Достаточно поставить человека в безвыходное положение, а еще лучше подвергнуть непосредственной угрозе жизнь родных и близких.
Флоров, не таясь, зашел в дом, поднял пистолеты и успел, словно на прогулке дошагать до лестницы, пока бандиты прочухали о новой угрозе. Китаец и Андрюха оказались чуть выше, Иван замыкал. Алик видел только его жирную складчатую шею, словно именно в этой коричневой складке с трещинами морщин и скрывалась его смерть. Как у Кощея.
По-звериному почуяв смертельную опасность, Иван начал оборачиваться, и одновременно с бешеным впрыском адреналина в кровь, Флоров стал палить. Не стрелять, а именно палить, потому что процесс стрельбы подразумевает прицеливание, у Алика же данный элемент отсутствовал начисто.
Он всаживал в подставленные спины пулю за пулей. Выстрел слева, потом справа и без паузы опять слева.
Китайцу он попал два раза, Сало - три, он был более широкий, и по существу для них все на этом кончилось. Лишь шустрый Андрюха перевалил через перильца и прыснул под лестницу.
Тогда Флоров стал стрелять сквозь нее. Она оказалась даже не деревянной, очередной модный заменитель, и как защита дрянь. Андрюха завопил от пронзившей его боли и раненый выскочил обратно, чуть не уткнувшись перекошенным лицом в Аликовы пистолеты. Ну, он и дал ему с двух стволов.
- Ну что, наелись теперь своими баксами? - спросил Алик, но отвечать было некому.
Лишь Сало дергался в последних судорогах, уткнувшись в труп Валерика.
Флоров присел на нижнюю ступеньку лестницы, вытер лицо. Заметив, что по-прежнему сжимает в руках пистолеты, отшвырнул их. Сало, не мигая, смотрел на него.
- Плохую ты специальность выбрал своему сыну, однако, - сказал Флоров.
- Добей меня, - попросил Иван. - Жить не хочу.
- Не торопись, оклемаешься еще, - сказал Флоров. - Сейчас скорую вызову.
Он увидел, что последние слова говорит сам себе.
Поднявшись наверх, он нашел Яну в полнейшей прострации. Она ни на что не реагировала, никого не узнавала. Лишь когда он стал стаскивать по лестнице парализованного Сергея вместе с креслом и баллонами, она вдруг стала вырываться и кричать.
Он прикрикнул на нее, даже, может, ударил, он уже плохо соображал из-за контузии, но ему удалось вытащить женщину на улицу.
На улице стояла саловская машина, и он двинулся туда, одной рукой толкая инвалидную коляску, другой-таща упирающуюся Яну. Женщине велел садиться на заднее сидение, а сам отодвинул переднее на сколько возможно и кое-как уместил на его место коляску.
Он уже готовился сесть на водительское сидение, когда вспомнил про еще одно дело.
- Пойду, Алексея вытащу, - сказал Флоров. - Хочу, чтоб его по-человечески похоронили.
Не успел он сделать и пары шагов, как реванул, заводясь, мотор, и машина рванула с места.
Он был готов голову на отсечение, что слышит в ночи чей-то дьявольский смех.
Г Л А В А 4
П О Г О Н Я
Мчащаяся по ночной трассе машина создавала ощущение полета, фары выхватывали из темноты лишь незначительный пятачок земли, все остальное казалось, не существовало. Скорость в такой ситуации становилась понятием второстепенным, можно было вжать педаль газа в пол до упора, что Флоров и сделал, и не отпускать ее. Мотор уже ревел, но казалась, что машина попросту висит на одном месте.
Что это не так, Флоров почувствовал, когда притулившийся у обочины и казавшийся спящим, милицейский автомобиль ожил и, включив иллюминацию вкупе с сиреной, бросился за ним в погоню.
Создалось ощущение, что преследователи попросту кинулись в обратную сторону, настолько стремительно они затерялись в темноте. Полицей-лампы моментально превратились в крошечные огоньки, которые не замедлили вскорости совсем погаснуть. Видно, гаишники посчитали за пустое гнаться за самоубийцей.
Спустя пять минут Флоров выехал к окраине города, на Столичный проспект. Отсюда до управления порта оставалось всего километра четыре.
Он не знал, почему он туда поехал. Было какое-то наитие, что Черный повез Яну сюда. Все они оказались в жизненной зависимости от вируса в локальной сети порта.
Широкие городские улицы позволили Флорову выжать все из угнанной им первой попавшейся машины. Ее кидало из стороны в сторону, словно самолет в атмосферной болтанке.
Мелькнули указатели, предписывающие занять крайнюю полосу и предупреждающие, что полотно залито битумом. "Осторожно! Скользко!" - полыхнули надписи. Флоров только отмахнулся. Все это было не важно, а важно было то, что беззащитная девушка находилась в руках безжалостного убийцы.
Поэтому когда машину занесло на жидком покрытии, а потом потащило правым боком вперед, норовя опрокинуть совсем, он не только не затормозил, но даже не убрал ноги с педали газа.
В таком положении машина соскочила с битума, царапнула колесами по сухому асфальту и опять понеслась, как ни в чем не бывало, видно поняла, что этого седока уже ничем не остановить, так что не стоит тратить времени на это пустое занятие.
Больше до самой Башни Флоров не встретил ни единого препятствия.
Незапертые стеклянные двери медленно покачивались, но это от ветра. В ярко освещенном холле, в рамке металло-детектора, лежало тело женщины-вахтерши. Глаза открыты, лицо безмятежное, и лишь вытекающая из уголка рта струйка крови говорила о том, что она мертва. Черный убил ее походя, как походя, даже не замечая этого, спешащий прохожий давит на асфальте перебегающих дорогу муравьев.
Флоров пересек пустынный равнодушный к чужой смерти холл и вызвал лифт. Видно кабинка стояла внизу, и створки сразу распахнулись. Он юркнул внутрь и, не раздумывая, нажал кнопку семнадцатого этажа. А какого же еще?
Когда лифт остановился, на этаже раздавались тоскливые в своем упорстве звонки телефона. В такой неурочный час все звонки могли быть адресованы только ему лично.
Он прошел на звук и оказался перед дверью своей комнаты. Не заперто. Он зашел и поднял трубку.
- Ты быстро ездишь, - сказал Черный.
- А ты бабам быстро шеи ломаешь, - ответил Флоров. - Знаешь, я тебя могу понять.
Лежать полуживым куском мяса в то время, когда все вокруг пьют и жрут в свое удовольствие, а потом трахаются как кролики - это, знаешь, довольно раздражительно. А потом появляется, скажем так, Некто и предлагает тебе встать и идти, пить и жрать, а так же все остальное, а взамен надо лишь завалить пару другую человек, всего-то и делов. Они-то плевали на тебя, когда ты на своих баллонах сидел. Понять я тебя могу, но простить - нет.
- Не изображай из себя совесть человеческую. Сам мало похож на ангела.
- А я ничего не изображаю, Сережа. Я сказал то, что сказал: я могу тебя понять, но простить нет. Поэтому, извини, когда я до тебя доберусь, то убью, не колеблясь ни секунды.
- Должен тебя разочаровать: ты меня никогда не найдешь.
- Будь спокоен: я тебя из-под земли достану.
Его слова вызвали подобие смеха у Черного, и он сказал:
- Ну что, я тебя там подожду!
Внезапно в недрах затихшего здания ожил лифт.
Флоров торопливо положил трубку и вернулся к лифтам. Над одним из них пульсировал индикатор. Судя по зажегшейся стрелке, он поднимался. Алик стал ждать.
Лифт поднялся довольно быстро, ну да скоростной ведь, и приглашающе распахнул створки. Кнопка "Подвал" была утоплена.
Флоров зашел в кабинку и нажал кнопку "Ход".
Подвал управления менее всего напоминал подвал. Все сверкает полированной плиткой и ярко освещено.
В стене двери. Все закрыты, кроме одной, приглашающее распахнутой. Комната оказалась проходной. Узкий пенал с развешанной по стенам спецодеждой. В дальней стене дверь.
За дверью оказался еще один лифт, судя по затрапезному виду, для хозяйственных нужд. На стене две кнопки: "Лифты вверх" и "Лифты вниз." "Лифты вниз" утоплена.
Офигеть! Флоров и не знал, что такие есть.
Он нажал на кнопку "Ход". Створки, лязгнув, сомкнулись.
Он ожидал стремительного падения, ну хотя бы рывка. Ничего подобного.
Кабинка не полетела ни вниз, ни вверх. Это был иной тип движения. Ближе по смыслу, кабинка поехала сквозь него. Но и это будет неверно.
Волна зубодробительного сгустка энергии прошила все его тело. Пучок невыносимо яркого света просветил точно рентгеном. Ощущения были столь контрастными и подавляющими, что он на какое-то время перестал существовать.
Когда-то очень давно, когда Флорову было лет пять, и мать с отцом еще были живы, отец пользовался каким-то необычайно приятным и нежным лосьоном после бритья.
Он на всю жизнь остался в памяти Флорова, этот запах. Прошло много лет, Алик перепробовал сотни лосьонов, но этого аромата так больше никогда и не слышал.
А теперь он УВИДЕЛ этот запах. Запах детства.
Его затопило счастье. Такое, какое бывает только в детстве. Возможно в младенчестве.
Он очнулся в остановившейся кабинке. А может, она и не двигалась никуда, а двигался лишь он.
Некоторое время он продолжал впитывать, словно губка последние капли безотчетного счастья, вернее пытался изо всех сил удержать хотя бы воспоминания о них. Но они уходили, расплывались, оставляя необыкновенную ясность ума. Точно кто-то промыл ему мозги и слил всю накопившуюся мерзость вон.
И именно в этот момент просветления, он понял, в чем была его главная стратегическая ошибка, за которую возможно придется слишком дорого заплатить. А что если у Келло были Хозяева?
Самое опасное и неотвратимое заключалось в том, что Флоров задумался об этом слишком поздно, и теперь ему предстояло встретиться с ними лицом к лицу.
Ч А С Т Ь 3
Х О З Я Е В А К Е Л Л О
Г Л А В А 1
Р У Б Е Ж
Когда Флоров пришел в себя, лифт стоял и, похоже, уже длительное время.
А может, он никуда и не двигался?
Кряхтя, Алик поднялся и вышел. В подвале было пустынно по - прежнему, но из холла доносились голоса и шум. Ночь прошла, и наступил следующий день.
Пищал металлодетектор, вахрушки проверяли пропуска. Все как всегда. Труп успели уже убрать. Это сколько же он находился без сознания.
Ему на работу надо!
Он заторопился к лифту, и когда кабина приехала, нажал кнопку родного семнадцатого этажа.
Кабина плавно тронулась, и так же плавно остановилась. Двери с легким сожалеющим шорохом растворились. Алик выбежал и едва не свалился. Вместо гладких плит пол покрывал длинноворсовый ковролин жаркого апельсинового цвета. И когда его успели положить? И сколько он в таком случае отсутствовал?
Ворс был даже не примят, будто по нему никто никогда не ходил, но стоило Флорову так подумать, как двери с непрозрачными матовыми стеклами, ведущие из холла, распахнулись, выпуская некую девицу. Она мало отличалась бы от женщин, какие вечно сновали с деловым видом по коридорам Башни, сжимая в руках безликие стандартные папки для бумаг, если бы не одно но: из одежды на девице имелись в наличии лишь туфли на шпильках.
Женщина, как ни в чем не бывало, прошествовала мимо остолбеневшего Флорова и нажала кнопку лифта. Тот успел отъехать, и некоторое время девица прогуливалась по холлу, сосредоточенно постукивая папкой по голой ляжке.
Приехавший лифт тоже был не пустой. Некий довольно полный гражданин говорил по мобильному, сопровождая разговор довольно своеобразным тиком: он словно похрюкивал себе через каждое слово. Лицо у него было обезображено шрамом. Флоров не успел рассмотреть, каким именно, лифт быстро уехал, тем более еще более отталкивающая картинка поразила его воображение, а именно, когда гражданин, скользнув по нему рассеянным взглядом оловянно застывших глаз, равнодушно отвернулся, то на необъятном его заду открылся короткий и толстый хвост, просунутый в специальную прорезь брюк.
"Куда же я попал?" - в панике подумал Флоров. Ноги сами понесли его прочь от лифтов.
Он подошел к своему кабинету и в нерешительности замер: из-за дверей слышались голоса, кто-то засмеялся и, шумно ступая, словно слон, пошел прямо на дверь.
Флоров шарахнулся в сторону как ошпаренный.
Он уж совсем собрался ретироваться, но перед табличкой с фамилией "Голованов" не смог устоять. Дегенерат сидел за своим рабочим столом. И тот и другой нисколько не изменились. Только на Голованове был китель.
Еще незабвенная Келло говаривала, что в эфире все реально, и он показывает истинное положение вещей. Куда уж реальнее?
Голованов был одет в черный китель унтерфюрера СС и перепоясан портупеей. На рукаве примостилась красная повязка со свастикой. Фуражка с черепом лежала на столе высокой тульей к возможным посетителям. На стене за спиной Голованова висел стенд, озаглавленный: "Наши люди в гитлер-югенде." - Почему без формы? - строго спросил Голованов, ни здрасте вам, ни до свидания, впрочем, он и раньше никогда не здоровался. - Почему не работаем?
- Потому что не платят, - ответил Флоров.
- Наш Капитан говорит, что всякие разговоры о невыплаченной зарплате относятся к разряду подрывных. Если вы еще раз начнете их, будете немедленно арестованы.
Идите.
Строгий, но справедливый, подумал Флоров, выходя. Больше ему здесь делать было нечего, он сел в лифт и спустился в холл. Покидавшие Башню женщины, все голые без исключения, словно вспомнив о рамках приличия, направлялись в гардероб, одевались и выходили наружу. Мужчины тоже были, но нормального вида, безо всяких излишеств сзади. Флоров даже подумал, а не привиделось ли ему?
Скажем, разовый глюк.
НТЦ было на месте. Порт тоже. Не успел Алик перевести дыхание, хотя с чего бы радоваться, человек с ума сошел, как к нему подкатило такси. Надежда с ходу умерла.
- Куда едем? - спросил водитель в полосатом как у смертника комбинезоне, на груди был номер, а на спине мишень из концентрических кругов.
У Флорова были сомнения, что его деньги здесь что-нибудь значат, посему он молча показал их водиле. Там было рублей 800.
- За эти гроши только до обводной дороги! - нагло заявил тот.
Алик полез внутрь.
Мимо потянулись мостовые и башенные краны, товарные терминалы, заставленные грузами, светило солнце, и у Алика в очередной раз возникло чувство, что еще не все потеряно. Если он немного сошел с ума, то это еще не смертельно. Еще и пенсию дадут. По инвалидности.
Такси миновало транспортное управление порта, и сердце Флорова ухнуло в воздушную яму. Как сказал бы незабвенный доктор Галузин, именно так зарабатываются инфаркты.
Мрачно темнеющая полоса опоясывала город с востока.
Вскоре он смог разглядеть подробности. Вдоль шоссе возвышались пятиметровые железобетонные столбы, соединенные колючей проволокой. Повсюду висели ядовито желтые таблички, предупреждающие, что через проволоку пропущен ток высокого напряжения. На то, что это не блеф, указывали дохлые птицы и собаки, валяющиеся по всей протяженности забора. С той стороны в разных местах стояли бронемашины с заглушенными моторами, между которыми группами по пять-шесть человек передвигались люди в камуфляже. Вдобавок к автоматическому оружию каждая группа имела на вооружении по могучему псу.
Все пространство за забором, преисполненное отрывистыми командами и свирепым собачьим лаем, напоминало действующий концлагерь.
- Не понял, мы, что в зоне? - спросил Флоров.
- Мы в свободном городе, - ответил водитель. - В зоне все остальные.
- А как проехать?
- Никак, - раздраженно сказал водитель. - Ну что, мы едем домой, нет? Или будем на Рубеж смотреть? Только они этого не любят, могут и огонь на поражение открыть.
Так уж и быть, довезу вас за те же деньги. Если это можно назвать деньгами.
- Поехали, - махнул рукой Флоров и взялся объяснять, как доехать, но водитель сказал:
- Вы меня удивляете, мужчина. У нас есть адреса всех без исключения резидентов порта. Я вашу фамилию с бейджика давно уже в базе пробила.
И только тут Флоров заметил, что водитель-женщина. Ошибиться было не мудрено, потому что у нее черным карандашом старательно были подведены усики. А вот кто ему беджик повесил, он представления не имел.
Вскоре Алик забыл обо всех противоречиях, заметив, что они едут не туда. Мало того, они едут не там.
Город изменился. Не сильно и одновременно разительно. Если бы дома были треугольной формы, а вместо окон иллюминаторы, эффект был бы не тот. Алик бы подумал, что попал в чужой, скажем, марсианский город, и на этом его психика бы угомонилась. Такова природа человеческой психики. Ей легче приспособиться к абсолютно неизвестному, чем к слегка переиначенному обыденному.
Во-первых: цвет. Все как на подбор дома были несерьезного розового цвета. Стены рыхлые на вид. Окна не прямоугольные, а немного на трапецию. Крылец не было, входные двери наоборот утоплены вглубь фасада. И все это в купе сохраненной планировкой, с обычными тротуарами и дрогами смотрелось дико, нелепо, било по нервам. Легче было считать себя сумасшедшим, чем свыкнуться с мыслью. Да вот она такая, твоя родная Алга! Гламурная, авангардистская и далекая как созвездие Тау Кита.
Повсюду рекламные щиты и растяжки странного содержания. С надписями типа: "Для вас, настоящие женщины. Уменьшение грудей хирургическим методом. А также: сужение таза, искусственное оволосение надгубной части лица-усы. Женщина должна быть мужественной. "Последнее утверждение красовалось чаще других.
- Что-то я не припомню в управлении порта мужественных женщин, - проворчал Флоров. - А даже наоборот. Там, по-моему, любят чтобы по старинке: с грудью и желательно побольше.
- Я могу вас привлечь к ответственности, - заявила водитель.
- За что?
- За клевету в отношении резидентов порта.
- Вообще-то, я говорил с одобрением, - проворчал Флоров, но в дальнейшем от комментариев решил отказаться, вдруг в этом мире принято не только груди усекать.
Такси въехало на внутриквартальный бульвар и остановилось.
- Ваша квартира номер такой-то, - сказала водитель и укатила.
Сведения оказались нелишними. Неизвестно, куда эта чертова баба с усами его привезла, но то, что он тут никогда не жил, это факт.
Флоров поднялся на четвертый этаж. Нужная квартира имела две двери: железную и деревянную, но обе были незапертые. Флоров позвал хозяев, и когда никто не откликнулся, пожал плечами и вошел.
Как оказалось, он жил в трехкомнатной квартире. Его неприятно поразило, что хоть он и имел теперь квартиру посвободнее, но мебель осталась все та же: старая и неказистая. Флоров опять подумал о неумолимости судьбы: нищий - он везде нищий, во всех мирах.
Однако хоть вещи остались и старыми, но порядок их расположения изменился.
Вернее, порядок не изменился, ибо нельзя изменить того, чего никогда не было. В доме у Флорова вечно царил кавардак, теперь же во всем, даже в заправке постелей чувствовалась чья-то аккуратная рука.
Телефон зазвонил так резко, что Флоров подскочил на месте. Трубка продолжала трезвонить на весь подъезд, и он поспешил ее снять.
- Ты что там делаешь, идиот? - разгорячено завопили прямо ему в ухо.
- Я? - опешил Алик. - Вы куда звоните?
- Да тебе звоню, чучело. Ты что, вообще ничего уже не соображаешь?
Обилие оскорблений вызвало чувство протеста у Флорова, и уже начиная заводиться, он язвительно произнес: