- Ну все, Шура, - объявил мне Лбов. - Услали стерву, теперь займемся тобой.
Его голос был почти интеллигентен. Но на этой ровной глади плавала угроза такой густоты и концентрации, что я вдруг многое понял. Я понял: веселиться мне рано. Или поздно.
- Почему "стерва"? - задал я нейтральный вопрос. - Ты ее уже не любишь?
- Это только ты, девственник наш, всех стерв подряд любишь. В снах на рабочем месте.
Он не улыбался. Он сканировал взглядом поверхность моего лица.
- Что?! - спросил я. - Что ты сказал?!
- Девственник, говорю. Знаю я таких - громче всех кричат о работе, а сами вместо программ голых баб распечатывают. Зачем тебе "Жук"? Спал бы себе с распечаткой.
Оскорбил Он меня оскорбил. Он. Меня…
- Погоди, не визжи, - скривился Лбов. - Я серьезно. Расстелил бы эту отличницу вместо матраца, и вперед. Тебе же ее отдали. Зачем ты другим хочешь вечер испортить?
Я наконец восстановил дыхание, чтобы сказать ему правду:
- Сам ты! Инженер торсоголовый!
Он прочистил уши:
- Ладно, надоел ты мне, - и внезапно стал снимать с себя подтяжки. Это было так странно, что я даже рот забыл закрыть. Опомнился, когда Лбов шагнул ко мне вплотную, дружески обнял. - Возьми-ка руки за спину и сцепи пальцы.
- Зачем?
- Вспомним армию.
Тогда я рванулся вон. Но Лбов что-то такое сделал, что-то чуждое нашему образу жизни, и я с размаху врезался в твердое. Мир содрогнулся, вокруг отвратительно зазвенело. Спустя вечность я догадался, что звенит у меня под черепом, что тело мое нелепо распростерто посреди отдела и что положение это не свойственно специалисту моего уровня. Сверху по мне топтались, вытаскивали из-под меня руки, неразборчиво сипели, и я сдался. Тупая стихия трудилась недолго - меня рывком подняло в воздух, швырнуло в кресло.
- Что ты делаешь? - слабо спросил я. Было больно, внутри ощутимо стонал сорванный крепеж. Мерзко торчали углы выбитых деталей.
- Вяжу тебя, идиота, - с удовольствием откликнулся Лбов. - Чтобы и в мечтах у тебя не было звонить на вахту.
Гладкий, розовый, классически правильный, отдыхал он возле кресла.
- Закрою тебя сейчас, и сиди, смотри на телефон. Или можешь с Лорочкой сквозь дверь болтать. А я найду во дворе ключ, куда он денется… включу "Жук", начну работать… - взгляд его потеплел, наполнился чувством. Он переместился к окну, распахнул раму, высунулся.
- Послушная девочка, - Лбов причмокнул. - Ходит, фонариком светит.
Вернулся.
- Ладно, пойду ей помогать.
Протянул переднюю конечность, усеянную мускулистыми отростками, и расстегнул ремень на моих брюках. Затем с хрустом выдрал его из петель. Почему-то ничего не порвалось. Крепкие у меня брюки, отечественного пошива. После чего скрутил мне ноги - моим же ремнем! - очень умело, добротно, у самых ступней. Проверил качество работы и собрался удалиться, даже ключ от нижнего замка приготовил, тогда я честно сказал ему:
- Ты придурок, Лбов. Ничего ты во дворе не найдешь.
- Почему это? - браво усмехнулся Лбов.
- Потому что я выбросил в форточку совсем не то, что тебя интересует.
Он заметно поглупел.
- А что?
- Свой ключ от почтового ящика. У меня еще один есть.
Лбов плавно менялся в лице. Опять стало весело.
- Простейшая манипуляция, - объяснил я. - А твой любимый ключ от "Жука" я спрятал там же, в лаборатории, пока ты орал.
Очевидно, Лбов никогда не сталкивался с фокусниками, поскольку лицо его в конце концов сделалось натурально, изумительно лбовским.
- Где спрятал?
Я внес конкретное предложение:
- Развяжешь, отдам.
Развязывал он меня гораздо дольше, чем вязал. Наверное, ему было жалко результатов проделанной работы. Возможно, мешало высокое качество фирменных подтяжек. Закончив дело, он поставил меня на ноги и в нетерпении спросил:
- Идти можешь?
- Ключ под пультом "Жука", - сказал я. - Сходи сам.
После чего было так. Когда Лбов повернулся спиной, я не стал ждать, пока он исчезнет в коридоре, я взял с журнального столика цветочный горшок, в котором общественный кактус вел героическую борьбу за существование, догнал спортсмена и с размаху воткнул орудие возмездия в стриженый затылок.
Каюсь, это было слишком. Неправильно бить зарвавшегося инженера по голове, есть более удобное место - карман. Но я ударил. Я ненавидел Лбова всего лишь несколько минут, зато по-настоящему. Злость копилась во мне уже больше часа, вот в чем дело. Просто произошел выброс злости, и удержать этот протуберанец было невозможно. Хотя, если откровенно, раньше я ни разу не бил коллег, даже когда меня оскорбляли. Они меня били - особенно в средней школе.
Лбов обнял дверь, издал недоуменное "А?", оглянулся и принялся ползти вниз. Сначала опустился на колени, потом на четвереньки и наконец боком улегся между стульями. Он держал руками голову и выдавливал из желудка хриплые безразличные стоны. Меня замутило. Стало вдруг очень страшно: неужели убил? Цветочный горшок, как ни странно, остался цел, даже спрессованная веками земля не просыпалась. Я машинально поднял его, поставил на место и тоскливо позвал:
- Саня!
- Больно, дурак… - тут же отозвался Лбов, не вполне владея голосом.
Бывший спортсмен бестолково заерзал, явно желая подняться, тогда я опомнился. Схватил лбовские подтяжки, свой ремень, навалился на него и начал воссоздавать кадры из популярных фильмов. Опыта у меня, естественно, не было, но Лбов оказался вялым, мягким, восхитительно покорным, он только хрюкал что-то утробное и пытался высвободить руки, чтобы снова подержаться за голову. Я с ним справился. Скрутил этого борова, применив методику, чуть ранее опробованную на мне же. Дотащить его до кресла было нереально, пришлось оставить тело на полу. Я сел на стул возле, отдыхая душой, посмотрел на укрощенную стихию под ногами и понял, что мне Александра Владимировича жалко. Он лежал скрючившись, прикрыв глаза, думая о смысле жизни, - он тихо страдал. Это было дико. Все происходящее нынешней ночью было дико!
"Что со мной?" - подумал я.
- Дурак, - родил спортсмен в муках, - дурак, дурак… Ты ничего не знаешь. Ты же все испортил.
- Чего не знаю?
- Эта студентка… - он запинался на каждом слове, - отличница эта… она не та, за кого себя выдает…
"Бредит", - догадался я.
- … познакомилась со мной специально… напросилась, чтобы взял с собой, наврала про коменданта общежития… между прочим, Витька, комендант то есть, в глаза ее не видел, никогда к ней не клеился, а мы с ним корешки, в одной команде играли… она не просто отличница, она же разбирается в вычислительной технике лучше нас двоих, вместе взятых, понимаешь?..
- Думаешь, шпионка? - прервал я его. - Надо было заявить, а не тащить ее сюда.
Лбов попытался рассмеяться. Попытка не удалась.
- О чем заявлять? О том, что у нее в зачетке одни пятерки? Шура, она действительно учится в Промышленном, я проверял.
- А зачем ты привел ее в отдел? Да еще ночью?
- Хотел прояснить ситуацию. Я же чувствую, ей что-то надо, она не просто так…
Лбов открыл один глаз, вывернул шею и глянул на меня. Как петух. В глазу полыхнуло. "Да он же врет! - обнаружил я с удивлением. - Вовсе он не бредит…" Краткие спазмы злости вернулись на миг и утихли.
Но зачем врать так глупо?
- Развяжи меня скорей, - проговорил Лбов в паркет. - Она сейчас вернется, увидит.
Вот оно! Вот зачем ему понадобилось напрягать контуженную фантазию!
- Тоже мне, поймал диверсантку, - бросил я в его опухшую от мускулов спину. И встал. - Тоже мне, герой невидимого фронта. - И пошел.
- Стой, - визгнул Лбов сипло. Застонал, забился на полу. - Я просто хотел переспать с ней, неужели не понял! Не мог же я… если за стенкой сидит посторонний мужик вроде тебя…
Эта легенда казалась гораздо правдоподобнее. Жалко было ее топтать. Я осведомился:
- Вчера ты зачем сюда приходил? И позавчера? С распечаткой переспать?
Он открыл второй глаз. Снова посмотрел на меня - будто ошпарил. Крутосваренный человек. Потом губы его стали капризно расползаться, затрепетали, глаза подернулись влагой, но он не заплакал, он мужественно сдержал слезы.
- Я работаю, - признался он. - Я же говорил, а ты все равно не веришь. Тебе этого не понять, Шура.
Отвернулся. Я ударил лежачего:
- Над чем ты работаешь?
- Программу одну делаю, - возмутился Лбов. - На "Жуке".
- Какую программу?
Этот наивный вопрос вызвал в стане противника замешательство. Там не знали, какую программу делает Лбов на "Жуке". Не знали, и все тут. Не могли хрюкнуть в ответ ничего вразумительного. Опять круг замкнулся. Я вздохнул, подошел к распахнутому Лбовым окну и выглянул. Внизу никого не наблюдалось: послушная девочка, устав быть таковой, уже покинула сцену.
- Развяжи, гнида очкастая, - зарычал Лбов, плача кипятком. Я проворчал, ныряя в коридор:
- Грубый ты, как Витька Корнеев.
- Какой Корнеев?! - достал меня истерический всплеск эмоций.
- Классику надо знать. А еще инженер.
- Зараза! - выкрикнул бывший спортсмен, очевидно, имея в виду общее состояние своих дел.
13
Он встретил ее в коридоре. Он представил себе, злорадствуя, как она брела во мраке - шарахаясь от стен, поминутно оглядываясь, изо всех девичьих сил стараясь не цокать каблучками - и неожиданно успокоился. Она подбежала, виляя хвостом:
- Я не нашла! Там темно, ничего не видно.
- Извини, что так получилось, - заулыбался дежурный. - Оказывается, ключ от "Жука" лежал у меня в кармане. Я перепутал, случайно выбросил ключ от почтового ящика.
Он достал из кармана искомый предмет, продемонстрировал обществу. Студентка вытаращилась.
- Крикнуть не могли, что ли! Я целый час под вашими окнами болталась!
Дежурный взглянул на часы и восстановил справедливость:
- Шестнадцать минут.
- Какая разница?
Она вдруг замолчала, словно что-то вспомнив. Напряглась. Даже дыхание затаила.
- А где Саша?
Дежурный тоже кое-что вспомнил.
- Саша? - спросил он после зловещей паузы и взял гостью за предплечье. Ладонь его наполнилась мягким - непередаваемое ощущение. - Вот что, Лариса, пойдем-ка в лабораторию.
- Он там? - испугалась студентка.
- Лбов в отделе. Не волнуйся, он теперь работает над собой.
Дежурный распахнул дверь лаборатории, загородив дальнейший путь. Ничего не оставалось, кроме как принять приглашение, и студентка вошла, снова став послушной, оглянулась, кротко мяукнула:
- Ну?
- Признавайся, - предложил дежурный, закрывая дверь. - Зачем ты наврала про общежитие и коменданта?
- Я? - воскликнула отличница. - А откуда ты…
- Оттуда, - прозвучал веский ответ. - Знаю.
Отличница помялась, попереминалась, потупилась.
- Понимаешь, я хотела, чтобы Саша меня сюда привел.
- Так, - удовлетворился дежурный. - Хорошо, продолжим. Почему вдруг тебе захотелось, чтобы Саша привел тебя в режимное учреждение ночью?
- Я… - пискнула подозреваемая.
- Только не ври, что ты влюблена в Лбова!
- "Жук"… - сказала тогда студентка потерянно. Дежурный обрадовался.
- А зачем тебе микросерф?! В отделе ГАСов полно персоналок, тоже, кстати, не каких-нибудь там наших.
Вопрос был поставлен верно. Студентка еще немного пострадала, вздыхая и потея, а затем, не придумав ничего толкового, начала давать правдивые показания.
- Статья, - сообщила она.
- Что - статья?
- Да ну… Ты все равно не поверишь. Мой очень хороший знакомый… хотя, это не важно… короче, один парень работает переводчиком, регулярно читает французские журналы и недавно нашел интересную статью…
Она сунула носик в сумочку, достала несколько вырванных журнальных страниц. Текст был импортный.
- …он же и перевел. На, посмотри. Здесь говорится про фирму, которая изготавливает компьютеры торговой марки "Жук". Какой-то сотрудник сбежал из этой фирмы, встретился с журналистом, потом его упрятали в сумасшедший дом… В общем, не суть. Здесь приведены разные слухи Будто бы в рамках информационной войны фирмой создана системная программа, имитирующая процесс работы. Будто бы даже есть опытные образцы машин, которые имеют в операционной системе такую программу.
- Не понял, - честно признался дежурный. - Какую программу?
- Ну, понимаешь… Имитирующая работу. Примерно по такой схеме: входишь в нее, она выдает текст ее же самой на каком-нибудь языке, потом транслируешь, строишь образ задачи, отправляешь задачу на решение, а решение заключается в том, что опять вызывается она же сама. Замкнутый круг. Системная программа позволяет работать со своим файлом, примерно так. Я тоже ничего не поняла, потому что тот парень, который переводил, он ведь не инженер… Там написано, что в результате получилась суперигрушка для программистов. Программист думает, что работает, а на самом деле все это имитация. Обычные электронные игры - чепуха, трудолюбивому человеку на них наплевать, правильно? А тут бесконечная иллюзия работы. Чем программист терпеливее, тем легче он попадает во власть иллюзии, парадокс. Там так написано, честное слово.
Дежурный не выдержал, засмеялся.
- А причем здесь наш отдел?
- Я сначала прочитала статью… то есть мне ее прочитали… потом случайно узнала, что у вас есть "Жук", ну и заинтересовалась. От Саши, кстати, узнала.
- Ясно, - сказал дежурный. - Чисто женская логика поступков. Во-первых, зачем солидной фирме разрабатывать такую странную систему, пусть даже для пресловутой "информационной войны"? Полная бессмыслица. Во-вторых, машина, которая стоит перед тобой, куплена через Академию наук в рамках каких-то международных договоров. Как к нам мог попасть опытный образец? В третьих, при чем тут французский журнал? Фирма-то американская. По-моему, твой "хороший знакомый" тебя разыграл.
- Нет, не разыграл, - капризно скривилась отличница. - В Париже есть филиал фирмы, а тот программист, который сбежал, он француз…
- Хорошо, хорошо, пусть не разыграл. Тогда пошутила редакция журнала. Никогда не поверю, что человека можно убедить, что он напряженно трудится, если он ни фига не делает.
Дежурный снова бодро засмеялся. Студентка с надеждой посмотрела ему в рот и спросила:
- А чего ж тогда Лбов-то…
Дежурный расхохотался просто неприлично. Поигрывая серебристым ключом на ладони, он подошел к компьютеру торговой марки "Жук", начал неспешно включать аппаратуру - блочок питания, телевизор, дисководы, процессор. Он приговаривал: "А вообще-то жалко, что твоя статейка не на английском. Я его хорошо знаю. Кто лучше всех знает английский? Программисты и фаны рок-музыки. Я и тот и другой, между прочим. Что мне всякие переводчики? Я крут в английском, даже круче, чем фарцовщики…"
Аппаратура с готовностью оживала. Запела тихонько, заморгала. Дежурный порадовался собственной предусмотрительности: перед тем как встретить возвращающуюся со двора студентку, он наведался в агрегатную и поставил переключатель в исходное положение.
- Что ты делаешь? - нервно удивилась студентка.
- Хочу проверить твои страхи. Иди сюда, не бойся.
Он легким движением руки залез в стол завлаба, вытащил броско раскрашенную книжицу и пояснил:
- Инструкция по программированию. Это только Лбов, анархист, работает без инструкций. Садись, смотри, - сел сам и нежно возложил пальцы на панель. - Вот, вошли в операционную систему… Смотри, откликается, видишь подсказку? Забавная подсказка… Вошли в редактор, здесь, кстати, забавный редактор…
"Как я люблю работать! - подумал дежурный, устраивая поудобнее ноги. - Невозможно описать. А если опишешь, не поверят, - продолжил он мысль, осторожно укладывая локти на стол. - Отговаривали меня, советовали - иди в музыканты, ты же талант. Восклицали - иди в поэты, ты же талант. Убеждали - иди в шахматисты. А я выбрал работу. И не ошибся. Когда сидишь перед дисплеем, ненавидя машину, когда ползаешь по распечатке, ненавидя себя, когда точно знаешь, что все должно быть правильно, а ОНА выдает туфту, ты человек… Нет, нет, невозможно описать! Когда вдруг понимаешь, какую смехотворную мелочь ты упустил, когда исправляешь эту микроскопическую ошибку, и программа успешно проходит заколдованное место, но тут же утыкается в новое, куда более нелепое, и отчаяние туманит мозг, ты как никто другой - человек. Зато когда выдано решение, соответствующее контрольному примеру, когда перед глазами светятся вожделенные цифры, означающие ЕЕ покорность, ты перестаешь им быть, становишься сгустком счастья… Ненавижу прозу: проза всегда тосклива. Если уж ты сел за дисплей, изволь заниматься поэзией. Я люблю поэзию, я вообще романтик, а строфы алгоритмических стихов и вовсе вызывают во мне удивительные приливы чувств. Приливы, потом отливы, приливы, отливы. В точности, как сейчас. Так и живем - работаем, мучаемся, творим. Программисты - человеки. Я люблю работать, люблю творить, это ведь легко и приятно, легко и приятно, в точности, как сейчас…"
Что-то случилось. Лора сидела рядом, восхитительно растекаясь бедрами по стулу, смотрела на меня и часто моргала. Было тихо. Ее профиль отражался в матовой поверхности экрана, и я сообразил, что же именно случилось.
- Зачем ты это сделала? - спросил я.
На пару секунд она прервала процесс моргания. Встала, потешно теребя сумочку, затем возобновила пульсацию крашеных ресниц. Моргала она мелко и пугающе неритмично. Во мне привычно закипело раздражение - пошло, пошло через край, шипя, мгновенно испаряясь, - и я не стал удерживать это святое чувство:
- Сдурела, что ли! Зачем ключ повернула?
Она молчала. Стерва, как сказал бы Лбов.
- Я понимаю, тебе самой хочется! Ну подожди немного, посмотри, как надо работать, инструкцию почитай!
Она молчала.
- Ладно, - я взял себя в руки. - Садись и больше не дури.
Тут на отличницу накатило.
- Этот тоже! - оглушительно крикнула она. Бессмысленно заметалась по лаборатории. - Господи, этот тоже! - у нее случилось что-то вроде припадка. Она отыскала наконец выход наружу, но я уже вскочил Зачем, и сам не знал - просто, чтобы поймать, успокоить. Схватил ее за рукав - она вырвалась, прыгнула в коридор, продолжая сотрясать воздух непонятными выкриками, и мне стало ясно, что ее дикое поведение есть не что иное, как усталость, одновременно физическая и психическая, ведь подобная бессонная ночь может сломать и не такое тепличное растение. Я прыгнул следом. Она неловко побежала в сторону отдела, тряся тем, что щедро тряслось у нее под блузкой, уперлась в запертую дверь, панически обернулась, будто ожидала увидеть нечто ужасающее, но сзади был только я.
- Не надо, - попросила она, собрала разбегающиеся глазищи в кучу и заплакала.
- Хорошо, не буду, - я легко согласился.