- Не расстраивайся, Хаймович, - кивнул я в сторону лестницы, - оно всё к лучшему.
Успели бы проскочить и хана нам пришла, скушали бы твари…
- Оно то, так, но как отсюда выбираться?
- Тихо! - рявкнул я, и поднял руку. За углом что-то было. Вернее кто-то перепуганный насмерть сидел за углом на лестничном пролёте. Его эмоции были настолько ярки и очевидны, что я читал в нём как в открытой книге. Косой встрепенулся, Хаймович повёл носом, словно пытаясь учуять. Нет уж, обойдусь без Феди. Он сначала стрельнёт, а потом спросит.
- Стойте здесь, я сам.
Осторожно ступая, подошёл до лестничного марша и заглянул за угол….
На ступеньках ведущих вниз, сидел - Я - и плакал размазывая слёзы по грязным щекам.
Картина была настолько завораживающей, что видимо я долго пялился сам на себя, и совсем не слышал, как сзади подошли мои спутники.
- Охренеть! - видимо Косой.
- Хм, опять химера, - Хаймович.
- А чего оно плачет? - поинтересовался Федя.
Тут я оклемался.
- Ступенькой ниже его пелена. Он за нами увязался, а теперь вернутся, не может. Плачет, что без дома остался и нас боится. Короче всего боится. Что с ним делать Хаймович?
- А разве с ним надо что-то делать? Разве только покормить? Любопытное создание, видимо наделённое зачатками разума и в совершенстве владеющее мимикрией.
Мне почему-то кажется, что загляни я за угол, я увидел бы себя. Федор увидел бы Федора.
Ну а ты Максим увидел сам себя. И оно удивительно привязывается к той форме что принимает. Если сейчас вернутся и повторить, никого кроме плачущего Максима мы не увидим.
- Не один ты у нас такой плакса, - похлопал Косой по моему плечу, и гоготнул.
Я достал из нагрудного кармана дежурную пачку сухариков и присев на корточки протянул себе. Вот уж бредовая фраза! Второй я отнял руки от лица и протянул к пачке.
Одним движением разорвал и запрокинул всю в рот. Проглотил в два хруста и с любопытством уставился на меня.
- Нет, ты посмотри Хаймович как он себя кормит, того и гляди любить сам себя начнёт..
Развеселился Косой.
- Рисковый ты парень Максим, - вставил Хаймович, - Моё предложение покормить ты воспринял сразу, и тебе не пришло в голову, что он запросто руку мог тебе откусить. Ведь истинного облика его мы не знаем и аппетитов то же.
- Да ладно, - отмахнулся я, - Я уже давно понял, что он не опасен. Одинок, несчастен, но не опасен. Смотрите, он да же меня не передразнивает.
- Ты определённо заслужил его доверие Максим, но думаю, не стоит форсировать события. Меня беспокоит другой вопрос: Как мы отсюда вернёмся?
- Да чего там старый, - ответил за меня Федя, - Лифт, ремонтная лестница и домой.
- Сомневаюсь, что это получится.
С Косым мы обернулись назад и увидели то, что осматривал за нашими спинами Хаймович. Двери лифта были вмяты словно ударом гигантского кулака. Вогнулись внутрь, но не сломались. Я присвистнул. Мы подошли, пощупали, потрогали, постучали, но о том чтоб у далось их раздвинуть не было и речи. Попали, и попали, кажется серьёзно.
- Знаете, хлопцы, не знаю, что так больно стукнуло по дверям. Но не хотелось бы мне попасть под такой удар.
- Чего сидеть выход искать надо. Пойдем что ли? - сказал Федя, поправляя лямку автомата и косясь на второго меня, притихшего на ступеньках. Я младший сосредоточено сосал большой палец правой руки. Трупики через сито пелены сыпаться сверху перестали. Видимо, насекомые одумались.
- Так что с этим делать? За спиной оставлять чужого себе дороже.
- Не трогай его Федор. Пусть живёт. Опасаться стоит, ну да бог с ним…
- А ты Толстый чего молчишь?
- Стрелять сам в себя я не собираюсь. Не чую я в нём врага.
- А пошли…
И мы двинули по коридору. Поочерёдно открывая двери и заглядывая в комнаты. Не скажу, что не было ничего любопытного. Просто мысли были сосредоточены на одном. Выход. Поэтому всякие диковинки воспринимались поверхностно и не задерживали внимание. Один Хаймович мог притормозить, сосредоточившись на прочтении какой-нибудь бумажки. Младший Толстый плёлся за нами следом и как то внутренне поскуливал, словно потерявшийся щенок. Поначалу Косой нервничал, оглядывался и цыкал на него, когда он приближался. Потом ему это надоело. Химера, как определил его Хаймович, ближе десяти шагов к нам не приближался, видимо имея опасения на счёт наших намерений, но и не отставал. В комнаты следом за нами не лез, ему это было глубоко безразлично. Меня изумляло только одно. На одном этаже, получается, жили циклоп и химера и как они друг друга терпели? Бедный химера долгое время изображал из себя циклопа? И харчились они наверняка из склада, раз он знает, как сухарики распечатывать. Я вздохнул. Впереди на обозреваемом пространстве и незримом то же ничего живого и опасного не было. Разговор как-то не клеился, каждый думал, что будем делать, если выхода не найдем. Хаймович в обще крепко призадумался, хотя Косой пытался его растормошить.
- Ты обещал рассказать, зачем мы собственно бежали на четвертый этаж?
- Я же говорил за лекарством.
- А конкретно? - утрата рюкзаков Федю сильно огорчила, а потому ему срочно надо было обрадоваться, хотя бы отдалённой перспективой хорошего, но обрадоваться. Иначе он становился грустным и злым, и обижал окружающих почём зря. Это я в нём с детства знаю. Хаймович, терзаемый чувством вины, ответил:
- Вы правы, пора вам рассказать… Лекарство это непростое, собственно как и известный вам Муха. Когда всё случилось … Словом, я был уже не молод и сосед мой поделился со мной неким лекарством, поэтому я до сих пор жив и совсем не постарел за это время. Думаю вы и сами это заметили… Вот как вы думаете, сколько мне лет?
- За шестьдесят, - наобум брякнул Федя неподъемную цифру.
- …. ты ошибся почти в два раза.
- Чего? - не понял я.
- Мне больше ста лет…
- Гонишь! Столько не живут, - выразил Федор общее мнение.
- Молодые люди! Я никогда не давал вам повода сомневаться в своих словах, - возмутился Хаймович. - Конечно, у меня нет доказательств, и этот факт вам придётся принять на веру.
Наш орёл гордо поднял нос, и вытянул шею.
- Да, ладно Хаймович не дуйся, - сказал я примирительно, - сто так сто… Нам, что жалко что ли?
- Я в снисходительности не нуждаюсь, - закипел Хаймович - А впрочем, вот вам доказательство…
И с этими словами он потянул из ножен нож, и полоснул себя по кисти. Кровь мигом окрасила руку и закапала на бетонный пол, сворачиваясь пыльными каплями. И пока мы с Федей ошарашено уставились на сдуревшего старика, он вытер правой рукой левую и поднес нам под нос, показывая свою грязную окровавленную руку с Розовой полоской свежего шрама.
- А нам голову морочил, что мутанты долго не живут.
- Кончай Федя его злить, а то он голову себе оттяпает в доказательство.
- Вот уж не дождётесь! - рассмеялся Хаймович, и обстановка разрядилась.
- Понимаю, - сказал Косой провожая взглядом руку со шрамом, - такое лекарство будет подороже автомата.
- Конечно, - это жизнь, долгая жизнь… И ради такого средства я и тащил вас на четвертый этаж. Теперь вы понимаете?
- А то!
- Вот и ладушки, а теперь давайте бодрой рысью обследуем этаж, а то боюсь, мы тут надолго застряли.
И мы затрусили дальше. Толстый два ныть перестал, и спешил за нами. Любопытство было сейчас его основным чувством, он всё силился понять, чего это мы делаем. Кабинеты мелькали перед глазами. Были там кое какие твари в колбах. Одно из них мне запомнилось. Высокая девичья грудь, да и мордашка ничего, только ноги подгуляли. Не было у неё ног, лишь толстый хвост покрытый чешуёй. Косой потыкал в неё пальцем и спросил у Хаймовича:
- А как?….
- Да вот так, - улыбнулся Хаймович, - для неё свои Ихтиандры предназначались, а не люди.
Рядом в колбе с раствором сидел такой же, только самец, без первичных половых признаков.
- Икру они метали, что ли как лягушки, - сказал с сомнением Федя.
- Сомневаюсь, судя по молочным железам они все таки млекопитающие..
Добежав до конца коридора, где судя по нижнему этажу обычно устраивали зверинец с клетками, мы обнаружили, что пол усыпан землей и причем, чем дальше, тем выше она поднималась почти под самый потолок.
- Стоп, - сказал Хаймович, - как бы не обвал это был. Хотя мне почему-то кажется, что это нечто другое…
Я поворошил ботинком землю. И действительно, земля рыхлая, такая встречается у крысиных нор, а в больших количествах у нор самоходок. Не обвал, это точно.
Закрыв глаза, пошарил перед собой. Ничего. Я уже приноровился и понял, что с закрытыми глазами лучше чувствую окружение. Ничего живого и опасного не было, там за холмом. Кивнул деду, мол, можно идти. И мы двинули в гору, по щиколотку утопая в земле. На вершине, пришлось ползком, до потолка было не больше метра. Ползти пришлось до самых клеток. Земли стало поменьше. И мы уселись обозреть картину.
Ржавые прутья клеток торчали в разные стороны, словно кудри на голове Луизы. В промежутках клеток они изогнулись, кто-то большой и толстый раздвинул их животом. Самым примечательным в картине была, метровая дыра под самым потолком на стыке стены и потолка. Из неё ощутимо несло сыростью и ещё чем то. Тоненький ручеек вытекал из дыры и впитывался в землю. Первым слово вставил Моисей Хаймович:
- Дыра - это нора, а нора это не всегда крыса.
- Мне тоже такие не встречались.
- Толстый, пошарь там … есть кто-нибудь?
Терпеть не могу, когда он командует, как будто без него не знаю, что делать.
- Косой у тебя автомат, ты и шарь.
- Ну, ты понял?
- Понял, но не чувствую. Сейчас ближе подойду.
И я двинулся, тяжело переставляя глубоко уходящие в землю ноги. Добравшись до норы, ушел в землю почти по пояс в грязь. Хорошо тут водицы натекло. Уцепившись за твердый бетонный край, подтянулся выше. Пахло нежилым, но кто-то тут гадил наверняка. Давно гадил. Была примесь ещё, какого-то запаха, знакомого, но вспомнить не смог. А так пусто.
Где-то далеко шла какая-то возня. Но это что-то мелкое, не иначе крысы.
- Нет там никого. И самое главное сквозняком дует. Видать до поверхности идёт. Полезем?
- Поскольку это единственный выход, решение очевидно. Максим ты уверен, что в проходе эта землеройка не сидит?
- Ой, Хаймович, любишь ты блудословие, - вставил Федя, - проще сказать нельзя? Лезем.
- Словоблудие, Федор, - поправил Хаймович.
- Короче, слов много. Полезли Толстый. Давай я первый. Автомат у меня если, что.
- Да я уже почти…
- Максим возьми фонарик.
- Не откажусь.
* * *
Грязно, темно и холодно. Земля сыпется за шиворот, скользит под ногами, хлюпает жижей под животом. И ты, сплошным комком грязи извиваясь как змея, ползёшь, срывая ногти об стылую и скользкую землю. Желание вернутся, появилось вскоре. Ещё большее желание согреется, утереться от грязи, просто полежать расслабившись да же в грязи. Но оно невыполнимо. Поскольку тут же соскользнешь вниз на головы спутников. Подъём местами крут, что приходится выбивать ботинками ступеньки, чтоб хоть как то подняться. Им ещё хуже. Косому летит в лицо грязь с моих ботинок. Пару раз он хекнул, думал обругать, но потом понял, что иначе не получается и замолчал. Сзади тяжело сипит Хаймович. Сдюжит ли старый? Пару раз из руки выскальзывал скользкий как лягушка фонарик и упирался мне в грудь. Толку от него не много, свет через заляпанное грязью стеклышко пробивается с трудом. Но что-то сдерживает меня, его убрать совсем. Хотя темноты уже давно не боюсь, но без него будет совсем безнадёжно. Руки не слушаются. Пару раз устраивали привал, упирались ногами в стены и грели дыханием застывшие пальцы. Кажется мука эта бесконечная. Так и будем ползти до конца жизни, пока не помрём. Холод и усталость заняли все мысли и чувства, и я чуть было не прозевал момент … когда лучик света брошенный вперёд, вдруг высветил какой-то предмет. И я остановился как вкопанный.
Косой боднул меня головой в ботинок и матюгнулся.
- Что? Что там?
Я не ответил, молча шаря за поясницей пистолет. Ответить было страшно. Торки!
Гнездо. Мелкие, размером с дикую собаку. Вот чей запах я учуял, но не опознал!
Деваться мне было некуда, им то же. И я нажал на курок.
- Ты чего там!? - заорал Федор. И я практически затылком увидел как он рвет из-за спины автомат, а он выскальзывает из непослушных рук. Напрасно, подумал я, стрелять он не сможет, я на пути. А через мой зад стрелять, пуля ударную силу потеряет. Как о много можно, оказывается успеть подумать за долю секунды? Но пистолет застыл в моей руке, бесстыже, выставив оголённый ствол. Патроны кончились. Стало оглушительно тихо и в этой тишине я услышал шорох отползающих гадов.
- Етит твою мать, Толстый! Ты в кого палил?!
- Мужики, вы ножи приготовьте, сейчас через торков поползём, может недобитки попадутся, - выдавил я из себя, облизнув пересохшие губы.
- Говорил тебе, пусти вперёд! На автомат возьми! - пихнул мне под зад Федя.
- Максим, ты как там? - озабоченный голос Хаймовича.
- Нормально, патроны только кончились.
- Автомат бери, скотина упрямая! - тычок под зад.
- Не… я сейчас с сумки второй ствол достану.
- Максим, - это Хаймович, - ты поаккуратнее с боеприпасами, впрочем, тебе виднее..
- Ладно, ползём дальше, - сказал я, и поменяв пистолеты вцепился пальцами в землю.
Торков оказалось не так уж и много, по одному на брата и признаков жизни они не подавали. Фонарик в левой и ствол в правой выходило несподручно. Помаявшись, убрал его за спину и вытащил нож. Нож был самое то! И упираться удобно, и панцирь у молоденьких нож протыкал. Разминулся с первым и оставил его пощупать Косому. Тот чертыхнулся, вляпавшись в его кишки. Странная брезгливость. Мы в грязи по самые уши а он кишками брезгует. Впереди был ещё один живой, но он усиленно отползал назад. Я буквально наступал ему на хвост. Страх пропал совсем, и вместе с ним открылось второе дыхание. Хаймович говорит, что это адреналин поступает в кровь. Не знаю, что это такое, но кураж приходит точно. Я уже знал, что настигну торка и покромсаю его ножом на рагу. Так увлекся преследованием, что когда в глазах посветлело, сразу и не сообразил.
Нора кончалась. Торк это тоже понимал, и удирал изо всех сил. Вот он дернулся, и черный силуэт мелькнул на белом фоне. Ушел, гад! Я добрался до края и силы кончились.
Выпал из норы, поднялся на нетвердых ногах и тут же сменил нож на пистолет.
Рядом с норой лежал гигантский торк. Вздохнул и присел рядом. Он был дохлый, серый панцирь уже выцвел, клешни потрескались и обросли мхом. Нора выходила в пристройку какого-то дома. Через приоткрытую дверь лился серый, простуженный свет. На улице то ли темнело, то ли светало. Из норы вывалились Федя и Хаймович, так же жадно как и я, глотавшие ртом воздух.
* * *
Вещи горкой лежали в углу, а мы сидели у печки в исподнем и дули горячий чай, в который Хаймович для согрева плеснул чего-то спиртного. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, как это всегда бывает после трудного похода. За дверью на втором этаже сиротливо скулил Толстый-2. Вот привязался! Хаймович кинул ему старый бушлат и пару кусков вяленой собачатины, мясо он стрескал, но скулить не переставал.
- Знаешь, Толстый, с этим надо что-то решать, - сказал Косой, прихлёбывая из чашки.
- Да уснёт он, не будет же всю ночь скулить, - ответил я и поморщился, нёбо обожгло и шкурка теперь слазила.
- Да я не том. Прикинь, кто его увидит, подумает, что это ты.
- Ну?
- Блин, я думал ты умнее. Ты посмотри на него? Он ведь безмозглый таракан, да и трус к тому же. Будут говорить, что у Толстого крыша съехала. Тебе это надо?
- Да мне по фиг! - ответил я, в глубине души посмеиваясь.
- Федор, ты предлагаешь убить живое существо только потому, что оно глупее и слабее тебя? - назидательно вставил Хаймович, помахивая в такт словам указательным пальцем.
- Не только, - жестко ответил Федор, - мне, например, интересно на его натуральную морду взглянуть, что оно такое. А вам не интересно? И потом как долго вы собираетесь этого дармоеда кормить? Ладно кот, он хоть крыс таскает, а от этого какая польза? А жрет он не в пример больше… В прочем вам решать.
И Косой дернулся, намереваясь подняться и уйти. Хаймович остановил его жестом и продолжил:
- В твоих словах Федор есть доля истина и прагматизма. Нам не меньше твоего интересен его истинный облик и сущность. Интересно за ним понаблюдать, посмотреть на его поведение, узнать его умственное развитие. Ты ещё никогда не был отцом Федор и это сказывается. Дети рождаются беспомощными и неприспособленными к жизни. Надо не мало времени, чтоб от ребенка была, хоть какая-то польза. Вот родиться у тебя ребенок? Ты что же поспешишь избавиться от обузы?
- Ну, ты и сравнил дед? То ребенок, а это неведомо кто?
- Знаешь в старые времена, люди помимо детей окружали себя животными. Они держали кошек, собак, лошадей. Заботились о них, кормили, учили простым командам. Создавали себе помощников. Может из этого существа со временем получиться помощник и друг.
Нужно только время и терпение…
- Ну, как хотите, - вздохнул Федя, - нянчиться значит, будите как с ребенком? Погремушку вам в руки.
Косой хлопнул себя ладонями по коленкам, давая понять, что разговор окончен и пошел к дивану. Мы с дедом в полном молчании допили чай и тоже пошли спать. Прилёг на диван рядом с Федей, натянувшим себе одеяло по самые уши. Косой не спал, я слышал это по его дыханию и колючим мыслям. Он считал себя абсолютно правым и незаслуженно обиженным. Впрочем, меня это недолго отвлекало. Сон большой теплой лапой накрыл меня до утра.