Во время приземления в Лос-Анджелесе самолет разбился. Из пассажиров выжила половина. Однако весь экипаж, многие пассажиры, включая и родителей Дейла, погибли, когда самолет врезался в землю.
И тогда Дейл догадался, что ритмичное дыхание - не совпадение и не результат особой близости между людьми. Оно - предвестие скорой смерти. Люди дышат в такт друг с другом, потому что и последний вздох совсем скоро сделают вместе.
Он не стал никому рассказывать о своем открытии, но стоило ему отвлечься, как он принимался об этом размышлять. По крайней мере, лучше размышлять об этом, нежели сосредоточиваться на мысли, что теперь он остался один-одинешенек, хотя семья всегда значила для него очень много. Что никого из людей, с которыми он мог быть самим собой, больше нет. И нигде в мире он уже не будет чувствовать себя свободно.
Гораздо легче думать о том, не сможет ли он использовать свое открытие, чтобы спасать людей. Следуя по одному и тому же бесконечному замкнутому кругу, он часто размышлял: если еще когда-нибудь он заметит такую странность, он сможет предупредить людей и спасти. Но если бы я мог их спасти, разве дышали бы они тогда в унисон?
"Если бы я предупредил родителей, они полетели бы другим рейсом, - размышлял он, - и не погибли бы, а значит, не дышали бы в такт, и тогда я не смог бы их предупредить, и они бы не полетели другим рейсом, и тогда погибли бы, и дышали бы в унисон, поэтому я бы это заметил и смог бы их предупредить…"
Эти размышления занимали Дейла куда больше, чем любые другие мысли, когда-либо приходившие ему в голову, поэтому он не так легко отвлекался от подобных умозаключений. Это стало сказываться на его работе. Он работал медленнее, стал допускать ошибки, потому что был слишком поглощен тем, как дышат окружающие - секретари и прочие работники компании. Он ждал решающей минуты, когда они начнут дышать в унисон.
Он обедал один в ресторане, когда вновь услышал дыхание в такт. Все вдыхали и выдыхали абсолютно синхронно, дыхание в унисон доноситесь от каждого столика. Несколько минут он прислушивался, чтобы убедиться, что не ошибся, потом быстро встал и вышел. Он не стал задерживаться, чтобы расплатиться, поскольку все люди за столиками, до самого выхода, дышали в унисон.
Само собой, метрдотель был недоволен, что посетитель ушел, не расплатившись.
- Стоите! Вы не заплатили! - закричал он, выходя вслед за Дейлом на улицу.
Дейл не остановился.
Он не знал, как далеко от ресторана надо отойти, чтобы избежать опасности, угрожавшей всем посетителям. Оказалось, у него просто не было выбора: метрдотель остановил его всего в нескольких шагах от ресторана и попытался затащить обратно, но Дейл отчаянно сопротивлялся.
- Вы не можете так просто уйти! Вы должны заплатить! Что вы себе позволяете?
- Я не могу вернуться, - воскликнул Дейл. - Давайте я заплачу. Заплачу прямо сейчас!
Он уже стал дрожащими пальцами открывать бумажник, когда взрыв огромной силы швырнул наземь и его, и метрдотеля. Из ресторана вырвалось пламя, послышался крик, и здание рухнуло. Невероятно, чтобы кто-то из находившихся внутри мог остаться в живых.
Метрдотель, поднявшись, в ужасе смотрел на Дейла, и по взгляду этого человека было видно, что ему медленно открывается истина.
- Вы знали! - произнес он. - Вы знали!
В суде Дейла оправдали - последовали телефонные звонки от радикально настроенной группы, выявились факты покупки большого количества взрывчатых веществ в нескольких штатах, и другие люди были обвинены в этом преступлении и приговорены. Многое из сказанного во время суда, однако, убедило и самого Дейла, и нескольких психиатров в том, что у него серьезные проблемы со здоровьем. Он добровольно отправился в заведение, где доктор Говард Рамминг много часов беседовал с ним, пытаясь понять природу его безумия, его зацикленность на дыхании как предвестнике близкой смерти.
- В общем-то, я нормален, не правда ли, доктор? - то и дело спрашивал Дейл.
- А что такое нормальность? Кто из нас нормален? Откуда мне знать? - вновь и вновь отвечал доктор.
Вскоре Дейл понял, что психиатрическая больница - не самое плохое место на земле. Частное заведение, на содержание которого тратится немало денег. Большинство пациентов поступили туда по доброй воле, значит, тамошние условия должны были соответствовать самым высоким требованиям. Именно поэтому Дейл был чрезвычайно благодарен отцу за доставшееся ему по наследству состояние. В больнице он чувствовал себя в полной безопасности, единственным связующим звеном с окружающим миром там служило телевидение.
Постепенно, встречая в больнице самых разных людей и привязываясь к ним, Дейл начал приходить в себя, его навязчивая идея мало-помалу бледнела, и он перестал внимательно прислушиваться ко вдохам и выдохам, к звукам чужого дыхания, в попытках уловить общий ритм. Постепенно он стал прежним Дейлом, который легко отвлекался.
- Доктор, я почти излечился, - заявил он однажды во время игры в трик-трак.
- Я знаю, Дейл, - вздохнул доктор. - Должен признаться, я разочарован. Не потому, что ты выздоровел, пойми меня правильно. Просто ты стал для меня глотком чистого воздуха, свежим ветерком, уж извини за выражение.
Они оба посмеялись.
- Я так устал от пожилых дам, страдающих модными нервными срывами.
Дейл проиграл - кости были не на его стороне. Но он принял поражение спокойно, зная, что в следующий раз выиграет - как выигрывал почти всегда. Потом они с доктором Раммингом встали из-за стола и прошли в ту часть рекреационного зала, где стоял телевизор. Программу прервали из-за какого-то срочного сообщения, и смотревшие телевизор люди были явно взволнованы. Новости смотреть в больнице не разрешалось, прорваться сюда могли только экстренные выпуски.
Доктор Рамминг уже собрался выключить телевизор, как вдруг услышал, о чем именно говорят с экрана:
- …со спутников, способных уничтожить все крупные города Соединенных Штатов. Президенту предоставили список пятидесяти четырех городов, которые являются целями выведенных на орбиту ракет. Одна цель из списка будет уничтожена немедленно, сказано в заявлении, чтобы продемонстрировать, что угроза серьезна и будет приведена в исполнение. Об этом уже сообщили силам гражданской обороны, и жители пятидесяти четырех городов должны подготовиться к немедленной эвакуации.
Потом последовала обычная череда специальных сообщений, анализ ситуации, но было видно, что сами журналисты сильно напуганы.
Дейл, однако, не мог сосредоточиться на передаче: его внимание привлекло нечто другое, куда более важное и срочное. Все вокруг, включая самого Дейла, дышали в унисон. Он попытался выбиться из общего ритма, и не смог.
"Это от страха, - подумал Дейл. - Из-за этой передачи мне стало казаться, что я опять слышу слитное дыхание".
На экране, прервав вещание, появился диктор новостей Денвера.
- Дамы и господа, Денвер является одной из потенциальных целей ракетных ударов. По указанию городских властей сообщаем, что немедленно начинается плановая эвакуация. Следуя правилам уличного движения, выезжайте из города в восточном направлении, если вы живете в следующих районах…
Диктор замолчал и, тяжело дыша, стал слушать то, о чем ему говорили в наушники.
Диктор дышал точно в такт со всеми собравшимися перед телевизором людьми.
- Дейл, - окликнул доктор Рамминг.
Дейл продолжал дышать, чувствуя, как смерть нависла над ним, угрожая с неба.
- Дейл, ты слышишь, как мы дышим?
Он слышал.
Диктор заговорил вновь.
- Денвер стал первой целью. Ракеты уже выпущены. Пожалуйста, уезжайте немедленно. Не задерживайтесь ни в коем случае. Согласно оценкам, у нас в запасе менее трех минут. О боже!
И, тяжело дыша, он вскочил с кресла и скрылся из поля зрения камеры. На станции никто не стал выключать телеоборудование - на экране все еще был виден отдел местных новостей, пустые стулья, столы, карта погоды.
- Мы не сможем спастись, - обратился доктор Рамминг к тем, кто был в комнате. - Мы в самом центре Денвера. Единственный выход - лечь на пол. Постарайтесь укрыться под столами и стульями.
Все в комнате, объятые ужасом, подчинились его властному голосу.
- Вот и вылечился, - запинаясь, проговорил Дейл. Рамминг изобразил подобие улыбки. Они легли рядом, в центре комнаты, предоставив остальным укрытия под столами, потому что знали - от этого все равно никакого толка.
- Тебе здесь не место, - сказал Рамминг. - Никогда в жизни не встречал более нормального человека.
А Дейл уже снова отвлекся. Перед лицом надвигающейся смерти он почему-то стал думать о Колли и Брайане, о том, как они лежат в гробу. Он ясно представил, как бешеным порывом ветра гроб вырвет из земли, как ослепительно белый взрыв, который скоро расколет небо, испепелит его в прах.
"Падет, наконец, последняя разделяющая нас граница, и я снова буду с ними, - подумал Дейл, - мы снова будем вместе, так близко, как только возможно".
Он вспомнил, как Брайан учился ходить и, падая, плакал, а Колли говорила: "Не надо каждый раз его поднимать. Иначе он будет думать, что плачем можно добиться всего, чего угодно".
И вот Дейл целых три дня слушал, как Брайан без конца плачет, и ни разу не протянул мальчику руки, чтобы помочь подняться. Ходить Брайан научился быстро. Но теперь Дейла внезапно охватило непреодолимое желание взять мальчика на руки, чтобы тот уткнулся красным от слез личиком ему в плечо, и сказать: "Не плачь, все хорошо, папа тебе поможет".
- Все хорошо, не плачь, папа тебе поможет, - произнес Дейл вслух.
А потом вспыхнул белый свет, такой яркий, что его было видно сквозь стены, как сквозь оконное стекло, да и стен больше не существовало, и все люди перестали дышать - но прежде, чем навсегда лишиться голосов, невольно закричали последним криком, чтобы потом умолкнуть навеки. Их голоса подхватил стремительный ветер, он вырвал из каждой глотки идеально гармоничные звуки и понес их вверх - туда, где в небе собирались облака над местом, где когда-то был Денвер.
И в последнюю секунду, когда из его легких вырвался крик, а глаза от нахлынувшего жара выплеснулись из орбит, Дейл осознал, что, несмотря на свой дар предвидения, единственным, кого он спас, оказался метрдотель, жизнь которого не имела для Дейла ровным счетом никакого значения.
Жиртрест
Перевод Л. Шведовой
Девушка-администратор удивилась, что он вернулся так быстро.
- Мистер Барт, очень рада вас видеть, - сказала она.
- Вы хотели сказать, что удивлены, - заметил Барт рокочущим голосом, складки жира под его подбородком заходили ходуном.
- Я очень рада.
- Сколько времени прошло? - спросил Барт.
- Три года. Как летит время.
Девушка улыбнулась, но Барт не мог не заметить выражения ужаса и отвращения, промелькнувшего на ее лице при виде его огромной туши. На работе она каждый день видела толстяков. Но Барт был особенным, и знал об этом. Он гордился тем, что не похож на остальных.
- Вот я и вернулся в жиртрест, - смеясь, произнес он. От смеха у него перехватило дыхание, он стал хватать ртом воздух, а девушка тем временем нажала на кнопку и сказала:
- Мистер Барт вернулся.
Он не стал утруждать себя поисками стула. Никакой стул его не выдержит. Поэтому он просто прислонился к стене. Стоять было нелегкой задачей, и он предпочитал ее упрощать.
Однако в Центр оздоровления доктора Андерсона он вернулся не из-за того, что страдал одышкой и любое движение доводило его до изнеможения. Он и раньше был толстым, и ему, скорее, доставляло удовольствие ощущение собственной громоздкости, впечатление, которое он производил на окружающих, заставляя их расступаться. Он жалел слегка полных людей - коротышек, не умеющих с достоинством носить свой вес. Барт же, при его росте свыше двух метров, имел способность толстеть поразительно, великолепно и восхитительно. В его распоряжении было тридцать гардеробов, и он получал огромное удовольствие, переходя от одного к другому по мере того, как росли его живот, бедра и ягодицы. Временами ему казалось, что, растолстей он еще немного, и он станет властвовать над всем, заполонит собой весь мир. А за обеденным столом он мог составить сильную конкуренцию самому Чингисхану.
Значит, сюда его привела вовсе не тучность. Просто настал такой момент, когда тучность стала помехой для других его удовольствий. Девушка, с которой он провел прошлую ночь, старалась изо всех сил, но у него так ничего и не вышло - верный знак, что настало время для обновления, перерождения и сокращения объемов.
- Я - человек, который любит удовольствия, - прохрипел он девушке-администратору, чье имя так и не потрудился запомнить.
Она улыбнулась в ответ.
- Мистер Андерсон будет здесь через минуту.
- Смешно, не правда ли, - заметил он, - что такой человек, как я, способный исполнить любое из своих желаний, так и не может достичь полного удовлетворения! - Он снова рассмеялся, хватая ртом воздух. - Почему мы с вами ни разу не переспали?
Она взглянула на него с неприкрытым раздражением.
- Вы всегда задаете этот вопрос, мистер Барт, когда приезжаете. Но, покидая нас, никогда не повторяете своего предложения.
И то правда. Когда он выходит из Центра оздоровления доктора Андерсона, эта девушка уже не кажется ему такой привлекательной.
Вошел Андерсон, безнадежно красивый, отвратительно сердечный, взял в ладони пухлую руку Барта и с энтузиазмом сжал.
- Один из лучших моих пациентов!
- Все как обычно, - сказал Барт.
- Ну разумеется, - ответил Андерсон. - Вот только цены поднялись.
- Если когда-нибудь вам придется свернуть бизнес, - сказал Барт, следуя за Андерсоном в один из внутренних кабинетов, - непременно предупредите меня заранее. Я распускаю себя до такой степени только потому, что есть вы.
- Вот как? - фыркнул Андерсон. - Нам никогда не придется свернуть бизнес.
- Не сомневаюсь - всю вашу клинику можно было бы содержать на деньги, что вы получаете от меня одного.
- Вы же платите не только за услуги. Вы оплачиваете еще и конфиденциальность. Или, скажем так, невмешательство властей.
- Сколько этих ублюдков вам приходится подкупать?
- Немного, совсем немного. Еще и благодаря тому, что многие высокопоставленные чиновники тоже пользуются нашими услугами.
- Не сомневаюсь.
- И к нам приходят не только те, кто страдает от лишнего веса. У нас есть пациенты с раком, с увечьями и просто очень старые. Вы бы удивились, узнав, кто именно прибегал к нашей помощи.
Вряд ли Барт удивился бы. Кушетка для него уже была готова - огромная и мягкая, установленная под таким углом, чтобы ему легко было с нее вставать.
- На этот раз я чуть было не женился, - сказал Барт, чтобы поддержать разговор.
Андерсон удивленно посмотрел на него.
- Но все-таки не женились?
- Конечно, нет. Снова начал толстеть, и она это не потянула.
- Вы ей рассказали?
- О том, что толстею? Это и без того видно.
- О нашей клинике, я имею в виду.
- Что я, дурак?
Андерсон явно вздохнул с облегчением.
- Нельзя допустить, чтобы среди молодых и тощих пошли про нас слухи.
- Но вообще-то я, наверное, загляну к ней еще разок после того, как отсюда выйду. Она такое со мной вытворяла, о чем многие женщины и помыслить не могут. А я чувствовал, что совсем выдохся.
Андерсон натянул на голову Барта плотную резиновую шапочку.
- Не забудьте про ключевую мысль, - напомнил он.
Ключевая мысль. Сперва Барт получал огромное удовольствие, думая о том, что его память сохранится целиком, ни единой частицы не будет утрачено. Теперь же ему стало скучно, и его прежняя радость по этому поводу показалась ему глупой, щенячьей.
А у вас есть секретное декодирующее кольцо капитана Аардварка?
Стань первым на своей улице. Единственное, в чем Барт стал первым на своей улице, - это в ранней половой зрелости. И еще первым на улице он набрал сто пятьдесят килограммов веса.
"Сколько раз я уже это проделывал? - думал он, чувствуя, как слегка покалывает кожу головы. - Семь раз. Это восьмой. Восьмой раз, а мое богатство все растет. Оно уже достигло того размера, когда может жить собственной жизнью. И так будет всегда", - размышлял он с удовольствием.
Он всегда будет садиться за вечернюю трапезу, не мучаясь сомнениями, не ограничивая себя ни в чем.
- Опасно набирать такой вес, - сказала как-то раз Линетта. - Может случиться сердечный приступ.
Барт же беспокоился лишь о геморрое и импотенции. Первое - досадная неприятность, но второе делало жизнь невыносимой и вновь привело его в клинику Андерсона.
Ключевая мысль. О чем бы таком подумать?
О Линетте - как она стоит обнаженная на краю утеса, а вокруг бушует ветер. Она играет со смертью, и это восторгает его, он почти хочет, чтобы она проиграла.
Она презирала любые осторожности. Они стали для нее такими же путами, как одежда, - путами, которые следует сбросить. Однажды она уговорила его поиграть в пятнашки на стройке, и они в кромешной тьме бегали по строительным лесам и балкам, пока не пришла полиция и не выгнала их вон. Тогда Барт все еще был стройным после последнего посещения Андерсона. Но сейчас он вспоминал вовсе не то, как Линетта бегала по стройке. Он думал о другой Линетте, хрупкой и прекрасной, стоящей на краю высокого утеса, где ветер того и гляди подхватит ее и разобьет о прибрежные скалы.
"И даже в этом есть свое наслаждение, - размышлял Барт. - Наслаждение в том, чтобы насладиться заслуженным горем".
Вдруг покалывание прекратилось. Вернулся Андерсон.
- Уже все? - спросил Барт.
- Мы усовершенствовали процесс.
Андерсон аккуратно стянул с головы Барта резиновую шапочку и помог громоздкому толстяку подняться с кушетки.
- Не могу понять, что в этом противозаконного, - заметил Барт. - Все так просто.
- Что вы, причины для запрета таких процедур существуют. Контроль за численностью населения и тому подобное. В этом ведь есть толика бессмертия. Но главное - очень многие испытывают к таким процедурам сильное отвращение. Им трудно с ними смириться. Вы - человек редкого мужества.
"Дело вовсе не в мужестве, - подумал Барт. - А в удовольствии".
Ему не терпелось увидеть результат собственными глазами, и долго ждать не пришлось.
- Мистер Барт, познакомьтесь, это мистер Барт.
У него чуть не разорвалось сердце при виде собственного тела - вновь молодого, сильного и красивого - такого, каким оно давно уже не бывало. В комнату ввели, несомненно, его самого, только с плоским твердым животом, крепкими мускулистыми, но стройными бедрами, которые нигде не терлись друг о друга. В комнату, разумеется, его ввели обнаженным, Барт сам настоял на этом.
Он попытался вспомнить, как все было в прошлый раз. Тогда он сам вошел сюда из испытательной комнаты и увидел перед собой невероятно толстого человека, который, как подсказала память, и был им самим. Барту припомнилось, что это было двойным удовольствием - любоваться на гору жира, в которую он сам себя превратил, в то же время сознавая, что сам он обитает теперь в другом, молодом и прекрасном теле.