Она не договорила. Замерла и вопросительно взглянула в глаза Регине. Учитель подождала продолжения, но Санди смутилась.
– Урок? Ах, да, урок. Разве я говорила, что у нас урок? – учительница рассмеялась, – Не было такого. Сегодня у нас не будет уроков, сегодня мы знакомимся.
Они с удовольствием искупались в заливе, укрытом от высоких волн скалистыми отрогами. Потом без всякого стеснения загорали на песке нагишом, пока солнце не скрылось в прибрежных деревьях на склоне. Элиза спела мелодию на гармошке, которую все с удовольствием послушали.
Они высушили волосы и пошли ловить Лёську. Чуть позже подростки и учитель добрались до храма.
– Завтра приходите к полудню, начнём наши уроки, – сказала Регина.
Она оставила учеников и исчезла за колоннами.
Дни проходили за днями. Занятия случались и в классе и на природе. Однажды Регина попросила их лечь рядом, но не касаться друг друга, а закрыть глаза. Вокруг шелестела листва, из-под камней струился маленький лесной водопад.
– В древних культурах было множество духовных практик, благодаря которым люди расширяли границы сознания. Существовало множество способов, от монотонного повторения звуков до употребления в пищу различных химических веществ. Результаты были самые различные. Но то, чему буду учить вас я, имеет мало общего с этими практиками. Хотя, мы тоже будем учиться холотропному состояния, достигать целостности. Начнём с того, что сейчас каждый представит себе сетку, из множества светлых ячеек. Учтите, каждый может представлять себе её так, как захочет. Общего правила нет, оно и не нужно. Представили?
Ученики сообщили о готовности.
– Теперь вам придётся включить всё своё воображение. Представьте, что одна из ячеек это коридор, длинный и извилистый. Остальные ячейки такие же. Но вам важно представить один и вообразить, что вы устремляетесь по нему в полёт с высокой скоростью, и с каждой секундой полёт ускоряется.
– Это что-то новенькое, – прошептал Тима.
– Знаю, – кивнула Регина, – Но вам придётся научиться это делать. Развивать воображение и сознательное моделирование пространства очень полезно. Когда научитесь владеть этой техникой в совершенстве, вы сможете быстро получать ответы на самые сложные вопросы. Ваши идеи и решения будут необычными и новыми. Но самое главное, их смогут понимать те, кто, так же, как и вы владеет этой техникой. Я готова признать, что те, кто не умеет этого, будут понимать вас с трудом. Но вам придётся научиться излагать свои мысли и так, чтобы им тоже было понятно.
– Вы слишком много хотите от нас, – проговорила Санди, – Для первого раза.
Регина наклонилась к девушке и коснулась её рукой.
– Знаю что сложно, будем осваивать постепенно, – она погладила руку Санди, – Я очень рада, что ты нашла в себе смелость сказать, как это сложно.
Когда ученики сообщили о том, что справляются с полётом в воображаемом тоннеле, Регина продолжила объяснение:
– Я буду называть фигуры, а вы будете запоминать и сообщать мне и друг другу, что вы увидели в тот момент, когда мой голос прервал полёт. Даю вам две минуты для начала разгона.
Она сжала в руке секундомер.
– Круг!
После фигур последовали числа. Только их обозначали не арабскими знаками, а точками, выстроенными в определённом порядке. После дюжины первых занятий Регина разрешила Элизе помогать себе и остальным ученикам музыкой. Оказалось, что под живую мелодию проще летать по тоннелям.
Через неделю после урока Санди подошла к Регине и попросила о разговоре наедине.
– Есть что-то, чего ты боишься?
Девушка смутилась.
– Ты можешь ничего не говорить. Я и так знаю, что этот вопрос волнует кое-кого из вас. Уже волнует, – учитель вздохнула, – Мне было бы тоже приятно увидеть сейчас рядом своего мужа, но такова программа, так что придётся потерпеть. Если в других классах вам позволят привести на занятие ваших близких, женихов, невест или просто любовников, я не скажу, что это плохо. Вот ведь Лёська, же с нами, скажите вы. Но Лёська кот, всего лишь кот, хотя от этого не меньший друг нашей Элизы Делайт.
Она помолчала.
– То, чему я вас учу – это основы дружбы. Если у неё вообще могут быть основы. Но дружба значит мало без взаимопонимания. Вам предстоит самим научиться этому и научить этому своих любимых. Если вы сумеете сделать это, ваши взаимоотношения будут гораздо глубже, чем просто дружба, но в основе они будут именно ею. Поверьте, самое ценное в том знании, которое я вам передаю это то, что вы его поймёте, и оно станет неотъемлемой частью вас самих. И если вы захотите, то сможете поделиться знанием с близким. Это экзамен по моему предмету, который вам предстоит сдать. Сдавать придётся не мне. Самим себе.
Санди заворожено смотрела в глаза учителю, не в силах оторваться. Не меньшее внимание проявляли и остальные ученики.
– Если кто-то из вас уже начал пробовать это с теми, кто вам особенно дорог, я только порадуюсь, – она заметила, как Санди сглотнула, а Макс покраснел и отвернулся, – Но у меня на уроках вы будете в таком и именно таком составе.
– Но если у нас с Хелен возникнут вопросы, мы сможем подойти к вам? – набрался смелости и задал вопрос Макс.
– После того, как я закончу курс. Может быть, вы получите ответы позже. Я никогда не откажу вам в помощи. Никому из вас. Но всему своё время, мои дорогие.
Однажды после занятий Санди и Элиза пошли в гости к подругам, а Макс уехал с родителями Хелен на городскую ярмарку. Тима задержался на площади возле храма, он нерешительно переминался с ноги на ногу и уже догрызал второе кислое яблоко, сорванное с дичка на околице.
– Ты там долго стоять будешь? – спросила Регина и вышла из-за колонн.
– А вы меня видели?
– Это было не обязательно. Весь день ты сидел, так, словно тебя, прости за сравнение, на ежа посадили.
Тима рассмеялся.
– Да, наверное, вы правы. Уж чувствовал я себя точно, так как вы говорите. Я об этом и пришёл поговорить.
– Пришёл, так проходи, – Регина поманила его внутрь храма.
Пространство между колонн, которые, как знал Тима, являлись одновременно и стенами, было разделено всё теми же циновками. Простая конструкция, практичная. И не беда, что не дотягивает до архитектуры. Но когда Регина касалась пальцами плетёных занавесок, раздавалось мелодичное шуршание. Тима подумал, а учитель как будто прочитала его мысли.
– Похоже на то, как она поёт, правда? Мне очень нравится её музыка. Если бы найти мастера нот, записали бы. А, впрочем, – она отмахнулась, – захочет, сама изучит нотную грамоту, когда подрастёт. Ей ведь только пятнадцать, да? Как и тебе. Вы младшие в группе, я правильно понимаю?
Тима кивнул.
– Ну, чем раньше, тем лучше я считаю. Ещё три года тому назад не было курса холистики, пока медиум Лестер не написал свой знаменитый труд о синтезе запада и востока. Я понятно говорю? Вот тебе чай, чтобы было вкуснее понимать, – Регина усадила паренька за скромный стол, на котором лежали книги и письменные принадлежности, сама же села напротив, – Без синтетического обоснования совет медиумов не одобрил бы программу. Но, как видишь, получилось. А потом прибыли беженцы из других стран, те, которые спасались от водорослей. Тогда уже никто не сомневался – нам нужен этот предмет. Между западом и востоком до Утра Смерти было столько различий, что теперь трудно представить. Однако, – она перевела дыхание и поднялась из-за стола, – Теперь это отражено даже в нашей государственной символике. И в центре фигура, которая объединила стороны света – раньше её бы назвали инь-янь третьего тысячелетия, мы же просто говорим "союз". Но ты ведь пришёл сюда не за этими разъяснениями?
Тима кивнул, заворожённый голосом учительницы. Регина наполнила прохладным чаем чашку и протянула гостю.
– Знаешь, Тима, иногда я пишу стихи, когда есть настроение. Вот одно, например:
Дотянись до небосклона
Там в бездонной пустоте
Звёзды сотканной колонной
Млечный путь ведут во тьме
В хороводе искр хрустальных
С тихой песней на губах
К ярким звёздам дальних далей
Я пойду с тобой в мечтах.
– Мне самой очень нравится, хотя я знаю, что это не шедевр. Это было очень давно. Была весна, после Утра Смерти прошло пол века. Мне тогда было меньше, чем тебе и Элизе. Девичьи стихи…. Да, много времени прошло. Но знаешь что, – она вернулась к столу и вытащила из ящика дощечку. На ней почерком Санди было написано.
О солнце в душистой траве
О колючем пении кузнечика
Убежишь, прибежишь и расскажешь мне
Пушистый мой человечишка.
Мокрым носом сквозь пальцы потянешься
Коготками о платье цепляясь,
Ты мурлычешь и мне улыбаешься
Заигравшись, не больно кусаясь.
Побеги, поищи, слышишь шорох у ног?
Я по тонким травинкам в меху
Буду знать, где ты был, мой пушистый дружок
Будто рядышком пробегу.
– Но вот так мне никогда не написать, это так легко, так просто, – она сглотнула подступивший к горлу комок, – Сперва я подумала, что Санди, но ведь ты знаешь, что это не Санди? И Элизе будет трудно выучить ноты, если ты ей не поможешь.
Тима ахнул.
– Вы знаете?! Она это так тщательно скрывает! Даже мы иногда забываем, – парень покраснел, и веснушки на лице стали заметнее.
Регина рассмеялась и потрепала его жёсткие волосы рукой. Рука благоухала растительным бальзамом.
– У меня тоже были сомнения. Я даже как-то подумала, что Элиза просто не умеет писать. Такое бывает, но я не стала обращать внимания. Этому легко научиться. Хочет тихо диктовать Санди, чтобы та записывала, пусть диктует. Для моего курса это не важно. А когда увидела забытую на парте дощечку, задумалась. Потом прочитала это стихотворение и поняла, кто автор. Ну и следом поняла многое другое. Ты ведь заметил, что в нём нет ни одного зрительного образа?
– Да, учитель, Регина, я так рад, что вы поняли меня. И главное, поняли её. Но я хочу ей помочь. Показать ей кое-что. Научить видеть то, что вижу сам. Ведь это возможно? Вы как-то говорили.
Регина улыбнулась, и пристально посмотрела на Тима. От долгого и вдумчивого взгляда он смутился сильнее, хотя и так не знал, куда деть свои руки. То ставил чашку на стол, то брал обратно в руки.
– Это очень близко и сложно, если ты понимаешь, о чём речь. Но, мне кажется, понимаешь. Иногда нет смысла озвучивать всё на свете. Достаточно понимать. Мне кажется, я тебя поняла. Но успех будет зависеть лишь от того, как ты понимаешь себя.
Парень в недоумении наморщил лоб.
– Хм, – вздохнула Регина, – Не бери в голову. Ты пришёл ко мне за помощью, и я тебе помогу.
Им оставалось всего несколько занятий. Ученики уже умели сближаться настолько, что едва не читали мысли друг друга. Их взаимопонимание стало на порядок лучше, чем было до приезда учителя холистики.
– Знаете, я расскажу вам историю из прошлого, – Регина сидела на омытом морем стволе дерева и смотрела на учеников – они расселись на песке с дощечками в руках. – А то всё пишете и пишете. Жили-были два товарища. Один попросил у другого помощи. Не по важному делу, по пустяку. Однако, то дело, о котором он попросил, было профессией другого товарища, ей он зарабатывал себе на бытовые блага. И в ответ на просьбу товарищ сделал ровно столько, сколько его попросили, но не больше, хотя умом понимал, что его просят о большем. Теперь скажите мне, что вы об этом случае думаете?
Макс поднял руку и произнёс:
– Они не были холотропными, поэтому тому, кто просил, следовало как-то более детально попросить, я так думаю.
Санди перебила его:
– Да нет же, всё дело в том, что это так называемое профессиональное занятие одному из них ужасно надоело и он, как не трудно ожидать, решил сделать его быстрее.
– Но это же его друг! – запротестовал Макс.
– Какой же друг без холотропии? – крикнула в ответ Санди, – Это не дружба, а папье-маше!
– Тихо, – вразумила спорщиков Регина, – Без холотропии дружба может быть, просто она отличается. Надо помнить об этом. Вы же дружили до того, как я приехала.
Она кивнула Тиму.
– Мне кажется, что в тот момент, когда он так поступил, он дал понять своему другу, что тот ему чужой. Наверное, так было нужно по правилам, они просто так жили.
Он замолчал и посмотрел на Элизу.
Девушка сидела, поглаживала Лёську и тихо плакала. Все почтительно ждали, так как чувствовали – она скоро успокоится.
– Они… – Элиза сглотнула, – Если бы они понимали, что нельзя быть такими разобщёнными, то ни один из них не поступил бы так, а постарался бы дать другому столько, сколько только можно дать. Но этой отзывчивости и открытости не было. И вот результат – Утро Смерти. Господи, мне их так жалко. Они несчастные уроды. Инвалиды, которые не знали своей ущербности. Если бы я только могла им помочь.
И Регина, и ученики надолго погрузились в молчание. Лёська спустился с колен и обошёл каждого, мяукал и ласкался, будто пытался успокоить.
На предпоследнем занятии Регина собрала ребят и сказала, что покажет им одну технику, которая, теперь им будет доступна.
– Элиза, Тима, разгон.
Двое подростков легли рядом: головой к голове, но не касались друг друга. По команде Регины они "полетели по тоннелю". Прошло несколько минут.
– А теперь, Тима, наклонись к Элизе. Так, нет, не так. Просто перевернись и наклонись сверху. Прикоснись веками к её векам.
Тима перевернулся. Но успел открыть глаза и заметить.
– Продолжай, Тима! – повысила голос Регина.
– Но, – вырвалось у Тима.
– Продолжай, пока разгон не остыл!
Тима коснулся веками закрытых глаз Элизы. Он боялся, что в нос попадут волосы, но этого не произошло. А в следующий миг Элиза оттолкнула его и вскочила. Она растеряно крутила головой. Слепая девушка пыталась понять, что происходит, но яркий образ удивил её.
– Лёська! Что же ты негодный! Где ты так извозился, – она произнесла слова и замерла, ещё не поняла, но уже почувствовала, что на миг, на краткий миг увидела Лёську глазами Тима.
Все ученики как один замерли в изумлении. А Лёська, перемазанный оранжевой гуашью, как ни в чём не бывало, тёрся спиной о мантию Регины, которая сидела на ступеньках храма.
– Мы его сейчас отмоем, – тихо сказала Регина, – Это просто гуашь.
На последнем занятии Регина разрешила Тиму и Элизе сидеть вместе. Между молодыми людьми появилась совсем иная связь, которую трудно было скрыть от самих себя и тем более от окружающих.
– На прошлом занятии я показала вам, какой может быть близость с дорогим человеком.
Лёська замурлыкал сильнее, словно речь шла о нём.
– Ты тоже молодец, – усмехнулась Регина, – Я специально придумала этот сильный сигнал, чтобы продемонстрировать то единство, которое раньше в восточных практиках достигалось лишь тантрическими упражнениями. Ну, когда вы захотите их испытать на себе, просто заходите в библиотеку храма, Леон вам даст эти книги. Хотя молоды вы ещё, конечно. А, впрочем, что я говорю, теперь другое время, к тому же, то, что я вам показало, гораздо сильнее тантры. Просто поверьте. Захотите проверить, проверяйте.
– Верим, – кивнули ученики.
– Ну, вот и всё. Мой курс завершён. Я больше не задержу вас. Чуть позже мы сходим на море, если вы не против. Искупаемся напоследок. Мне пора в путь. К тому же хочу посмотреть на яхту, которую доделал Тима, и к которой Санди вышила парус с дельфинами. Покажете мне вашу яхту?
Санди и Тима согласно кивнули.
– Остался последний штрих. Тима, прочитай, пожалуйста, это стихотворение. Вначале можешь про себя, а потом вслух.
Учитель передала пареньку дощечку.
Там было написано:
В созерцании – свет.
В созидании – музыка
В поэзии – форма.
Тима поднял голову и сосредоточенно взглянул на Регину. Потом медленно повернулся к Элизе. Девушка почувствовала взгляд и доверчиво улыбнулась. Парень тихо вздохнул, опять посмотрел в глаза учительнице.
Учительница видела – в его глазах появилось начало глубокого понимания. Но это была лишь первая ступень. И они на ней уже стояли.
Он прошептал:
В ощущении – тепло.
В созидании – музыка.
В поэзии – форма.
Регина перевела дух.
– Молодец, Тима. Ты сдал этот экзамен самому себе.
Родное небо (девятая новелла)
Союз Юга, остров Ниххон, 115 год после Утра Смерти.
Под ногами дрожал металл.
Его дрожь – как обещание: скоро.
Скоро рукотворная птица коснётся земли.
Нетерпение вперемешку со страхом. Именно так ощущал себя Станислав. И в этих чувствах он был не одинок.
Их пятеро.
Они идут в неизвестность.
Остров Ниххон встретил пришельцев тишиной. После полёта казалось, воздух не то гудел, не то шипел, но на самой границе слышимости. Пандус опустился, пять пар ног в окованных металлом сапогах застучали по гофрированной поверхности.
– Слава, смотри на правый край, – предупредил Станислава Ральф.
И Станислав смотрел, а как же не смотреть?
Его сектор оказался справа. Татьяна держала правый тыл. Ульрик и Эсса слева. Ральф посередине.
– Чисто пока. Мёртвая территория, – доложил по рации Ральф.
Пилот конвертоплана принял сигнал и заглушил двигатели.
– Не зевайте, надо осмотреть окрестности и убедиться, что место посадки в безопасности, – одёрнула всех Татьяна.
Они и правда едва не зазевались.
Вокруг было на что посмотреть. Даже им, пришельцам, которые давно привыкли к причудам Флоры.
Если особо не приглядываться, Флора похожа на мох, который селится на старых стенах, обветренных непогодой и временем. Вокруг места посадки просирались руины, покрытые этим самым "мхом". Но "мох" шевелился. Словно месиво странных серо-зелёных червей.
Станислав сглотнул. Станислав ни разу в жизни не видел настоящей Мёртвой территории, он видел всё это впервые, ему было трудно смотреть.
Пока в Союзе Юга как-то сдерживают Флору, а раньше её звали Липкой заразой. После взгляда на шевеление вокруг Станислав готов был поклясться: те, кто назвал её Липкой заразой, были тысячу раз правы.
Станислав с трудом прогнал тяжёлые мысли – сейчас не время и не место. Какой бы полезной для планеты Земля Флора не была, как бы не крепка была странная, едва уловимая связь его семьи с этой Флорой, Станислав понимал – она Зло.
Флора тянулась к ногам, но дюраль на обуви пришельцев был ей не по зубам. Хотя какие могут быть зубы у водорослей, усмехнулся Станислав.
Они сделали первые шаги прочь от конвертоплана.
– Надо было распылить перед посадкой, – проворчал Станислав и снял с плеча автомат.
Вместо подствольного гранатомёта – две канистры. Одна с химией против флоры, другая с зажигательной смесью. Он с хрустом сомкнул на стволе перчатки в металлической оплётке: рычаг на синюю метку, палец на курок.
Струя белой химии ударила во Флору, водоросли съёжились и отступили прочь.
– Прекрати, – остановил его Ральф, – Мы не знаем, как она отреагирует.