Потом, вдруг осознав всю нелепость ее присутствия,
Поль разразился вопросами:
- Черт возьми, Гарри! Что, в конце концов, за петрушка? Почему Клэр здесь, а не с тобой? Почему она у меня?
Судя по вопросам, Поль так до конца и не отошел от недавнего сна.
- А? Гарри? - повторял он.
На том конце послышалось гортанное рычание.
А потом Клэр, в гневном нетерпении подскочив к Полю, свирепо скомандовала
- Дай-ка мне!
Сказано было предельно резко и внятно - пожалуй, слишком резко для столь раннего часа. Буквально каждый слог выговаривался жестко и раздельно - сквозь плотно сжатые губы, как это умеют женщины.
- Дай трубку, Поль! Дай-ка я с ним поговорю… А-а, Гарри? Чтоб ты сдох, ублюдок! Пошел к едреней матери! У-у, козел вонючий!
И она в самом прямом смысле бросила трубку.
Поль присел на край кровати и вдруг понял, что он полуодет. Елозя босыми ногами по ковру, подумал и о том, что в столь ранний час ни одна женщина не должна употреблять подобных выражений.
- Слушай, Клэр. Что, в самом деле, за чертовщина?
А Клэр еще какое-то время так и стояла, содрогаясь от ярости - чисто валькирия, - а потом, споткнувшись по дороге, метнулась в кресло. Не успев туда опуститься, она уже разразилась рыданиями.
- У-у, козел вонючий! - повторила женщина, обращаясь не к Полю и не к умолкшему телефону, а, скорее всего, просто в никуда. - Будь проклят этот чертов кобель! Этот подонок! И все его девки - эти прошмандовки, которых он вечно таскает в дом! О Господи Ну Чего Ради Я Вышла За Этого Засранца?
После такой тирады Полю, конечно, все стало ясно.
Даже в столь ранний час и без дальнейших подробностей.
И отголосок его собственного недавнего прошлого вдруг прозвучал так отчетливо, что он невольно вздрогнул. А все из-за одного слова. Кобель. Сестра Поля бросила ему то же самое - как только узнала, что он разводится с Жоржеттой. Кобель. Паскудное словечко. Оно все еще звенело у него в голове. И ранило.
Поль встал с кровати. Однокомнатная квартирка, где он привыкал теперь жить один, вдруг показалась ему душной и тесной от присутствия женщины.
- Клэр, может, кофе?
Она кивнула, так и не отрываясь от своих мыслей перебирая их будто молитвенные четки. Взгляд ее был устремлен вовнутрь. Поль прошел мимо кресла в крошечную кухоньку. Электрокофеварка стояла на буфете.
Поль потряс ее, проверяя, достаточно ли осталось кофе от предыдущей заварки. Порядочный всплеск. Он воткнул штепсель.
Проходя обратно по гостиной, Поль заметил, что взгляд Клэр следует за ним. Он прилег на кровать и подтянулся к изголовью, подложив сзади подушку.
- Ну что, - прервал он молчание, доставая сигарету из пачки у телефона, - давай выкладывай. Кто на этот раз? Далеко у них зашло, когда ты их застукала?
Клэр Докстадер так плотно сжала губы, что на щеках появились ямочки.
- Только бабник вроде тебя - ничем не лучше Гарри, такой же мерзавец - мог так об этом спросить!
Поль лишь пожал плечами. Вытянувшись во весь рост и откинув со лба соломенную челку, он сосредоточился на сигарете. А на Клэр ему и смотреть не хотелось. Такая штучка у него в гостиной вслед за Жоржеттой. Слишком уж скоро. Да еще и жена друга. Поль неторопливо затягивался и думал о чем-то невнятном. Он казался слишком длинным для этой кровати, нескладным. Вряд ли интересным для женщин. Но, похоже, некоторый интерес он для них все-таки представлял, поскольку Клэр разглядывала его уже как-то совсем по-другому. Даже сама атмосфера в комнате неуловимо переменилась - словно Клэр вдруг поняла, что вторглась не только в гостиную Поля, но и в его спальню. Туда, где не только принимают гостей, но и занимаются кое-чем еще. Они оказались совсем рядом друг с другом - пока еще разделенные неким обстоятельством, которое, как оба прекрасно понимали, в любой миг могло раствориться как дым. И оба вдруг ощутили неловкость. Поль прикрылся простыней, а Клэр отвернулась.
Тут, к счастью, внимание отвлек гудящий и булькающий кофейник.
- Черт возьми, а сколько же сейчас времени? - спросил Поль (спросил, скорее, самого себя, чем Клэр, что-то вроде самозащиты). Потом, схватив с ночного столика будильник, уставился на дурацкий циферблат, будто цифры и стрелки хоть что-то для него значили. - Проклятье, три часа ночи! Вы там вообще спите когда-нибудь? - Поль откровенно играл роль походного котелка, который указывает чайнику на закопченный бок. Сам он не спал сутками, а теперь и вовсе не собирался ложиться - так кого же он дурачил театральными вопросами с деревенским акцентом?
Решив поправить задравшуюся юбку, Клэр приподнялась в кресле - и Поль в очередной раз насладился теми маленькими радостями, которые мини-юбки доставляют такому ценителю женских ножек, каким он себя считал. Так и не ответив на его восклицание, Клэр умело перехватила его взгляд. Сначала просто позабавилась - а потом втянула этот взгляд в свои глаза.
Дельце раскручивалось. И очень даже запросто. Договор об использовании удобного случая и разделении вины заключили без всякого обсуждения. Даже без обоюдного согласия о его необходимости. Поль развелся не так давно, чтобы начать задумываться о высоконравственном поведении, а Клэр все никак не могла остыть от нанесенной ей обиды. Никто еще не произнес вслух название игры, но оба уже готовы были играть - и оба понимали неизбежность того, что ожидалось с минуты на минуту.
И. в тот самый миг, когда Поль Рид допустил, чтобы страстные желания, одиночество и чувство вины, собравшись воедино, толкнули его на прелюбодеяние (почему не назвать вещи своими именами?) - на любовное действо, что творится без катализатора самой любви, - вот тогда в темном и пустом углу комнаты стало происходить что-то страшное и отвратительное.
Но Поль пока еще ничего не подозревал.
- А что это ты именно ко мне решила рвануть? - беспечно спросил он у Клэр.
- Ну, ты единственный из моих знакомых, кто мог в такое время не спать… и я просто голову потеряла… слишком разошлась, чтобы как следует подумать. - Клэр умолкла, сказав куда больше, чем ей казалось. Из всех тех мест, куда она могла отправиться, из всех вшивых баров, где она могла с кем-нибудь познакомиться и в отместку переспать, из всех знакомых ей и Гарри супружеских пар, из всех дешевых гостиниц, где ночь невинного сна стоила бы ей от силы долларов восемь, - из всего этого Клэр выбрала Поля и его спальню-гостиную. Выбрала дыру в тот мир, где из душевной боли и разочарования могла родиться вина.
- Кофе еще не готов? - поинтересовалась женщина.
Поль соскользнул с кровати и прошел на кухоньку, прекрасно сознавая: Клэр не сводит взгляда с его обнаженного торса. Желая того, чего ему на самом деле не хотелось, он полагал, будто знает, к чему все идет. Поль думал, что, когда все закончится, когда они убьют что-то друг в друге, он просто станет презирать и ее, и себя. И больше ему этого не потребуется. Как же он ошибался!
Когда Поль передавал Клэр кофейную чашечку, их пальцы соприкоснулись - и по-новому вдруг соприкоснулись их взгляды. Той ночью в миллионный раз был пройден вечный замкнутый круг. Цикл тот, однажды начавшись, должен был продолжаться.
А тем временем в темном углу медленно и неотвратимо продолжало расти то, что во всем своем безобразии осталось незамеченным. Их бесчувственная связь стала повивальной бабкой на странных родах.
Сама процедура развода оказалась превосходной мельницей, годной на то, чтобы размолоть любого в мельчайшую пыль. На теле, казалось, без конца появляются мельчайшие ссадинки - то от беготни по коридорам, где все вечно друг с другом сталкиваются, то от юридических консультаций, то от возни с бумажками, то от пустых телефонных звонков, когда никто никому ничего не сообщает, то от каких-то взаимных обвинений… Но что самое плохое - все больше и больше стиралось осознание того, что вся эта суета не есть нечто реальное, а всего-навсего порождение разных дрязг, ложных намерений, пустых желаний и призрачных иллюзий. Всего совершенно нематериального - и в то же время столь вездесущего. Достаточно реального, чтобы разрушить его семейную жизнь с Жоржеттой. Так, будто эти фантомы и впрямь были вещественны, они вырвали ее из рук Поля. Вырвали из его мыслей и из его жизни. Подобные призрачным налетчикам, чьей единственной целью стало разрушить, разбить, расколоть их союз, фантомы эти порождены были в равной степени разумами их обоих. И теперь Поль остался наедине со всеми этими мыслями, иллюзиями и серыми образами - один в своей квартирке, где силы эти успели обосноваться, создать свою целостную структуру, пока Жоржетта раскидывала руны, бормотала заговоры и заклинания, заваривала таинственные составы - словом, занималась всем тем, что так точно соответствовало магическому ритуалу развода. И чем дальше заходил процесс разделения - камень, бездумно летевший под гору, остановить стремительное движение которого могло лишь неимоверное усилие, - тем разительнее оказывались перемены в жизни Поля, что строилась теперь совсем по-иному. Жизнь его казалось совершенно отдельной от Жоржетты - и в то же время полностью определялась иллюзией ее присутствия и реальностью ее отсутствия.
Ранее в тот день она ему позвонила. И опять - одна из тех злобных, ожесточенных перепалок, обычно заканчивавшихся тем, что Поль посылал ее ко всем чертям…
До окончательного решения о разделе имущества он не собирался давать Жоржетте ни цента сверх установленного. И ему было глубоко плевать, даже если она в этих деньгах крайне нуждалась.
- Милочка моя, суд постановил: сто двадцать пять долларов в месяц пособия при отдельном проживании. И точка. Больше ты ничего не получишь. Прекрати тратиться на шмотки - и тебе вполне хватит на жизнь.
Ответное щебетание на том конце линии.
- Ясно, детка? Сто двадцать пять баксов - и ни центом больше. В конце концов, ушла ты, а не я. Так не надейся, что я стану оплачивать твои роскошества. Все, мы ра-зо-шлись. Разошлись - понимаешь, Жоржетта? Когда ты наконец вдолбишь это в свою платиновую головку? Между нами все кончено! И я сыт по горло грудами немытых тарелок в раковине, твоей навязчивой боязнью метро и тем, что после салона красоты твои проклятые волосы и не тронь… а-а, ч-черт! Да что ты опять пристала ко мне со своей… ответ все равно…
Щебетание наконец перебило его - телефон, казалось, только усиливает хлещущую ненависть и ядовитый сарказм, что проникали в самую душу Поля.
- …ах вот так? Тогда и тебе того же, сука драная! Того же самого - и в двойном размере! Пошла к чертям! До решения о разделе имущества ни цента не получишь! И мне глубоко плевать, как ты в этих бабках нуждаешься!
Поль швырнул трубку и стал собираться на свидание. Странно. Приглашая молоденькую брюнетку - секретаршу из конторы его страхового агента, - он вдруг почувствовал себя так, словно ему предстоит получить пособие по безработице. Нечто, полагающееся по праву, но тем не менее смутно отдающее подачкой.
Да, знакомство и впрямь походило на получение пособия по безработице. Достаточно, чтобы кое-как протянуть, - но для обеспеченной жизни откровенно мало. Вспомоществование. Доход крайне скудный, но отчаянно необходимый. Просто случайная подружка со своей собственной жизнью. Их путям суждено было пересечься лишь раз, а потом каждому опять предстояло в одиночку брести по своей бесконечной дороге - легкой ли походкой, тяжелой ли поступью.
- Боюсь, приятной компании я тебе сегодня не составлю, - пробормотал Поль, едва девушка скользнула к нему в машину. - Одна мадам, очень, кстати, на тебя похожая, сильно подпортила мне настроение.
- В самом деле? - сдержанно осведомилась девушка. Хорошенькое начало для первого свидания. - А кто такая?
- Моя бывшая жена, - бросил он, солгав ей в первый раз. Поль даже не смотрел на подружку - взглянул только мельком, когда открывал дверцу. Теперь же он тупо и пристально упирался взглядом прямо перед собой. Наконец его обшарпанный "фордик" оторвался от тротуара и влился в поток машин.
Девушка оценивающе разглядывала Поля, прикидывая, такой ли уж занятной перспективой был обед с клиентом их конторы - даже несмотря на его незаурядное чувство юмора. Сейчас на его лице не проглядывало ни малейших следов той жизнерадостной уверенности, которой оно так и светилось во время трех его визитов в контору. Лицо это заметно потяжелело - словно какая-то легкая, пенная материя, что образовывала его тогда, теперь застыла, будто соус недельной давности. Конечно, он раздражен и опечален - этого в достатке. Но что-то еще сквозит во всем его облике - словно бы нездоровая сонливость. И девушка вдруг забеспокоилась. Хотя и была уверена, что если кому-то и грозят неприятности, то, ясное дело, ему, а никак йе ей.
- Зачем же ты позволяешь ей портить тебе настроение? - поинтересовалась она.
- Потому, наверное, что все еще ее люблю, - отозвался Поль - слишком поспешно, будто выдал уже готовый ответ.
- А она тебя любит?
- Любит, наверное. - Он помедлил, а затем как бы в задумчивости добавил: - Ну да. Уверен, любит. Иначе зачем нам так друг друга изводить? Да, от этой любви у нас одна головная боль.
Девушка огладила юбку на коленях и попыталась придумать еще какую-нибудь фразу для разговора, но в голове крутилось одно: "Надо было сказать ему, что сегодня вечером я занята".
- А что, я и правда на нее очень похожа?
Поль смотрел прямо перед собой, небрежно придерживая руль, словно был абсолютно уверен в себе, словно получал глубокое внутреннее удовлетворение, управляя всей этой грудой железок, как ему хотелось, словно подчинял автомобиль своим желаниям. Казалось, он одновременно и со своей подружкой - и где-то далеко-далеко, заключенный в объятия своей машиной.
- Да нет. Внешне вроде бы не похожа. Она блондинка, ты брюнетка. Может, что-то у висков - как вы обе причесываетесь - и еще морщинки у глаз. Ну и цвет кожи. А если в целом, ты мне напоминаешь ее куда больше, чем те, кто и вправду на нее похож.
- Поэтому ты меня и пригласил?
Поль ненадолго задумался, крепко сжав полные губы. Потом ответил:
- Нет. Не поэтому. Скорее, наоборот. Когда я понял, что ты мне ее напоминаешь, вообще хотел позвонить в контору и отменить свидание.
"Вот так бы и сделал, - холодно подумала девушка. - А то достал уже".
- Знаешь, ты ведь не обязан никуда меня сопровождать.
Явно испугавшись, Поль повернулся к подружке:
- Что? А-а, черт! Извини, я не хотел тебя обидеть. Вся эта ерунда тянется уже месяцами. Из тех ничтожных проблемок, что обычно сами собой и решаются. Не подумай, что я пытался увильнуть от того, чтобы нам поужинать.
- Ничего такого я не подумала, - ледяным тоном отозвалась она. - Просто мне показалось, что сегодня вечером тебе хочется побыть одному.
Поль нацепил на себя довольно натянутую улыбку - ухмылку? усмешку? - и слегка мотнул головой.
- Нет, Бога ради! Только не это. Только не сегодня. И не одному.
Откинувшись на виниловое сиденье, девушка вдруг решила устроить ему в отместку какую-нибудь гадость.
Предполагаемым любовникам показалось, что прошли тягучие, как резина, часы, пока он наконец не спросил ее - новым, наигранно бодрым тоном, фальшь которого так и бросалась в глаза:
- Что бы ты предпочла? Китайский ресторан? Итальянский? Я знаю чудный армянский ресторанчик…
Девушка умышленно не отвечала - и вскоре достигла своей цели. Полю стало еще неуютнее и тоскливее - но эти чувства, почти мгновенно развеявшись, сменились ненавистью, черной злобой. Теперь он желал или как можно скорее затащить свою спутницу в постель, или тут же выкинуть из машины - только бы не сносить такое весь вечер. Навредила она себе же самой, подавив каменным молчанием ростки той нежности, которую он непременно бы проявил, - но позднее. Теперь же грустную нежность сменило лицемерие.
- А знаешь, - плавно выговорил Поль (опять новый тон - вкрадчивый, приторный и скользкий), - знаешь, ведь я даже не успел побриться. И теперь чувствую себя просто забулдыгой. Ты не против, если мы на минутку заглянем ко мне и я разок-другой проведу по лицу бритвой?
Наивной девочкой его подружка не была. Прошла и замужество, и развод. Девственность с успехом потеряла в пятнадцать лет. И теперь прекрасно понимала, что он ей предлагает. Ясное дело, не в фантики поиграть. Она не спеша обдумывала предложение, прикидывая все "за" и "против". В тот застывший момент вечности, когда и принимаются все решения, она разглядывала мерцающие грани магического куба. И понимала, что идея-то никудышная, ничего в ней хорошего. Последней дурой нужно быть, чтобы всерьез об этом задумываться, и стоит хоть чуть-чуть упереться, - как он сразу пойдет на попятный. Да, да, никудышная идея - из тех, что с порога отбрасывают. И девушка ее отбросила.
- Поехали, - вдруг заявила она.
На следующем же перекрестке Поль резко свернул. Разглядывая сверху ее лицо, он вдруг отчетливо увидел ее шестидесятипятилетней старухой. С кристальной ясностью представил себе, какой она станет в старости. Поверх бело-розового лица девушки он уже видел обрамленнуто той же подушкой серую старушечью маску, в которую это лицо однажды превратится. Рот наподобие шва с глубокими трещинами на губах; под глазами таятся сероватые впадины; темные пустоты по всему лицу, будто кое-какие части пришлось распродать ради сохранения жизни - пусть даже ценой утраты привлекательности. Плоть покрывает черноватая патина, словно прах раздавленного ночного мотылька - мелкий, рассыпчатый пепел крыльев оставил след на поверхности, которую посетила смерть/ Поль пристально разглядывал девушку, и образ ее двоился. Будущее накладывало свой отпечаток на весь облик лежащей перед ним роскошной любовницы, превращая ее в отвратительное скопище изношенных запчастей - в сосуд, опорожненный пустыми страстями. Какая-то смутная, влажная паутина возможности таится вон там - в глазных впадинах, вокруг губ, которые он так страстно целовал, - покрывает ноздри и едва-едва подрагивает над горлом.
Потом видение медленно испарилось с лица девушки - и теперь Поль тупо глазел на бесцельное создание, которое он просто использовал. В глазах ее мерцал безумный, шизоидный свет.
- Скажи, что любишь меня, - пусть даже в шутку, - хрипло прошептала девушка.
В голосе ее прозвучала голодная настойчивость - какой-то напряженный приказ, - и, когда она заговорила, Поль почувствовал, как сердце его словно бы сжала ледяная рука. Озноб мигом развеял уверенность, ощущение власти над настоящим, только-только к нему вернувшееся. Ему захотелось вырваться от нее - прочь, прочь - чем дальше, тем лучше - и затаиться где-нибудь в спальне с беспредельным терпением загнанного зверя.
Но единственный угол, который Поль мог бы для этого избрать, был уже занят. И шло оттуда непонятное ощущение зловещего присутствия какой-то громады. Доносившееся из этого угла дыхание оставалось пока еще затрудненным - но все же сделалось заметно ровнее. Казалось, оно приобрело ритм и размеренность, стоило им только войти в квартиру и потом, во время любовной схватки, когда каждый удар парировался ответным - снова и снова, без конца, - дыхание это с четкостью метронома все набирало и набирало размах. Боже… Боже… тварь обретала форму… форму… форму…
Поль это почувствовал, но не доверился инстинкту.
Глубокое дыхание - хриплое, затрудненное - с каждой секундой становилось все ровнее.
- Ну скажи. Скажи, что любишь меня. Девятнадцать раз - быстро-быстро.