- Мы с Крис были помолвлены, - .произнес Руди, чувствуя себя очень несчастным. - Собирались расписаться после того, как я пройду базовую подготовку, но потом она вдруг заявила, что будет жить здесь с Джонахом. Я не мог настаивать… И вот я ждал восемь месяцев, но теперь с армией покончено.
- Так ты хочешь или нет?
Под столом на кухне.
Она подложила под спину сатиновую подушечку с надписью "Сувенир о Ниагарском водопаде, Нью-Йорк".
Когда он вернулся в гостиную, Джонах сидел на диване и читал "Игру в бисер" Германа Гессе.
- Джонах? - позвал Руди.
Джонах поднял голову. Прошло некоторое время, прежде чем он его узнал. Когда это произошло, он похлопал по дивану, и Руди присел.
- Эй, Руди, где ты был?
- В армии.
- Ух ты!
- Да, это ужасно.
- Отслужил? Я имею в виду, совсем?
Руди кивнул:
- Да, по здоровью.
- Эй, это хорошо.
Они еще посидели. Джонах начал кивать головой и под конец пробормотал сам себе:
- Ты вовсе не устал.
- Послушай, Джонах, - сказал Руди. - Что происходит с Крис? Мы же собирались пожениться еще восемь месяцев назад.
- Она где-то здесь, - ответил Джонах.
Из кухни, где спала под столом белокурая девушка, донеслись странные звуки, словно какой-то зверь рвал зубaми мясо.
Это продолжалось довольно долго, но Руди смотрел в окно - большое, панорамное окно. На тротуаре перед парадным входом мужчина в сером костюме разговаривал с двумя полицейскими. Он показывал на большой старинный дом.
- Джонах, можно Крис уйдет?
- Эй, парень, здесь никто ее не держит. Она тащится вместе с нами, и это ей нравится. Можешь спросить у нее, а меня не доставай! - Джонах разозлился.
Двое полицейских подошли к входной двери.
Руди встал и пошел открывать.
Увидев его форму, полицейские улыбнулись.
- Чем я могу вам помочь? - спросил Руди.
- Вы здесь живете? - поинтересовался первый полицейский.
- Да, - ответил Руди. - Меня зовут Рудольф Бекл. Чем могу вам помочь?
- Мы бы хотели войти и поговорить.
- У вас есть санкция на обыск?
- Мы не собираемся ничего искать, мы хотим просто поговорить. Вы служите в армии?
- Только что уволился. Приехал проведать семью.
- Мы можем войти?
- Нет, сэр.
- Это и есть так называемый Холм? - Второй полицейский явно нервничал.
- Кем называемый? - поинтересовался Руди.
- Соседями. Они называют это место Холм и говорят, что здесь устраивают дикие вечеринки.
- Вы слышите дикую вечеринку?
Полицейские переглянулись.
- Здесь всегда очень спокойно, - добавил Руди. - Моя мать умирает от рака желудка.
Руди пустили жить, поскольку он умел говорить с людьми, подходившими к двери снаружи. Кроме Руди, который приносил еду и раз в неделю отмечался в очереди по трудоустройству, из Холма никто не выходил. Здесь было действительно спокойно.
Разве что иногда с лестницы, ведущей в бывшие помещения прислуги, доносилось рычание, а из подвала слыша
лись звуки, как будто чем-то мокрым хлестали по кирпичам.
Это была маленькая замкнутая вселенная, ограниченная с севера кислоткой и мескалином, с юга - марихуаной и пейотом, с востока - ханкой и красными шариками, с запада - крэком и амфетамином. На Холме проживали одиннадцать человек. И Руди.
Бродя по комнатам, он иногда натыкался на Крис, которая отказывалась с ним разговаривать и лишь один раз поинтересовалась, не перемыкает ли его на что-нибудь, кроме любви. Руди не знал, как ответить, и произнес: "Пожалуйста"; она обозвала его придурком и ушла на чердак.
С чердака иногда доносился писк, будто визжали разрываемые на части мыши. В доме водились коты.
Руди не понимал, зачем он здесь, разве что из желания разобраться, почему она не хочет уходить. Голова его гудела, ему все время казалось, что, если он найдет нужные слова и правильно их скажет, Крис согласится.
Он начал ненавидеть свет. Резало глаза.
Много не говорили. Но все старались, чтобы не пропадал кайф. Чтобы все ловили как можно больше кайфа. В этом отношении они заботились друг о друге.
А Руди стал единственным связующим звеном с внешним миром. Он написал письма - родителям, друзьям, в банк, еще кому-то, - и стали приходить деньги. Не много, но достаточно для покупки еды и выплаты ренты. А он только настаивал, чтобы Крис была с ним вежлива.
Все жители дома требовали, чтобы Крис была с ним вежлива, и она спала с ним в маленькой комнате на втором этаже, где Руди хранил свои газеты и брезентовый рюкзачок. Там они и валялись целыми днями, если Руди не бегал по делам Холма. Он читал маленькие заметки об автомобильных катастрофах или издевательствах в пригородах. Крис приходила к нему, и они вроде как занимались любовью.
Однажды ночью она убедила его, что ему стоит попробовать "хорошенько протащиться на кислотке", и он проглотил полторы тысячи единиц метедрина в двух больших капсулах. Она растянулась как сладкое тесто на шесть миль, а он был тонкой медной проволокой под напряжением и пронзил ее тело. Она извивалась под его током и стала еще мягче. Он погрузился в эту мягкость и внимательно наблюдал за кругами, расходящимися По воде от ее слез. Он плыл по течению, постепенно разворачиваясь. Вел его голубой шепот, исходящий из собственного тела. Звук ее дыхания во влажной пещере, уходящей вниз и вниз, был звуком самих стен, и, когда он прикасался к ним пальцами, она глубоко вздыхала, отчего воздух поднимался вверх, а сам он опускался, плавно вращаясь в покрывале терпкой свободы.
Откуда-то снизу шел шум - тонкий писк предмета, который вот-вот разобьется. Нарастающая вибрация пугала. Руди впал в панику. Паника смяла сердце, сдавила горло; он вцепился в покрывало, а оно распалось под его пальцами. Он полетел вниз, все быстрее и быстрее и боясь все больше и больше.
Вокруг вспыхивали фиолетовые разрывы, кто-то громко рычал, преследовал его и пульсировал в горле, как зверь, имя которого никак не вспомнить. Он слышал, как она закричала, задергалась и забилась под ним, пока изнутри не раздался страшный треск…
И наступила тишина, длящаяся мгновение.
Затем полилась тихая, расслабляющая музыка. Так они и проспали несколько часов, прижавшись друг к другу в жаркой комнате.
После этого случая Руди редко выходил из дома при свете. Покупки он совершал ночью, укутавшись в тень. Ночами выносил мусор, подметал дорожку и подрезал ножницами траву на лужайке. Шум косилки вызвал бы недовольство жильцов, которые теперь перестали жаловаться на Холм оттуда не доносилось ни звука.
До Руди вдруг дошло, что он давно не видел многих из одиннадцати обитателей Холма. Между тем звуки сверху, снизу и вокруг него становились привычным явлением.
Одежда висела на Руди как на вешалке. Он старался ходить в трусах. Кисти рук и стопы болели. Костяшки на пальцах распухли и все время были пунцовыми. Голова постоянно гудела. Запах марихуаны пропитал деревянные стены и стропила. Уши чесались с внешней стороны, и зуд этот никогда не унимался.
Руди регулярно читал газеты. Старые газеты, содержание которых отложилось в его памяти. Порой он вспоминал, как когда-то работал в гараже, но это казалось делом невероятно давним. Когда отключили электричество, Руди только обрадовался, поскольку предпочитал темноту. Но нужно было рассказать остальным одиннадцати жителям дома.
Он не мог их найти.
Все пропали. Даже Крис, которая всегда должна быть рядом.
Он услышал доносящиеся из подвала мокрые звуки и спустился в шерстистую темноту. Подвал затопило. Один из одиннадцати был там. Его звали Тедди. Он был подвешен к покрытому слизью потолку и тихо пульсировал, излучая слабый фиолетовый свет, цвет боли. Тедди уронил в воду резиновую руку, и она безвольно колыхалась в бесприливной волне. Потом что-то проплыло рядом, он сделал резкое движение и вытащил из воды извивающееся существо. Поднес к влажному пятну на своем теле, вокруг которого бугрились вены… Раздался леденящий душу звук, чавканье; что-то проглотили.
Руди пошел наверх. На первом этаже он натолкнулся на ту, что раньше была белокурой девушкой по имени Адрианна Бледная и тонкая, как простыня, она лежала на обеденном столе, а трое других, кого Руди не видел уже давно, вонзили в нее зубы и через длинные полые резцы высасывали желтую жидкость из гнойных мешочков ее грудей и ягодиц. Лица их были очень бледны, а глаза напоминали пятна сажи.
На втором этаже Руди едва не сбило с ног существо, которое раньше было Виктором. Оно пронеслось мимо, хлопая тяжелыми кожаными крыльями. В зубах существа извивался кот.
Наконец Руди увидел того, кто издавал звуки, похожие на пересчет золотых монет. Никаких монет он не пересчитывал. Руди не мог на него смотреть, ему стало дурно.
Крис оказалась на чердаке. Забившись в угол, она раздробила череп и высасывала влажный мозг у существа, хихикавшего как клавесин.
- Надо уходить, Крис.
Она протянула руку и дотронулась до него длинными грязными пальцами. Руди зазвенел как кристалл.
Среди стропил чердака водосточной трубой застыл Джонах. Он спал. Между челюстей у него торчало что-то зеленое, а когти запутались в пружинах.
- Крис, пожалуйста, - произнес Руди требовательно.
Голова его гудела. Уши чесались.
Крис дососала последние сладкие крохи из черепа затихшего существа и лениво почесала волосатой рукой мягкое тело. Потом села на корточки и вытянула вверх длинное волосатое рыло.
Руди бросился прочь.
Он несся со всех ног, падая и разбивая костяшки пальцев о пол чердака. Позади рычала Крис. Он добежал до второго, потом до первого этажа. Там попытался забраться на стул, чтобы в свете луны взглянуть на свое отражение в зеркале. Но свет луны загораживала Наоми, которая сидела на подоконнике и ловила языком мух.
Он все-таки полез, отчаянно желая взглянуть на себя.
А когда оказался перед зеркалом, увидел, что стал прозрачным и внутри у него ничего нет, зато уши выросли, заострились и обросли шерстью. Глаза стали огромными, как у лемура, и отраженный свет был неприятен.
Затем снизу и сзади донеслось рычание.
Маленький стеклянный гоблин обернулся, оборотень поднялся на задние лапы и прижался к нему, после чего Руди зазвенел, как чистый хрусталь.
А оборотень безразлично поинтересовался:
- Ты когда-нибудь тащился от чего-нибудь, кроме любви?
- Пожалуйста, - произнес маленький стеклянный гоблин, и в ту же секунду волосатая лапа разнесла его на тысячи сверкающих осколков радуги, разлетевшихся по плотной маленькой вселенной, что называлась Холм. Мелодичный звон прокатился по темноте, которая начала просачиваться наружу сквозь молчаливые деревянные стены.
Поцелуй огня
Он пил обрамленные полуночью ледяные кристаллики и наблюдал, как горел их мир. Подплыл зеленый и прикоснулся к его рукаву. Промелькнула искорка очевидно, в комнате накопилось статическое электричество.
- Мистер Реддич, Дизайнер хотел бы поколебать с вами воздух, когда освободитесь.
Реддич посмотрел вниз. Глаз зеленого слезился.
- Передайте, что я на месте.
Уловив беспокойство и усталость в тоне Реддича, зеленый отреагировал его кожа приобрела слоново-серый оттенок. Он отплыл, сохраняя новый цвет; теперь сообщение будет передано без малейшего семантического искажения.
Реддич вернулся к телейдоскопу, тангеру, сенсу, бйнокуляру и черному туннелю, с помощью которых он наблюдал, как горел их мир. Солнечные протуберанцы погасли, вспышки сошли на нет. Ничего не осталось, кроме тлеющей золы, хотя сене еще принимал сигналы в районе девятки, а телейдоскоп их упорно преобразовывал, по новому передавая цвета. Реддич поднес напиток к губам, но вкуса не почувствовал.
Из ячейки выкатился чекер и принялся за рулоны завалившей стол бумаги. Реддич смоделировал и создал сверхновую особо тщательно, листы с информацией без конца лезли из эстетикона, и он их не убирал. Чекер разобрал завал и переключил подачу на комнату 611. Но это не помогло, клиенты в 611 могли играть непосредственно в программе. Чекер вернулся в свою ячейку.
Реддич допил напиток и поставил бокал на стол. Потом вздохнул и потер больные, слезящиеся глаза. Он устал изнутри, до самых кончиков пальцев. А теперь еще Дизайнер…
Выйдя из лифта, он оказался в театральной гбстиной, где на него накинулись с приветствиями и поздравлениями путешественник пурпурного класса и толстая графиня с гремящими кольцами на пальцах-сосисках. Мужчина скорее всего был продавцом мифов, а женщина - родственницей переселенного. Реддич улыбнулся, поблагодарил их и быстрым шагом прошел через гостиную. До сих пор не отключенная от своего туннеля публика взорвалась аплодисментами, и он благодарно взмахнул сенсорной рукой. Та заискрилась в свете висящих над головой пластин-наковален.
Проститутки ловили момент, стараясь получить хоть какуюнибудь выручку, вылавливали путешественников, проникшихся сочувствием к запрограммированной смерти и хоть на мгновение "оживших".
Дела шли туго. Гибкое создание с продетым через губы влагалища электронным кольцом всеми силами пыталось соблазнить тощего путешественника: яростно массировало его через отверстие хитона. Клиент закатил глаза и пустил слюну.
Реддич готов был побиться об заклад, что кольцо шлюшки останется пустым.
Тандем из двух седальянок, темнокожей и охровой, поймали утонувшего в кресле-форме эмиссара. Одна из девиц стянула с него посольскую мантию, пояс и уселась на беднягу верхом. Между тем шансы добиться необходимой для совершения действа эрекции были невелики, несмотря на усилия подруги, старательно вылизывавшей несколько подмышечных влагалищ, которыми эмиссар пожелал украсить свое причудливое тело. Проходя мимо, Реддич услышал:
- Перестаньте ломать комедию, это нелепо! Моя сперма приносит тысячу за декалитр, я не собираюсь отдавать ее вам, не говоря уже о том, чтобы за это платить!
Реддич был с ним согласен. Вообще непонятно, зачем корабельные регуляторы продолжали набирать шлюх - анахронизм, пережиток прошлых веков. Тем более что они себя не окупали.
Реддич шел дальше. Однажды, после целого дня программирования, он проходил через театр и к нему пристала новая проститутка - покрытый гнойниками долговязый тип. Реддич расхохотался, после чего возникли осложнения с Гильдией. Дело пришлось улаживать Дизайнеру.
Ее он увидел издалека, исключительная красота ее лица, в особенности раскосых глаз, заставила его замедлить шаги. Девушка сидела. Реддич обратил внимание на тонкие, длинные пальцы. Она слегка приподняла правую руку и взглянула на него. Этого было достаточно, чтобы Реддич остановился.
- Вы программируете смерть? - спросила она, не меняя интонации.
Реддич кивнул, с улыбкой ожидая очередной взрыв восторга. Девушка отвернулась.
Реддичу показалось, что у него что-то украли.
Сработанное из листьев кресло Дизайнера свободно плавало в нимбе. Все глаза в лобном ряду были закрыты, но Реддич знал, что Дизайнер следит за происходящим с помощью покрывшей мешковатые щеки щетины. В волосках поблескивали кристаллики эргоновина. Помощники Дизайнера расположились вокруг поста наблюдения.
- Входи, - произнес Дизайнер, и кресло из листьев подвинулось.
- Я здесь, - ответил Реддич. Он уселся в компресло, выщелкнул транквилизаторы и муравьиную кислоту. Он не хотел волноваться. В иллюминаторы поста наблюдения было видно, как сверхновая из желто-охровой становилась золотой.
- Что-то придумали, Келтин?
Дизайнер открыл три глаза: "Да".
- Чем вы думаете? - Он произнес вопрос, тщательно скрывая презрение. Зеленый завис над нимбом, переводя интонацию в цвет.
Реддич зевнул.
- Мэдиссон-сквер-гарден, фильм "Парамаунт Пикчерз" 1932 года с Джеком Оаки, Мариан Никсон, Засу Питтс, Уильямом Бойдом и Лью Коуди. "Романтическая и драматическая история трех мужчин и двух женщин, отчаянно пытающихся переиграть невидимые силы". Продолжительность фильма семьдесят шесть минут.
Один из помощников швырнул бокал с напитком в стену, но из ячейки тут же вылетел чекер и перехватил кристалл, после чего всосал все капли, прежде чем они успели испачкать траву. Помощник раздраженно отвернулся.
Дизайнер открыл один глаз: "Нет".
- В твоем контракте записаны условия, Реддич.
Реддич кивнул.
- Вы все равно не станете ими пользоваться.
Сам он только и ждал, когда Келтин отпустит его. Если бы. Другой помощник, пунцовый человек с острым хвостиком седых волос, наклонился вперед:
- Надеюсь, вы не станете утверждать, что эта смерть на что-то годится? Черт побери, люди заплатилиДеньги и уснули от скуки! Я смотрел показания мониторинга - так вот, тридцать два процента, повторяю, тридцать два процента аудитории показали семерку скуки! Откуда, черт бы вас взял, возьмутся эмоции, без которых люди не профинансируют это ублюдочное состояние, которое вы называете смертью?
Реддич вздохнул:
- Перестаньте приглашать на периметр своих родственников, тогда, может быть, найдется место для людей, еще способных что-то чувствовать.
- Я не намерен терпеть подобное! - заорал помощник.
- Это верно, - заметил Реддич. Транквилизаторы подействовали.
- Это верно, - сказал Дизайнер, имея в виду совершенно другое. Давайте я улажу вопрос, мистер Ним. Если позволите.
- Звезды!.. - воскликнул мистер Ним и отвернулся. Теперь в иллюминаторы смотрели двое.
- Реддич, это не первая загубленная вами программа. Вспомните "Далеких навсегда", "Оправданную потерю", другие.
- Может, мне надоело.
- Нам всем надоело, будь оно проклято! - взорвался третий помощник. Он сидел в кресле, сцепив на коленях руки.
- Я трачу много времени на разработку этих смертей, продолжал Дизайнер, - и не могу позволить, чтобы мою работу сводили на нет. Эти джентльмены имеют к вам вполне обоснованные претензии. Публика ждет представления разработанных нами концепций, мы обязаны показать высококачественный материал, способный вызвать у аудитории сочувствие. От меня материал выходит в нормальном состоянии. После вашей обработки теряются напряжение, ритм, упругость. В вашем контракте есть оговорки, Реддич. Я не хочу о них напоминать.
- И не надо. - Реддич поднялся. - Передайте дело в мою Гильдию. - И с этими словами вышел.
Позади него трое помощников смотрели в иллюминаторы: сверхновая переходила в пурпурную фазу. Душа Реддича была тиха.
Он быстрым шагом пересек гостиную теат-ра - ни взгляда вправо, ни взгляда влево. Успокаиваться надо самостоятельно.
Место пустовало. Кресло-форма еще хранило-ючертания ее тела.
Взгляд направо.
Он лениво покачивался в нимбе света, расслабив позвоночник, расслабив мысли, и беседовал с блоком памяти его жены, умершей двадцать три года назад… после его последнего омоложения.
- У нас конец лета, Анни.
- Как это восприняли дети, Рэй?
Детей у них не было. Синтезирующие каналы в блоке памяти износились, реплики часто получались невпопад. Звуковая головка имела микроскопические трещины, из-за чего голос жены имел трудноразличимый южный акцент.