В бок Льошу ткнулся Пыхчик и застыл на четвереньках. Широко раскрытыми глазами он не отрываясь пялился на Энтони, затем медленно, совсем по-собачьи, на локтях, подполз к мертвому старику и протянул дрожащую пятерню к его лицу. Было видно, как он пытается заставить себя дотронуться до Энтони лихорадочно прыгающими пальцами, но пересилить себя так и не смог. Лицо Пыхчика, старческое, по-бабьи безволосое, вдруг перекосилось, разверзлось беззубым впалым ртом, и он, издав тихий, протяжный, жуткий вой, стал быстро пятиться на четвереньках. Возможно, он так бы и пятился до переднего бортика платформы и там бы затих, забившись в угол, но на его пути высился штатив с василисками. Со всего маху он ткнулся задом в острый край штатива, от неожиданности захлопнул рот и сел, ошарашенно оглядываясь. Взгляд его, тоскливый и жалкий, как у загнанного измученного зверя, запрыгал по платформе от человека к человеку, от пина к пину, но, не встретив ответного, который бы смог задержать его, остановить, остудить воспаленный мозг, вновь как магнитом притянулся к телу Энтони. Глаза его остекленели, челюсть отвисла.
Пыхчик панически боялся мертвецов. В лагере, когда после возвращения из Головомойки очередная жертва вдруг сваливалась с драйгера и начинала биться в конвульсиях, он стремглав слетал с платформы и, умчавшись в барак, забивался в угол на самый верхний ярус, откуда, сжавшись в комок, - дрожа и всхлипывая, не слезал до тех пор, пока Голос не возвещал о времени приема вечерней баланды. Он боялся мертвецов, боялся их вида, их присутствия, но надрайгере, в отличие от лагеря, спрятаться было негде, и вид мертвого заворожил Пыхчика, обволок животным ужасом, который настолько овладел им, что сломал на своем пути все заслоны, запеленал его мозг и окончательно поглотил Пыхчика со всеми его потрохами. И тогда он, движимый этим ужасом, желанием избавиться от мертвеца, вызвавшего этот ужас, освободиться от самого ужаса любым путем, завыл тонко и пронзительно, сорвался с места и, подскочив к телу Энтони, подхватил его и перебросил через борт.
- Ты что?! - вскочил Льош.
Пыхчик стоял перед ним, шатался, крупно дрожа всем телом. Затем силы оставили его, и он рухнул на колени.
- Кирилл, - крикнул Льош, - останови драйгер!
Рывком он отбросил Пыхчика в сторону и, не дожидаясь остановки машины, перепрыгнул через борт платформы. Распрямившиеся из-под драйгера ветки больно хлестнули по ногам, но он, не обратив на боль внимания, стал пробираться сквозь бурелом туда, где, застряв между ветвей, зависло тело Энтони.
Драйгер взревел и умолк, и оттуда донеслись невнятные выкрики. Льош добрался до Энтони, подхватил его под мышки и потащил тело к драйгеру. И тут с платформы драйгера послышался испуганный вскрик Лары и приглушенные удары. Льош остановился и повернул голову.
На краю платформы, широко расставив ноги и сжав кулаки, стоял Испанец. Лицо у него было злое и неподвижное, словно грубо вырезанное из дерева, смотрел он куда-то в сторону, в лес, и только узкий, словно прорезь, безгубый рот еле заметно шевелился, цедя какие-то слова.
Льош посмотрел по направлению взгляда Испанца и увидел в стороне от драйгера на редколесье согбенную фигуру Пыхчика. Он пробирался между покрученными тонкими деревьями, правой рукой прикрываясь от веток, а левой размазывая по лицу кровь, и часто оглядывался.
- Стой! - крикнул Льош.
Пыхчик оглянулся на него, что-то сдавленно крикнул и ал еще быстрее уходить в лес.
- Да остановите же вы его! - снова закричал Льош и, пыхтя от натуги, заспешил кдрайгеру.
На платформе никто не пошевелился. Все молча стояли и смотрели вслед уходящему Пыхчику.
Наконец Льош добрался до драйгера и опустил тело Энтони на землю. Пыхчик тем временем приблизился к свободной от кустарника и бурелома проплешине между деревьями, поросшей то ли мхом, то ли густой мелкой травой, бархатно-зеленой, как на старом земном болоте. В развилке между двумя деревьями в самом центре зеленого пятна виднелась белесая кочка. Льош прикинул расстояние от Пыхчика до этой странной кочки, и его охватила неясная тревога. Со стороны Пыхчика кочки видно не было - закрывали деревья.
- Стой! - закричал Льош. - Пыхчик, остановись! Пыхчик оглянулся и ступил на зеленую прогалину.
- Да стой же ты! Куда ты, дурень, ле…
Ноги Пыхчика подкосились, и он, широко раскинув руки, стал падать на мох, но, еще не коснувшись его подстилки, распался на куски и кровавым месивом разбрызнулся по лужайке. До слуха донесся резкий, шипящий звук, над останками Пыхчика поднялось легкое облачко пара, и вся поляна вдруг оказалась затянутой редкой серебряной паутиной, развешанной между деревьями сантиметрах в двадцати-тридцати над землей.
"Межмолекулярная деструкция", - машинально отметил Льош. Он повернулся к драйгеру. Все оцепенело смотрели на поляну, и только у Портиша под окладистой бородой беспрерывно дергался кадык.
Паутина вибрировала и звенела малиновым звоном, словно ее теребил лапой гигантский паук, а из ее центра, из той самой странной белесой точки, медленно, клубясь туманом, вспухал огромный молочно-белый шар с прозрачными прожилками. Наконец он окончательно оформился и двинулся в сторону останков Пыхчика. В малиновый звон вибрирующей паутины вмешались частые резкие звуки лопавшихся струн - длинные осевые нити, крепившие паутину к основанию деревьев, вытягивались и, достигнув предела натяжения, отрыва-лись от деревьев и исчезали в шаре.
А шар тотчас беззвучно выплевывал новые нити, которые с силой, так что тонкие деревья вздрагивали, впивались в комли стволов.
С драйгера осторожно спустился Микчу и стал рядом с Льошем;
- Чо эт, а? - шепотом спросил он, заглядывая в рот Льошу.
Льош промолчал. С трудом оторвавшись от жуткого зрелища, он только вздохнул.
- Смерж? - снова спросил Микчу.
- Нет, - буркнул Льош и неожиданно подумал, что белесый шар действительно очень похож на смержа. - Кажется, нет… Будем надеяться, что это местная форма жизни.
- Когда кажется, надо креститься, - сказал Кирилл. Он слез с блюдца драйгера и теперь косолапо, разминая затекшие ноги, пробирался к ним, держась за борт машины. - Почему ты так думаешь?
Льош вспыхнул и сцепил зубы. Выдержка впервые покинула его.
- Тебе по пунктам перечислить или как? - прищурившись, процедил он. Кирилл стушевался.
- Извини, - сказал он, отводя глаза в сторону. - Характер у меня такой, въедливый… В лагере я считал тебя просто беспочвенным прожектером…
- Мягко сказано, - сардонически усмехнулся Льош.
- Извини, - снова сказал Кирилл и посмотрел прямо в глаза Льошу. - Но все же, почему ты так думаешь? Если я правильно понял, ты хотел сказать, что смержи к этой планете не имеют никакого отношения?
- В том-то и дело, что имеют… - тяжело вздохнул Льош. - Но это не родина смержей - слишком уж велико различие между флорами леса и лагеря. Скорее всего здесь что-то вроде их базовой планеты.
- Для меня не имеет большого значения, где мы находимся. На планете смержей или еще где-то, - проговорил Кирилл. - Но умереть я предпочитаю на свободе, пусть даже так, как Пыхчик. Но не в лагере. А еще лучше - с василиском в руках.
Лара перевесилась через борт драйгера.
- А я вообще не собираюсь умирать, - тихо сказала она. "Что ж, правильно, - подумал Льош. - Многие, очень многие хотят вырваться из лагеря, чтобы жить. Просто жить. Бороться их нужно еще учить…"
Из-за бортика платформы высунулась голова Василька.
- Что будем делать дальше, Льош? - прошелестел он.
- Уходить в лес. Пешком. Драйгер пора бросать.
Никто не сказал ни слова. Льошу теперь верили безоговорочно. Беглецы стали осторожно спускаться с драйгера на землю. После тряски на железной платформе земля казалась:! мягкой и податливой. Отдрайгера никто не отходил - после гибели Пыхчика ощущение свободы, предоставленной лесом, сменилось боязливым предубеждением к диким зарослям.
Портиш остался на платформе и принялся подавать василиски. Испанец перебросил за ремень один василиск через плечо, крякнул от тяжести и взял еще один.
- Любопытно, - проговорил Кирилл, беря в руки оружие, - зачем у василисков сделаны приклады и, тем более, зачем смержам нужны на них ремни?
Он вопросительно посмотрел на Льоша, но тот промолчал, и тогда Кирилл, отойдя в сторону на свободную от бурелома прогалину, принялся долбить раструбом василиска твердую землю.
- Кирилл, что ты там делаешь? - удивленно спросила Лара.
- Могилу рою, - спокойно ответил он. - Надо же Энтони похоронить почеловечески…
Льоша словно ударило. Похоронить Энтони… А Пыхчик? Он подхватил василиск под мышку и зашагал к его останкам.
- Куда ты, Льош? - крикнула ему в спину Лара, но он не обернулся. И тогда кто-то, с треском ломая бурелом и отчаянно сопя, стал вслед за ним продираться сквозь заросли.
Льош не дошел шагов двадцать до места гибели Пыхчика - здесь уже все было затянуто звенящей паутиной, а над останками пучился медузой мутный белесый колпак, сквозь толщу которого были видны страшные кровавые куски, подпрыгивающие и дергающиеся, словно варящиеся в мутном желе.
"Все, что я для тебя могу", - сцепив зубы, подумал Льош и поднял раструб василиска. Он нажал на спуск, и малиновыи звон, источаемый паутиной, тотчас смолк. Медузообразныи комок мелко задрожал, а на его поверхности, в том самом месте, куда был направлен раструб василиска, образовалась небольшая воронка. И все. Льош повел василиском в сторону, воронка переместилась по поверхности белесого колпака, но и только.
- Diablo! - чертыхнулся рядом с ним Испанец, и Льош от неожиданности вздрогнул. Он слышал, что за ним кто-то продирался сквозь чащу, но что это, будет Испанец…
- Un momentito, amigo, - бросил Испанец Льошу и сорвал с плеча василиск. По белесому колпаку заструилась вторая воронка, затем, через некоторое время, третья.
Льош опустил василиск.
- Идем, - сказал он, глядя в сторону. - Мы ничего здесь не сделаем, только разрядим василиски.
Он посмотрел на Испанца, стоявшего широко расставив ноги и с трудом удерживающего на локтях два тяжеленных ствола, и положил руку ему на плечо.
- Идем.
Испанец что-то разъяренно прорычал в ответ сквозь сцепленные зубы и отрицательно помотал головой.
Льош вздохнул и, повернувшись, зашагал к драйгеру.
Могилу, неглубокую, сантиметров сорок, уже выкопали, а Портиш соорудил крест - две корявые палки, перевязанные какой-то лианой. Хоронили Энтони молча. Только когда Льош с Кириллом осторожно опускали тело Энтони в могилу, Лара тихо проговорила:
- Что же мы его так, голого… Хоть бы веток подстелить. Микчу, сопя, опустился перед могилой на колени, аккуратно сложил руки Энтони на животе и двумя пальцами закрыл ему глаза. Затем оторвал кусок полы от своей рясы и прикрыл им лицо.
Поставили крест и могилу стали осторожно засыпать землей, И в лесу'вырос могильный холмик. И была тишина. Неземная, без щебетания птиц, шелеста листвы, и даже паутина не звенела. И все стояли вокруг могилы, опустив руки, и молчали. И нечего было сказать. И тогда Микчу снова опустился на колени перед свежезасыпанной могилой, выудил откуда-то из-под рясы замусоленный молитвенник и раскрыл его.
- Domine exeudi vocem meam… - сладким тягучим фимиамом повисла над могилой латинская речь. Казалось, слова не исчезают, а зримо, овеществляясь рукописной вязью, медленно плывут в воздухе, окутывая своей пеленой. Кирилл выпрямился, и взгляд его был устремлен куда-то далеко-далеко, сквозь чащу леса. Лара как-то сразу постарела, осунулась и стала похожа на монахиню в своей длинной гимназической юбке. Она стояла, потупив взор и сложив руки на уди, - наверное, молилась. Портиш сгорбился еще больше, исподлобья уставившись в могильный холм, и было видно, как под бородой у него по щекам ходят желваки. Испанец застыл у изголовья, широко расставив ноги в армейских сапогах и обеими руками опираясь на василиск. Как воин, прощающийся со своим соратником. Пины сгрудились чуть в стороне тесной группкой и молча смотрели на людей.
- Requiem aeternum… - плыло над могилой. - Dona eis Domine…
"Я не знаю, кем ты был на Земле и в какомвеке ты жил, - склонив голову, думал Льош. - Но был ты человеком огромного интеллекта и человеколюбия. И не закрывала твой мозг пелена повиновения необъяснимому и сверхъестественному. Ты мог вникнуть в сущность происходящего и, если даже и не понял, что собой представляют смержи, чего они добиваются, заставляя сутками сидеть в Головомойке и читать подряд все манускрипты твоего времени, начиная с любовных записок, доносов, рецептов придворных знахарей и кончая жизнеописаниями фараонов и трактатами жрецов о сущности суть несуществующего, то ты понял главное: смержи не духи, и не боги, и не демоны. И ты не захотел так жить, просто влачить свое существование в лагере только ради того, чтобы существовать. И, самое главное, ты не захотел, чтобы так жили другие".
- Amen, - заключительным аккордом прокатилось над поляной, и Микчу, закрыв молитвенник, встал с колен. Льош поднял глаза. Все теперь смотрели на него. "Прощай, - вздохнул он. - Sit tibi terra levis…"
- Пошли, - коротко бросил он и, закинув ремень василиска через плечо, зашагал в лес.
Он прошел метров двадцать чуть наискось от того направления, которое указывал нос драйгера, и оглянулся. Неровная цепочка людей и пинов вытянулась за ним.
- Всем идти гуськом только по моим следам! - крикнул он назад, продолжая идти. - Кирилл, будешь замыкающим.
Льош прошел еще немного и, не услышав ответа, остановился.
- Кирилл?
- Сейчас! - услышал он издалека голос Кирилла, и тотчас утробным рыком взревел драйгер и заворочался на месте огромным монстром, круша и ломая деревья.
- Стой! - во всю мощь своих легких заорал Льош. - Не сметь!
Он бросился сквозь чащу наперерез драйгеру. Драйгер развернулся на месте, натужно заревел, приседая на корму, и, подпрыгнув, ринулся в сторону поляны, затянутой звенящей паутиной. Льош увидел, как из седла выпрыгнул Кирилл и, чуть не попав под машину, откатился в кусты, а драйгер, сразу сбавив обороты, медленно вкатился в паутину. Под ним что-то зашипело, поднялся легкий пар, пахнувший жженым металлом, и драйгер стал проседать, словно в болоте. Когда он просел почти до платформы, откуда-то из-под седла стало медленно разгораться фиолетовое свечение. Паутина наконец не выдержала и, потрескивая, как сучья в костре, начала лопаться. Свечение разгоралось все сильнее, и Льош попятился, почувствовав его дурную теплоту.
- Уходить! - закричал он. - Быстро всем уходить отсюда!
Кирилл, прихрамывая, но довольный и улыбающийся, проковылял к нему.
- Как он, а? - спросил он, кивнув в сторону драйгера.
- Мальчишка! - процедил Льош, хотя, в общем-то, понимал его. Он повернулся и зашагал в голову колонны.
Уходили они быстро, насколько позволяли пины, семенившие в середине группы. Вначале Льош повел прямо, словно продолжая путь драйгера, но минут через пятнадцать свернул в сторону и заставил всех карабкаться на высокую и довольно крутую сопку, открывшуюся слева от них. И только перевалив через нее, он позволил себе снизить темп.
"Успели-таки", - облегченно подумал Льош.
И тут сзади что-то негромко ухнуло, и звук, гулким эхом прокатившись по Лесу, обогнул сопку с двух сторон. Цепочка людей и пинов остановилась, и все как по команде повернули головы. Редкие облака за сопкой окрасились в фиолетовый цвет.
"Ну, это нам уже не страшно…" - подумал Льош.
- Чего это там? - спросил Портиш, яростно теребя бороду. - Смержи?
Он вперился взглядом в Льоша. Льош отрицательно покачал головой.
- Драйгер взорвался.
- Чо? - переспросил Микчу в конце цепочки.
- Драйгер наш на небеса вознесся! - доходчиво объяснил Кирилл.
- А?
- Время дорого. Идемте. - Льош мотнул головой и зашагал вниз по склону.
Местность за сопкой была относительно ровной, но сильно заросшей колючим кустарником и хилыми тонкими деревьями с редкими кронами. Льош вел отряд по самой чащобе, далеко обходя небольшие, черные, мертвые с виду болотца и зеленые прогалины с белесыми кочками. Странно, но, кроме смержеподобного паука, никаких других существ, даже насекомых, в лесу не было, хотя отряд еще раз натолкнулся на поляну, где паук переваривал какую-то пищу. Судя по повадкам паука, устраивавшего засаду на прогалинах, а также жуткой мощи его ловчего оружия (несомненно, нити паутины обладали деструкционной способностью - ни один другой инструмент просто не смог бы с такой быстротой разрезать человека на части и тем более справиться с металлом драйгера), в лесу должны были водиться монстры с бронированными панцирями. Но если монстры и существовали, то, очевидно, в виде каких-то бестелесных тварей, поскольку, пробираясь по девственному бурелому леса, следов после себя не оставляли.
Отсутствие животного мира, каких-либо плодов на деревьях, ягод все больше тревожило Льоша. Свобода - это еще не все. Если они не найдут в лесу никакой пищи, то половина беглецов через неделю на коленях приползет в лагерь. Поэтому, идя по лесу, Льош то и дело обрывал листочки с деревьев и тер их о манжет куртки. Манжеты были устроены по принципу простейшего индикатора - это свойство придавалось им на случай экстремальных ситуаций в жизни космодесант-ника. По реакции нельзя было определить точный состав анализируемого вещества, но разбивку по группам: белкам, углеводам, алкалоидам - манжет давал прекрасную. Ни разу индикатор не засветился предупреждающей опалесценцией токсичности, но и обнадеживающей реакции достаточной калорийности не показал. Льош вынул из кармана стерженек высокотемпературного резака - единственное, что у него было в кармане куртки в момент катастрофы, - и стал по пути срезать веточки, кору и кусочки лиан. Результат был почти тот же - лишь одна лиана оказалась минимально, на самом пределе определения, калорийной, да и то только в том случае, если ее сварить. В чем только, спрашивается? Несмотря на показания индикатора, лес своим внешним видом - кустарником, деревьями с их стволами и листьями, лианами, дерном - очень напоминал земной, и как Льош ни старался провести параллель между растительностью леса и лагеря, ничего общего он не находил.