- По снегу можно читать, - произнес он. Он рассказывал, что в его языке существует несколько обозначений для снега. - Снег может убивать, - продолжал он, упаковывая наши вещи во вьюки. - Но меня учили также, как можно добиться того, чтобы он не убивал, или, по крайней мере, как увеличить свои шансы выжить. Это все не так просто, капитан.
Я улыбнулся его философствованиям, утешая себя мыслью, что этот несчастный ангел составит мне в Аду хорошую компанию и удержался от того, чтобы заметить, что те же отношения, что он наблюдал у людей, также относятся и к Богу, и к Дьяволу. Седенко все равно бы мне не поверил. Мне и самому не хотелось в это верить.
Я почувствовал, что снег пришел в движение, и прислушивался теперь к каждому звуку. Если это снежная лавина, то мы расстаться с жизнью часа через два-три. Мне не хотелось играть с судьбой, я оседлал своего коня и с места пустил его в такой резвый галоп, что только снег взметнулся вихрем из-под копыт. Седенко держался позади меня, подгоняя своего коня, при этом молча оглядываясь то через одно, то через другое плечо. При наиболее резких движениях своего скакуна он подскакивал в седле, но все же удерживался в нем, как акробат, балансирующий с раскинутыми руками.
Он с гордостью утверждал, что казаки - лучшие наездники в мире. Если его земляки владеют искусством верховой езды так же, как он, мне возразить нечего. Его чрезмерность нравилась мне. Я попытался выкинуть из головы все мысли о хорошем и плохом, о Небе и войне и постарался любоваться красотой ландшафта. Седенко в стороне от меня. Его движения походили на прыжки обученного молодого пса. Потом он догонял меня, раскрасневшийся на морозном воздухе и улыбающийся.
В один из вечеров, пока я разбирался с картами, Седенко снова развел костер. На этот раз мы расположились на холме, и горы находились примерно на расстоянии вытянутой руки от нас. Перевал Отшельников находился не далее, пяти миль на северо-западнее - если ничего не произойдет, мы будем там уже в первой половине следующего дня.
Первую горную гряду мы преодолели к полудню, и добраться к перевалу теперь стал делом легко осуществимым. Каменистый грунт обледенел, так что с лошадьми лучше всего было передвигаться шагом, обмотав их копыта тряпками. Горные вершины нельзя теперь было окинуть взглядом. Казалось, мы приближаемся к бесконечной кристаллической стене, сияющей белым и воздушно-голубым цветом, и лишь там, где проглядывали скалы, она блестела чем-то темным. Раньше я никогда не видел таких гор, и они поражали меня вновь и вновь своей высотой и формой.
Перевал оказался темной расщелиной, открывшейся в расколотой трещиной скальной стене. Приблизившись, мы увидели, что она идет между горными отрогами с резкими поворотами, так что разглядеть почти ничего не удалось. Слой снега здесь был толще, поэтому и льда было больше. Далее нам было необходимо продвигаться с большими предосторожностями.
Без колебаний мы отправились вперед и, оставив позади зимнее солнце, вступили в тень, где оказалось заначительно холоднее, чем наверху, и нам пришлось поплотнее запахнуться в плащи. Стены ущелья возвращали нам эхом отраженный от стен топот копыт. Невдалеке шумела вода, слышались удары капель тающего снега. Иногда на наши головы и плечи обрушивались маленькие лавины снега с нависающих сверху скал.
Седенко посмотрел вверх на тоненький лучик света высоко над нами.
- Это очень похоже на Ад, - почти прошептал он. - Приведет ли нас в Ад этот гигантский тоннель, будто сделанный руками монстров?
- Я не могу гарантировать, что вы в этом ошибаетесь, - отозвался я. Скрытый смысл его слов был для меня яснее, нежели для него самого.
Мы говорили тихо, так как знали, что даже небольшой шум может вызвать лавину, и за несколько секунд мы будем погребены заживо в этом туннеле под обломками скал, снегом и льдом. Некоторое время мы вообще продвигались в сосредоточенном молчании. Я заметил, что учащенно дышу и слышу свое сердцебиение.
Потом расщелина немного раздалась в стороны, и в темноту пробился свет. Снега здесь было меньше, и он был влажнее, потому что сюда проникали солнечные лучи. Наша дорога стала менее опасной. Через несколько поворотов расщелина раздвинулась еще больше, и теперь представляла собой почти целую долину. Здесь росли кустики и низкорослые деревья, и поэтому наши глаза получили возможность порадоваться некоторому количеству зеленого цвета. Корка льда и снега стала совсем тонкой и больше не затрудняла нашего пути. По мере того, как мы продвигались вперед, нам становилось все веселее, и мы решили сделать привал, чтобы съесть немного хлеба и сушеного мяса, закупленного еще в Аммендорфе.
Мы убрали снег с плоской скалы, и я услышал шуршащий звук, какой, как мне подумалось, может издать только человек. Я вскинулся и прислушался, но больше ничего не услышал. Во избежание неприятностей я вытащил пистолеты из кобуры и положил их на скалу рядом с собой.
Седенко не слышал ничего, но заметил, что меня что-то встревожило; во время еды он все время, улыбаясь, наблюдал за моим лицом.
Снова послышался шум. Несколько камешков и кусок снега скатились вниз справа от нас. Отложив в сторону хлеб, я схватил оба пистолета и повернулся туда, откуда появился незнакомец.
- Вы обнаружены! - прокричал я. - Покажитесь, чтобы мы могли поговорить.
Дрожащая от холода девушка лет пятнадцати появилась между камнями и опустилась на обломок скалы. Ее глаза на будто нарисованном лице были расширены от голода, страха и любопытства.
Однако я не стал прятать пистолеты. Военная служба приучила меня бояться и детей. Я поднял ствол на уровне ее лица.
- С тобой еще кто-нибудь?
Она помотала головой.
- Рядом что, твоя деревня?
Она снова покачала головой.
- Тогда, во имя Господа и Святой Софии, что ты здесь делаешь? - спросил Седенко, засовывая свою саблю обратно в ножны и подходя к ней. Я знал, что он поступает неосмотрительно, но не удерживал его. Он подошел к ней и, глядя ей в лицо, взял его в свои большие руки.
- Ты, право, измождена. Расскажи нам свою историю, девушка. Может быть, твои спутники перебиты бандитами и ты единственная оставшаяся в живых?
Она не ответила ему и сделала несколько шагов назад.
- Или, может быть, ты ведьма? Волшебница? - Он посмотрел наверх, на скалы. Затем обернулся и сказал мне через плечо:-Как вы думаете, капитан, могут ли они нас перехитрить?
- Без сомнений, - ответил я. - Я подумал об этом, как только мы только увидели ее.
Он медленно пятился назад, пока не ткнулся спиной в пистолет в моей левой руке.
- Итак, ведьма, - произнес он, обращаясь ко мне.
- Несчастный ребенок, видимо, оставленный кем-то в этих горах. Не больше и не меньше.
Она оглянулась.
- Мой мастер…
- Все-таки он есть! - радостно воскликнул Седенко. - Она служит повелителю ведьм.
- Кто твой мастер, девочка? - перебил я.
- Святой человек, ваше высочество, - она сделала некое подобие реверанса.
- Маг? - продолжал гнуть свою линию Седенко.
- Он один из тех отшельников, которые живут здесь, на этом перевале? - спросил я.
- Да, он один из них, ваша светлость, - подтвердила она.
- Она всего лишь ученица одного из отшельников, - пояснил я Седенко. - Неужели можно что-то подумать, увидев такого ребенка?
Седенко выпятил нижнюю губу. Он рассматривал девочку со всех сторон, убеждая самого себя в правоте моих слов. - Где находится твой мастер? - спросил я ее.
- Дальше и выше, господин. Он лежит при смерти. У нас больше нечего есть. Он умирает уже много-много дней. Это началось еще перед снегом. - Она показала наверх.
Только теперь я смог рассмотреть подъем в расщелине скалы. Подобных пещер было множество в этой местности - было вполне понятно, почему ее облюбовали изгнанники. Перед одной из них было установлено некое подобие распятия с выдолбленным перед ним углублением, в которое путешественники могли складывать продовольствие и деньги, или каким-либо другим способом помогать затворникам.
- Ты уже давно с отшельником? - спросил я ее. Теперь я мог опустить пистолеты. Было ясно, что она не лгала. Только Седенко все еще не был убежден.
- С самого детства, господин. Он заботился обо мне с тех пор, как мой брат, моя мать и отец были убиты Орлами, господин…
- Ну а теперь, - распорядился я, - веди нас к умирающему отшельнику.
Седенко вмешался.
- Это может быть ваш Гроот, капитан?
- Думаю, нет. Но он может что-то знать о нем. По моим сведениям, многие из этих затворников объединяются, чтобы легче жилось.
Вслед за девчонкой мы вскарабкались по покрытой снегом скале наверх, пока не достигли пещеры. Ужасное зловоние ударило нам в ноздри, и пришлось зажать рукой рот и нос, чтобы ослабить его.
Девчонка промчалась в дальний конец пещеры. Там кто-то был.
Седенко оставался снаружи и был настороже. Я и не думал о том, чтобы его подозвать.
Изможденное, исхудалое лицо показалось из-под кучи тряпок, и тусклые глаза уставились на меня. Уже сам звук его движений и взгляд производили впечатление, но самым поразительным была улыбка на этом лице. Такое выражение лица мне приходилось видеть и раньше. Если люди улыбались мне подобным образом больше чем однажды, я их убивал, обосновывая это тем, что улыбка такого рода на губах переходит в хохот во все горло.
- Приветствую тебя, святой человек, - сказал я. - Ваша служанка сообщила нам, что вы в плохом состоянии.
- Она преувеличила, господин. У меня легкое недомогание, только и всего. Что значат мои страдания по сравнению с мучениями господина нашего, Иисуса Христа, которому мы все должны подражать и следовать? Эти страдания приближают к Небу.
- Ага, уже чувствуется небесный запах, верно? - оживился я. - Мое имя Ульрих фон Бек, и я здесь, потому что ищу Святой Грааль.
Я знал, что это должно произвести впечатление. Пораженный, откинулся на свои тряпки.
- Грааль? Грааль? Ах, господин, Грааль мог бы меня освятить.
- И всех остальных, болеющих и лежащих на смертном одре, - подтвердил я. - Но все же я еще не отыскал его.
- Но вы уже близки к цели? - поинтересовался он.
- Этого я не знаю. - Я придвинулся ближе. - Мне хотелось бы предложить вам чего-нибудь перекусить. Седенко! - позвал я своего спутника. - Приготовь еду для обоих!
Несколько неохотно Седенко приблизился к нам.
- Для меня большая честь быть в обществе того, кто настолько свят, - сказал отшельник.
- Но вы все же более святы, чем я, - возразил я.
- Нет, господин. Вы немного более святы, чем я, вне всяких сомнений. Иначе как же вы сможете достигнуть того, что стремитесь найти?
- О нет, господин затворник, я убежден, что ваши страдания превосходят мои во много сотен раз.
- В это я не могу поверить. Но смотрите! - Он поднял руку. По ней двигалось что-то похожее на блоху.
- Что я должен увидеть? - спросил я.
- Моих друзей, господин рыцарь, созданий, которых я люблю больше, чем самого себя.
Помешательство, определил я про себя. Но когда мои глаза привыкли к сумраку пещеры, я смог различить, что на этом члене его тела извивались и ползали черви. Они пожирали его! Он засмеялся так же, как и тогда, когда впервые увидел меня. Без сомнений, таким образом он уничтожал себя. К сожалению, мы ничем не могли помочь ему избавиться от мучений.
Я приучил себя пренебрегать брезгливостью, но даже мне стоило невероятного напряжения воли остаться рядом с этим несчастным.
- Настолько изощренная мука не может остаться незамеченной, - сказал я, вставая. Глядя на выход из пещеры, я представил себя на свежем воздухе и снегу.
- Вы очень любезны, господин рыцарь. - Он опустил руку и спрятал ее в тряпье.
Уже не столько желание оживить этот полутруп, сколько желание накормить несчастного ребенка двигало мною. Появился Седенко. Я пошел ему навстречу, взяв протянутый мне хлеб, и передал девочке. Она разломила его примерно пополам и передала больший кусок своему мастеру. Тот крошил его и засовывал в рот и жевал, одновременно следия, чтобы крошки не попадали в бороду и длинную нечесаную шевелюру.
Через некоторое время я вышел наружу, теперь уже не испытывая ничего, кроме желания продолжить путешествие.
- Эта девушка погибнет здесь. Старый пень через несколько дней загнется, - пробормотал Седенко себе под нос
Я думал так же.
- Когда он поест, я спрошу его, что он знает о Грооте, и после этого мы уедем отсюда.
- На моей родине тоже есть такие люди, - сказал он, - они верят, что грязь и истязание плоти приближают их к Господу. Но что будет Бог делать с ними?
- Может быть, он желает, чтобы мы все следовали примеру этих братьев. Может быть, он возрадуется, если его создания презреют все разнообразие жизни, представленное им самим?
- Это ерунда, капитан. Или близко к тому, - пробормотал Седенко. Мой тон, который я использовал чаще, чем надо бы, ему не понравился. Я тоже был очень зол.
Я вошел обратно в пещеру.
- Скажи мне, господин отшельник, не слышал ли ты о подобном себе? Об известном Филандере Грооте?
- Конечно же, я слышал о Грооте! Он живет в долине Золотых Облаков, находящейся среди этих гор. Но он не святой человек и совершенно не собирается им становиться. Он подвергает сомнению самого Бога и не умерщвляет свою плоть. Он регулярно моется, по меньшей мере раз десять в год. Его одежды… - Отшельник высморкался, - Ну, короче говоря, он не нашел толка, насколько я разбираюсь в этом, - закончил затворник. - Он имеет свои убеждения, он придерживается собственного направления, и это не привлекает нас, независимо от того, правы мы или нет, - На лице старика появилась все та же улыбка.
- Он никогда не испытывал страдания, как я понял? - спросил я.
- Ни одного, насколько я знаю, господин офицер. - ответил отшельник. - Теперь я могу говорить только о нем. Я - последний отшельник. Раньше в этих пещерах ютились и другие, все они желали поговорить с Гроотом.
- Благодарю вас, - сказал я с самым огромным облегчением, которое только мог испытать, а потом обернулся к девушке. - А что станет с вашей помощницей, когда вы покинете этот мир и вознесетесь на Небо, отшельник?
Он улыбнулся ей.
- Она получит свою награду.
- Я думаю, эту зиму вы переживете.
Затворник потер лоб.
- Может быть и нет. Конечно же нет. Если я ее переживу, она, может быть, будет забрана вместе со мной на Небо. К сожалению, она пока еще молода.
- Разве вас не привлекает ее молодость и женское естество?
- Только тем, что она так преданно служила мне все это время. Я всему обучил ее, что знал сам. Она попала ко мне совершенно неграмотной. Но я разъяснил ей сущность падения и Рая. Я обучил ее, как избегать искушений Люцифера и почитать наших святых родителей из садов Эдема. Я преподал ей учение о Христе, его рождении, страданиях, смерти и его воскрешении. И я посвятил ее в судилище младенцев. Она непременно отправится со мной, и то, что она женщина, не будет иметь решающего значения.
- А на деле она одна из многих молодых и обделенных счастьем душ. Что ее так удерживает у вас?
- У меня нет ничего, - сказал он гордо, - кроме того, что вы видите.
- Делите ли вы с ней ваши страдания?
Тут он впервые за весь разговор понял мою иронию. Он наморщил лоб, пытаясь сформулировать ответ.
Я был настойчив.
- Ну, господин затворник? Что вы ответите?
- Вы издеваетесь надо мной, - проговорил он. - Я не могу поверить…
- Думаю, самое время расплатиться с ней по всем счетам, - сказал я, дотронувшись до своего меча. - Было бы несправедливо ждать больше, чем я жду.
Девочка выскочила из пещеры. Она заметила, что я сделал движение за ней, и кинулась наутек. Я остановил ее свободной рукой, направил обратно и позвал Седенко на помощь. Потом я приблизился к страдальцу.
Седенко остановился рядом. На его лице было написано, что он разделяет мою точку зрения. Он взял девочку за руку и вывел из пещеры, пока я стоял с клинком наготове.
- Иди с моим другом, детка. Он не так страшен, как выглядит.
- Он меня убьет! - закричала она.
- В этом нет необходимости, - успокоил ее я. - Если ты и умрешь, хуже тебе не станет. Я сомневаюсь, что Господь одновременно способен разобраться со столькими душами. Я уверен, что мой друг Седенко обдумывает как раз такую возможность.
Она начала брыкаться, когда ее повернули к святому человеку спиной и стали уводить. Отшельник же, казалось, не испытывал и тени страха.
- Делайте то, что вы должны делать, брат. На то воля божья, - произнес он.
- Что? - переспросил я. - Вы так же, как и я не хотите брать на себя ответственность за ваше убийство?
- На то воля божья, - повторил он.
- Мой господин - Люцифер, - засмеялся я и вонзил клинок прямо ему в сердце. - Думаю, теперь также и ваш.
Отшельник со слабым стоном умер. Я вышел из пещеры. Седенко на руках нес девочку вниз. Он улыбался ей, что-то говоря на своем родном языке.
Ночью, пока я пробовал заснуть, а Седенко забавлялся с девочкой. Они то возились громче, то умолкали. На утро девочка исчезла.
- Полагаю, она попытается пойти в Аммендорф, - сказал я.
Я был не в настроении болтать.
Весь следующий день мы скакали дальше в горы. Седенко снова пел все те же свои песни, а я размышлял о бренности существования.
Глава девятая
Некоторое время спустя меня начала забавлять двусмысленность моих поисков и я начал уже думать, что совершил тягчайший проступок, отправившись на поиски Грааля.
Есть ли у меня сила, спрашивал я себя, начать их заново. Подобные разговоры с самим собой казались мне никчемными и лишенными смысла, но они, возможно, помогали разобраться в малопонятных явлениях, происходивших вокруг.
Марш через горы был тяжелым и небезопасным и длился неделю. Несколько раз мы были атакованы бандитами, попадали под лавины, два или три раза поссорились между собой, но в общем погода, стоявшая в горах, нас устраивала. Все происходившее с нами не испортило хорошего настроения Седенко, но мое твердое убеждение впервые поколебалось, когда мы с высокого горного отрога мы взглянули на местность, которая, видимо, являлась целью нашего путешествия.
Мы увидели только светящееся золотое марево, покрывавшее длинную долину, ограниченную с одной стороны резко очерченными горами с покрытыми снегом вершинами.
Седенко привстал на стремени.
- Здесь, возможно, живет Филандер Гроот, - сказал он. - Но как мы туда доберемся?
- Мы должны искать дорогу, пока не найдем, - ответил я. - Должна же быть по крайней мере одна, которой пользуется сам Гроот.
Мы начали спуск по более или менее пологой лощине. До вечерней зори оставалось по крайней мере пять часов, а потом придется разбивать лагерь, так как местность была очень сложна для ночных эскапад.
Услышав свист в воздухе, мы поняли, что замечены охранниками долины. Мы посмотрели назад, потом на светло-голубое небо и лишь там увидели их четкие очертания - их было двое и намерения их были понятны. Они хотели нас убить.