- Не сейчас и не здесь! И ты никакого права не имеешь подставлять всех из-за него! Ты ещё не знаешь, что он за птица.
- Ну, это - допустимый риск.
Бродбент повернулся ко мне. Дюбуа сцапал его за плечо и развернул обратно:
- К чертям твой допустимый риск! Дэк, мы с тобой давно работаем в паре, но если сейчас ты раскроешь пасть… Кто-то из нас уж точно больше её никогда не раскроет!
Казалось, Бродбент удивлён. Глядя на Дюбуа сверху вниз, он невесело усмехнулся:
- Джок, старина, ты уже настолько подрос?
Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был выше его на голову и кило на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага котёнка, бойцовский дух бентамского петушка, или отчаянная решимость "маленького человека", восклицающего: умираю, но не сдаюсь! И так как Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас подотрут пол.
Вмешиваться я однако не собирался. Всякий волен быть битым, когда и как пожелает.
Напряжение, между тем, нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и хлопнул Дюбуа по плечу:
- Молоток!
Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
- Извините, мы вас оставим ненадолго. Нам бы тут… кое о чём переговорить.
Номер, как и все подобные номера, был оборудован "тихим уголком" с видео и "автографом". Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвёл туда. Между ними сразу же завязалась оживлённая беседа.
В дешёвых гостиницах такие "уголки" не всегда полностью глушат звук. Однако "Эйзенхауэр" - отель-люкс, и оборудование, конечно, имел соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не слышал ни звука.
Впрочем, губ мне было достаточно. Лицо Бродбента находилось прямо передо мной, а Дюбуа отражался в стенном зеркале напротив. Когда-то я был неплохим "чтецом мыслей", и не раз с благодарностью вспоминал отца, лупившего меня до тех пор, пока я не освоил безмолвный язык губ. "Читая" мысли, я требовал, чтобы зал был ярко освещён, и пользовался… Ну, это неважно. В общем, по губам я читать умел.
Дюбуа говорил:
- Дэк, ты безмозглый, преступный, неисправимый и совершенно невозможный лопух! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан - считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны наложит!
Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо! Самодовольное! Не считая естественного сознания своей гениальности, всегда считал себя человеком, в общем-то, скромным…
Бродбент: "…неважно, что карты с подвохом, когда заведение в городе одно. Джок, выбирать нам не из чего!"
Дюбуа: "Ну так привези сюда дока Скорциа, пусть применит гипноз, веселящего вколет… Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел, и пока мы на Земле!"
Бродбент: "Но Скорциа сам говорил, что на один гипноз да химию надежды никакой. Нужно, чтоб он сотрудничал с нами, понимаешь, со-трудничал! Сознательно!"
Дюбуа фыркнул:
- Какой там "сознательно" - ты посмотри на него! Видал когда-нибудь петуха, вышагивающего по двору?! Да, с виду он вылитый шеф, черепушка такой же формы… А остальное? Нервишки не выдержат, сорвётся и всё испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, - ему до актёра, как окороку до свиньи!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он "пустил петуха", он не был бы оскорблён сильнее. Но в мою пользу безмолвно свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти. Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа сперва смеяться, а затем - плакать, и всё это - в течение двадцати секунд. Я подождал ещё немного, поднялся и направился в "тихий уголок". Они моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
- Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
- Так вы отказываетесь?
- Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять. Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть. Я ему верю. Насколько я понял, нужен актёр. А со всем остальным - пожалуйте к моему агенту. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
- Ладно, - согласился он, - продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то - играть придётся раз или два - по часу, примерно.
- Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в роль… Так сказать, перевоплотился. Но всё же - сколько дней я буду занят? Нужно ведь предупредить моего агента…
- Э, нет. И речи быть не может.
- Но - сколько? Неделя?
- Меньше. Иначе - мы идём ко дну.
- А?
- Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным. Я махнул рукой:
- Это - потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.
- Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
- Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем по плану "Марди Гра". Пусть сверяется с нами. Лоренцо…
Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и спросил:
- Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?
Игрушки и есть - из тех непрофессиональных, но с претензией составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих артистов. Я оглядел его с лёгким презрением.
- Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой подготовки?
- А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы… изменили лицо. Чтобы никто не узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым - тяжкое бремя любой знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком публичном месте узнают толпы народу.
- О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел игрушки, которые, как полагал Дэк, были моим "производственным оборудованием". Жирный грим - в самый раз для клоуна, вонючий резиновый клей, фальшивые волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тётушки Мэгги… Силикоплоти вообще ни унции, не говоря уж об электрощётках и прочих удобных новинках нашего ремесла. Но если ты, действительно, мастер, то способен творить чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдётся на любой кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший - отвлечь внимание. Засуньте человека в униформу, и его лица никто не заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится на этот нос, а человек воспитанный - отвернётся. И никто не запомнит ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза, рассудив, что мой наниматель не хотел быть замеченным вовсе. Это уже потрудней: обращать на себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое, незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннеса. Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она аристократически-утончённа, слишком красива - худшее из неудобств для характерного актёра. Как говаривал отец: Ларри, ты чертовски "слишком привлекателен". Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты - актёр, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. "Дурак" и "красавчик" - два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе под стать. Возьмись за ум, Ларри!
Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный массаж gluiteli maximi посредством ремня - весьма способствует оттоку лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль…
Я всё ещё размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
- Да господи ты боже!.. - завопил он. - Вы и не начинали?!
Я холодно глянул на него.
- Я так понял - вам нужна работа. А сможет, к примеру, повар, будь он хоть cordon bleu, приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади, скачущей галопом?
- К дьяволу всех лошадей! - Он постучал пальцем по часам. - У вас ещё шесть минут. Если уложитесь, мы, похоже, действительно имеем шанс.
Ещё бы. Конечно, времени бы побольше, но в искусстве трансформации я превзошёл даже папашу. Его коронный номер "Убийство Хьюи Лонга", - пятнадцать лиц за семь минут, я однажды сыграл на девять секунд быстрее!
- Стойте, где стоите, - бросил я. - Момент.
И я стал Бенни Греем - ловким, неприметным человечком, убивающим направо и налево в "Доме без дверей". Два лёгких мазка от крыльев носа к уголкам рта - для придания щекам безвольности, мешки под глазами и "землистый" № 5 поверх всего. На всё - около двадцати секунд - я мог бы наложить этот грим во сне. "Дом" выдержал девяносто два представления, прежде чем его экранизировали.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
- Господи! Прямо не верится…
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить себе не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но мне он нужен был исключительно для Бродбента. Он, в простоте душевной, полагал, что всё дело в краске да пудре.
А Бродбент всё ещё глазел на меня.
- Слу-ушайте, - умерив голос, протянул он, - а нельзя ли со мной проделать похожую шутку? Только быстро.
Я уже собрался ответить "нет", но тут понял, что это - своего рода вызов моему мастерству. Ужасно захотелось сказать: попади он в руки отцу, через пять минут мог бы смело отправляться торговать на улице конфетами. Однако я придумал нечто получше.
- Вы просто хотите, чтоб вас не узнали?
- Да-да! Можно меня наштукатурить как следует, налепить фальшивый нос, или ещё там чего?..
Я покачал головой:
- Как бы я вас ни "штукатурил", всё равно будете не лучше мальчишки на маскараде. Играть-то вы не умеете, и учиться поздновато. Ваше лицо трогать не будем.
- Всё же… Если приделать мне этакий рубильник…
- Послушайте, "этакий рубильник" только привлечёт к вам внимание, будьте уверены! Как вам понравится, если кто-нибудь из знакомых увидев вас, скажет: "А здорово этот верзила похож на Дэка Бродбента! Прямо вылитый, разве что нос другой!"?
- А? Меня такое устроит. То есть, пока он уверен, что это не я. Я-то сейчас должен быть… В общем, на Земле меня нет.
- Он будет абсолютно уверен, что это не вы. Походка - вот ваша основная беда. Мы её поменяем, и это будете вовсе не вы, а любой другой высокий, плечистый парень, немного смахивающий на Дэка Бродбента.
- О'кей. Как я должен ходить?
- Нет, вы этому не научитесь. Мы заставим вас ходить, как надо.
- Это как?
- Насыплем, хотя бы, мелких камешков в носки башмаков. Это вынудит вас опираться больше на пятки и ходить прямее. Таким образом вы избавитесь от скрюченности и кошачьих повадок космача. М-мм… А плечи стянем сзади лентой, чтобы вы их не забывали малость развести в стороны. О! За глаза хватит!
- Думаете, стоит изменить походку, и меня не засветят?
- Мало того - никто не сможет сказать, почему так уверен, что перед ним не вы. Подсознательная уверенность в этом не оставит никаких сомнений. Можно, если хотите, поработать ещё и с лицом; просто ради вашего спокойствия…
Мы вышли из ванной. Я, конечно, оставался Бенни Греем: если уж вошёл в роль, требуется некоторое усилие, чтоб вновь стать самим собой. Дюбуа занимался видеофоном. Он поднял глаза, увидел меня, и у него отвисла челюсть. Джок, как ошпаренный, вылетел из "тихого уголка" и заорал:
- Это ещё кто?! Где актёр?
На меня он посмотрел лишь мельком: Серый Бенни - этакий вялый, неприглядный мужичонка, смотреть не на что.
- Какой актёр? - поинтересовался я - ровным, бесцветным голосом Бенни. Дюбуа одарил меня ещё одним взглядом и вновь отвернулся бы, кабы не обратил внимания на одежду. Бродбент, расхохотавшись, хлопнул товарища по плечу:
- Тебе, помнится, не нравилась его игра?!
Затем, уже другим тоном:
- Со всеми успел связаться?
- Д… да, - Дюбуа, совершенно убитый, ещё раз посмотрел на меня и отвёл взгляд.
- О'кей. Через четыре минуты нужно сваливать. Посмотрим, Лоренцо, как быстро вы обработаете меня.
* * *
Дэк успел снять ботинок, куртку и взялся за сорочку. Тут засветился сигнал над дверью и зажужжал зуммер. Дэк застыл.
- Джок, мы, что, ждём кого-то?
- Это Лэнгстон, наверно. Он говорил - может, успеет заскочить до того, как мы отчалим.
Дюбуа направился к двери.
- Непохоже. Это, скорее…
Я так и не успел узнать, на кого похоже это скорее. Дюбуа отворил. В дверях, будто гигантская поганка из ночного кошмара, стоял марсианин.
Какое-то время я не видел ничего, кроме марсианина. И не замечал ни Жезла Жизни в его ложнолапах, ни человека за его спиной.
Марсианин скользнул в комнату, человек последовал за ним. Дверь захлопнулась.
- Добрый день, господа, - проквакал марсианин. - Уже уходите?
Меня скрутил острый приступ ксенофобии. Запутавшись в рукавах сорочки, Дэк был вне игры. Но малыш Джок Дюбуа проявил подлинный героизм и стал мне больше, чем братом. После смерти, к сожалению…
Он бросился на Жезл, заслонив собой нас.
Скорее всего, Джок умер ещё прежде, чем упал. В животе его зияла дыра, в которую свободно прошёл бы кулак. Но перед смертью он успел сжать в руках ложнолапу и, падая, не отпустил. Она вытянулась, словно сливочная тянучка, и лопнула у самого основания. Несчастный Джок продолжал сжимать Жезл в мёртвых пальцах.
Человеку, пришедшему с этой вонючкой, пришлось отскочить, чтобы достать пушку. И тут он прокололся: нужно было пристрелить сперва Дэка, а затем - меня. Вместо этого он пальнул в мёртвого Джока, а второго выстрела Дэк ему не оставил, попав точно в лоб. Ишь ты, а я и не знал, что Дэк при оружии!
Обезоруженный марсианин даже не пытался смыться. Поднявшись, Дэк подошёл к нему и сказал:
- А, Рррингрийл. Рад видеть тебя.
- Рад видеть тебя, капитан Дэк Бродбент, - проквакал марсианин. - Ты скажешь моему Гнезду?
- Я скажу твоему Гнезду, Рррингрийл.
- Благодарю тебя, капитан Дэк Бродбент.
Длинный, костлявый палец Дэка целиком вошёл в ближайший глаз марсианина, достав, похоже, до самого мозга. Дэк выдернул палец - весь он был вымазан отвратительной зеленоватой слизью. В агонии тварь втянула ложнолапу в "ствол", но даже мёртвая оставалась стоять на своей подошве. Дэк бросился в ванную, там зашумела вода. Я застыл в столбняке, не в силах двинуться с места - точь-в-точь сдохший Рррингрийл.
Появился Дэк, вытирая руки о рубаху:
- Нужно их убрать, и быстро!
Ничего себе - "вытри стол"!
Я решил выяснить отношения. Одной, довольной путаной, фразой, объяснил ему, что в это дело встревать не желаю, что теперь нужно вызывать полицию, и я хочу свалить до того, как здесь будут ищейки, и пошёл он - не скажу куда - со своими перевоплощениями, и я намерен, расправив крылышки, упорхнуть в окно. Дэк отмахнулся:
- Не трясись, Лоренцо. Мы в цейтноте. Помоги-ка оттащить их в ванную.
- А?! Бог с тобой! Запрём номер, и - ноги в руки! Авось на нас не подумают.
- Авось не подумают, - согласился он, - никто не знает, что мы здесь. Но они без труда догадаются, что Джока убил Рррингрийл. Вот этого допустить нельзя. Сейчас - нельзя.
- А?