Сначала меня саму ужасает мысль, что о своем сыне я подумала в последнюю очередь, но потом я понимаю, что не хочу думать о нем совсем. Ведь я сама сожгла его огнем ядерной бомбы, умерла вместе с ним… И я не хочу видеть его рядом со мной сейчас. Ведь я умерла! Все происшедшее кажется мне невероятным - ни чертей, ни огня, ни райских кущ, наконец, но я твердо знаю, что я умерла, ведь я была в нескольких сотнях метров от "невесты"! Я на том свете, иного и быть не может.
- Эзук, подъем! - я трясу его за плечи, поднимая на ноги. Он открывает глаза, непонимающе смотрит на меня, оглядывается вокруг.
- Где мы? - выдает он, наконец.
- Хрен его знает. На рай вроде бы не похоже, значит это ад.
- А… Что случилось? Я помню, Мадьярова, который, вдруг… Ты нажала на кнопку, да?
- Да… - тихо отвечаю я, думая о Коле. В голову приходит успокаивающая мысль, если это ад, а черная земля под ногами и черный тучи над головой говорят мне, что так и есть, то может быть он, хотя бы в раю? Тогда я больше никогда его не увижу… О чем я думаю, я ведь никогда и в загробный мир-то толком не верила, хотя на церковные службы завода ходила исправно. Замаливала грехи…
- Тогда… Как мы выжили? - спрашивает Эзук, и я удивленно смотрю на него.
- А мы и не выжили! - зло отвечаю я. - Мы в аду!
- Но… - его непонимание грозит перерасти в истерику. - Черное небо… Земля… все это знакомо! Ты разве не чувствуешь холодного ветра?
Надо сказать, что холодный ветер я действительно ощущаю и, кроме того, понимаю, что мне отнюдь не холодно. Ветер касается моего лица, и улетает прочь, а тепло… Тепло поднимается от земли! Я перехожу в ИК-диапазон, и с удивлением осматриваюсь вокруг. Вся земля под нашими ногами на несколько сот метров в стороны словно прогрета гигантским костром. Точно, ад… Он все же горячий! Только чертей с вилами не хватает. Я продолжаю осматриваться, ища взглядом невысокие рогатые фигурки, которые должны выделяться на общем теплового излучения земли. Но вместе чертей я вижу только нескольких канюков, кружащих чуть в стороне, да громадную воронку, метров сто в диаметре и почти столько же в глубину, жар от которой превышает сотню по Цельсию. Теплый воздух, кажущийся мне в ИК-диапазоне светящийся ярко красным светом, медленно поднимается ввысь, постепенно становясь все более и более синим.
Стоп! Почему я могу видеть в ИК?! Откуда в аду радиация?!
- Ира… - благоговейным шепотом произносит Эзук. - Я не знаю, как это возможно, но мы живы!
Я не знаю, что ответить. Нутром чувствую, что он прав. Что воронка передо мной оставлена моей "невестой", что канюки над моей головой намереваются поживиться моим мясом, что меня мутит от голода, и я понятия не имею, сколько пролежала без сознания. На глаза наворачиваются слезы бессилия. Все люди Мадьяра, во главе с ним самим, испарились в мгновение ока, обратились в пар и дым, сожженные ядерным огнем. Коленька… Мой сын тоже погиб. Надеюсь, что он не успел почувствовать боли. Хотя, наверное так и есть - здание штаба было в метрах так пятидесяти от моего грузовика, значит огненный шар просто впитал его в себя, вместе со всеми живыми существами внутри.
Но почему я осталась жива? Точнее, мы с Эзуком. Почему мы стоим сейчас на остывающем ядерном пепелище?!
- Эзук! - я резко оборачиваюсь к нему. - Что последнее ты помнишь перед тем, как отключиться?
- Я… - он открывает рот для ответа, и я вижу, что его десны уже кровоточат. Провожу языком по своим и тоже ощущаю кровь. Лучевая болезнь! Сомнений нет, мы живы, и невидимый огонь радиации сейчас пожирает нас изнутри. - Помню, как Мадьяр бросился на тебя, и все.
- А белого волка? Ты не видел его?
- Кого?!
Его удивление вполне искреннее. У меня даже не было времени, чтобы рассказать ему, кого мы встретили, направляясь к "восьмерке". Тогда что это было? Галлюцинация? Я не могла видеть, как разворачивается огненный шар взрыва - за столь быстрым процессом невозможно уследить. Я не могла видеть, как сквозь пламя к нам прилетел белый волк - невозможно пройти через ядерный огонь. Всего этого не могло быть, равно как и того, что я сейчас стою на ядерном пепелище и рассуждаю о том, что быть могло, а чего - нет.
Тогда мне в голову приходит еще одна идея, ничуть не менее невероятная.
- Эзук, это твоя работа?
- Что?
- То, что мы живы?!
- Я не мог сотворить такого. - с достоинством отвечает он. - Всевластен лишь Господь…
Так… Похоже, это и в самом деле диагноз. Впрочем, сомнения на этот счет у меня улетучились уже давно.
- Хорошо, перефразирую. Не мог ли ты в минуты слабости, предшествовавшие тому моменту, когда я нажала на кнопку детонатора, искушать Господа своего молитвой о том, чтобы он даровал тебе жизнь?
- Могла бы обойтись и без издевки. - потупившись отвечает Эзук. - Да, я испугался. Когда Мадьяр кинулся на тебя, я понял, что сейчас произойдет. Это было предрешено…
- Опять голос Безмолвия? - спрашиваю я.
- Называй его так, если хочешь. Но я знал, что сейчас произойдет. И я поддался слабости, я просил Бога о том, чтобы он оградил меня от пламени…
- Похоже, он снова внял твоим молитвам… - резюмирую я. - Интересно, почему он прихватил и меня, и почему, в таком случае, не уберег моего сына?!
Странно, я действительно начинаю верить в Бога. И в Эзука… Только вера эта какая-то странная. Теперь я точно знаю, что Бог есть, так как никто другой не смог бы защитить нас от ядерного взрыва, прогремевшего в паре сотен метров от нас, но отчего-то мысль об этом меня совсем не радует. Нет, даже не так, она меня просто не трогает - я начинаю относиться к факту существования Бога также, как к факту существования любого другого существа в мире. Да, он есть. Да, он спас меня по каким-то, одному ему ведомым причинам. Из этого следует, что все, что случилось со мной за всю мою жизнь - также часть Божьего плана, предусматривающего мое участие в чем-то… Моя партия еще не сыграна до конца, и поэтому я жива… Господь послал белого волка, чтобы тот заслонил меня своими крыльями! Или, может, и не было никакого волка - я уже валялась без сознания, и снова видела какие-то сны? Может быть.
Значит, там, наверху, меня готовят к чему-то, подводят к этому. Мысль не нова, я давно задумывалась над тем, что же такое судьба. Но теперь мне плевать. Если моя судьба не связана с моим сыном, то я не хочу такой судьбы. Давай, Всевышний, веди меня, туда, куда задумал, поставь передо мной задачу, с которой, по твоему мнению справлюсь только я! И тогда, пройдя путь до конца, я усмехнусь, глядя в черное небо, представлю твое лицо там, за тучами, и улыбнусь улыбкой победителя. Потому, что я не собираюсь выполнять ту роль, которую ты на меня возложишь, какой бы эта роль не была! Мне плевать на тебя, плевать на Эзука, плевать на свою судьбу и на весь мир.
Я бегун! Мой дом - Безмолвие. Мое призвание - свобода. Я - ветер, у которого нет корней, и нет дома. А все потому, что Всевышний, бахвалясь своим могуществом, вытащил меня из ядерного костра, но оставил там моего сына!
Все, вдруг, становится кристально чистым и ясным. Передо мной пустота. Громадная пропасть, у которой не видно дна… И я готова сделать шаг вперед, чтобы забыться, чтобы ощутить легкость полета. Или падения? Не важно! Полет - это тоже падение, только в обратную сторону. А ветер не может упасть.
Я выхожу из ступора и, повернувшись к Эзуку спиной, иду прочь, обходя воронку.
- Ира!
Я не реагирую на его крик. Я ветер.
- Ира, постой! Ты же не бросишь меня?
Это не вопрос, это мольба. Но я остаюсь глуха к ней. Пусть молит своего Бога… Эзук… Только сейчас я понимаю, что мне не давало покоя в его странном имени. Эзук… Иисус! Память тут же услужливо напоминает мне о сцене, развернувшейся у стен совсем недавно. Мы с Маратом стоим, окруженные со всех сторон полчищами белок, а Эзук, стоя на стене, выкрикивает в пустоту: "Отец мой небесный! Помоги!" Тогда я не обратила на это внимания - была погружена в другие заботы, как остаться в живых. Не "Отец наш небесный", как обращался к Богу в своих молитвах наш архиепископ, а "Отец МОЙ!"
Эзук - Иисус… Тогда я сочла бы это еще одной составляющей диагноза, имя которому шизофрения - возомнил себя сыном Господним! Но сейчас, после того, что случилось в лагере Мадьяра. Бог не дал своему сыну вторично умереть на земле вторично - он спас его, отклонил в сторону испепеляющее пламя взрыва… Ну а я всего-навсего оказалась рядом.
И нет никакой судьбы, нет никакой миссии, к которой меня подводят. Просто я оказалась в нужном месте в нужное время, и потому спаслась. От этой мысли мне становится еще горше и противнее.
- Ира, постой! - Эзук в три прыжка догоняет меня. - Не бросай меня. Пожалуйста!
- Тебе поможет твой отец. - отвечаю я. - Будет помогать до тех пор, пока не придет твое время быть распятым на кресте.
- Не бросай меня… - уже тише просит он.
- Он тебя не бросит. Пришлет ангелов на помощь.
- А если ангел - это ты?
- Тогда ты умрешь здесь, потому, что я не хочу больше быть ангелом. Довольно.
Эзук останавливается и смотрит мне вслед. Я ухожу. Достаточно быстро, но еще не переходя на бег.
- Ира, - кричит он, - Я не просил об этой участи. Я хотел быть обычным человеком! Я даже сейчас хочу, и не раз прошу ЕГО об этом! Но Он не отвечает на эти молитвы. На многие другие - да, но не на эту. Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ПРОРОКОМ! Я не хочу умирать на кресте, как две тысячи лет назад!
- А может ты и не умрешь. - я оборачиваюсь, твердо решив, что это в последний раз. - может быть сейчас заиграют семь труб, и ты вознесешься на небо, помахав мне рукой? Вспомни Библию, разве там сказано, что мессия придет в этот мир для того, чтобы вторично умереть за наши грехи? Я такого не помню. Зато там сказано, что он придет, чтобы победить Антихриста, Лжепророка… Подумай о том, что, может быть, Мадьяр и был им? Может быть твоя миссия завершена?
- Я не верю в это. - тихо отвечает Эзук. - Я бы знал… ОН бы сказал мне, дал знаменье.
- А что, ядерный взрыв за знаменье не канает? - спрашиваю я, грустно улыбаясь. - Яркое знаменье, прихватившее с собой моего сына ради того, чтобы стереть в пыль Лжепророка. Знаешь, мне тоже трудно поверить, что я сейчас говорю с мессией, с новым воплощением Христа. Но я верю, потому что знаю, что это так. Мне говорит об этом голос Безмолвия…
Я срываюсь на бег, чувствуя, что выматываю последние ресурсы организма. Лучевая болезнь уже пустила во мне свои корни…. Когда я, спустя пару минут, все же не сдерживаю данное себе слово, и оборачиваюсь, Эзука я уже не вижу даже в ИК-диапазоне. Только яркий воздух поднимается над воронкой. Над громадным крематорием, сжегшим моего Колю…
Плевать! Мессия спасется и сам. Не пропадет…
Несколько часов спустя я теряю ощущение времени. Зачем оно во мраке вечной ночи Безмолвия? Я бегу, охочусь, подкрепляя силы, и вновь бегу, сама не зная, куда, и зачем. Мне некуда идти. Я узник камеры, имя которой - Земля, и все, что мне остается - это ходить из угла в угол, считая шаги.
Спустя еще несколько часов я теряю одежду. Точнее - не теряю, а выбрасываю, разрывая в клочья. Точно так же я прощаюсь и со своими уже и без того просящими каши кроссовками. Так легче бежать… Гамма кванты, ставшие, вдруг, такими родными и близкими, врываются прямо в обнаженное тело, не задерживаясь даже на такой хиленькой защите, как одежда… Босые ноги лучше ощущают неоднородности снега под ногами, поэтому я становлюсь еще быстрее. Становлюсь ветром…
Нагая фурия с ножом в руке - вот кто я теперь. И никто в Безмолвии не посмеет встать на моем пути, будь то человек, или зверь. Или Мессия…
Я бегу, охочусь, и снова бегу, наслаждаясь ощущением полета и свободы. Мне не страшен холод - я легко регулирую температуру своей кожи. Мне не страшная радиация - в Безмолвии, на таком расстоянии от завода, достаточно дичи чтобы восполнить запас сил. Мне не страшны обитатели Безмолвия - они видят пустоту в моих глазах, и уступают мне дорогу. Сейчас я готова сойтись насмерть хоть со стаей белок, хоть с десятком аморфов одновременно! Это мой мир, и я никому не уступлю права на него.
Разве что тому, кто сумеет понять горечь моей утраты. Тому, кто также, как и я, стал узником Безмолвия. Разве что только белому волку… Но он, видимо, не ищет встречи со мной…
Не знаю, сколько продолжается мой шальной бег. Я смутно могу представить, сколько километров отмахала за это время, но единственное, чего я не растеряла до сих пор - это своего внутреннего компаса, умения ориентироваться в темноте Безмолвия. Карта всех тех мест, через которые я пронеслась, подобно взбесившемуся урагану, прочно записана в моей голове… Если я хочу быть хозяином этого мира - я должна знать его досконально. И я буду знать!
Малейшее усилие разума - попытка восстановить в голове карту, или прикинуть расстояние, приводит лишь к тому, что передо мной возникает образ Коли… Я слышу его голос, его слова о том, что он больше не хочет, чтобы я уходила… Вижу его совсем рядом, но протягивая к нему руки понимаю, что это лишь галлюцинация, или шутки, которые откалывает моя память…
Мне нужен отдых. Не физический - отдых другого плана. Отдохнуть должно не мое тело, а мой разум, перегруженный событиями и ужасами этого дня. Этих нескольких дней? Этой недели? Я не знаю, сколько я бежала, удаляясь вглубь Безмолвия, прочь от воронки, поглотившей моего сына…
Плотно поев я сворачиваюсь калачиком прямо на снегу, чувствуя, как мое разгоряченное тело въедается в него, словно уголек в кусок масла. Через пару часов я протоплю в снегу внушительных размеров берлогу… Впрочем, мне уютно и здесь, на поверхности - когда меня со всех сторон обдувает холодный ветер… Так Безмолвие баюкает меня… Увы, по другому это суровое дитя ядерной войны не умеет.
Небо прочерчивает яркая в ИК-диапазоне звездочка, уносящаяся на запад. Ракета с боеголовкой… Привет от Новосибирска далекому Денверу… Значит скоро точно такая же ракета отправится из Денвера в Новосибирск. Так люди теперь играют в бадминтон. Не ракетками - ракетами…
Я погружаюсь в сон, стараясь не думать ни о чем, ведь то, о чем ты думаешь, засыпая, обязательно явится к тебе во сне - закон Фредди Крюгера. А я хочу чистого сна, без сновидений. Того сна, который подобен маленькой смерти, ибо дает возможность отрешиться от всех проблем и страданий.
Дает эту возможность всем, но только не мне. Не мне теперешней, избежавшей смерти вместе с мессией…
Я успеваю только закрыть глаза, и видение, необычайно яркое и четкое, тут же разворачивается перед моими глазами. Завод. "Бегуний лазарет". Две фигуры, лежащие на соседних кроватях… Марат и Сергей. Не смотря на то, что свет в лазарете выключен, они оба не спят, тихо переговариваясь о чем-то между собой. Я улавливаю лишь обрывки их фраз, и никак не могу связать их воедино.
И вдруг бункер содрогается от взрыва. Тяжелая железная дверь лазарета, поставленная не то для того, чтобы защищать людей от бегунов (в чем никогда и не было необходимости), то ли наоборот, слетает с петель и кувыркаясь отлетает в угол. Они даже не шелохнулись - лишь прервали свой диалог, и, как были, лежа, укрытые одеялами по самые подбородки, переводят взгляд на дверной проем.
В нем появляются вооруженные люди. Сначала один, потом трое, потом семеро… И вскоре уже весь проем забит лицами желающих увидеть, что же происходит внутри. Я слышу и шум толпы, напирающей сзади на тех, кому повезло заглянуть в лазарет.
- Здравствуйте. - спокойно произносит Марат. - Чем могу помочь?
Люди оживленно перешептываются. Кто-то хватается за пистолет, кто-то - направляет оружие на бегунов, но людей слишком много - они мешают друг другу, и, потому, не успевают среагировать вовремя. Это не солдаты - обычные люди, взявшие в руки оружие. Удивительно, как это никого не покалечило взрывом? Впрочем, я не могу этого знать - может быть раненных и убитых неудачно заложенной миной уже унесли прочь…
Автоматная очередь прорезает воздух лазарета, и люди тряпичными куклами отлетают от двери. Кто-то - раненный, или убитый, а кто-то - уносимый человеческим потоком.
Марат полосует очередью из-под одеяло еще раз, и вскакивает на ноги.
- Серега, если попрут - кидай гранаты… - на ходу кричит он, и исчезает в коридоре, перешагивая через окровавленные тела.
Он словно забыл о том, что в этом подземном мире он больше не бегун, а всего лишь обычный человек. Здесь нет радиации, нет того живительного воздуха, придающего нам силы и ловкости… Марат привык быть богом, но не учел того, что каждый бог всевластен лишь в своем мире.
Он не видит поднимающейся из груды тел руки, не слышит мягкого хлюпанья капель крови, срывающихся с залитого кровью ствола "Токарева". Слышит лишь щелчок затвора, но его реакции не хватит на то, чтобы увернуться от пули… Здесь он - не бегун, здесь он - обычный человек.
Когда Марат начинает заваливаться на спину, удивленно глядя на расплывающееся на его животе кровавое пятно, я хочу закричать, но не могу. Меня нет в этом мире и в этом времени. Я лишь призрак… Быть может, это не мой сон - быть может, это я сон этого мира и этого времени…
Мне остается лишь наблюдать, как люди возвращаются, чтобы взглянуть на мертвого бегуна, и чтобы нарваться на осколки гранаты, брошенной Сергеем в затянутый пороховым дымом коридор. Один взрыв - еще восемь трупов. На следующую вылазку срываются лишь трое, молнией проносясь по коридору и забрасывая лазарет гранатами… Я не вижу, как Сергей пытается выбросить их обратно, но понимаю, что ему, тяжелораненому, это дается с трудом. Наружу вылетает лишь одна граната… остальные две взрываются в лазарете, разрывая Сережу на куски…
Я снова пытаюсь закричать, и на этот раз крик вырывается из моего горла, но лишь потому, что я вновь оказываюсь в реальности, выброшенная из мира своих жутких снов.
Теперь я знаю, что произошло на заводе. Люди сказали свое слово… БУБ! Бегуны, Убирайтесь в Безмолвие… А они не думали о том, что что-то может придти и оттуда, из Безмолвия, которого они так боятся? Не кто-то, не человек, и даже не бегун. Что-то - фурия, вместо одежды покрытая сажей, пристающей к телу. Ночная кошка, горящая жаждой мести. Ночная кошка - не в понимании Мадьяра, а в прямом смысле этого слова. Хищное создание, гуляющее само по себе.
И крепче сжав в руке верный нож, я срываюсь с места, чувствуя, как холодный воздух обволакивает меня, помогая движению. Я могу опираться даже на него, ногами отталкиваясь от земли, а всем телом - от пружинящего воздуха. Ветер свистит в ушах, напевая до боли знакомую песню, слова которой никак не всплывают из моего подсознания. Я помню лишь три строчки, и повторяю их про себя, мчась к заводу со скоростью, которую раньше не могла себе и представить.
Но это будет ад,
Трижды ад…
Но ни шагу назад!