Я почти закричал. Монархии я, как и большинство американцев, не понимаю, не для меня такая система. Однако коронованные особы всегда внушали мне непонятную внутреннюю робость, граничащую с благоговением. В конце концов мы, американцы, вошли в Империю с чёрного хода. Когда подписали договор об особом статусе и праве голоса в решении дел Империи, было отмечено, что наши органы власти, Конституция и всё остальное не подвергнутся изменениям. Также существует негласная договорённость, что члены императорской фамилии не станут ездить с визитами в Америку. Может, сложись всё иначе, мы бы не так робели перед коронованными особами… Во всяком случае, демократичные американские леди шибче остальных хлопочут о представлении ко двору.
- Да вы не беспокойтесь, - заверил Родж. - Скорее всего, вам совсем ничего не придётся делать. Просто мы должны быть готовы и к самому худшему. Я что хочу вам сказать - временное правительство не проблема. Законов оно не принимает и в политике государства погоды не делает. Тут я всё сам организую. От вас может потребоваться лишь официальная аудиенция у короля Виллема , да ещё, наверное, пара пресс-конференций; мы их заранее подготовим. Но это зависит от того, как скоро он станет на ноги. Да вы и не через такое прошли - а если и не понадобитесь, всё равно гонорар останется за вами.
- К чёрту вас с вашим гонораром! Как говорил один герой сцены: "Исключая меня включительно!"
Прежде, чем Родж успел ответить, без стука ворвался Билл Корпсмен. Оглядев нас, он бесцеремонно осведомился:
- Ну что, Родж, сказал ему?
- Сказал, - ответил Клифтон, - но он не согласен.
- А?! Вздор!
- Нет, не вздор, - ответил я. - И кстати, Билл. Дверь, в которую ты только что влетел, даёт тебе прекрасную возможность постучать. Может, слыхал случайно - есть такой обычай: постучать и спросить: "Вы позволите?" Не слыхал? Жаль.
- Ты мне мозги не пудри, нет времени болтать! Что за трёп там с твоим отказом?
- Никакого трёпа! Это не та работа, на которую я согласился вначале.
- Чепуха! Может, ты, Смайт, и туп настолько, что не въезжаешь, но ты слишком крепко влип! И всякий там лепет - не могу да не хочу - он, знаешь, вреден для твоего здоровья!
Я шагнул к нему и сжал его запястье:
- Это что - угроза?! Так может, выйдем, разберёмся, а?
Он вырвал руку:
- Здесь? На корабле?! Ты что, в самом деле такой… простой? Дойдёт до тебя когда-нибудь, чурбан хренов, что, возможно, это и вышло-то из-за твоего карканья?!
- Что "это"?
- Он имеет в виду, - объяснил Клифтон, - что бегство Кироги, возможно, вызвано вашей вчерашней речью. Может, он даже прав. Однако это к делу не относится. Билл, постарайся быть вежливее, прошу тебя. Мы здесь не для пустых препирательств.
Допущение, что моя речь могла вызвать отставку Кироги, меня приятно поразило. Я даже забыл о намерении пересчитать Корпсмену зубы. Они это серьёзно?! Нет, речь даже мне самому понравилась, но такое!..
Если это правда, я действительно гений!
- Билл, - недоумённо спросил я, - вас не устраивает слишком сильный эффект от моей речи, так?
- А? Чёрта с два! Не речь, а не поймёшь что!
- Да-а? Ну, знаешь, сразу на двух лошадях не ездят. Сам же пару минут назад говорил, что это "не поймёшь что" вынудило ПЧ полностью сдать позиции! Или они настолько пугливы? Ты это имел в виду?
Раздосадованный, Корпсмен собрался было ответить, но вовремя заметил с трудом подавляемую улыбку Клифтона. Он смешался, пожал плечами и почти спокойно сказал:
- Ну ладно, ладно. Замечательно. В точку попал. Не имеешь ты никакого отношения к отставке Кироги. Однако есть ещё куча дел! И как же нам быть, если ты откажешься поработать на общее дело?
Я возмущённо уставился на него, однако сдержался: сказывалось влияние личности Бонфорта. Играя роль человека уравновешенного, сам становишься уравновешенным.
- Билл, ты опять на два стула усесться хочешь! Всё это время ты ясно давал понять, что меня наняли. Я контракт отработал и никому ничего больше не должен. Нанять меня снова без моего согласия нельзя. А я согласия не дам.
Он хотел вставить слово, но я перебил:
- Всё. Можешь идти. Не желаю тебя больше видеть.
Он был поражён.
- Да ты… Ты здесь никто, и звать тебя никак! И какого чёрта ты тут командуешь?!
- Верно. Я здесь никто. Но это - моя личная каюта, мне предоставил её капитан. И ты отсюда сейчас выйдешь - или вылетишь. Манеры твои мне вовсе не по вкусу.
- Так будет лучше, Билл, поверь, - мягко добавил Клифтон. - Помимо всего прочего, это действительно его каюта. В настоящее время. Так что предпочтительнее тебе удалиться.
Поколебавшись, Родж прибавил ещё:
- Точнее, нам обоим. Похоже, дело наше - табак. Вы позволите, шеф?
- Пожалуйста.
Я сел и задумался. Жаль, что Корпсмену удалось спровоцировать перепалку, - не стоит он того. Но, по зрелом размышлении, я убедился: отказ мой никак не связан с неприязнью к Корпсмену - я всё решил ещё до его прихода.
Раздался резкий стук в дверь.
- Кто?
- Капитан Бродбент, сэр.
- А, входите, капитан.
Дэк вошёл, уселся в кресло и несколько минут не интересовался ничем, кроме кусания собственных ногтей. Наконец он поднял глаза и произнёс:
- Слушай, а может, передумаешь, если я этого зануду упеку в карцер?
- А? У тебя тут и карцер есть?
- Да нет, вообще-то. Но долго ли соорудить?
Я в упор посмотрел на него, пытаясь понять, что за мысли роятся под этой круглой черепушкой.
- Так ты действительно засадил бы Корпсмена в карцер, если б я попросил?
Он поднял взгляд, изогнул бровь и ухмыльнулся:
- Не-ет. Кто пользуется такими штуками, тот не капитан. Даже по его приказу я бы ничего подобного не сделал. - Дэк мотнул головой в сторону каюты Бонфорта. - Некоторые вещи человек должен решать сам.
- Это верно.
- Я слышал, ты для себя уже всё решил…
- И это верно.
- Да-а… Знаешь, старина, я пришёл сказать: я тебя уважаю. С первого взгляда подумал - так… Пустой щёголь и позёр; за душой ни черта… Я ошибся.
- Спасибо, Дэк.
- Не хочу тебя уговаривать, только скажи: может, стоит ещё какие-нибудь условия обсудить? Ты всё хорошо обдумал?
- Да, Дэк, я точно знаю, чего хочу.
- Что ж, может, ты и прав. Извини. Кажется, надежда у нас одна - может, шеф успеет прийти в себя к сроку.
Он поднялся.
- Кстати, Пенни тебя хотела повидать. Если, конечно, не сию минуту собираешься нас покинуть.
Я рассмеялся, хоть и не до смеха было:
- Только "кстати", а? Ты уверен, что соблюдаешь очерёдность? Я-то думал, сейчас уламывать меня придёт док Чапек…
- Он уступил даме - слишком занят мистером Бонфортом. Впрочем, док просил кое-что передать.
- Что же?
- Сказал: может, мол, катиться ко всем чертям. Он, конечно, гораздо заковыристее загнул, но смысл, в общем, таков.
- Да? Ну так передай, что я займу там для него местечко поближе к огоньку.
- Так можно, Пенни придёт?
- Конечно. Только предупреди её, что ответом всё равно будет нет.
Всё-таки решение я изменил. Попробуй поспорь, если противная сторона каждый свой аргумент подкрепляет для убедительности ароматом "Вожделения джунглей"! Нет, Пенни не пользовалась недозволенными приёмами, в её глазах не появилось ни единой слезинки, да и я себе ничего лишнего не позволял. Доводы её были, в общем, справедливы - а потом и вовсе стали не нужны. Пенни - из тех людей, что считают себя в ответе за весь мир; такая искренность не может не убеждать.
* * *
Моё обучение по дороге на Марс показалось мне теперь детской забавой. Ролью я уже, в основном, овладел, и пока корабль шёл к Новой Батавии, трудился до седьмого пота. Нужно было восполнить пробелы в знаниях и подготовиться играть роль Бонфорта в любой обстановке. На императорских приёмах в Новой Батавии можно столкнуться с сотнями и даже тысячами людей. Родж собирался по возможности оградить меня от незапланированных встреч - их приходится избегать любому известному человеку, но тем не менее совсем избежать нельзя - популярность есть популярность, и никуда от неё не денешься.
Подобные танцы на канате делал возможными лишь ферли-хран Бонфорта - похоже, лучший из когда-либо создававшихся. Ферли был политическим представителем Эйзенхауэра ещё в двадцатом веке, если не ошибаюсь. Разработанный им способ личного общения политиков с целой кучей народу был так же революционен, как изобретённое немцами планирование боевых действий. Но я ни о чём таком даже не слыхал, пока Пенни не продемонстрировала мне ферли-хран Бонфорта.
В нём не было ничего, кроме людей. Да и во всём искусстве политики нет ничего, кроме людей. И хранилище это содержало сведения о каждом, или почти каждом из тех тысяч и тысяч, с которыми Бонфорт лично встречался на своём долгом пути наверх. В каждом досье было аккуратно уложено всё, что Бонфорт узнал о человеке от него лично. Абсолютно всё - любая мелочь, ведь как раз мелочи жизни мы ценим больше всего. Имена, прозвища жены, детей, домашней живности; увлечения, гастрономические пристрастия, убеждения, странности и всё такое. Затем обязательно следовала дата, место встречи и заметки о всех последующих встречах и разговорах Бонфорта с данным лицом.
Иногда прилагались и фото. Здесь не могло быть фактов "незначительных" - значение имело всё. Ведь, исследуя эту информацию, я изучал самого Бонфорта! Количество подробностей зависело от политической значимости данного лица. Порой они составляли самые настоящие биографии в тысячу и даже больше слов.
Бонфорт и Пенни всегда носили с собой мини-диктофоны, работавшие от тепла тела. Как только представлялась возможность, он надиктовывал впечатления на плёнку - в комнатах отдыха, по дороге - всюду, где оставался один. Если с ним была Пенни, записывали на её диктофон, вмонтированный в корпус наручных часов. Пенни даже не приходилось переписывать или микрофильмировать данные - две девицы Джимми Вашингтона и так почти ничего не делали.
Когда Пенни показала мне ферли-хран целиком - а он был и вправду велик; в каждой кассете умещалось по десять тысяч слов - и сказала, что всё это - сведения о знакомых мистера Бонфорта, я застонал. Верней, издал нечто среднее между стоном и воплем, чувства мои это выразило как нельзя лучше:
- Господи помилуй, малыш! Я же говорил, что такая работа - не для человека! Ведь жизни не хватит - всё это запомнить!
- Конечно, не хватит!
- Но ты же только что сказала: всё это - друзья и знакомые мистера Бонфорта!
- Не совсем. Я говорила: это то, что он хотел бы о них помнить. Хранилище нужно именно потому, что запомнить всё невозможно. Не беспокойтесь, шеф, вам вообще не придётся ничего запоминать. Я просто хотела показать вам, насколько полезен ферли-хран. Моя работа - следить за тем, чтобы у него перед встречей с кем-либо оставалась пара минут на просмотр досье. Будет нужно - я и вам подберу что требуется.
Пенни наугад выбрала кассету и вставила её в проектор. Досье, кажется, содержало сведения о некоем мистере Сондерсе из Претории, Южная Африка. Бульдог по кличке Снаффлз Буллибой; несколько неинтересных разновеликих отпрысков; в виски-сода выжимает лимон.
- Пенни, вы действительно хотите сказать, что мистер Бонфорт искренне желал бы помнить всё эти мелочи?! По-моему, слишком уж похоже на надувательство.
Вместо достойного отпора святотатцу последовал кивок:
- Я раньше тоже так думала. Но, шеф, посмотрите на это несколько иначе. Вы записывали когда-нибудь телефоны своих друзей?
- Ну конечно!
- Разве это - надувательство? Разве они так мало заботят вас, что вы не в состоянии запомнить их номера? Может, вы извиняетесь перед ними за это?!
- Ох, ладно, ладно! Сдаюсь. Убедила.
- Он рад был бы всё это помнить, если б мог. А раз уж не может, ферли-хран - не большее надувательство, чем запись в блокноте о дне рождения друга. Он, по сути, и есть гигантский блокнот, в котором записано всё. Вот вам приходилось когда-нибудь встречаться с действительно важными персонами?
Я напряг память. Великих артистов она явно не принимала в расчёт - хорошо, если вообще знала, что такие бывают…
- Встречался однажды с президентом Уорфилдом. Мне тогда лет десять или одиннадцать было.
- А подробности помните?
- Ну конечно! Он спросил: "Как тебя угораздило сломать руку, сынок?". Я ответил: "С велика упал, сэр!", а он сказал: "Я тоже раз так падал, только сломал ключицу".
- А как по-вашему, если б он был жив - помнил бы ваш разговор?
- Нет, конечно!
- Почему же, вполне мог! Скорее всего, у него было на вас досье. Их и на детей заводят - ведь дети растут и становятся взрослыми. Дело в том, что люди такого уровня встречаются с огромным количеством народа! Они просто не в силах запомнить всех. Но каждый помнит свою встречу с выдающимся человеком! Во всех подробностях, потому что для любого самая важная персона - он сам. Ни один политик никогда об этом не забывает, и потому просто необходимо иметь возможность помнить каждого так же подробно, как тот - его, это всего лишь - проявление дружелюбия, вежливости и теплоты. На них держится всё; по крайней мере, в политике.
Я попросил ферли-досье короля Виллема. Сведения были скудноваты, что меня попервости напугало. Затем я подумал, что Бонфорт мог и не знать Виллема так уж близко, он ведь, небось, встречался с ним лишь на нескольких официальных приёмах. Премьер-министром он был ещё при старом императоре - Фредерике. Никаких биографических подробностей не было, лишь приписка: Смотри "Дом Оранских". Смотреть я не стал - просто некогда было залезать в дебри многословия имперской и доимперской истории; да и в школе я по ней никогда не имел меньше "почти отлично". Интерес представляло лишь то, чего об императоре никто не знал, кроме Бонфорта…
Тут меня осенило: ферли-хран наверняка содержит сведения обо всех обитателях "Тома Пейна", они ведь, как-никак: А) люди; Б) с которыми встречался Бонфорт.
Я спросил об этом Пенни. Она слегка удивилась, но затем настала моя очередь удивляться: оказалось, на борту "Тома Пейна" целых шесть депутатов Великой Ассамблеи! Конечно, Родж Клифтон и сам мистер Бонфорт; но, едва заглянув в досье Дэка, я прочёл: Бродбент, Дарий К. Достопочтенный; депутат ВА от лиги Вольных Странников, Высшая Палата. Далее указывалось, что он имеет степень доктора философии (физика), девять лет назад выиграл первенство Империи по стрельбе из пистолета, а также опубликовал три тома стихов под псевдонимом Эйси Уилрайт. После этого я зарёкся на будущее судить о людях только по внешности.
Ещё там присутствовало замечание, небрежно начертанное от руки: Весьма нравится женщинам - и наоборот.
Пенни и доктор Чапек тоже оказались депутатами и членами Высшей Палаты. И даже Джимми Вашингтон - от какого-то "тихого" избирательного округа. Несколько позже я выяснил - вышло, что представлял он Лапландию, со всеми тамошними оленями и, конечно же, Санта-Клаусом.
Ещё он имел духовный сан - в некоей Первобиблейской Истинной Церкви Святого Духа; я о такой никогда не слыхал, но весь облик его подходил для этого как нельзя лучше.
С особым удовольствием я смотрел досье Пенни: Достопочтенная мисс Пенелопа Таллиаферро Рассел, магистр административного управления (Джорджтаун), бакалавр искусств (Уэлсли). Ну, это было неудивительно. Она представляла неорганизованных университетских дам - как я теперь понимал, ещё один "тихий" округ, ведь из них пять против одной - экспансионистки. Дальше шли номера её перчаток и всего остального, излюбленные цвета (кстати, насчёт одежды я мог бы ей кое-что присоветовать), любимые духи ("Вожделение джунглей", конечно) и куча других мелочей самого безобидного свойства. Был и "комментарий": Обострённое чувство справедливости; к точным наукам неспособна; гордится своим чувством юмора, коего начисто лишена; соблюдает диету, но при виде засахаренных вишен тотчас о ней забывает; комплекс ответственности за всё сущее; обожает печатное слово в любой форме.
Ниже - приписка рукой Бонфорта: Ух, Хохолок! Я же вижу - опять нос суёшь!
Возвращая ей всё обратно, я спросил, читала ли Пенни своё досье. Она посоветовала мне не лезть не в свои дела! Потом покраснела и извинилась.