - устало подумал Кирилл. Он взобрался на гребень рытвины и остановился. Он уже знал, что там увидит, но все равно содрогнулся.
На дне рытвины, полузасыпанные щебнем, покрытые желтой пылью, лежали трупы. И никого живого…
"Почему они все?.. Почему?! И почему я остался?"
Все лежали на дне, странно скрючившись, и только Льош лежал на откосе раскинув руки.