ЕВГЕНИЙ БЕНИЛОВ
НА МОРЕ И НА СУШЕ
1
Я прихожу в себя и слышу громкий, ровный гул - открываю глаза и вижу песок. Он почему-то в сантиметре от моего носа. Ага, понимаю: я лежу ничком, уткнувшись лбом в подвернутую руку… кажется, на пляже.
На пляже?
Я поднимаю голову и вижу полоску желтого песка, отороченную вереницей шевелящихся на ветру пальм. Справа от меня бьются волны, выбрасывая длинные пенистые языки. Сверху висит темно-синее, южное небо. Яркое солнце жжет спину.
Я встаю на ноги и с удивлением рассматриваю свой купальник: красный треугольник внизу, два лоскутка наверху. Совершенно не в моем стиле… как я могла такое купить?
А где Димка?
Я смотрю по сторонам, но на пляже - до самого горизонта - никого. Оборачиваюсь, но моего жениха нет и там… зато я вижу Арабеллу. Стрекоза парит перед моим лицом: полуметровые крылья слились в кисейную пелену, в огромных фасеточных глазах блестят солнечные блики. Я хлопаю в ладоши, и она послушно садится мне на плечо… от прикосновения цепких лапок становится щекотно.
И тут, словно по волшебству, в памяти оживает целый пласт событий: вот мы с Димкой приезжаем на курорт, вот грузим чемоданы и клетку с Арабеллой в такси, вот селимся в отель…
Но как я оказалась одна на пустынном пляже?
На мгновение задумываюсь, и в памяти всплывает еще один пласт: мы уже неделю отдыхаем, таскаясь каждый день на городской пляж, - и вокруг люди, люди, люди… прямо как сельди в бочке. Тогда я предлагаю съездить в южную часть полуострова. Мы берем напрокат машину: Димка ведет, я смотрю по карте и говорю, куда ехать; Арабелла стучит крыльями в своей клетке. Наконец мы приезжаем на место, выпускаем стрекозу, оставляем машину на обочине и пробираемся по дюнам к пляжу. Купаемся у самого берега (нас предупредили, что здесь, на юге, водятся водомерки и прочая морская нечисть). Потом закусываем бутербродами, пьем холодный сок из термоса и идем гулять вдоль моря.
А что дальше?..
Арабелла трется о мою щеку, ласково покусывает за ухо. Ветер ерошит волосы, небольно бьет песком по ногам. Легкие перистые облачка летят по синему небу. Я в растерянности выдергиваю из памяти разрозненные картинки: вот Димка от избытка сил встает на руки и идет, оставляя на мокром песке смешные лапчатые следы. Вот он пытается научить меня ходить на руках: я отбиваюсь и пронзительно визжу - Арабелла мечется над нами, не зная, нужно ли защищать хозяйку…
А что потом?
Потом произошло что-то плохое…
Сердце мое замирает, словно сжатое чьей-то холодной, костлявой рукой, - я опускаюсь, почти падаю на песок. Арабелла взлетает, затем опять пристраивается мне на плечо.
Закрываю глаза, вспоминаю.
Взявшись за руки, мы с Димкой идем по пляжу, и вдруг на горизонте возникает точка. Мы подходим ближе - точка превращается в катер: он стоит у самого берега, с высокого борта на песок брошен трап. По трапу спускается статная высокая брюнетка в ярко-синем платье и идет навстречу. Взгляд ее прикован к Димке - я немедленно беру его за руку и, склонив голову, касаюсь виском его плеча (что на женском языке означает: "Руки прочь от моего жениха!"). Однако бесстыжая брюнетка продолжает таращиться на Димку. Я скашиваю глаза и обнаруживаю на лице последнего глупую ухмылку: рот до ушей, хоть завязочки пришей… ну, погоди - вечером на дискотеке назло пойду с тем спортсменом танцевать, что вчера домогался. Тут-то ты и сгоришь от ревности, женишок!.. Димка оборачивается ко мне, и я поспешно отвожу глаза.
Брюнетка приближается, так что я могу разглядеть ее как следует: надменное холеное лицо, длинная шея, шикарное платье (совсем простое, но видно, что стоит кучу денег); крошечные босые ступни с фиолетовыми ногтями тонут в песке. Руки она держит как-то не по-женски: левая прижата к телу, правая - за спиной.
А когда до нас остается метров пять, правая рука брюнетки выныривает из-за спины: я вижу направленный на меня пистолет. Вернее, не пистолет, а парализатор, ибо заканчивается он не дулом, а двумя электродами.
Мы с Димкой врастаем в песок… краем глаза я замечаю на его лице недоумение.
Тр-р-р…
С электродов парализатора слетает молния и ударяет меня в грудь: ноги подламываются, я валюсь вперед, лицом вниз. Слышу Димкин голос: "Вы что, рехнулись?.." Но тут еще один разряд бьет меня в спину, и поток воспоминаний обрывается.
Я открываю глаза, и мой взгляд натыкается на отпечаток ноги на влажном песке. Отпечаток больше моего: здесь ступил Димка. А вот еще один, поменьше… от злости у меня кружится голова. Проклятая брюнетка!.. Я иду по ее следу, как ищейка, - но вскоре тот теряется. Ага, здесь они поднялись на катер.
Я поднимаю взгляд, но катера нет: пока я валялась без сознания, тот, ясное дело, уплыл. Я всматриваюсь в море и вижу остров; рядом - маленькое белое пятно. У меня на глазах катер приближается к острову, сливается с белой полосой прибоя и исчезает. Наверное, причаливает к берегу.
Неужто брюнетка столь глупа? Неужели не побоялась, что я приду в себя и прослежу за ней?..
Наверное, она остановилась на этом острове ненадолго - ну, там подобрать сообщника или еще что-нибудь. А потом двинется дальше… надо немедленно оповестить полицию! Пока брюнетка не скрылась!
Но как я доберусь до полицейского участка? Ведь я не умею управлять машиной! И позвонить не могу - мобильный остался в гостинице… да и сигнала здесь, скорее всего, нет.
В глазах у меня закипают слезы: дура я, дура, дура, дура! Ведь предлагал же Димка научить меня водить!
Что ж, придется идти к дороге и голосовать.
Делаю несколько шагов… и останавливаюсь. Пытаюсь вспомнить, много ли видела машин по пути сюда, - две-три, не больше. Насколько я помню карту, в этой части полуострова селений нет.
В отчаянии валюсь на песок. Пока я буду мотаться за полицией, ненавистная брюнетка увезет моего жениха неизвестно куда. И убьет его, наверное… или соблазнит! Ведь мужики такие слабые: увидят смазливую бабенку и сразу пускают слюни, - отчаяние у меня сменяется злостью. Я представляю, как подкрадываюсь к гадине и, прежде чем та хватается за парализатор, вцепляюсь ей в волосы!..
Господи, на что я теряю драгоценное время?!
Я вскакиваю на ноги, пытаюсь оценить расстояние до острова - может, километр, а может, и все три: ориентиров нет, понять трудно. Ладно, разберемся - ведь я хорошая пловчиха, даже выступала за сборную МГУ… в любом случае выбора нет: если бежать за подмогой, брюнетка улизнет - и кто тогда спасет Димку?
Я подхожу к линии прибоя и пробую ногой воду.
2
Я открываю глаза и медленно, с усилием сажусь - в задницу впивается что-то острое. Внутри черепа бьют колокола… пытаюсь встать, но голова кружится, и я валюсь на бок.
Черт!.. Что со мной?!
Упираясь руками в битый кирпич, встаю на четвереньки. Справа от меня высятся развалины церкви, слеза - выгоревший сквер (от деревьев остались обугленные пеньки: видать, кто-то поработал огнеметом). Прямо по курсу я вижу кучу мусора и, на самой верхушке, муравья. Несколько секунд тупо разглядываю его… наконец понимаю: это - Чапай.
- Чапай! - зову я хрипло. - Иди сюда, насекомый!
Муравей подбегает и, негромко стрекоча, тычется мне в лицо.
Преодолевая головокружение, встаю, ощупываю череп. На лбу обнаруживается огромная шишка.
А где Нюта?..
С кряхтением сажусь на поваленный столб, закрываю глаза и массирую веки. Пытаюсь вспомнить… в голове мелькают лишь разрозненные картинки: вот мы с Серегой копаемся в развалинах музыкальной фабрики, вот находим почти не поврежденную арфу… нет, это было утром. Вот обмениваем арфу на мешок турнепса и двух копченых улиток… в памяти всплывают бородатые рожи крестьян и запах навоза - ага, это на Тамбовском рынке, ближе к вечеру, часов в пять.
Что было потом?
Потом наступают сумерки. Бездомные зажигают свои костры - если смотреть с холма, костры складываются в цепочки, повторяя сетку улиц. Мы с Нютой идем по Оружейной - Чапай то забегает вперед, то отстает, роясь в развалинах. Вдруг Нюта испуганно хватается за мою руку: "Дима, пойдем домой!" Из сумрака выступают смутные фигуры… я с удивлением чувствую исходящую от них угрозу. Что за чушь?.. Ведь мы у себя в районе, нас туг знает каждая блоха. "Не бойся! - я обнимаю Нюту, пытаюсь ее успокоить. - Ведь мы у себя в районе, нас тут знает каждая блоха". Мы подходим ближе: незнакомцев пятеро, все в темной, влажно блестящей одежде (кажется, резиновой), на головах - шлемы и сдвинутые на лбы защитные очки.
Дети подземелья!..
Нютино плечо дрожит у меня под рукой. Я хватаюсь за пистолет.
- Стоять!
В глаза ударяет луч фонарика, рядом с которым (так, чтобы я видел) - оружейное дуло. Прищуриваюсь, стараясь разглядеть, что находится позади фонарика, и вижу высоченного детину с "калашом". Ствол автомата направлен мне в живот.
- Федор, Кирюха!
Один громила забирает мой пистолет, другой хватает Нюту за руку и тащит в темноту.
- Дима! - истерически кричит девушка.
Я кидаюсь вслед… но тут же останавливаюсь, получив сокрушительный удар в лоб - очевидно, рукояткой пистолета. Мир озаряется снопом вылетевших у меня из глаз искр, а потом становится темно…
Стук мотающейся на ветру форточки в доме напротив возвращает меня в настоящее. Чапай растянулся на земле и грызет найденную в мусоре консервную банку - с легкостью прокусывает проржавевшую жесть, из банки лезет густая бурая масса.
"Вот ведь идиот! - кляну я себя. - Зачем полез на рожон?!" Досада и злость охватывают меня… нет, не только досада и злость - я ощущаю резкую, почти физическую боль в груди: у меня отняли Нюту! Что делать? Кого звать на подмогу?.. Судорожно перебираю в памяти знакомых и понимаю, что обратиться могу лишь к Сереге: остальные рисковать ради меня не станут. А к Сереге обращаться не хочу я сам - у него жена и трое детей; если с ним что-то случится, кто будет их кормить?
Достаю из ножной кобуры, не замеченной бандитами, второй пистолет. Проверяю обойму - вроде полная - и вскакиваю с поваленного столба. Чапай вопросительно поднимает голову. "Ищи! - говорю я. - Нюта!" Муравей носится зигзагами: голова опущена, антенны непрерывно шевелятся - ощупывают землю, пробуют на вкус воздух. Наконец он берет след и устремляется в темноту; я зажигаю фонарик и, спотыкаясь о битые кирпичи, кидаюсь вдогонку.
Поначалу Чапай бежит по улице, потом сворачивает в какую-то арку; мы оказываемся во дворе, окруженном непонятно как уцелевшими многоэтажками. В центре двора темнеет что-то большое. Следуя за Чапаем, подбегаю ближе и вижу памятник: одетый в борцовское кимоно президент гордо выпячивает усеянную орденами грудь. Рядом с памятником обнаруживается канализационный люк - муравей скребет его лапой.
Поводив лучом фонарика по земле, нахожу обрезок трубы и подцепляю крышку люка. Раздается скрежет. Мало-помалу крышка съезжает в сторону.
- Вперед! - командую я.
Чапай исчезает в темном отверстии. Светя себе под ноги, я следую за ним.
3
Я плыву уже с полчаса… а может, и час, не знаю. Пятиметровые волны то бросают меня в небо, то валят в узкие ущелья между гребнями. Арабелла висит в метре над водой и чуть впереди, я держу курс на нее - что очень удобно, ибо начинаются сумерки и остров с катером виден плохо. Брызги хлещут меня по лицу, соленая пена лезет в рот… с начала моего заплыва волнение заметно усилилось.
Хорошо хоть вода теплая - намного теплее, чем в северной части полуострова.
Или, вернее, плохо. Потому что в теплой воде водятся опасные насекомые… ощущение незащищенности покалывает мне пятки.
Перед тем как отправиться в путешествие, я подобрала обломок раковины с острым краем и спрятала в трусы (вспомнив, насколько те крошечные, озабоченно проверяю, на месте ли осколок, - слава богу, на месте). И все-таки непонятно, о чем я думала, когда покупала этот блядский купальник!
Меня выносит на очередной гребень и…
Склон следующей волны усеян ярко-красными пятнами: красное на синем - очень красиво.
Водомерки!
Я выхватываю осколок раковины и выставляю перед собой. На мгновение все вокруг застывает, как на снимке: висящая в воздухе Арабелла, летящие по ветру клочья белой пены, круглая луна, плывущая над темной горой острова. И водомерки: растопыренные лапы, лаково блестящие панцири - примерно метр в диаметре.
А потом…
Потом я переваливаю через гребень и, вытянувшись в струну, скольжу вниз - быстрее, быстрее… осколок раковины зажат в вытянутой руке. Водомерки расходятся веером (пропускают меня, чтобы напасть сзади)… я пролетаю сквозь их стаю и, сделав кувырок, поворачиваюсь - как раз чтобы успеть полоснуть раковиной по сунувшейся ко мне морде.
С распоротым глазом, водомерка заваливается набок и судорожно бьет ногами. Ее товарки отскакивают в стороны… но тут же бросаются на раненое насекомое. Раздается громкий неприятный хруст: жвалы раздирают хитиновый панцирь.
Однако досмотреть представление мне не удается: незаметно для себя я переваливаю через очередной гребень и, потеряв равновесие, падаю спиной назад. Волны крутят и вертят меня… я не понимаю, где верх, где низ. В нос набивается едкая, соленая вода.
А когда я выныриваю, то вижу летящую на меня водомерку - насекомое катится, как лыжник, по склону волны. Я отмахиваюсь раковиной, но попадаю в пустоту… вернее не в пустоту, а в широко разинутые жвалы. Ладонь прокалывает острейшая боль, раковина выскальзывает из пальцев. Две пары когтистых лап хватают меня за плечи и бока; к лицу приближается бородавчатая морда - превозмогая боль в прокушенной руке и отвращение, я пытаюсь морду эту оттолкнуть…
Но тут что-то большое падает водомерке на спину раздается хруст, лапы насекомого разжимаются. Меня относит в сторону, а водомерка, вздымая тучи брызг, погружается в воду. Я вижу в спине у нее дыру, в которой пузырится густая белая гадость.
Арабелла висит в воздухе и плотоядно щелкает жвалами.
4
Я осторожно спрыгиваю на пол и свечу по сторонам фонариком: коридор уходит в бесконечность. От стены до стены примерно четыре метра, от пола до потолка примерно три. По стенам тянутся ржавые трубы. Воздух едкий - у меня начинают слезиться глаза… здесь явно не помешали бы защитные очки.
Чапай стрекочет и гарцует от нетерпения.
"Ладно, пошли", - ударяясь о стены, мои слова вереницей уносятся в бесконечность. Муравей бросается вперед, я - за ним.
На раскисшем бетоне пола - лужи, на влажном бетоне стен - разводы плесени. Иногда в стенах коридора открываются боковые проходы, но Чапай бежит прямо. Равномерные движения его ног действуют на меня отупляюще. Острая боль из-за утраты Нюты чуть ослабела: вовлеченность в действие - вопреки логике - внушает ложные надежды.
Мои ботинки шлепают по лужам; лапы Чапая цокают, как подкованные.
Вдруг муравей останавливается и поднимает голову, не то прислушиваясь, не то принюхиваясь. Я тоже встаю - вокруг висит тишина… не знаю, как Чапай, но я слышу лишь собственное хриплое дыхание. Впрочем (жду еще несколько секунд), сзади доносится тихий гул. Я также ощущаю вибрацию: пол под ногами дрожит, будто сюда мчится стадо буйволов - если б буйволы еще водились на Земле, конечно…
Если мы останемся на месте, нас неминуемо затопчут.
Чапай возбужденно мечется взад-вперед; я пытаюсь вспомнить, когда мы миновали последний боковой проход… кажется, давно. Пробегаю вперед, но ответвлений нет и там - деваться некуда!
Неожиданно Чапай прыгает на стену и лезет вверх - долезает до потолка и повисает там вверх ногами. Он глядит на меня и тревожно стрекочет.
А куда прикажете деваться мне?
Топот бесчисленных ног становится громче - я уже различаю звуки отдельных шагов. Подо мной трясется пол.
По стене коридора тянется труба; я пытаюсь взобраться на нее, но проржавевший металл ломается, и я падаю. Пробую залезть в другом месте, но труба ломается опять.
На мгновение меня охватывает паника: по спине катится пот, сердце колотится в горле. Слушая нарастающий гул, я свечу фонариком в черную глубину коридора - луч выхватывает глазастую, усатую морду… еще одну… еще одну… Ноги тараканов сгибаются и разгибаются, как рычаги машин; трехметровые усы непрерывно шевелятся.
Сейчас они опрокинут меня - и тогда конец!
Я цепляю фонарь за пуговицу, бросаюсь к висящему на потолке Чапаю - подпрыгиваю и хватаюсь за него, поджав ноги. Истошно стрекоча, муравей вцепляется в изъеденный коррозией бетон… не дай бог насекомый разозлится и цапнет меня за руку!
И вот первый таракан проносится под нами… пара секунд, и они уже несутся непрерывным потоком. Десятки тонких дрожащих усов скользят по мне, ощупывая на ходу, под их прикосновениями тело мое медленно раскачивается. "Чапай, дружище, потерпи!" - умоляю я муравья.
Наконец последний таракан исчезает в глубине туннеля. Я разжимаю затекшие пальцы, спрыгиваю на пол. Рядом шмякается Чапай и, упершись передними лапами мне в колено, сердито стрекочет - ругается на меня. "Спасибо, насекомый! - я чешу у него под подбородком. - Спас своего хозяина!" Потом смотрю на истоптанный тараканами бетон пола и озабоченно говорю: "Чапай, след!"
Несколько секунд муравей щупает антеннами пол, а потом бросается в темноту туннеля.
5
Я плыву вдоль острова. Справа от меня ревут волны, разбиваясь о каменную стену, - от нее надо держаться подальше. Но и отплывать далеко тоже нельзя, иначе я не замечу проход внутрь острова, куда зашел катер. Солнце давно село; единственным источником света является луна.
Волны мотают меня вверх и вниз, в руках и ногах клубится усталость. Сколько я плыву - час? полтора?.. Прокушенная водомеркой ладонь быстро наполняется пульсирующей болью.
Проход в скалах открывается внезапно: он узок - метров двадцать, не шире. Сильное течение тянет меня внутрь - очевидно, сейчас прилив. Ага, понятно: прилив, наверное, и помешал брюнетке покинуть остров.
Я перестаю грести: течение само затаскивает меня в пролив; корректируя курс гребками, я несусь по узкому извилистому коридору и наконец оказываюсь в лагуне.
Волны и ветер стихают, будто их и не было.
Лагуна представляет собой круглое озерцо с крутыми скалистыми берегами. Выбраться на сушу можно лишь на дальней стороне - там виднеется цепочка фонарей… похоже на набережную. Откуда? Разве здесь кто-то живет?.. Удивиться я, однако, не успеваю, ибо замечаю катер: он пришвартован в дальнем конце набережной. В иллюминаторах горит свет.
У меня заходится сердце: цель близка, теперь все зависит от меня - стараясь не шлепать по воде руками, я плыву к берегу. Арабелла неслышной тенью скользит впереди. Лунные блики играют на воде.
Вдруг стрекоза притормаживает и поворачивается ко мне… нет, не ко мне - она смотрит на что-то позади меня. Я тоже оборачиваюсь: на поверхности воды, метрах в Десяти от меня, - длинный извилистый след.
Пиявка!
Я изо всех сил плыву к берегу… у меня есть шанс, ибо пиявки - тихоходы; если б я не вымоталась, то легко бы Уплыла от нее. Однако руки и ноги мои налиты свинцом, сил и дыхания почти не осталось.
Арабелла носится над водой - но что она может сделать? Вот если б пиявка показалась на поверхности…