Аморф останавливается, и начинает медленно опускаться на четвереньки. Его тело покачивается, словно от дуновений несуществующего ветра, а в том месте, где должна была находиться левая рука на куртке, начинает пузыриться его жидкое тело.
- Аморф… - шепчет Толя, но в его голосе я слышу облегчение. - Я никогда еще не дрался с ними, хоть и видел вблизи.
- Аморф?! - радости Марата нет предела. - Так давайте сделаем его!
Мы наблюдаем, как аморф увеличивается в размерах, подтягивая к себе волочившийся позади него шлейф, и как на месте человеческой руки позаимствованного у Кати тела вырастает громадная медвежья рапа… Я смотрю, словно завороженная, ибо пусть мне и доводилось встречаться с аморфами, а несколько раз - даже драться с ними, процесс морфирования тела этого существа я наблюдаю впервые.
Тварь с каждой секундой увеличивается в размере, и когда аморф вновь поднимается в полный рост, из моей груди вырывается испуганный возглас - до того огромно это чудовище. Размеры аморфов не принято оценивать в метрах - они могут превратиться даже в муравьев, а остальную часть своего тело будут просто тянуть за собой, сливаясь с землей. Куда точнее определять их размер в литрах, так как тело аморфа очень податливо, и может изменять свою плотность по желанию своего хозяина. Размер этой твари - литров под триста… таких гигантов я еще не встречала.
Аморф стоит перед нами, раскачиваясь из стороны в сторону - настоящий исполин, теперь лишь отдаленно напоминающий не то, что Катю - человеческую фигуру вообще. Автомат по-прежнему болтается у него на плече, но на него можно не обращать внимания - аморфы не разумны, и эта тварь никогда не догадается использовать его по назначению А даже если бы и додумалась - Безмолвие не зря наградило нас нечеловеческой реакцией и быстротой движения. Зверюга возвышается над нами на добрые полтора метра, являя собой гротескную пародию на монстра доктора Франкенштейна. Широкие ноги-тумбы, венчаемые раздавшимися в стороны пародиями на беговые кроссовки Кати, длинная рука со скрюченными пальцами, бездумно цепляющимися за воздух, и медвежья лапа с другой стороны, безвольной плетью висящая вдоль туловища. Мощный торс, больше напоминающий собачий, нежели женский, выдающаяся вперед округлость того, что у женщины было бы грудью… И венчает все это непропорционально маленькая Катина голова с вывалившимся изо рта опухшим языком…
Будь это ночным кошмаром - меня бы уже вырвало прямо во сне. Но нет, аморф был реален, как и опасность, которую он представлял.
Это чудовище только на вид громадное и неповоротливое. Во время охоты аморфы забывают о том, чтобы вообще поддерживать некую форму, и превращаются в жутких осьминогов, размахивающих своими щупальцами с неимоверной быстротой. Стоит этому щупальцу захватить добычу, как оно тут же втягивает ее внутрь основной массы тела и, отгородив от внешнего мира толстой пеленой желеобразного вещества, аморф начинает медленно переваривать ее, выделяя какой-то сильнокислый фермент. И уже поглотив добычу аморф, исследовав ее своими, неизвестными нам органами чувств, способен принять форму ее тела.
Должно быть именно такая участь постигла смертельно раненную Катю - убегая она столкнулась с аморфом, которого мы видим сейчас перед собой.
Убить эту тварь представляется очень и очень сложной задачей - примитивный мозг аморфа имеет размер не больше коробка спичек, и свободно перемещается по его желеобразному телу. Отрежь ему одно щупальце - он не почувствует боли, и схватит тебя остальными. Отрежь щупальце, в котором в данный момент находится мозг - и все тело аморфа, обмякнув. Повалится к твоим ногам, зато отрубленное щупальце обовьется вокруг шеи, стоит тебе зазеваться хоть на секунду. Единственный шанс - попасть точно в мозг… Маленький пузырек серого вещества, находящийся в постоянном движении в трехсотлитровом теле… Сделать это можно разве что из гранатомета - шмольнуть разок, разрывая тварь на куски, и дело сделано. Вот только где посреди Безмолвия взять гранатомет?
Аморф по-прежнему не выказывает никаких внешних признаков агрессии. Он все также стоит на своих тумбоподобных ногах, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, и смотрит на нас немигающим взглядом мертвых Катиных глаз. Мы до сих пор не знаем, как аморфы ориентируются в пространстве - возможно у них есть что-то вроде спинной линии рыб, или они ощущают электромагнитные поля… Неизвестно! Никто и никогда не проводил над ними опытов, поскольку экспериментировать с аморфом было бы равнозначно знаменитому опыту с "ведьминым студнем"…
- Ира… - тихо произносит Толя, - Мне кажется, он не собирается нападать. Может быть попробовать тихонькой добраться до снегоходов, и удрать? Я что-то не горю желанием драться с этой мерзкой тушей.
- Догонит. - шепчу я в ответ, не сводя глаза с аморфа, - Помнишь, как Серега мне чуть башку не снес, когда я над ним пошутить решила? Ну, когда мой водитель панику на заводе развел, что, мол, меня аморф сожрал? Так тот был раза в три меньше этого, зато бегал - будь здоров.
Теряя форму аморф перемещается самым простым из доступных ему способов - зашвыривает некоторую часть своего тела вперед, а затем очень просто подтягивает к ней все остальное, при чем делает это очень и очень быстро. Я бы не рискнула тягаться с ним в скорости даже на снегоходе, хотя, теоретически, такую скорость аморф развить не может. Теоретически, то есть, я этого никогда не видела… Как не видела я армады белок, подчиняющейся человеку, и белого волка, говорившего сегодня со мной на своем языке.
- Тогда чего мы стоим? - спрашивает отошедший от своего панического ужаса Марат, - Пришьем эту тварь, и по домам.
Мы с Толей переглядываемся и синхронно киваем. В конце концов, нас все-таки трое, и мы - бегуны. Посмотрим, на что способно это уродливое порождение Черного Безмолвия!
Мы вскидываем автоматы, беря на мушку нависающего над нами аморфа, но раньше, чем мы успеваем выстрелить, он атакует, словно растворившись в воздухе и обратившись в миллионы тонких нитей, пронизывающих пространство вокруг нас.
Я строчу из автомата почти наугад, не пытаясь уследить за движениями ложноножек, тянущихся ко мне, одновременно выхватывая из-за пояса нож. Ну не могу я убивать огнестрельным оружием - холодное мне привычнее, и оно-то, по крайней мере, не дает осечек.
Я пригибаюсь, пропуская над своей головой одну из ложноножек аморфа, одновременно полосу ножом по другой, опутавшей мою ногу. Третья хватает меня за руку, сжимающую нож, но я успеваю вырваться раньше, чем аморф подтягивает к ней большую часть своего тела.
Тварь повсюду! Она опутывает меня своими щупальцами, и с трудом успеваю обрубать их. Где-то, совсем рядом строчит автомат, но чей - я определить не могу. Знаю одно - я слышу лишь один автомат, второй молчит. Быть может, кто-то из ребят уже погиб, а, быть может, просто, как и я, орудует ножом.
Вокруг меня вырастает приличная гора из обрубленных ложноножек, и из того, что аморф по-прежнему без устали нападает на нас, пытаясь втянуть в свои жуткие объятия, я делаю вывод, что мозг по-прежнему внутри его основной массы. В бою с аморфом нельзя даже утешать себя мыслью, что умирая ты, хотя бы, пообрубал ему множество конечностей - покончив с нами он сожрет и свои бывшие части тела, увеличив, тем самым, свою массу до прежнего значения. Нет, пардон, теперь он будет весить еще на сотню килограмм больше - скажутся питательные вещества, полученные из наших тел.
- Ира! Марат! - хрипит где-то рядом Толя, и я, разрубая ножом податливые ложноножки, бросаюсь вперед, в основному телу аморфа - туда, где сосредоточена вся его масса и, следовательно, должен быть мозг.
Громада аморфа вырастает передо мной, и я наугад полосую по ней ножом, всаживаю его вглубь, и резко дергаю влево, стараясь разрубить тварь на две части. Естественно безуспешно - аморф здорово убавил в весе за время нашего боя - солидная часть его тела рассредоточена сейчас вокруг нас. Развевается по воздуху в виде ложноножек, туманом стелется по снегу, рассчитывая поймать нас за ноги… Но тем не менее, аморф все еще громаден… Не чета той твари, что как-то раз запрыгнула ко мне в грузовик, приняв облик волка. Того я в одиночку замолотила прикладом, буквально припечатав к черному снегу. Била до тех пор, пока не хлюпнул под очередным ударом мозг этого омерзительного существа… Сейчас такой фокус не прокатит - аморф сам раскатает меня по земле, задавив своим телом.
Я вновь ухожу в сторону, уклоняясь от очередного удара аморфа, полосую ножом по щупальцу, отрубая его, и опять рвусь в гущу боя, поближе к телу твари… В двух шагах от меня вдруг слышится отборный русский мат Марата, в котором тот сожалеет, что его мама вовремя не сделала аборта, и что он не умер маленьким от какой-нибудь младенческой болезни, а затем затихает и второй автомат.
- Ира… - хрип Толи переходит в вязкое бульканье, и я на секунду перехожу в ИК-диапазон, подвергая себя смертельному риску. В ИК я не вижу сливающегося по температуре со снегом Аморфа, зато могу различить висящего в воздухе Толю. Теперь, зная его расположение, я вновь возвращаюсь в видимую область и крушу, кромсаю тело аморфа. Пробиваясь вперед. Громада его тела снова прямо передо мной, и из нее, словно из могильного холмика, торчит рука, сжимающая гранату…
Толя попался! Аморф пожирает его…
Я хватаю его за руку, и что было силы, тащу на себя, но чертово щупальце чертовой твари сбивает меня с ног, заставляя отпустить Толю. Я вскакиваю на ноги, отчаянно отбиваясь всеми конечностями и отсекая щупальце за щупальцем, и вновь пытаюсь схватиться за Толину руку.
Хватаюсь, дергаю, уже чувствую, как Толя поддается, как он выходит из чрева аморфа, но тут ложноножка обвивает мою шею так, что в глазах темнеет от удушья.
Рядом со мной оказывается Марат, и одним движением отсекает щупальце, швыряя его далеко в сторону.
- Толя там! - я указываю на аморфа, но этого можно было и не говорить.
Толино лицо возникает прямо перед нами, выделяясь из темно-серого тела твари. Посиневшее, покрытое пищеварительной слизью, глядящее на нас взглядом, полным ужаса, отчаяния, и… решимости!
Он отчаянно работает рукой, еще остающейся на воле, не поглощенной аморфом, силясь выбраться, но безрезультатно. Тварь втягивает его в себя, словно болотная топь, и Толя готов сдаться, устав от борьбы. Видимо, у него уже просто нет сил для того, чтобы вырываться.
Уклоняясь от сыплющихся на нас со всех сторону ударов, и отсекая по три щупальца за один замах, мы прорываемся к нему, преодолевая заслон из ложноножек, воздвигнутый аморфом.
- Держись! - кричу я, но в моем голосе уже не слышно уверенности. Этот аморф слишком силен - сильнее всех, кого я встречала раньше. Даже втроем нам не убить его. Пули проходят через студенистое тело, нож не может проникнуть глубоко… Сейчас бы самурайский меч, отточенный, словно бритва, но мечты остаются мечтами - такого оружия в Безмолвии не осталось. Или гранатомет… Но Толю нам не спасти уже даже с его помощью.
- Ира, дергай! - кричит он, когда я оказываюсь рядом с ним. Дважды просить меня не надо, и я хватаю его за руку, чтобы в который раз попытаться вытянуть наружу. Но аморф сильнее. К тому же, у меня нет времени на то, чтобы приложить всю свою силу - ложноножки оплетают меня, не давая ни секунды передышки.
- Да не меня! Чеку!
Только сейчас я вспоминаю о том, что в его руке зажата граната… И только сейчас понимаю, что именно он задумал.
- Самоубийца! - ору я, остервенело таща его наружу.
- Дергая, идиотка! - орет в ответ Толя, и в глазах его я читаю страх. Не просто страх смерти, а страх того, что его смерть будет бессмысленной. - Я не могу вытащить вторую руку. Дергай! Мне все равно конец!
И самое жуткое - то, что я понимаю, что ему действительно конец. Что нет ни малейшего шанса спасти его, вырвать из смертельных объятий аморфа.
- Дергай! - орет Толя, безуспешно пытаясь вытащить руку хотя бы по локоть - тогда ему удалось бы подцепить чеку зубами. - Дергай, Ира! Я убью этого урода!
Аморф подсекает меня ложноножкой, но на этот раз я успеваю удержать равновесие, и не грохаюсь спиной на снег. Мои пальцы самопроизвольно сжимаются в кулак, и рука сама, не подчиняясь моей воле, тянется к гранате.
- Прощай! - совершенно спокойно говорит Толя, когда я касаюсь чеки.
- Какого хрена?! - в ярости кричит Мара, когда я с характерными щелчком выдираю чеку, и в гранате начинает шуршать механизм запала, отсчитывая последние секунды Толиной жизни.
- Еще увидимся. - зачем-то говорю я, прежде, чем броситься бежать. И Толя кивает, улыбнувшись.
Уклоняясь от ложноножек аморфа, мы с Маратом бежим прочь, и падаем на землю, когда наш углубленный до предела слух слышит первый щелчок разрываемой изнутри гранаты. А затем нас обдает теплым воздухом, чем-то жидким и пахнущим кровью, и бьет по ушам взрывной волной.
Все кончено.
Мы поднимаемся с земли и оборачиваемся, готовые к новой атаке - кто знает, столь громадный аморф мог выжить и после взрыва гранаты. Но нет - на несколько метров вокруг разбросаны ошмотья его громадного тела, перемешанные с алой человеческой кровью, а на месте взрыва в снегу зияет небольшая дымящаяся воронка. Аморфа просто разорвало на кусочки…
- Толя… - беззвучно шепчу я. Мне сейчас безумно хочется заплакать, но я с удивлением понимаю, что не могу этого сделать. Совсем! Я разучилась плакать!
- Поехали домой. - приглушенно говорит Марат. Я всматриваясь в его лицо, силясь понять, что сейчас чувствует он. У меня ли одной такое ощущение, что все идет как-то не так. Не так, как должно быть. Нет, кажется у меня одной. Для Марата это трагедия, но он воспринимает происшедшее как войну. Есть мы, и есть враг. Враг оказался очень сильным, и один из нас навеки остался здесь, на холодном снегу Безмолвия.
Разорванный на куски…
- Мы должны похоронить его. - говорю я.
- Не думаю, чтобы он этого хотел. - отвечает Марат. - Безмолвие было его домом, оно же стало и его могилой.
- Пафосно. - говорю я, но, тем не менее знаю, что это и в самом деле так. Толя не хотел бы быть похороненным на заводском кладбище, а из всех смертей наверняка предпочел бы именно эту. Погибнуть в бою… Вот только не в бою с аморфом.
К черту! Все к черту! Все летит в тартарары.
- Он не должен был погибнуть! - я опускаюсь на колени, складывая руки на груди. - Не должен был!
Марат молча созерцает мою начинающуюся истерику, не пытаясь вмешаться.
- Это все из-за меня! - выкрикиваю я в темноту. - Я встретила Мадьяра! На моего сына он открыл охоту! Я стала для него ключом ко всем остальным! И Толя сейчас был здесь из-за меня… Из-за меня!
Марат кладет руку мне на плечо, но я не замечаю этого. Не хочу замечать.
- Господи! - кричу я, забыв о том, что с Богом нужно разговаривать тихо, внутри себя. Но это не молитва, это обвинение! И я буду кричать! Пусть все Безмолвие знает, что Бог несправедлив. - Господи! Почему он?! Почему не я?! Все началось с меня, значит ты играешь со мной, а не с ними! Кто следующий? Марат? Коля? Сережа? Весь завод?!! Забери меня, и покончим с этим!
Небо не швыряет в меня молнию, земля не разверзается под моими ногами. Все по прежнему тихо, и лишь канюк тихо скрежещет зубами где-то высоко в небе… И вдруг я падаю на снег, сраженная мощным ударом в челюсть. Я падаю, отплевываясь от снега, и вскакиваю на ноги, готовая драться даже с самим Господом Богом, если он пожелает еще раз съездить мне по физиономии. Да, я только что сказала "забери меня", но это вовсе не означает, что я дешево отдам свою жизнь.
Передо мной стоит Марат, даже не соизволивший занять оборонительную позицию.
- Накричалась? - спрашивает он. - Не ответил?
- Нет. - соглашаюсь я, расслабляясь.
- И не ответит. Потому, что ему плевать на нас. Давным-давно плевать! Бог создал Землю, и ушел на отдых. И не на один день, как сказано в писании, а насовсем. Ушел в глубины Космоса, развлекаться дальше, создавать новые миры. А о нашем забыл, забросил его, поняв, что мир получился отвратительным и несовершенным.
- Но… - растерянно бормочу я, пораженная таким потоком слов, тем более, на такую тему. - Ты видел, что случилось с Серегой? Мы молились… Мы все молились, и он очнулся.
- Я не молился. - отвечает Марат. - Я всего лишь просил Дьявола отнестись к Сереге попроще, когда тот предстанет перед ним в аду. Рая нет, Ира, есть ад! А рай ушел вместе с Богом, улетел следом за ним. А Серегу спас не Бог - ему давно плевать, живы мы тут все, или сдохнем, надышавшись радиоактивной пыли!
- А кто? Кто тогда? И почему он не спас Толю? Почему позволил ему умереть?
- Потому, что его с нами не было. - отвечает Марат. - И я уверен, что белый волк - тоже его работа, вот только не знаю, зачем он прислал его к нам. Но никогда не спрошу об этом - теперь я верю, Эзук знает, что делает.
Марат направляется к Снегоходу, садится за руль, и только тогда оборачивается ко мне.
- Ты так и будешь стоять посреди Безмолвия, ждать, пока Господь заберет тебя? Говорю тебе еще раз, ты ему нужна, как ежику футболка! А вот Толе была нужна, поэтому он и подорвал эту тварь. Не ради нас, Ира, ради тебя! На меня ему было насрать точно также, как Богу на нас обоих!
Двигатель снегохода взвывает, оглашая Безмолвие своим рокотом, и Марат срывается с места. Постояв секунду, я бросаюсь к своей машине, и следую за ним.
Марат прав, по крайней мере, на счет Толи. Он погиб, защищая меня, и я буду полной идиоткой, если сделаю его жертву напрасной. Это мой бой - Мадьяр похитил моего сына, но ребята последовали за мной, чтобы помочь. Они могли и не делать этого - в эгоистичном мире Безмолвия никто бы их за это не осудил, даже я, но они пошли со мной. Нет, за мной… И Толя погиб ради меня, хотя это был мой бой… Или и его тоже? За что сражался он? За меня? За моего Колю? Или за Безмолвие, в котором объявилась новая сила - Мадьяр, и его бегуны, жаждущие покорить мир?
Но тем не менее, умереть сегодня в объятиях аморфа должна была я… И я больше никому не позволю отдавать за меня свою жизнь…
Когда-то давно ставший в последствии легендарным писателем, Сергей Лукьяненко писал: "Друзья или предают, или умирают…" За сегодня я потеряла двоих - Катю, которая предала, и Толю, который… Лучше бы и он оказался предателем. Но больше я не допущу этого - бой за сына сольется для меня с боем за Безмолвие, и Мадьяр пожалеет, что встал на моем пути. Теперь я знаю, что мне нужно делать…
Глава 9
На подъездах к внешним постам, которые мы пролетаем на полной скорости, я догоняю Марата, и в открывающиеся перед нами ворота завода мы въезжаем уже вместе. Охрана на входе лишь кивает нам, молча указывая вперед, мол, проезжайте, не задерживайтесь. Странно - я привыкла к тому, что у меня требуют пропуск, и вообще проверяют я ли я…
В заводе царит всеобщее веселье и ликование, которое, впрочем, стихает, когда мимо радостных кучек людей проезжаем мы. Мы даже не пытаемся спросить, что происходит - все равно не ответят. А сейчас взгляды, устремленные на нас, какие-то особенно неприязненные и злые.