За ним поспешил, сбросив тогу (чтобы не мешала при беге), Гай Кассий Лонгин. В руках его был меч. Сенатор хотел догнать и убить императорского гонца, но не смог. Тот был проворнее и скорее. Солдат, минув портик Помпея и театр, оказался на многолюдной улице. И, недолго раздумывая, солдат ловко запрыгнув на лошадь к какому-то всаднику и, крепко обхватив того за талию, попросил как можно быстрее скакать за помощью. Лонгин в отчаянии бросил меч вдогонку гонцу диктатора, пытаясь попасть в его спину гонца, но, увы, промахнулся. Осознав бесперспективность погони за караульным, сенатор отобрал лошадь и меч у какого-то стражника и помчался в направлении Форума за гладиаторами. До главной площади Рима было всего пятьсот шагов.
…Заговорщик Публий Каска вылетел первым навстречу опасности. И Антоний со всей силы метнул в него копье! Железное острие пронзило сенатора насквозь. Каска упал, как подкошенный, на ступени курии.
- Цезарь, спасайся! - крикнул Антоний.
Но часть сенаторов уже перекрыла путь Гаю Юлию к отступлению.
Иван не растерялся. Чемпион Москвы по стилю Киокушинкай в средней весовой категории ловко ударил по руке какого-то сенатора, и кинжал вылетел из его рук. Следующим ударом - маваши-гери - Родин отправил противника в нокаут. А потом в прыжке каратист сбил второго. Третьего с разворота он попал ногой в живот. Сенатор согнулся и упал. Но кто-то задел кинжалом спортсмена по руке - и Иван отступил, зажимая рану. Какой-то писарь заслонил своего императора - и в него вонзились сразу два кинжала. Упали сраженные заговорщиками еще трое помощников Цезаря: секретарь диктатора, еще один раб и философ Артемидон Книдский. Второй караульный, отдав свой меч Антонию, пытался прикрыть Цезаря своим щитом, и ложными выпадами своего копья отгонял от сюзерена почуявших кровь сенаторов. Антоний тоже яростно отражал атаки заговорщиков, не давая им зайти с тыла.
Вдруг среди смутьянов Цезарь увидел Марка Юния Брута, размахивающего коротким мечом. И сразу страшная и нестерпимая боль пронзила диктатора. Но не физическая, а моральная. Опять его предали! И кто?! Брут!!!
- О, боги! И ты, Брут! - словно смертельно раненый зверь закричал Цезарь, да так страшно и надрывно, что изменник от страха перед императором отступил назад и растворился в толпе мятежников.
Эта моральная боль придала Цезарю еще больше сил. Диктатор в бешенстве рассек кому-то глаза. Тот схватился за лицо и опустился на одно колено. Антоний и Цезарь отбивались от яростно наседающих сенаторов. Диктатор и консул были слегка ранены. Иван сумел хорошо поставленными ударами выключить из схватки еще двух заговорщиков, и подобрать кем-то выроненный кинжал, а солдат убил одного бутовщика и ранил второго. Цезарь и его люди отходили, используя в качестве защиты колоннаду портика Помпея.
Вот упали еще двое сраженных заговорщиков - Цезарь не утратил навыков искусного фехтовальщика. Теперь он не походил на старика. Он помолодел буквально на глазах: решительный волевой взгляд, упрямо сжатые губы, мощь и энергия в движениях! Видно было, что диктатор - прирожденный воин! Цезарь словно вспомнил свои былые и славные битвы. И это его окрыляло, придавала силы, мужество и звало на подвиги.
Сенаторы не торопились попадаться под разящие мечи Цезаря и Антония. Они с нетерпением ждали, когда появился Гай Кассий Лонгин с отрядом гладиаторов. И наемники уже приближались. Дружно гремя доспехами, щитами и мечами, они бежали к театру Помпея. Их было человек семьдесят. Впереди скакал сенатор Лонгин, размахивая мечом и призывая наемников к решительному сражению. Празднующий мартовские иды народ с недоумением смотрел вслед вооруженному отряду и гадал: что это, какие-то запланированные войсковые перемещения или театрализованное представление в честь праздника?
Гладиаторы чуть-чуть не успели к намеченной цели. У входа в театр они столкнулась с отрядом легионеров человек в сто. Впереди них был тот самый солдат, что дал копье и меч первым лицам империи. Его звали Фабий. Черноволосый, коротко стриженный, с льдистыми глазами и квадратной челюстью он всем своим видом олицетворял грубого прямолинейного солдафона. Это был воин до мозга костей. Он сражался храбрее всех и требовал спасти любимого императора.
На подступах к театру и на самой его сцене под открытым воздухом закипел ожесточенный бой. Сшиблись, загремели, затрещали щиты, зазвенели, заскрежетали клинки, послышались боевые кличи сражающихся. Кровавый спектакль под названием "Битва за спасения Цезаря" начался. Но очевидцев этого драматического зрелища не было, лишь огромнейший полукруг мраморных кресел, вмещающий семнадцать тысяч зрителей, молчаливо и бесстрастно взирал на отчаянно бьющихся воинов.
Гладиаторы сражались храбро и умело, но легионеры им ни в чем не уступали. Ни в искусстве фехтования, ни в боевом опыте, ни к воле к победе. К тому же численный перевес был явно на стороне римских солдат. Они стали медленно, но верно теснить противников. "Меченосцы" были обречены. К Марсовому полю постепенно стягивались верные императору войска. Количество легионеров все увеличивалось, а количество гладиаторов все уменьшалось: кто-то пал смертью храбрых, а кто-то раненый. Были потери и среди римских солдат.
Сенатор Кассий Лонгин погиб одним из первых. Его поразили копьем в шею. Заговорщик свалился с коня прямо под ноги сражающимся. Его уже мертвое тело в пылу схватки принялись безжалостно топтать. Часть легионеров прорвались в сады и портик Помпея, и пришли на помощь верховному правителю Рима. Сенаторы, осознав бесполезность своего вооруженного сопротивления, побросав мечи и кинжалы, дружно отступили в курию, а их убитые и раненые товарищи остались лежать на мраморных плитах.
- Не дайте им уйти ни одному! - кричал Цезарь. - И никого не выпускать из курии.
Легионеры, ощетинившись копьями и мечами, перекрыли вход в сенат. Подоспел верный императору двукратный консул Марк Эмилий Лепид - худощавый мужчина лет сорока пяти с орлиным носом и острым подбородком. Он привел еще один отрядом легионеров. Теперь безопасности Цезаря ничего не угрожало. Лекари стали оказывать помощь диктатору, Антонию, Ивану и его приближенным, а Лепид с легионерами ворвался в курию Помпея и начал арестовывать только что отступивших сенаторов.
Через некоторое время Лепид подошел к Цезарю и доложил:
- Мой Цезарь, десять сенаторов погибли. Трибоний, Каска, Кассий Лонгин, Цимбер и другие. Семеро ранено, в том числе Бруты. Еще сорок три арестовано. Двадцать пять гладиаторов убито, тридцать ранено, остальные взяты в плен.
Глаза диктатора гневно сверкали.
- Я буду лично допрашивать сенаторов! Никого из этих вероломных людей с душою гиен не выпускать из курии! Даже тех, кто считается моим сторонником и самым преданным другом! Я с каждым лично переговорю и узнаю о его истинном отношении ко мне!
- Хорошо, мой Цезарь… - кивнул Лепид и ушел в курию.
Император по-отечески обнял Родина и расцеловал.
- Иван, ты послан мне Юпитером. Нет, скорее Венерой, моей покровительницей. Мы, Юлии, ведем род от этой прекрасной и богини, вот она и заботиться обо мне. Откуда ты Иван? Из какого племени я не расслышал.
- Я из будущего. До него две тысячи лет. С хвостиком в пятьдесят шесть лет.
- Две тысячи? Не может быть? Но в любом случае ты послан мне небом. Ты возник неоткуда. Боги решили спасти меня от грозящей опасности. Быстрокрылый Меркурий снабдил тебя невероятной стремительностью, а Уран пронес тебя через времена и события к курии Помпея. Но я вижу по твоим ранам, что ты человек из крови и плоти и, возможно, смертен. Но для меня, властителя Рима, главное то, что ты послан с небес. Значит, ты не простой человек. Ты будешь щедро вознагражденЈ славный Иван. Ты станешь римским гражданином, патрицием, домовладельцем и одним из самых богатейших людей Рима. Ты будешь теперь всегда при мне, Иван. Назначаю тебя моим почетным контуберналисом…
"Ординарцем, значит. Понятно", - подумал про себя Иван.
- …И даю тебе имя Сальватор, что значит Спаситель. Отныне ты будешь называться Иван Сальватор. Антоний, найди ему меч и доспехи, - приказал диктатор.
Консул распорядился, и вскоре центурионы принесли Родину красную тунику и красивые доспехи - темный панцирь с золотыми узорам и золотыми кольцами для ремней наплечников. А также: пояс из металлических пластин, защищающих пах, налокотник, шлем с разноцветными перьями, меч с позолоченной рукояткой и ножнами поножи и кожаные мягкие сандалии. Ивану помогли надеть доспехи, перекинули через плечо перевязь с мечом. Родину пришлось расстаться с футболкой, джинсами и кроссовками.
- Вот это иное дело, - впервые улыбнулся Цезарь, оглядев с ног до головы Родина. - Отныне ты похож на настоящего римского воина, а не на галла. Ведь правду я говорю, Антоний?
Верный сподвижник закивал головой.
- Слова твои верны, мой Цезарь. Иван - вылитый Муций Сцевола.
К парню подвели превосходного нумидийского скакуна по кличке Ганнибал. Под его атласной кожей перекатывались мощные и крепкие мускулы - "лошадиные силы". Конь был красив и пародист. Но Иван отказался садиться на резвого коня.
- Я не умею ездить на лошади, - признался Иван. - Только на машине.
Цезарь и Антоний недоуменно посмотрели на Родина, словно тот был неполноценным человеком.
- Не умеешь? - удивился диктатор. - А разве ваше племя не имеет коней?
Иван виновато улыбнулся.
- Мы без коней обходимся. У нас колесницы четырехколесные, которые сами движутся.
- Сами? Разрази меня Юпитер-громовержец, как это возможно?
- С помощью двигателя.
- А что это такое "двигатель"?
- Стальное устройство, расположенное впереди повозки и работающее от бензина. А бензин - это жидкое топливо. Его делают из нефти, которую в свою очередь добывают из земли. Он сгорает внутри двигателя и приводит в движение все четыре колеса. И колесница движется. Мы славяне и другие племена называем их "машины" или "автомобили", а в простонародье - "тачки".
- Интересно. А управляются эти самокатящиеся колесницы с помощью узды?
- Нет, с помощью руля. Руль - это типа колеса повозки, но в несколько раз меньше, оно стоит посередине машины. И куда его повернешь, туда и едет колесница.
- О, боги, это сложно пока для моего ума. Хорошо, Иван, потом разберемся с этими повозками. Пусть где-то там, в далеком будущем вы обходитесь без коня, а здесь у нас в Риме без него нельзя. Найму тебе учителя верховой езды, он сделает из тебя превосходного наездника. А впрочем… - Цезарь подозвал к себе Фабия. - Славный сын Рима Фабий, ты будешь приставлен телохранителем к Ивану и научишь его фехтовать и ездить верхом. Я хочу сделать из него достойного воина.
- Не беспокойтесь, великий Цезарь, я обучу его всему, что нужно хорошему римскому воину, - пообещал солдат.
- Вот и великолепно! За то, что ты принимал участие в спасении своего императора, то я тебе жалую должность центуриона и земляной надел, а также дом и десять, нет, двадцать тысяч сестерциев. Антоний распорядись.
Верный сторонник диктатора поклонился, прижав правую руку к сердцу.
- Я исполню твою волю, Цезарь. Фабий получит все то, что ты перечислил.
- О, мой Цезарь, как ты щедр, спасибо тебе! - воскликнул благодарный Фабий. - Клянусь Геркулесом, я самый тебе преданный человек.
- Верю и надеюсь… - довольно улыбнулся правитель Римской империи и двинулся в курию Помпея… Антоний, друг мой, выслушай мое повеление…
- Да, Цезарь…
…- Перекрыть все выходы из Рима! Чтобы не один предатель не ускользнул из него…
- Да, Цезарь…
…- Казнить после следствия всех сенаторов, кто принимал участие в заговоре. Зачинщикам отрубить голову, замешанных в заговоре и сочувствующих им либо сжечь, либо удушить, либо распять. Всех на Эсквилинское поле! Или на Лестницу вздохов и в Тибр! Гладиаторов тоже распять. Вдоль Аппиевой дороги как в годы бунта врага Рима - Спартака. Пусть им всем выклюет глаза грифоны Немезиды! Ввести снова проскрипции, пусть вспомнят Суллу Счастливого! Конфискация имущества у всех заговорщиков и их приверженцев. Все пойдет в римскую казну, на благо Рима и его народа. А этого интригана Цицерона незамедлительно убить!
- Хорошо, мой Цезарь!
Антоний спешно откланялся, вскочил на быстроногого скакуна и с отрядом из тридцати всадников отправился на поиски Цицерона. А венценосный Цезарь с Лепидом, Иваном и Фабием отправились в курию.
* * *
Римский сенат на некоторое время из законодательного собрания превратился в следственный комитет. Связанные мятежники - богатые и знатные патриции - сидели на коленях на полу как простые рабы или военнопленные. Со всех сторон их окружал двойной ряд легионеров. Один ряд стоял лицом к тем, кто участвовал в государственном перевороте, другой ряд - лицом к законодателям сидящим на своих местах. Эти сенаторы, встревоженные и напуганные, дожидались своей участи. Они должны были убедительно доказать цезарианскому следствию, что они никогда и ни за что на свете не принадлежали к партии заговорщиков. Не общались с ними, не пировали, не мылись в бане, не играли в шашки, не сидели на одной скамье на гладиаторских боях и т. д.
Легионеры и центурионы ходили по рядам и обыскивали этих сенаторов. У тех, у кого за пазухой обнаруживали кинжал, тут же связывали и сажали к бунтарям. Их вина уже не требовала доказательств. Кто-то пытался избавиться от оружия, стараясь незаметно положить его на пол, но бунтаря сдавали честные и незапятнанные в заговоре коллеги. А кто-то из бунтовщиков признавал свою вину сам.
Император сидел на троне и был мрачнее тучи.
Время от времени к диктатору подводили то одного, то другого мятежника и он с ними жестко и на повышенных тонах беседовал. Иногда даже срывался на крик. После такого нелицеприятного и строгого разговора Цезарь выносил заговорщику свой вердикт.
Пришла очередь и за Децимом и Марком Брутами - дядей и племянником. Их подвели к императору, толкая в спину остриями копий.
- И это ваша благодарность за все, что я вам сделал?! - грозно сдвинул брови император и пронзил заговорщиков яростным взглядом. - Предатели!!!
Децим Брут смело посмотрел диктатору в глаза и запальчиво воскликнул:
- Ты - тиран, ты задушил свободу Рима! Тебя все равно рано или поздно свергнут! Стикс ждет тебя, Цезарь! Республике все равно быть! Боги меня еще услышат!..
Цезарь, не выдержав выкриков Децима Брута, резко вскочил с трона, выхватил меч у одного охранника и вонзил, не раздумывая, в живот бунтарю. Тот согнулся от боли и завалился набок. В яростном исступлении император стал наносить мощные удары в поверженное тело. Он бил острым клинком в тело пока оно не превратилось в кровавое месиво. Только после этого император чуть поостыл и вернул оружие легионеру. Вытерев руки, запачканные вражеской кровью о свой плащ, он распорядился:
- Убрать отсюда эту падаль!.. Харон о нем позаботиться. Не прав, ты, Брут, до Стикса мне еще далеко, а ты уже там и вокруг тебя квакающие лягушки Карны!
Двое солдат, взяв за руки мертвеца, поволокли к выходу. За трупом потянулась кровавая дорожка. Заговорщики-сенаторы печальным и обреченным взглядом провожали шуршащее по мраморному полу тело. Видимо им тоже уготовлена такая судьба. Император их точно не пощадит.
Цезарь вперил свой тяжелый взгляд в племянника Децима.
- Ну, а ты Брут, снова совершил измену! Я простил тебя за помощь Помпею, не казнил тебя, дал все блага мира, а ты?..
Брут в отличие от своего уже мертвого дяди, потупив глаза, хранил гордое молчание.
Пауза затянулась.
- …Не хочешь со мной разговаривать, Брут? Хорошо. Предателя отвести в тюрьму, я потом его допрошу. Оставлю его на торжественный ужин.
Сенатора увели.
Цезарь стал все больше и больше нервничать. Он вдруг вскочил с места и ринулся к выходу. Лепид, кажется, понял, что с императором и поспешил за ним. За экс-консулом выбежали Иван, Фабий и лекарь с деревянной резной шкатулкой.
Цезарь схватился за голову.
- Ах, как болит голова! Она просто раскалывается на части! Моя ошибка в том, что я был слишком милосерден с врагами и многое им прощал. Больше такого не повториться, клянусь умом и рассудительностью Минервы!
- Цезарь! - окружили главу Рима его поданные.
- О, боги, как болит голова! - простонал снова диктатор.
Вдруг лицо императора овил легкий прохладный ветерок - Цезарь вздрогнул. Он уже знал, что это за дуновение. То была так называемая "аура" - предвестник ужасного эпилептического припадка. С ним это не раз случалось. Сразу зашумело в голове. Кровь начала приливать к вискам и сдавливать их. Заломило суставы, шею. Диктатор начала крутить шеей. Появилось непонятная раздражительность, агрессия. И агрессия все нарастала. Ее надо было срочно направить на кого-то, на что-то, совершить какие-нибудь физические действия, в противном случае приступ разобьет ее тело.
- Лепид, командуйте, мне плохо…
Цезарь зашел за колонну. Марк Эмилий приказал Фабию:
- Возьми с дюжину легионеров и никого сюда не пропускать. Иван ко мне. Эй, раб Патрокл, давай сюда свою шкатулку!
Фабий привел к колонне двенадцать солдат, которые встали полукругом, плечом к плечу, плотно сомкнув свои щиты и ощетинившись копьями. Таким способом они огородили императора от любопытных глаз и заодно охраняли его. Никто не должен видеть императора в таком болезненном состоянии.
Неожиданно Цезарь упал на пол. Его скрючило, сильно затрясло. Глаза его закатились вверх. Мучительная боль овладела всем его телом. У Цезаря появилась пена изо рта. Припадок набирал свою силу.
Лепид кинулся к корчащемуся от мук императору. Стал приподнимать голову.
- Иван, помоги! Держи Цезарю голову! Не дай закрыть ему рот!
Новоиспеченный ординарец Цезаря кинулся помогать Марку Эмилию. Сальватор положил голову на свои колени и придерживал ее руками. Иван впервые видел в своей жизни эпилептический припадок. Ощущения было не из приятных.
Патрокл вынул из шкатулки деревянную палочку и ловко сунул ее в рот диктатору, чтобы тот не прикусил язык во время судорог и не умер от болевого шока. Теперь Цезарю дали сомкнуть челюсть намертво. Он сильно прикусил палочку и закатил страшно глаза. У Цезаря усилилось слюноотделение. Лепид приказал Ивану удерживать голову диктатора и повернул ее набок. Это было сделано для того, чтобы слюна могла свободно стекать на пол через уголки рта, не попадая в дыхательные пути.
Диктатора потрясло, потрясло и отпустило. После окончания судорог и расслабления тела, Лепид с Иваном и Патроклом положили императора на бок, это было необходимо для предотвращения западения языка.
Вскоре полководец пришел в себя. Сознание вернулось к нему. Появился осмысленный взгляд. Цезаря подняли на ноги. Диктатор, увидев побелевшего от испуга своего контуберналиса, через силу улыбнулся.
- И к Сивилле не ходи, ты, Иван, натерпелся страха при виде катающегося по полу императора.
- Да немного испугался, мой Цезарь.
- Говорят это божественная болезнь и тот, кто подвержен ей, особо отмечен Юпитером. Я страдаю иногда от нее, но что поделаешь?! Особое расположение богов надо оправдать. Не так ли, мой Спаситель?
- Да, мой Цезарь.
- Вот и отлично, Иван Сальватор, я уже пришел в себя, давай вернемся в курию. Не всех я еще предателей изобличил.