- Ну не в самом же Лемехове, - обиженно проговорил Игорь Козьмич и задумался. Несколько мгновений он отсутствующе глядел на экран. - Хорошо, - ожил он и бросил взгляд на часы, - В пять нам подадут машину.
Машина остановилась внезапно. Пустынное шоссе впереди было перекрыто заграждениями с внушительным транспарантом "ПРОЕЗД ЗАКРЫТ. ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА", а за ними на дороге громоздился потерявший смысл бетонный короб автобусной остановки, выкрашенный снаружи в оранжевый, а внутри - в фиолетовый цвет. За остановкой лениво маскировались в кустах два зеленых вагончика. У заграждений стоял, разглядывая приехавших, вооруженный солдат.
Ремезов успокаивал себя тем, что, если пойти сюда от Лемехова, легко будет соединить цепь знакомых с детства ориентиров. Но то - от Лемехова, а сейчас Ремезов был привезен неизвестно откуда - все здесь казалось незнакомым, неизвестным до острой тоски, до чувства невесомости.
Еще через несколько минут езды лесистые скаты расступились, открывая невеликий простор с лугом и продолговатым озером. Пологий склон, вдоль которого тянулось шоссе, опускался к воде. По другую сторону озера вода терялась в камышах, озеро превращалось дальше в плотное, по-осеннему рыжеватое болото, в котором кое-где торчали одинокие и тощие, серые от корней до жидких крон сосны. Но еще дальше, за этим ржавым полем, земля вдруг приподнималась ступенью, и на ней, вплотную и болоту, стояла стена леса с низкими мощными кронами. От дороги до этого леса было километра полтора.
На этом озере, как раз там, где невысокий бугор выступал в воде голым каменным языком, в далекие времена Ремезов один и Ремезов другой вместе с приятелями из Быстры удили рыбу… Это место было уже своим, родным - и память уцепилась за этот бугор, прочно обосновалась на нем и внутренним взором сделала круг, присоединив к точке опоры весь видимый простор и наполнив его светлой мозаикой детских впечатлении.
Машина тем временем съехала с шоссе на грунтовую дорогу и остановилась у здания, собранного из легкого рифленого металла. Только выйдя из машины, Ремезов заметил, что озеро и памятный мыс стали недоступными: вдоль озера, метров за сто, тянулась закрученная непреодолимой спиралью колючая проволока. Спираль вытягивалась из леса и упиралась прямо в бок этого металлического здания, похожего на авиационный ангар.
- Там уже "зона"? - со сжавшимся сердцем спросил Ремезов.
- Да, - сурово сказал Игорь Козьмич и, видно, решил окончательно настроить Ремезова на роковой лад, чтобы тот ясно представлял обстановку. - Там, на берегу, начинается тот свет… граница жизни и смерти, - и, подождав недоуменного взгляда Ремезова, спросил, - Видишь те шарики?
Он указал на странные сооружения, похожие на зрелые темные грибы-дождевики величиной с железнодорожную цистерну.
- Лазерные установки, - объяснил Игорь Козьмич. - С локаторами, которые засекают любой живой объект размером с гнуса. Через прямую линию между установками не пройдет никто. Установки стоят по всему периметру зоны. Зона - под защитным колпаком высотой в пятьдесят метров. Установки улавливают инфракрасное излучение, таким же излучением поражают цель.
Всю ностальгию как-то разом отшибло - и вместо нее образовалось тяжелое и бесцветное чувство… Ремезов видел озеро, как сквозь толстое бронированное стекло…
От "ангара" в глубь зоны тянулся полупрозрачный коленчатый рукав.
- Это выходной отсек, - пояснил Игорь Козьмич.
Из "ангара" появился человек в белом халате, белой шапочке и пластиковых, почти бесформенных бахилах. Весь в веснушках, с рыжими ресницами, он казался гораздо моложе своих лет, хотя и видно было, что ему за сорок. Он поздоровался с радостным, прямо-таки счастливым выражением на лице.
- Доктор Ремезов, Виктор Сергеевич, - представил директор своего однофамильца. - Негласно считайте, что он главный эксперт по пашей проблеме.
Ремезову показалось, будто он проглотил что-то очень вкусное и весьма сытное… Эх, медные трубы!
- Очень рад! - сиял сотрудник Игоря Козьмича, пожимая руку. - Я вашу диссертацию почти наизусть знаю…
Ремезова повели в "ангар" - и вскоре он, завертевшись в потоке непривычных и в то же время знакомых по далекой жизни впечатлений, словно превратился в сомнамбулу. Мгновенно переодетый в белое, отдающее неживым духом особенно тщательных дезинфекций, он целый час пытался выдержать напор информации, рассеянно отвечал на вопросы. Потом пришел - тоже весь в белом - Игорь Козьмич и увел его в пустое и тихое помещение с диванами и репродукциями левитановских пейзажей на стенах.
- Что скажешь? - начальственно, почти грозно спросил он.
- Игорь Козьмич, уволь, у меня уже голова трещит, - развел руками Ремезов. - Я давно одичал в лесу…
- Ладно, не сердись, - заметив свой привычный, но не подходящий к месту тон, мягче и спокойней заговорил Игорь Козьмич. - Сегодня туда идти уже поздно… Отоспишься, поразмыслишь на досуге… А там вместе обсудим.
- Игорь! - собрался с духом Ремезов. - Я тебя не понимаю. В лесу десять лет сидел. Какой я, к свиньям, "эксперт"! Ты же прекрасно понимаешь: три года не поработаешь - и все, полная деквалификация! А мой срок - десять лет…
Игорь Козьмич улыбнулся - очень по-дружески.
- Это, старик, в тебе играет гордыня, - проговорил он. - Ты все приглядываешься, сравниваешь… Все для себя гирьки на весы подбираешь. Может, поэтому ты и на Алтай удрал?
- Может, - честно признался Ремезов.
- Значит, я знаю тебе цену лучше, чем ты сам. Ты, Витя, - тугодум, но гениальный тугодум. У тебя мозги - как ледокол. Движутся медленно. Ни черта ты не понял, что у нас здесь происходит… Мы же уперлись в стену… Считаешь, что стал дилетантом? Вот и хорошо - как раз дилетант нам и требуется теперь, но хорошо подкованный дилетант…
- Игорь! - помолчав, сказал Ремезов. - Я не вижу никакой опасности… И это почему-то пугает меня больше всего.
Игорь Козьмич сразу изменился, посмотрел на Ремезова хмуро.
- Ясно, - неопределенно сказал он. - Пойдем, я тебя представлю остальным.
Половину "ангара" занимали военные, управлявшие инфракрасным "колпаком". Здесь все было, как на пограничной станции ПВО.
Немного погодя Ремезов с Игорем Козьмичом вышли из "ангара". Долгие северные сумерки продолжались. Небо, казалось, стало еще светлее, бесцветнее, но этот свет совсем не доходил до земли. Над лесом, в слабой зелени гаснущего заката, висело тонкое, но плотное и непрозрачное, пепельного цвета облачко. На фоне сумрачного леса ясно мелькнул какой-то красноватый огонек. Ремезов заметил это, и у него по спине побежали мурашки.
- Что это было? - спросил он.
Игорь Козьмич, пожал плечами.
- Могла быть птица… - мрачно сказал он.
Утром их разбудил лейтенант. Виктор Ремезов проснулся с таким чувством, будто оказался в подводной лодке или на космическом корабле. Они молча умылись, молча поели, потом им принесли комплекты нижнего шерстяного белья. Потом они очутились в глухом помещении, залитом матово-фиолетовым цветом. В нишах Ремезов увидел скафандры, похожие на те, что используют для пожарных работ в особо опасных условиях нефтяных разработок, химических производств - ослепительно белые, с массивными кубическими головами, с квадратными зеркальными экранами для обзора. Ему помогли облачиться, и скафандр оказался совсем легким, почти не сковывающим движений.
- Не забывай про микрофон, - услышал он у самого уха. - Говори тихо, а то оглушишь… И дыши спокойно. Там обычный респиратор с особыми фильтрами.
Лейтенант… впрочем, Ремезов сразу запутался, кто из них и каком скафандре… кто-то из них - лейтенант или директор - поднял руку и нажал на кнопку в стене. Двери раскрылись, пропуская в узкий тамбур, потом сомкнулись за спиной. Потом растворились двери впереди, пропуская в новый тамбур. Так, миновав три шлюза, они вышли в полупрозрачный рукав. Игорь Козьмич с лейтенантом несли впереди блоки портативной лаборатории.
На выходе из рукава ожидал приземистый армейский везде ход. Здесь Ремезов немного замешкался, озираясь по сторонам Теперь он стоял по другую сторону незримой и беспощадной границы - в "зоне", под "колпаком". Ремезов взглянул на озеро и вообразил себе мальчишек, сидящих с удочками на каменном мысу… Ом представил себе, как вытаращились бы мальчишки на пришельцев в сверкающих и страшных своей медвежьей массивностью скафандрах.
"Ну вот, русские вернулись с Марса", - грустно подумал он.
Ремезову помогли забраться в вездеход. Проглотив "марсиан", железное создание вздрогнуло и сорвалось с места.
Выехали снова к озеру в каменной оправе и остановились у здания, похожего на столичный универсам. Это место тоже было знакомо и тоже беспощадно переустроено.
- Мы задумали тут международный исследовательский центр.
- На берегу пустынных волн, - угрюмо съязвил Ремезов. - По соседству Лемехово… Чудеса!
Игорь Козьмич повернулся к нему зеркальным экраном.
- Вот именно, - погодя, сказал он без обиды. - Все шло, как по маслу. Французы и японцы помогали. Для них тут экзотика. Короче, обоюдная выгода. По ту сторону, обойдем - увидишь, коттеджи, сауна, бар. Даже свой кегельбан есть… Пошли.
Лаборатории тоже напоминали Ремезову космический корабль. Работать на такой аппаратуре когда-то можно было только во сне, насмотревшись после ужина выставочных проспектов.
- Тебя не хватает, - сказал Игорь Козьмич. - Докторскую сделаешь за год.
- Сегодня и начну, - усмехнулся Ремезов.
Часа четыре они работали молча… Ремезов задал только три вопроса. Сначала он спросил о дезинфекции вивария, потом ему понадобились свежие членистоногие, и Игорь Козьмич выходил за уловителем. Наконец в третий раз, связывая логическую цепь размышлений, Ремезов подумал о штаммах вирусов, развивающихся в нейронах млекопитающих, и задал вопрос о симптоматике заболевания.
- Практически без симптомов, - ответил Игорь Козьмич. - "Оранжерейные" гибриды, формы очень неустойчивые.
- Подожди… - вдруг вспомнил Ремезов. - Была такая неожиданная работа Теффлера и Изуцу. Они отмечали при заражении крыс мгновенное угасание условных рефлексов после перовой же отмены подкрепления пищей…
- Я помню, - без особого интереса ответил Игорь Козьмич. - Всего одна статья. Подтверждений не было.
В "зоне" Ремезов не пришел к новым выводам.
- По-моему, ты все же перестраховался, - сказал он Игорю Козьмичу. - Странно… Ты не похож на перестраховщика. Совсем не похож.
- Да? - рассеянно откликнулся Игорь Козьмич. - Сам голову ломаю, какой дьявол дернул такую панику поднимать. Лемехово, правда, под боком. Но там и кошек-то почти не осталось… Пойдем, - позвал он, - покажу тебе наш "академгородок".
На краю высокого соснового бора стояли коттеджи, своим видом сразу предупреждавшие о международном значении выстроенного в глубинке филиала ИКЛОН АН СССР. Дальше, за коттеджами среди деревьев, виднелись еще более степенные дома, дачи генеральского, академического, артистического пошиба.
- А там что? - обратил на них внимание Ремезов.
- Там наши дачи, - ответил Игорь Козьмич. - В частности, моя и моего предшественника.
У Ремезова открылись глаза. Так вот каким ветром занесло этот международный центр в лес, к Лемехову! Ремезов знал академиков, которые добивались строительства институтов и научных центров поблизости от своих дач, и порой - с сокрушительными экологическими последствиями в местном масштабе. Да что там институты! Целые отрасли науки, получавшие модные, гибридные наименования - создавались, утверждались в руководство новоиспеченному корифею или сыну корифея, испеченного и вышедшего в тираж несколько раньше.
- Ясно, - сказал Ремезов. - Международный центр, говоришь? Новые Васюки… Ты, Игорь, - метафизик.
- Отнюдь, - отказался Игорь Козьмич. - Я как раз вульгарный материалист. Все должно быть удобно, под руками…
На просторной террасе стояла светлая деревянная мебель, элегантно стилизованная под крестьянский быт: обеденный стол и скамейки. На стене висела весьма высокого качества - видимо, импортная - репродукция картины Босха - членистоголовые уродцы, круглые, рогатые горы над лугами и лесами… Игорь Козьмич раскрыл дверцу холодильника.
- Только завез датского пива и сервелата… Все пропадает, - с досадой проговорил он. - Ну и черт с ним!
- Неплохо устроился, - оценил Ремезов. - Небось международные симпозиумы на дому собираешь?
- Секцию собирал как-то, - вполне непринужденно, без зазнайства признал Игорь Козьмич.
Игорь Козьмич рассказывал без тени хвастовства. Он быстро освоился в новой жизни, не выглядел в ней нуворишем… и говорил с открытой, доверительной непосредственностью, показывал свои палаты с достоинством не выродившегося, не поиздержавшегося разумом отпрыска боярского рода.
- А я, веришь ли, временами тебе сильно завидую, - с мечтательным вздохом сказал Игорь Козьмич. - Думаю иногда, а не бросить ли все к чертям, не махнуть ли… к тебе на Алтай. Тихо, горы, к Шамбале поближе… Организовать там эпидемиологическую службу по последнему слову. Тебя - главврачом, а? Крепкое дело, и результат всегда виден; люди на улице здороваются. Меня всегда к земской медицине тянуло, да все как-то за ближайший кусок хватался.
- Зато город заложил, - заметил Ремезов. - И отсель грозишь шведу.
Презрение к "дачному академику" улетучилось: что-то вдруг жалкое появилось в этой неуклюже сгорбившейся "снежной бабе".
Когда заперли дверь и спустились на тропинку, Ремезов подождал, пока Игорь Козьмич повернет к институту, и сказал:
- Ты мне, Игорь, главного не показал.
- Чего? - Остановившись, скафандр неловко повернулся.
- Лемехово… Ты думаешь, зачем я сюда напросился?
Сверкая на солнце, как арктический торос, скафандр стоял в зеленой траве неподвижно. Наконец скафандр пошевелился.
- Больше двух километров… - послышался голос Игоря Козьмича, и по этому предупреждению Ремезов понял, что однофамилец принял вызов. В наушниках что-то щелкнуло, и голос Игоря Козьмича позвал: - Станислав, слышишь нас?
- Слышу, Игорь Козьмич, - откликнулся лейтенант.
- Часа через два захвати нас из Лемехова.
- Так я подброшу, Игорь Козьмич! - удивился лейтенант.
- Не надо, Станислав, спасибо. У нас по дороге дела.
Они обогнули озеро и поднялись в заозерный лес, уже другой, полный не сосен, а дремучих елей с низко отвисшими толстыми ветвями в лохматых рукавах серых лишайников. Ветви опускались в густую рябь высоких папоротников.
И вот на высоте пологой горы лес распахнулся сразу настежь - и внизу встала, вся целиком, родная картина. Темные, грузные, с высокими слепыми окнами избы Лемехова, Само-озеро, сбившиеся у мостков, как осенние листья, лодки, провалившиеся в прибрежный бурьян бани… на том берегу, усеянном голыми и белесыми, как кости, бревнами, - такие же дома Быстры, из которых - это видно было издалека - только два или три были покинуты недавно, а остальные уже не одну зиму стояли остывшие. Ремезов глянул на левый угол Лемехова, за Бочарную Слободку: валуны виднелись, а раздвоенная береза с канатом на толстом черном суке сгинула…
Ремезов с трудом перевел дыхание, даже успев испугаться, что в скафандре кончается кислород… Потом вспомнил, что дышит воздухом снаружи. Он смотрел на Лемехово, и снова вместо грустных и светлых воспоминаний представлялось ему, как снизу увидели бы на горке их, двух появившихся из лесу "марсиан": как охнули бы женщины, обронив с мостков в воду белье, как высунулись бы в окна, приложив к бровям руки, старики, как заметались бы с ошалелым лаем собаки, как пустились бы наутек к домам, к матерям ребята, и девчонки визжали бы, волоча ревущих малышей и не поспевая за братьями, уже пропавшими во дворах…
Но деревни стояли в безмолвном оцепенении, не пугаясь ничего и не радуясь ничему, с мертвым безразличием принимая любое нашествие. И тогда Ремезов подумал, что они - вроде космонавтов, вернувшихся спустя тысячелетия, когда на Земле уже не осталось никого.
- Пойдем через кладбище, - предложил Игорь Козьмич.
Ремезов весь встрепенулся - даже кровь ударила в голову: все, что видел, вспомнил - до жердочки, до кустика, а кладбище, скрытое молодым лесным подростом, забыл.
Они перешли через ручей, перевалили через вспаханный бугор, и заросшая горцем тропка привела их в кладбищенскую рощицу. Ремезов не был на дедовских могилах больше десяти лет. Не был - как забыл. Теперь было стыдно и виниться, говорить про себя или шептать всякие покаянные слова… Лучше уж просто постоять так - может, простят. Сам себя не простишь, хотя и терзаться постоянно от такой вины не станешь…
Однофамильцы, ученые Ремезовы, были первым чисто городским поколением в двух родах. Их отцы до армии росли в Лемехове, а потом канули в городах, так что сыновья отцов были связаны с деревней только их рассказами и еще - летними каникулами. Но и летних месяцев хватило, чтобы душа пустила в Лемехове тонкие, нежные корешки.
Виктор Ремезов был поздним ребенком, свою бабку он не застал, а деда последний раз видел - с рубанком и желтыми стружками в бороде, - собираясь в первый класс. Родители Ремезова прожили меньше деревенского поколения, за их городскими могилами ухаживала старшая сестра Ремезова, и сам он помогал ей недавно, прошлой осенью… Могилы деревенских Ремезовых были ухожены, оградки заново покрашены, палая хвоя выметена.
- Я покрасил весной и у твоих, и у своих, - раздался голос Игоря Козьмича. - А убирает здесь соседка, Марья Андреевна… Ты помнишь соседку-то? Все моего отца ругала за то, что у нас баня в озеро съехала… Ей уже за восемьдесят. Но бойкая, спуску не даст. Под пасху за мной прямо в институт притопала… Когда, говорит, ограду поправишь, ирод?..
Игорь Козьмич распахнул калитку у своих стариков, осторожно вошел, боясь пропороть скафандр об углы оградки, и, наклонившись, отбросил в сторону лежавшую на холмике сухую ветку.
- Ну… пойдем? - предложил он. - Как раз успеем по деревне пройтись - и лейтенант на своем танке примчится.
Ремезов хотел попросить подождать еще немного, но молча повиновался: сколько ни стой теперь, все равно не оправдаешься, не возместишь десятилетнее, а в сущности, тридцатилетнее, копившееся со школьного возраста беспамятство.
От кладбища пошли по дороге к деревне.
- Твой дом еще стоит, - сообщил Игорь Козьмич. - Мы его немножко подремонтировали. А старый шифоньер, ты уж не ругай, я старухе Глазычевой отдал. Она давно на него заглядывалась. Говорит, еще в войну у твоей бабки за телка выпрашивала. Брать теперь не хотела, но я уж соврал, что твоя сестра велела отдать.
Они стали обходить дом предков Игоря Козьмича - и замерли, как громом пораженные… На соседнем огороде медленно копала картошку пожилая женщина в телогрейке, подпоясанной передником, в резиновых сапогах, в темном шерстяном платке, замотанном, как в холод и ветер, вокруг головы.
- Мать честная! - воскликнул, приходя в себя, Игорь Козьмич. - Да это же тетка Алевтина! От нее кучка золы должна была остаться… еще за три километра отсюда…
Тетка Алевтина, не оглядываясь, подвинула поближе к ногам почти уже полное ведро. Доктора Ремезова вдруг потянуло прыснуть со смеху, но он успел сдержаться.