Мейги глядел на выражение лица Дейва с сардонической ухмылкой. Дейв же в полном недоумении переводил взор с Мейги на остальных, видел, как они перемигиваются, и не мог понять, какого же ответа ждут они от него. Молчание прервал Алек.
- Ну, - прорычал он, - так что же вы засохли? Валяйте, задавайте ему вопросы… Или кореша такой знаменитости, как Линялый, могут вваливаться в наш клуб, не испросив нашего разрешения?
- Мне кажется, я уже просил тебя успокоиться, Алек, - совсем тихо ответил Мейги. - Кроме того, ты нарушил регламент… Сначала присутствующие здесь наши друзья должны решить, стоит ли обсуждать этот вопрос вообще.
Какой-то низенький человечек, с застывшим в глазах выражением постоянного беспокойства, ответил ему:
- Не думаю, что в данном вопросе это правило приложимо, Линялый. Если бы он пришел сам или как-нибудь иначе попал бы в наши руки, тогда, конечно, да. Но сюда его ты привел. Я думаю, что выскажу общее мнение, сказав, что он должен ответить на наш вопрос. Если никто не возражает, я сам задам его, - тут он разрешил себе маленькую паузу. Никто не возразил. - Ладно, продолжим… Дейв, ты слишком много видел и слишком много слышал. Как ты - уйдешь отсюда или останешься и поклянешься в верности нашей Гильдии? Я должен тебя предупредить, что если ты начнешь сеять дикий овес, то это уж на всю жизнь, и есть лишь одно наказание тому, кто предаст свою шайку.
Он провел пальцем по горлу - старинный жест, означающий смерть. Дедуля издал подходящий к случаю звук, втянув в себя с хлюпаньем воздух, и радостно захихикал.
Дейв дико огляделся. Лицо Мейги ничего не выражало.
- А в чем я должен поклясться?
Разговор прервал громкий внезапный стук в наружную дверь. Были слышны голоса, приглушенные двумя закрытыми дверями и лестничным пролетом, оравшие "Открывай!" Мейги легко вскочил на ноги и скомандовал:
- Это за нами, малыш! Прячемся!!
Он подскочил к массивному старомодному радиоле-магнитофону, стоявшему у стены, нагнулся, что-то там нажал и затем откинул одну из панелей. Дейв увидел, что внутренность радиолы подверглась хитроумной переделке, чтобы там скорчившись мог поместиться человек. Мейги впихнул его туда, панель встала на место, и Дейв остался один.
Его лицо оказалось прижатым вплотную к частой металлической декоративной решетке, прикрывающей динамик. Он видел, как Молли быстро убрала со стола два лишних стакана и выплеснула выпивку из одного из них на стол, чтобы скрыть влажные следы донышек. Маккинон смотрел, как Мейги скользнул под стол и подтянулся… Теперь его не было видно - каким-то образом он, вероятно, прилепился к нижней поверхности столешницы.
Матушка Джонсон ужасно копалась, открывая двери. Нижнюю она открыла с большим шумом, потом медленно карабкалась по ступенькам, останавливаясь на каждом шагу, спотыкаясь и жалуясь во всеуслышание. Дейв хорошо слышал, как она открывала верхнюю дверь.
- Нашли же вы время! Поднимаете с постелей честных людей! - ругалась она. - И без вас дело найти трудно, еле сводишь концы с концами, все время из рук работа валится, а тут еще вы…
- Заткнись, старуха! - ответил мужской голос. - И веди нас вниз. У нас к тебе дело.
- Какое еще дело? - надрывалась она.
- Могло быть насчет торговли спиртным без разрешения, но на этот раз у нас другой интерес.
- Я не… это частный клуб! Все спиртное принадлежит членам клуба! Я его только подаю.
- Ну, это еще вопрос. Вот мне и хочется поболтать с членами этого самого клуба. Ну-ка прочь с дороги и побыстрее!
Толкаясь, они ввалились в комнату в авангарде с Матушкой Джонсон, все еще громко выражавшей свои горести. Главным был полицейский сержант. Его сопровождал постовой. За ними вошли еще двое в форме, но уже в солдатской. Судя по нашивкам на килте, один из них был капрал, другой - рядовой. На причитания Матушки Джонсон сержант внимания не обращал.
- Ладно, ребята, - скомандовал он, - встать к стене!
Они подчинились - неохотно, но быстро. Сержант приказал:
- Капрал, приступай к делу.
Мальчишка-судомойщик глядел на все круглыми глазами. Он уронил стакан. Тот подпрыгнул на каменном полу, издавая звон, похожий на звон колокольчика.
Мужчина, что допрашивал Дейва, заговорил:
- В чем, собственно, дело?
Сержант ответил с приятной улыбкой:
- Заговор - вот в чем. Всех вас, разнообразия ради, забирают в армию.
- Вербовщики! - ахнул кто-то у стены.
Капрал деловито выступил вперед.
- В колонну по два! - выкрикнул он.
Однако маленький человечек еще не сказал своего последнего слова.
- Мне не понятно, - возразил он. - Мы же заключили мир со Свободным Государством всего три недели назад?
- Тебя это не касается, - сказал сержант, - и меня тоже. Мы берем всех пригодных к службе, кто не занят в важных отраслях экономики. Двигай!
- Тогда меня брать нельзя.
- Это еще почему?
Человечек показал им обрубок руки. Сержант поглядел на него, потом на капрала, который неохотно кивнул головой, и сказал:
- О’кей, но утром зайди в участок, зарегистрируйся.
Они уже шли к двери, когда Алек вырвался из шеренги и с криком забился в угол.
- Вы не смеете! Не пойду! - в руке он сжимал весьма серьезного вида виброклинок, а правую сторону лица тик свел так, что в углу рта обнажились зубы.
- Взять его, Стиве! - приказал капрал.
Рядовой двинулся было, но тут же застыл, когда Алек направил на него вибронож. Ему вовсе не хотелось ощутить между ребрами клинок, а сомнений в опасности этого полубезумного истерика у него не было. Капрал флегматично и лениво направил небольшую трубочку в точку прямо над головой Алека. Дейв услышал тихий щелчок и тонкий звон. Алек еще несколько секунд простоял без движения, на его лице выразилось такое напряжение, как будто он мобилизовал все свои силы на борьбу с чем-то невидимым. Затем он медленно соскользнул на пол. Судорога исчезла, выражение лица смягчилось. Теперь он выглядел усталым и чем-то удивленным ребенком.
- Пусть двое возьмут его, - распорядился капрал. - И вперед!
Сержант вышел последним. У двери он задержался и спросил Матушку:
- Линялого давно не видала?
- Линялого? - Она очень удивилась. - Так он же в тюряге.
- Ах, да… в самом деле… - и вышел.
Мейги отказался от поднесенного Матушкой Джонсон стаканчика. Дейв поразился, увидев, что тот впервые казался по-настоящему встревоженным.
- Не понимаю, - бормотал Мейги про себя, а потом спросил безрукого: - Эд, просвети меня.
- Да ведь новостей с тех пор, как тебя замели, почти не было, Линялый. Договор-то подписали раньше. Судя по газетам, я предполагал, что все на какое-то время улеглось.
- Я тоже. Но правительство, видимо, опять готовится к войне, раз объявило всеобщую мобилизацию. - Он встал. - Мне необходима информация… Эл!
Поваренок просунул голову в дверь.
- Чиво тебе, Линялый?
- Сбегай, да почеши языки с пятью-шестью нищими. Постарайся разыскать их "Короля". Знаешь, где его логово?
- Еще бы! За Аудиторией.
- Выясни, что тут заварилось, но не говори, что это я послал тебя.
- Бу еде, Линялый. Жди! - мальчишка исчез.
- Молли!
- Что тебе, Линялый?
- Сходи на улицу и проделай то же самое с несколькими панельными девицами. Я хочу знать, что они слыхали от своих клиентов.
Она кивнула в знак согласия. Мейги продолжал:
- Хорошо бы разыскать ту рыжую малышку, что патрулирует Юнион-Сквер. Она даже из мертвого выманит любой секрет. Вот тебе… - он вытащил из кармана пачку банкнот и отсчитал ей несколько. - Лучше возьми эту капусту с собой… Может, придется давать взятку копу, чтобы выпустил тебя из того квартала обратно.
Разговаривать Мейги был не расположен и потребовал, чтобы Дейв ложился спать. Тот подчинился без разговора, так как не спал ни минуты с тех пор, как въехал в Ковентри. Ему казалось, что с того времени прошла целая жизнь. Он жутко устал. Матушка Джонсон устроила ему постель в темной душной комнатенке на том же подвальном этаже. Никаких гигиенических удобств, к которым он привык, тут не было - всяких этих эйр-кендишн, усыпляющей музыки, гидравлических матрасов, звуконепроницаемости, да и от автомассажа пришлось отказаться. Но он слишком устал, чтобы думать об этом. Впервые в жизни он заснул не раздеваясь.
Проснулся он с головной болью, во рту будто конный полк ночевал, а сердце томило предчувствие неминуемой беды. Сначала он никак не вспомнить - где он находится, думал, что все еще в арестной камере - там, снаружи. Обстановка, окружавшая его, была неизъяснимо омерзительна. Он хотел было вызвать служителя и заявить протест, но тут память вернула его к вчерашним событиям. Он вскочил с постели и обнаружил, что кости и мышцы ноют, и - что еще хуже - он, против обыкновения, неимоверно грязен. Более того - у него чесалось все тело.
Он вышел в общую комнату и застал Мейги сидящим у стола. Тот приветствовал Дейва:
- Привет, малыш! А я уж собирался тебя будить. Ты проспал почти целый день. Поговорить бы надо.
- О'кей, только попозже. Где тут "Освежение"?
- Вон там.
Все это вовсе не походило на знакомые Дейву туалетные комнаты, но, несмотря на покрытый жидкой грязью пол, ему удалось хоть частями кое-как помыться. Затем он обнаружил, что здесь нет полотенца из сухого подогретого воздуха, и пришлось вытереться собственным носовым платком. Новой смены платья тоже не было. Пришлось выбирать - либо надевать старое, либо ходить голышом. Он вспомнил, что ничего в Ковентри насчет нудизма не слыхал даже в спортивных передачах - надо думать, нравы тут были другие.
Дейв снова надел свою грязную одежду, хотя прикосновение ношеного белья вызвало появление мурашек во всем теле. Матушка Джонсон приготовила ему чудный аппетитный завтрак. Кофе восстановил его мужество, несколько подорванное рассказом Мейги. Если верить Линялому, ситуация достаточно серьезна. Нью- Америка и Свободное Государство согласились игнорировать взаимные противоречия и заключили союз. Они на полном серьезе решили прорваться из Ковентри и атаковать Соединенные Штаты.
- Но ведь это просто чудовищная чушь, не так ли? Их же ничтожная горсточка. К тому же есть и Барьер.
- Я не знаю - пока… Но, видимо, у них есть основания считать, что они через него прорвутся. Болтают, будто это же средство может быть использовано и как наступательное оружие, с помощью которого небольшая армия может стереть с лица Земли все Соединенные Штаты.
Маккинон поразился.
- Ну, - сказал он, - я об оружии, о котором никогда не слыхал, судить не берусь, но что касается Барьера… Я не знаком с математической физикой, но меня всегда уверяли, что преодолеть Барьер теоретически невозможно, что он просто ничто, его даже пощупать нельзя. Конечно, через него можно перелететь, но и в этом случае для живой материи он смертелен.
- А если предположить, что они изобрели какое-то поле, защищающее от эффекта Барьера? - высказал догадку Мейги. - Впрочем, для нас вопрос не в этом. Вопрос вот в чем: они создали Союз, в который Свободное Государство вкладывает технику и командный состав, а Нью- Америка, с ее более многочисленным населением - людскую силу. А это означает, что нам с тобой нельзя и носа высунуть на улицу - мы окажемся в армии, не успев глазом моргнуть. Так вот, что я предлагаю: как только стемнеет, я выберусь отсюда и попробую пробраться к Воротам раньше, чем они пришлют сюда кого-нибудь, у кого хватит соображения заглянуть под стол. Может, и ты со мной прошвырнешься?
- Снова к психотерапевтам? - Маккинон ушам своим не верил.
- Ну, да… а почему бы и нет? Что тебе терять? Все это проклятущее место в скором времени превратится в подобие Свободного Государства, и ты, парень, со своим темпераментом тут же попадешь в кипяток. А что плохого в чистенькой тихой больничной палате, где можно отлежаться, покуда все не успокоится? А на психиатров можно и внимания не обращать - будешь урчать как зверюга всякий раз, когда они сунут нос в твою палату. Им это быстро надоест.
Дейв покачал головой.
- Нет, - медленно сказал он. - Это не по мне.
- А что же ты будешь делать?
- Еще не знаю. Вернее всего, уйду в холмы. Ну, а в крайнем случае, объединюсь с Ангелами, если уж дело до петли дойдет. Я не против того, чтобы они молились за мою душу, если, разумеется, оставят в покое мой разум.
Помолчали. Мейги явно сердился на ослиное упорство Дей-ва, которому предлагались вполне приемлемые варианты. Дейв же уписывал жареную свинину, продолжая одновременно обдумывать свое положение. Он отрезал еще кусок.
- Господи, вкусно-то как! - заметил он, торопясь нарушить натянутое молчание. - Не помню, чтобы я когда-нибудь ел такую вкуснятину!.. Послушай!..
- Что? - спросил Мейги, поднимая взгляд и видя на лице Дейва тревогу.
- Эта свинина… она синтетическая или настоящая?
- Конечно, настоящая. А что такое?
Дейв не ответил. Ему удалось добежать до туалета прежде, чем процесс расставания с проглоченным начался на полную катушку. До того как уйти, Мейги поделился с Дейвом деньгами, чтобы тот мог купить себе вещи, необходимые для жизни в холмах. Маккинон протестовал, но Линялый настоял на своем.
- Не будь дураком, Дейв. Снаружи мне нью-американские деньги ни к чему, а ты в холмах без нужного снаряжения загнешься. Ты тут затаись на несколько дней, пока Эл или Молли не купят тебе все необходимое, тогда у тебя, возможно, и появится шанс… А может, ты передумал и пойдешь со мной?
Дейв покачал головой и взял деньги.
Когда Мейги ушел, Маккинон почувствовал себя совсем брошенным. Матушка Джонсон и Молли были одни, и пустые стулья огорчительно напоминали ему о людях, что произвели на него такое незабываемое впечатление. Дейву очень хотелось, чтобы Дедуля или Безрукий заглянули на огонек. Даже Алек с его жутким нравом - и то был бы желанной компанией. Интересно, наказали ли его за сопротивление вербовщику?
Матушка Джонсон пробовала научить Дейва играть в шашки, надеясь поднять этим его явно упавший дух. Он считал себя обязанным притвориться заинтересованным, но мысли его были далеки от шашек. Со стороны главного судьи было, конечно, очень мило советовать ему поискать приключений в межпланетных путешествиях, но такая честь могла выпасть лишь на долю людей с техническим или инженерным образованием. Наверняка ему следовало заняться не литературой, а наукой или техникой. Жил бы он тогда сейчас на Венере, наслаждаясь отчаянной борьбой с силами природы, вместо того чтобы прятаться по углам от мерзавцев в полицейских мундирах. Какая несправедливость!
Нет! Не нужно заниматься самообманом! Фронтир есть фронтир, даже инопланетный, там нет места для специалиста по истории литературы. Дело тут вовсе не в людской несправедливости, а просто таков закон природы, надо смотреть правде в глаза.
Он с горечью подумал о человеке, которому сломал нос, по каковой причине и оказался в Ковентри. Может, Дейв и в самом деле "постельный паразит", но воспоминание об этом оскорблении вызвало у него ту же вспышку безумной злобы, что вовлекла его в неприятности. Он был рад, что подбил нос этому - так его и этак! Какое право имел он шляться там, поглядывая сверху вниз на людей и обзывая их подобными словами!
Вдруг он обнаружил, что в таком же мстительном духе он вспоминает и о своем отце, хотя было бы чертовски затруднительно объяснить связь между ними. Эта связь не лежала на поверхности, ибо его родитель никогда не опускался до брани. Чем ругаться, он улыбнулся бы самой сладенькой из своих улыбочек и процитировал бы нечто, вопиющее по своей сахаристости и благонравию. Родитель Дейва был одним из самых отвратительных мелких тиранов, когда-либо порабощавших своих близких под личиной любви и добросердечности. Он никогда не впадал в гнев, он только печалился - в тоне "твое-поведение-в-школе-причиняет-мне-нестерпимую-боль" - и постоянно умудрялся находить вполне альтруистическое обоснование своим вполне эгоистическим поступкам. Убежденный в своей незыблемой правоте, он никогда не мог встать на точку зрения сына по какому бы то ни было вопросу, а просто подавлял его натуру во всем, да еще с высоты моральных принципов.
В результате ему удалось добиться двух одинаково отрицательных последствий: естественное стремление ребенка к независимости, подавляемое дома, теперь слепо восставало против любой дисциплины, власти или критики, откуда бы они не исходили, и подсознательно ассоциировались с никогда не подвергаемой сомнению отцовской властностью. Во-вторых, долголетнее подчинение отцу привело к тому, что Дейв усвоил главный общественный порок последнего - право судить с собственных моральных высот поведение других людей.
Когда Дейва арестовали за нарушение основного закона, т. е. за атавистическую склонность к насилию, его папаша умыл руки, заявив, что совершил все возможное, чтобы сделать из сына "настоящего мужчину", и что он лично не заслуживает ни малейшего упрека за то, что сын так плохо воспользовался его заветами.
Слабый стук в дверь заставил их спешно убрать шашечницу. Матушка Джонсон отпирать не торопилась.
- Наши так не стучат, - сказала она, - но и шпики лупят в дверь куда сильнее. Готовься прятаться.
Маккинон встал возле тайника в радиоле, которым пользовался накануне, а Матушка Джонсон пошла на разведку. Он слышал, как она снимает засов верхней двери, потом раздался ее не очень громкий, но зато чрезвычайно взволнованный призыв:
- Дейв! Скорее сюда! Торопись!
Это оказался Линялый, почти потерявший сознание, оставляющий за собой кровавый след.
Матушка Джонсон пыталась поднять его безжизненное тело. Когда подбежал Маккинон, они вдвоем стащили Мейги вниз и положили на длинный стол. Стараясь устроить его поудобнее, они заметили, что его глаза на мгновение приоткрылись.
- Привет, Дейв, - шепнул он, пытаясь вызвать на лице хоть тень былой насмешливой улыбки. - Кто-то побил моего туза козырем…
- А ты помолчи, - оборвала его Матушка Джонсон, а потом, уже тише сказала Дейву: - Бедняга… Дейв, его нужно отнести к доктору.
- …не смог…сделать…нужно… - бормотал Линялый, - …надо…до Ворот… - голос его прервался. Пальцы Матушки Джонсон работали безостановочно, как будто движимые своим собственным разумом. Маленькие ножницы, возникшие из каких-то тайников ее крупной фигуры, резали одежду Мейги, чтобы можно было оценить масштабы несчастья. Критическим взором она спокойно произвела инвентаризацию ущерба.
- Работа не для меня, - постановила она, - но ему надо поспать, прежде чем мы понесем его. Дейв, притащи мне коробочку со шприцем из аптечки в туалете.
- Нет, Матушка! - это был сильный и протестующий голос Мейги, - дай мне "перечную" пилюлю, - продолжал он, - там…
- Но, Линялый…
Он оборвал ее:
- Мне действительно нужен доктор, но как я до него доберусь, если не смогу идти?
- Мы понесем тебя.
- Спасибо, Матушка, - тон его смягчился, - я знаю, что вы это сделаете, но полиция может заинтересоваться таким зрелищем. Дай мне пилюлю.