Правой-левой, правой-левой - руки мои рубят воду, как пропеллеры. Цепочка фонарей на набережной быстро приближается… вот я уже вижу место, где можно выбраться на сушу: там к воде сбегает широкая лестница.
И в тот момент, когда я касаюсь нижней ступеньки, мягкие губы охватывают мою левую ступню, в кожу впиваются десятки мелких, острых зубов. Руки мои соскальзывают с мокрого мрамора - пиявка тянет меня в черную глубину. Глотнуть воздуха я не успеваю.
Не знаю, как мне удается сохранить присутствие духа… верно, потому, что рядом нет Димки и мне не нужно изображать из себя слабую женщину.
Извернувшись, я вонзаю ногти в скользкую массу, охватывающую мою ступню. Меня дергает вбок, потом переворачивает: пиявка извивается и бьется, пытаясь вырваться, - но я держу крепко! Держу до тех пор, пока она не разжимает зубов… задыхаясь, пробкой вылетаю на поверхность и барахтаюсь по направлению к берегу.
Я выбираюсь из воды, ползу, оставляя кровавый след, вверх по ступенькам и, оказавшись на набережной, валюсь в обморок.
6
Я сижу на полу, подложив под зад тараканье крыло и привалившись спиной к стене. На коленях у меня лежит пистолет. Как только я сел, Чапай канул в темноту, но, если его позвать или просто свистнуть, он немедленно прибежит.
Мы находимся в боковом коридоре, метрах в пятидесяти от выхода из туннеля. А может, входа в какое-то помещение, не знаю… так или иначе, там есть источник света и пост детей подземелья: два парня в резиновых комбинезонах. Слава богу, я заметил их раньше, чем они меня, и свернул в удачно подвернувшееся ответвление.
Пол вокруг меня завален разложившимися, полуразложившимися и совсем свежими тараканьими трупами - вонь стоит невыносимая… Панцири тараканов испещрены пулевыми отверстиями: видать, насекомые часто сюда лезут, а охранники их расстреливают. Между трупами неслышно передвигаются слизняки: сползлись на бесплатное угощение.
И что теперь? Может, охранников удастся обойти?
Несколько секунд я размышляю… нет, не получится. Если даже найдется обходной путь - он тоже охраняется. А если не охраняется и там можно пройти - то где Чапай будет искать Нютин след?
Может, сделать вид, что сдаюсь, - а как подберусь к охранникам поближе, тут я их и положу!
Несколько секунд размышляю… нет, не получится. Близко они меня не подпустят: изрешетят из автоматов, как таракана, - а потом будут разбираться.
Тук. Тук. Тук. Тук…
Вздрогнув, осторожно поднимаюсь на ноги. Сжимая в потной руке пистолет, подхожу к входу в главный туннель. Оттуда доносится громкий стук… я всматриваюсь в темноту и различаю лежащего на спине таракана: он монотонно бьет ногой в стену. Видать, недавно подстрелили. Я вспоминаю стадо, чуть не затоптавшее нас с Чапаем.
Вдруг муравей материализуется у моей ноги и застывает в позе кентавра: передняя часть туловища приподнята, передние лапы сложены на груди.
Он почуял что-то опасное.
Замираю, но слышу лишь стук тараканьей ноги по стене коридора и стук собственного сердца о стенки грудной клетки. Последний кажется намного громче… затем я различаю звуки шагов и голоса. По стенам коридора мечутся лучи фонарей.
Прижавшись спиной к стене, взвожу затвор пистолета - раздается громоподобный щелчок… я в ужасе приседаю. Но охранники щелчка не слышат: они минуют меня и останавливаются около недостреленного таракана. "Говорьил я тебье, мюдилла! - у того, что повыше, сильный французский прононс. - У менья ухо - альмаз". - "Не ухо, а глаз, - поправляет другой. - Учи русский язык, чурка парижская". Француз передергивает затвор "калаша", а я тем временем целюсь ему в спину.
Тра-та-та-та-та…
Выстрел пистолета теряется в автоматной очереди - как, собственно, и было задумано; француз без звука валится вперед. Наступает тишина. Второй охранник с удивлением таращится на мертвого. "Пьеруха, ты чиво?.." - Он осторожно касается лежащего ногой. "Не шевелись! говорю я, выступая из бокового туннеля. - Одно движение - стреляю". Парень застывает в неловкой позе. Я подхожу, стаскиваю с него автомат и вешаю себе на плечо: "Повернись". По-хорошему, его сразу б надо было завалить… вот только комбинезон портить неохота.
На физиономии охранника - насколько это позволяют разглядеть защитные очки - заискивающая улыбка. Голубые кудри выбиваются из-под шлема и липнут к потному лбу. "Не убивай! - молит парень. - Я никому не скажу!.." Тон его настолько жалок, что я теряю бдительность…
Тут-то он и кидается на меня.
Пистолет и фонарик вылетают у меня из рук, автомат слетает с плеча. Мы катимся по полу; тараканьи панцири хрустят под нашими телами. Я оказываюсь сверху и изо всех сил бью парня по скользкой морде - раз, другой…
Ох-х-х!!!
Получив удар в пах, я валюсь набок. Охранник оказывается сверху и хватает меня за горло - я пытаюсь отодрать его руки, но мои пальцы соскальзывают с потных запястий…
Вдруг хватка у меня на горле слабеет; парень падает вперед. Я сталкиваю его с себя и сажусь… в моей груди свистит и булькает воздух. Чапай стрекочет, ласково ощупывает антеннами мое лицо.
В свете валяющегося на полу фонаря я вижу, что жвалы муравья испачканы кровью.
7
Я прихожу в себя от холода: зубы стучат, ноги и руки - ледяные. Правая ладонь и левая ступня налиты болью… от жалости к себе я начинаю плакать.
Впрочем, для кого я плачу?.. Рядом - никого, никто не пожалеет!
Я вытираю глаза, сажусь, осматриваю раны. Прокушенная рука распухла, вокруг сквозного отверстия образовались темно-красные круги - причем с обеих сторон. \\е дай бог началось заражение… черт эту водомерку знает: может, она перед тем, как кусаться, дохлятины нажралась?
Впрочем, нога беспокоит меня больше: щиколотку, как браслет, охватывает цепочка небольших проколов - и из каждого течет алая струйка. Не сочится, а именно течет: я слыхала, что пиявки впрыскивают жертве какую-то гадость, чтобы кровь не сворачивалась… надо немедленно наложить жгут!
Несколько секунд размышляю, потом смотрю на свой купальник. Размышляю еще чуть-чуть. Выбора нет: снимаю верх купальника и перетягиваю щиколотку выше укуса. Кровь сразу останавливается, будто я завернула кран.
Я отжимаю волосы и встаю.
Передо мной - широкая улица, отгороженная от лагуны невысоким (мне по пояс) парапетом. Тротуар вымощен плитами, образующими красивый и довольно сложный узор. Противоположная сторона застроена двух-трехэтажными домами: внизу магазины и кафе, верхние этажи - очевидно, жилые. В ярко освещенных витринах стоят шикарно одетые манекены, ярко освещенные залы уставлены накрытыми столами. И ни одного человека…
Оставляя кровавые следы и дрожа от холода, я пересекаю дорогу, подхожу к первому попавшемуся ресторану, дергаю дверь - заперта. Внутри - ни души. Перехожу к соседнему зданию; там магазин женской одежды. В витрине - потрясающе красивое вечернее платье, с пучками сборок по бокам… очень оригинально, нужно запомнить. Справа и слева от платья стоят зеркала; я делаю шаг вбок и вижу свое отражение…
Господи, какой ужас! Вся в крови, волосы слиплись °т морской воды, голые сиськи мотаются… Передернувшись, я отворачиваюсь.
Ближайший ко мне конец набережной заканчивается памятником: одетый в борцовское кимоно президент гордо выпячивает усеянную орденами грудь. Стуча зубами от холода, я смотрю на него…
Господи, почему я теряю время?!
Я поворачиваюсь и решительно иду к катеру. Арабелла летит надо мной - ветер от ее крыльев холодит мокрую спину. Я хлопаю в ладоши, и стрекоза опускается мне на плечо. Воздух приходит в состояние абсолютного покоя; вокруг царят тишина и безлюдье. Вот ведь странное место!.. Ярко освещенная набережная, кафе, магазины - на пустынном острове. Бывает же такое!
До катера остается метров сто… мне становится неуютно: а вдруг гадина заметит меня? Однако выбора нет: набережную ограничивает сплошной ряд домов, не обойдешь. А в море я больше не полезу - пусть уж лучше меня застрелит брюнетка, чем утащит пиявка!
Последние метры я ползу на четвереньках, скрываясь за парапетом. Арабелла перебирается с плеча на спину и щекочет мне между лопаток. Доползаю до выхода на причал, осторожно высовываюсь: на палубе - никого. В будке на носу катера (кажется, она называется рубкой) горит свет, но людей не видно.
Я поднимаюсь на ноги и, пригибаясь, крадусь к катеру. На борт ведет узкий трап, и вот я уже на палубе. Миную вход в рубку и вижу еще одну дверь: она приоткрыта, позади - ступеньки вниз. Не прикасаясь к двери (та может заскрипеть), боком проскальзываю внутрь, спускаюсь по винтовой лестнице. Под моими ступнями мягко пружинит ковер.
Лестница заканчивается еще одной дверью, в центре которой - круглое окошко в блестящей медной раме. Стоя сбоку - так, чтобы меня не было заметно, - я осторожно заглядываю внутрь.
Передо мной - роскошно обставленная комната: слева расположена широкая кровать под бархатным балдахином, справа - красного дерева стол с резными ножками. На столе - остатки ужина: тарелки из тонкого фарфора, антикварного вида ножи и вилки; из серебряного ведерка торчит бутылка. У стола сидит одетая в узкое кружевное платье брюнетка - в руке у нее бокал шампанского… по сравнению с ней я чувствую себя грязной, полуголой дикаркой.
А в середине комнаты я вижу Димку.
Он стоит у колонны, поддерживающей потолок, и как-то странно вытягивает вверх руки… я не сразу понимаю, что он привязан к вбитому в колонну крюку. Мой жених все еще в плавках, босые ноги тонут в ворсе ковра.
Вдруг брюнетка встает, подходит к Димке, поднимается на цыпочки и… впивается ему в губы!
Сердце взрывается в моей груди; чтобы удержаться на ногах, я упираюсь рукой в стену. Чтобы не свалиться на пол, Арабелла вцепляется мне в плечо.
Поцелуй длится чуть ли не две минуты; наконец гадина отрывается от моего жениха… тот лишь молчит и тяжело дышит. Почему не плюет ей в лицо? Почему не пинает - ведь ноги-то у него свободны?
Чувство потери валится на меня, как груда камней. Оглушенная, я стою на темной лестнице.
Проклятая брюнетка ласкает Димкину грудь, рука ее спускается к его животу… затем, опустившись на колени, гадина резко спускает Димкины плавки.
Прежде, чем я успеваю отвернуться, я замечаю, что у моего жениха - чудовищная эрекция.
Несколько секунд я гляжу в стену… потом для верности еще и зажмуриваюсь. Арабелла щекочет мне усиками щеку. Я вслепую поднимаюсь на палубу - потом, открыв глаза, иду с катера прочь. Губы мои почему-то шевелятся… я вдруг понимаю, что монотонно шепчу: "Меня предали, предали, предали, предали…"
Но вдруг едкие, злые слезы брызгают из моих глаз; пальцы скрючиваются, будто вцепляются во что-то ногтями… Какого черта? Почему я без борьбы отдаю этой гадине своего любимого?!.. Мало ли, на кого у него эрекция… то есть не мало, конечно, - но с ним я разберусь потом!
Я поворачиваюсь и решительно иду к катеру. На земле валяется булыжник - я подбираю его, зажимаю в руке острым концом наружу… и вот уже, спустившись по лестнице, осторожно заглядываю в круглое окошко в медной раме. Но ни Димки, ни брюнетки не видно - лишь раскрытые наручники висят на крюке. В растерянности я рассматриваю комнату и вдруг замечаю, что балдахин вокруг кровати задернут…
Стиснув зубы и стараясь не думать о том, что происходит позади бархатного занавеса, я бесшумно открываю дверь и вхожу в каюту. Арабелла балансирует у меня на плече, толстый ковер впитывает звуки шагов. Я подкрадываюсь к кровати, рывком отдергиваю занавес и… вижу сидящую по-турецки брюнетку. На лице у гадины - злорадная ухмылка, в руке - парализатор.
Где Димка?.. Я в растерянности озираюсь по сторонам.
Но тут с электродов парализатора слетает молния, ударяет меня в лоб - я валюсь назад… пытаюсь встать, но не могу шевельнуться. Ковер колет голую спину, Арабелла бесшумно парит под потолком. По тому, как подобраны ее лапки, видно, что стрекоза готова к атаке и лишь ждет приказа - но я не в силах разлепить губы!
Брюнетка слезает с кровати, подходит ближе, презрительно глядит на меня сверху вниз. Потом поднимает парализатор и…
8
Комбинезон покойного охранника мне короток - сразу видно, что с чужого плеча, а сзади еще и залит кровью. Однако делать нечего… я выхожу из туннеля и оказываюсь в широком коридоре. Пол и стены здесь не бетонные, а земляные, потолок поддерживают деревянные колонны и балки.
Снятый с предохранителя автомат висит у меня на шее; мой указательный палец - на спусковом крючке. "Чапай, след!" - командую я, и муравей бежит вперед. Опасливо озираясь, я иду за ним.
Первое дитя подземелья встречается минуты через две: из бокового коридора вываливается коренастый бородатый мужик… оружия у него вроде бы нет. Пока я прохожу мимо, он подозрительно таращится, потом плетется следом - может, ему надо в ту же сторону? Некоторое время мы идем как бы в связке… спина моя покрывается испариной.
Наконец мужик сворачивает в боковой проход. Я облегченно вздыхаю.
Вскоре начинаются жилые помещения. Становится светло: в стены там и сям воткнуты горящие факелы - фонарик я прячу в карман. Вокруг снуют пешеходы и двигаются повозки, запряженные волосатыми коротконогими жуками; коридор расширяется и становится улицей. В стены вделаны двери (из тараканьих панцирей) и окна (из мушиных крыльев). На меня никто не обращает внимания: ну залита у мужика спина кровью - эка невидаль! А я верчу головой и глазею по сторонам: в подземных селеньях я раньше не бывал.
Чапай сворачивает в переулок, я - за ним.
Здесь народа меньше. На завалинках сидят изможденные старцы; они жуют губами и провожают меня подозрительными взглядами сквозь захватанные до полной непрозрачности стекла очков. В груде мусора роются два худосочных, паршивых муравья. Чапай угрожающе щелкает жвалами, и они бросаются наутек. Возле входа в продуктовую лавку стоят три парня: к отвисшим губам приклеены окурки, на щетинистых харях - очки с зеркальными стеклами. Они не шевелятся и смотрят перед собой, будто меня нет в помине, но когда я прохожу, отклеиваются от стены и тащатся за мной. Вскоре их шаги приближаются почти вплотную; я оборачиваюсь и, демонстрируя автомат, резко спрашиваю: "Что надо?" Повисает напряженная пауза: в зеркальных очках парней пляшет пламя факелов. Позади меня призывно стрекочет Чапай - мол, чего застрял?
Над нами с треском распахивается окно. Оттуда высовывается морщинистое старушечье лицо: седые патлы свисают неопрятными сосульками, на подбородке - тысяча и одна бородавка. "Чаво к человеку пристали, ироды?!" - слышу я. Парни подают назад… пятятся и исчезают в переулке. "А ты, касатик, иди своей дорогой пошустрей, - бабка шмыгает носом. - Неча наших вьюношей смущ-шать…" Я следую ее совету.
Чапай резво бежит вперед. Мимо плывут чадящие факелы, мутные окна; под ногами хрустит битое стекло. Сквозняк колышет полотнища паутины под потолком - но пауков вроде не видать.
Наконец Чапай тормозит возле какой-то двери и становится в стойку: тело вытянуто в струну, две правые лапы, передняя и средняя, подняты. Стараясь не хрустеть мусором, я подхожу поближе.
Это жилище выглядит богаче соседних: в окнах - крылья пчел, дверь - из панциря майского жука. Возле входа горит не факел, а толстая сальная свеча - яркое желтое пламя танцует на сквозняке.
Я машу рукой (Чапай отходит в сторону), пробую дверь (не заперта) и на цыпочках вхожу в холл. Здесь темно и жарко.
Осторожно прикрываю дверь и крадусь по коридору; Чапай следует за мной. Слева расположена лестница на второй этаж, впереди - дверь, под которой видна полоска света. Я подхожу и, сдвинув автомат за спину, опускаюсь на колени - к отверстию замочной скважины.
В поле моего зрения оказывается голый мужской торс: под жирно блестящей, смуглой кожей ворочаются мощные лопатки. Поджарый зад мужчины обтянут штанами из шкуры зеркального червя - в них отражается рой дрожащих огоньков: наверное, в комнате горят свечи.
Мужчина отступает в сторону, и я вижу Нюту… у меня перехватывает дыхание. Чапай нетерпеливо покусывает мою руку.
Щеки Нюты горят, под футболкой трепещет грудь. "Не надо…" - еле слышно лепечет девушка. "Надо!" - рычит мужчина и разрывает футболку от горла до пояса. "Не надо!" - еще тише шепчет Нюта, прикрываясь руками. Мужчина не обращает на ее писк никакого внимания: грубо обхватывает за талию и целует.
Нюта податливо обвисает в его объятиях; белые мягкие груди трутся о волосатую мужскую грудь. Женская ручка лежит на плече мужчины… я не верю своим глазам: кажется, она гладит его!
Несколько секунд сижу на корточках с закрытыми глазами.
Потом встаю, снимаю автомат с шеи и ставлю на предохранитель - стрелять нельзя, ибо на выстрелы сбежится народ. Чапай понятливо отбегает в сторону. Я отступаю на два шага и…
Дверь отлетает в сторону, я вваливаюсь в комнату. Оторвавшись от Нюты, мужчина поворачивается ко мне и получает прикладом автомата в лоб. Бабах!.. Тяжелое тело валится на пол.
Передо мной снежно-белое лицо Нюты.
"Димочка! - лепечет девушка. - Я ничего не могла сделать!" - в ее глазах смесь радости и страха. "Потом разберемся, - сухо говорю я. - Собирайся". Нютина куртка валяется на полу; путаясь в рукавах, девушка одевается.
Бух… бух… бух… бух…
Над нами раздаются тяжелые шаги: кто-то спускается по лестнице. Я осторожно прикрываю дверь и задвигаю щеколду; потом снимаю автомат с предохранителя.
"Смотри", - Нюта тянет меня за руку.
В противоположной стене - массивная металлическая дверь… черный ход? Стараясь не скрипеть половицами, мы пятимся к ней.
- Арнольд, пес тебя побери! Сколько ты будешь хороводиться со своей миледи?.. - Низкий хриплый голос сотрясает стены… мы с Нютой от неожиданности вздрагиваем, Чапай подпрыгивает на месте.
Металлическая дверь открывается беззвучно: замок и петли хорошо смазаны. Перед нами вертикальная шахта диаметром около метра; в стену вбиты скобы, образующие что-то вроде лестницы. Неужели мы сможем выбраться на поверхность?.. Нюта лезет вверх, я за ней. Чапай неслышно карабкается по противоположной стене (скоб там нет, но они ему и не нужны). Закрывая выходное отверстие, над нами висит полная луна.
Что произойдет, если побег будет обнаружен до того, как мы поднимемся? С ужасом представляю себе, как бандиты врываются в шахту и строчат из автоматов вверх - прямо мне в…
"Скорей! - шепчу я хрипло. - Нюта, скорей!" Наконец девушка заканчивает подъем и исчезает. Я выскакиваю следом, спотыкаюсь и качусь вниз по склону: перед глазами мелькают то звездное небо, то черная земля; ветки кустов хлещут по лицу. Вдруг ремень автомата за что-то цепляется - я медленно, с трудом встаю. Комбинезон мой висит клочьями, по щеке течет кровь.
- Дима!.. Димочка! - выскочившая из темноты Нюта виснет у меня на шее, утыкается лицом в грудь.
Я вдруг вспоминаю, как она прижималась к тому подонку, гладила его плечо; из-под ложечки поднимается волна злости. Я пытаюсь отстраниться.
- Прости! - рыдает Нюта, вцепляясь в меня. - По-жа-а-алуйста!..
Она поднимает заплаканное лицо и смотрит, всхлипывая, мне в глаза… моя злость растворяется без следа. Я наклоняюсь к девушке, целую ее дрожащие губы.
И тут со странным щелчком - будто кто-то перекинул тумблер - события останавливают свой ход: ночные птицы умолкают, кусты перестают шелестеть, ветер замирает. Нюта каменеет в моих объятиях… я пытаюсь встряхнуть ее, привести в чувство, но у меня не получается.
В чем дело?.. Почему мы не в силах двигаться?!