По краю зрения мелькнули быстрые тени, но Чарли не мог рассредоточить внимание повсюду. Он замер посреди пустого пространства, отчётливо видный в алом пальто с неправильными пуговицами. Беззащитный и сосредоточенный на мысли, что сейчас он – отличная цель для стрелка.
Отчаянно хотелось сунуть руку в карман и нащупать старое, обтёртое тепло близкой вещи, игрушки, чудом спасённой там, под обстрелом. Вот бы дотянуться и занять себя самообманом, на секунду возвратиться памятью в туда, тогда, где он один и никому не нужный, маленький.
"Это равнозначно смерти", – одёрнулся Чарли, медленно шагнул лицом на темноту, откуда физически высверливал взгляд. Человек с пятном поднял руки вверх.
Темнота сместилась плотностью и отсветом, и выступила ближе человеческой фигурой с автоматом, поднятым, нацеленным прямо. Чарли рассмотрел фигуру незнакомца – тонкая и невысокая, совсем не такая, как у бойцов в отряде. Откуда-то сверху блеснул нечаянный луч, выхватил из тьмы фигуры два коротких росчерка – глаза.
Глаза смотрели поверх тяжёлой протяжённости ствола, в них было удивление, сосредоточенный и злой вопрос, как будто незнакомец колебался – кто перед ним – друг или враг?
Чарли хотел сказать словами или жестами: "я безоружен, я не враг", но не успел.
Из бокового зрения метнулись быстрые тени. Он не успел понять, что происходит, а какое-то наитие, инстинкт, толкнули его вовсе не туда, куда звучал приказ на родном языке.
– Чарли, ложись!
Он шагнул вперед, и встал спиной к незнакомцу.
Заслонил от возможной угрозы.
Выстрел.
Не прозвучал.
Люк длинно выругался, и Чарли мог бы поспорить – сейчас он готов нажать на курок, и не важно, кому достанется дробь.
– Придурок! – выкрикнул лысый боец, а за спиной у Чарли сдавленно звучала схватка. Она продолжалась недолго: лейтенант выволок на обозрение врага. Оглушённого ударами, покорного, безоружного.
– Арни, помоги связать, – командир недовольно посмотрел на Чарли, – Ты что творишь?
– Я испугался.
– Врёт, я видел, как он заслонил.
– Молчать! – лейтенант прервал лысого и снова уставился на Ватсона, – Ну?
– Я испугался, вдруг вы его убьёте. А мне так грустно, и не с кем играть.
– Не с кем играть? – переспросил Люк и громко захохотал.
Через секунду фермер подхватил его смех, и даже мрачный лейтенант не выдержал, улыбнулся.
– Слушай, ну ты реальный фрукт, реальный, – Люк отсмеялся и пригрозил ему пальцем, – Всякое я видел и слышал, но чтоб такое.
– Арни, не стой как идиот, – снова рявкнул лейтенант, – Помоги её связать, а то еще вырвется.
Чарли не сразу понял подтекст разговора, а когда осознал и сопоставил то, что видел в книгах на картинках и то, на что смотрел сейчас, от стыда и смущения покраснел до покалывания на лице. Подумал, стоит ли им объяснить, что он совсем не то имел в виду, и даже не понял, над чем они смеются. "Я не нормальный, – растерянно метался мыслями Чарли, – От сублимации, от изоляции, да от чего угодно. И всё же".
Он подошёл поближе к пленнице и заглянул ей в лицо.
Он увидел большие тёмные глаза на мягкой, гладкой коже, длинные ресницы, слегка широковатый нос и полные, призывно приоткрытые губы. Её лицо, не по-мужски округлое и нежное, почти не портил темный кровавый подтёк – след от удара. Чарли невольно подумал: "У неё тоже есть пятно на лице".
И тут же с ужасом, с необъяснимой скованностью вздоха осознал – красивее лица он в жизни не видел, и с этого момента он хотел бы постоянно лицезреть прекрасного врага, незнакомку. Быть рядом, играть, и не только играть. Что в этом плохого и страшного, и главный вопрос: что в этом смешного?
Девушка подросток безвольно висела на руках бойцов, и пока Арнольд крепко связывал ей запястья, лейтенант смотрел то на неё, то на Чарли.
– Рядовой Ватсон, я знаю, о чём ты думаешь. Так вот, "играть" с ней я не позволю.
– А мне позволишь? – усмехнулся Люк.
Лейтенант потянулся рукой к кобуре, и лысый боец тут же отступил назад, замотал головой:
– Да что ты, Митчел, я же пошутил.
– Давайте-ка сюда, – из темноты раздался голос Стэнли.
Оказывается, всё это время разведчик прочёсывал лагерь, выискивал врагов. "Всё время, – нахмурился Чарли, – А сколько времени прошло на самом деле? Минута, две, пять"?
– Как он сказал? – переспросил Стэнли и громко прочистил горло, – Кхм-кхм, играть? Хм, ну да, теперь ему найдётся с кем играть.
Он поднял полог тента, отступил назад, и дал посмотреть в полутьму, подкрашенную синеватым светом фонаря. Чарли заглянул в палатку вслед за лейтенантом.
Оттуда на бойцов смотрели несколько пар детских глаз.
-
Минуты и часы он воспринимал как кино не в фокусе – невнятной, туманной и пёстрой последовательностью действий без участия зрителя. Чарли смутно помнил, как детей вывели на улицу, пересчитали и убедились, что все безоружны. Самым взрослым, подросткам десяти-двенадцати лет, связали руки. Потом всех детей собрали в одной палатке, Арнольд встал на страже.
– Да всё равно они не убегут, – махнул рукой фермер, – Куда им бежать? Холод собачий, темень.
Ко времени, когда лейтенант раздал все приказы, отправил бойцов на посты, небо начало сереть рассветом. Они вдвоём со Стэнли присели возле костра и подтащили туда пленницу. Чарли остался сидеть в стороне, но с девушки глаз не сводил.
И слушал.
Командир не то чтобы не знал, какое поручение дать рядовому Ватсону, он сомневался, вдруг тот наделает глупостей, ухудшит ситуацию, которая и так хуже некуда.
– Теперь поговорим, – сказал Дональд Митчел, после того, как кривоносый дал девушке пару пощёчин и привёл её в чувство, – Стэнли, переводи.
Лейтенант начал допрос, и по отрывочным словам, по фразам на двух языках вперемешку, Чарли узнавал реальность заново.
Сержант по имени Дора четвёртый год служила в Единой Армии Южных Штатов. Чарли удивился, при чём тут американцы, но скоро вспомнил – Индия тоже когда-то делилась на штаты. Переселенцы прибыли в Австралию со всем, что удалось спасти в родной земле – не только с пушками, снарядами, но так же со своими семьями, с детьми. В последние месяцы армию сильно потрепали австралийцы, и тем и другим уже не хватало людей, оружия, техники. Многие понимали, насколько бессмысленна война на истребление, но просто понимания не хватит враз остановить однажды заведенный механизм. Страх, боль и желание мстить нарастали, пересиливали здравый смысл. Припасы таяли, и командование приняло решение форсировать войну, пойти на сомнительные сделки с отдельными группами сопротивления. В надежде отыскать убежище для женщин и детей индусы стали заселять заброшенные города.
– Так, получается, они тут просто ждут, когда вернётся боевой отряд, отправленный вот в этот город? – лейтенант указал какую-то точку на карте, и Стэнли перевёл вопрос.
Дора согласно кивнула.
– Врёт или нет, вот вопрос, – поморщился Стэнли, – До туда, в принципе, не далеко, дня три пешком, но по такой погоде они и правда могли заблудиться.
Лейтенант молчал над картой, думал. Стэнли наклонился поближе к Митчелу и зашептал.
– Уйдём сейчас, они своих на след натравят. Или они уже нас выслеживают, ждут, не подойдёт ли ещё кто. Я думаю, пришить их всех, и дело с концом. Навяжут бой – попробуем отбиться. Ты слышишь, если мы их тут положим, никто нас не выследит. А, командир?
– Я пока не решил, – мрачно откликнулся Митчел, – отведи-ка её в палатку и следи, чтоб не сбежала. Подождём до темноты. Тут можно окопаться, а по своим они не станут бить миномётами.
– Как знаешь, лейтенант, – пожал плечами Стэнли. Он даже не пытался скрыть недовольства.
-
Костёр дымил и грел неровно, лениво. Чарли подсел поближе к огню, и не успел подумать, что и тут довольно зябко, как Арнольд окликнул лейтенанта.
– Донни, дети совсем замёрзли.
– Замёрзли? – переспросил лейтенант и покосился на Чарли, – Ну так тащи их сюда. Ватсон, не сиди без дела, подкинь-ка веток, а то костёр вот-вот потухнет.
Чарли с радостью пошёл к неровному тенту, где лежал запас хвороста, а когда вернулся к огню, встретил множество испуганных и удивлённых взглядов. При свете дня и отблесках костра дети разглядели и пятно на лице, и необычное алое одеяние. "А может быть, на самом деле всё не так, – с неподотчётной дрожью подумал Чарли, – У них там в индии носят яркие одежды, сари, камисы. Точнее, носили. А сейчас? Они одеты не пойми во что, в такую же рвань, как я сам был одет несколько дней назад. Тогда я был один, но вряд ли замечал, насколько одинок. Сейчас я жду предлога оказаться нужным, как голодный пёс у человечьего жилья. А они? О чём думают они? Вот взять, к примеру, этого мальчика, ему, наверное, столько же лет, сколько и мне было тогда, когда они, взрослые, начали войну и бросили меня. Но их никто не бросил, если Дора не лгала, за ними придут, уведут в убежища, спасут от голода и холода. Мне хочется в это верить, и я знаю, так и будет, взрослые из кожи вылезут вон, чтобы так и получилось, но разве они это могут понять? Вот этот мальчик, что он понимает?"
Чарли бросил хворост в костёр, пошевелил огонь палкой, подул на пламя, а потом присел напротив мальчика-индуса.
Он ничего не говорил, не улыбался, не хотел показаться всесильным и смелым.
Чарли сунул руку в карман и вытащил оттуда старого, истёртого, бесцветного и рваного по швам медвежонка. Игрушку, с которой он провёл долгие годы в одиночестве. Ребенку не обязательно брать её в руки, он и так понимает, он видит. Он безошибочно распознаёт игрушку, которая долго и счастливо жила в чужих руках. Наигранная, полная живой души игрушка.
– Возьми, – он протянул медвежонка мальчику и крепко держал, пока не почувствовал, как детские пальцы схватили игрушку в ответ. И мальчик в страхе отпрянул.
Чарли улыбнулся и опять пошевелил ветки в костре. Когда он снова посмотрел на мальчика, тот подобрался чуть поближе. Ещё один ребенок, девочка, нерешительно ёрзала на месте, но он ей кивнул, и она тоже приблизилась.
– Тут холодно, да? – он знал, что им непонятны слова, но он говорил не только словами, – Хотите, я расскажу вам сказку?
Если бы в тот момент Чарли обратил внимание на то, что происходит рядом, у взрослых, он мог бы сильно удивиться. Ему было всё равно.
А взрослые молчали.
И слушали сказку.
-
– Что он делает?
На ломкий, неумелый выговор английских слов Чарли вздрогнул и обернулся. От удивления слова застряли в горле. "Она говорит по-английски? Но как? А почему бы нет? Стэнли бегло изъясняется на хинди. И лейтенант. Дайте мне время, я тоже выучу, смогу, обязательно!"
Чарли безмолвно, одним только взглядом выразил желание стать ближе обладательнице тёмных глаз, длинных ресниц, смуглой кожи. Секунда за секундой длились, и она смотрела, и во взгляде переменчиво перетекали выражения ответа: омерзение, когда она сочла его внимание за похоть, удивление, когда она поймала его стыд и смущение. Интерес сменился жалостью, едва она сумела оценить его по-своему, по общепринятым, понятным меркам: перед ней убогий, ненормальный человек.
Чарли понял её взгляд по-своему. Прочитал там что-то нежное и доброе, похожее на снисхождение и материнскую заботу. Да, так иногда смотрела на него далёкая, забытая женщина, по привычке именуемая "мамой".
Несколько секунд они разговаривали взглядами, но лейтенант их прервал:
– Чарли рассказывает сказки. Дети любят сказки.
Он специально вытащил Дору на допрос, пока дети сидели у костра. И не случайно стал выпытывать нужные сведения на хинди. "Арнольд будет наблюдать со стороны, – сообразил человек с алым пятном, – напуганные подростки станут жадно вслушиваться в каждое слово. Дети отзовутся на любую ложь, произнесённую пленницей. Младшие могут сболтнуть, просто чтобы показать, какие они взрослые. Да, лейтенант Митчел знает своё дело, и выведает всё, что нужно. При таком-то живом детекторе лжи. Но вот вопрос".
Он мысленно не досказал вопрос, когда ребенок боязливо тронул его за рукав. Они ждали продолжения сказки. И Чарли вновь заговорил о приключениях Дороти.
Вопрос продолжал его преследовать, он пробивался изнутри сознания и там же проступал неуправляемым, немыслимым ответом. Не будь вопроса и сомнения, всё было бы иначе, проще. Вопрос возник, и Чарли сравнил его с прозрением. Трудно, но можно достичь, а если достиг, то обратно не вырвешь, не сотрёшь, не отключишь.
Он сбился с нити сказочной истории, дважды или трижды вместо Дороти произносил имя Дора.
Дети смеялись не только тогда, когда он путал имена, но и тогда, когда в повествовании происходило что-нибудь смешное. Он удивлялся, как это возможно, ведь они не знают языка, не понимают по-английски. Потом он вспомнил вычитанный тезис: дети могут многое понять без слов.
Он отворачивался в сторону от Доры, сам оправдывал себя: ему так трудно думать. Он стеснялся и украдкой улыбался потому, что видел её робкую ответную улыбку.
Лейтенант напряжённо молчал. Он сомневался.
-
Не прошло и часа, как Дональд Митчел принял решение. Он приподнялся от земли тяжёлым, неестественным движением и в этот миг стал похож на живую каменную статую, готовую взорваться от бомбы, заложенной где-то внутри. Его лицо изобразило честное сомнение, не телесную, но тем не менее мучительную боль. Не столько от того, чем или кем он собирается пожертвовать. По большей части он терзался от бессилия, потери контроля над ситуацией и над судьбой вверенной группы. Он вынужден пойти на этот шаг, и кроме Чарли некому исполнить заветную роль.
Чарли всё понял, едва над ним нависла тень лейтенанта.
– Рядовой Ватсон, подъем.
Чарли встал.
– Иди за мной.
Автомат не на предохранителе, заметил Чарли. Митчел держал оружие на плече, на ремне, он обхватил рожок и ствол до белизны костяшек пальцев. Арнольд нахмурился и сделал шаг навстречу лейтенанту, но Митчел тихо покачал головой: "не надо, я его не трону".
– Ты ведь уже понял, о чём я попрошу тебя, да?
Голос лейтенанта еле заметно дрожал. То ли от мысли, что его судьба в руках непонятного отшельника, то ли взрослого, то ли ребенка, то ли сумасшедшего, то ли мудреца.
– Нет, – солгал Чарли.
– Слушай, дай нам три часа, а дальше делай, что хочешь. Карту я тебе не оставлю. Улизнуть и сам сумеешь, я в тебя верю. А то подумай, может тебе лучше с ними, – лейтенант кивнул на детей у костра, – Кто его знает, кто победит?
– Если войну не остановить, кто бы ни победил, он ничего не сможет сделать. Весь мир там, над экватором, в руинах, а вы тут грызётесь.
– Ты говоришь, как шутист, – скривился Митчел.
– Я с ним не согласен.
– Твоё право, и я считаю, в этом ты прав. А так, по сути, ты беспомощный идеалист.
"Как бы не так", – подумал Чарли.
Он осознал ответ на мучительный вопрос: кем быть, с кем остаться. Но если лейтенант его раскусит, всё может сорваться. Вряд ли он поймёт или одобрит. А впрочем, кто знает?
Чарли стоял, молчал и ждал.
Лейтенант протянул ему оружие.
– Стреляй в воздух, и кричи погромче. И с девки глаз не спускай, и если вздумаешь, – он усмехнулся, – Ну ты понял, если хочешь приключений, то подожди три часа, а дальше – что хочешь, то и делай. Смотри, тут всё просто: нажимай на курок, понял?
Чарли взял оружие, повесил на плечо, перетянул поудобнее, так, как носил лейтенант.
– Вот и славно, Ватсон. Не держи зла. Знаешь, если все пойдём, то нас догонят и добьют, а так и у тебя, и у нас будет шанс. У тебя, кстати, шанс по-вкуснее, вон как они рты разевают на твои россказни.
Чарли продолжал молчать, а лейтенант ещё не понял, что случилось. Он сделал шаг к костру, потом обернулся, жестом поманил за собой человек с пятном, но замер с поднятой рукой. В горле Митчела мгновенно пересохло.
– Эй, ты чего?
Ствол автомата тёмным, кровожадным жерлом смотрел ему в грудь.
– Нет, – громко выдохнул Чарли.
Лейтенант шагнул к нему, но Чарли мгновенно сдвинул ствол, нажал на курок, и в следующий миг ему почудилось, что сердце пропустило положенный такт. От грохота и жгучего удара гильзы он едва не потерял сознание, но выстоял, сообразил и ухватил оружие удобней, чтобы гильзой не попало и с оглядкой на отдачу. Почти интуитивно перевёл рычаг в положение "очередь".
Лейтенант, лицом бледнее снега наклонился к земле и беззвучно шептал какие-то слова. Смотрел туда, куда ударила пуля. В грунт. В полуметре от его ноги.
Он понял – Чарли не промахнулся.
– Ватсон? – изумлённо прошептал лейтенант. Он захотел напасть, отнять оружие, но оценил, как Чарли держит автомат с учётом возможной отдачи.
– Хватит, – заговорил человек с пятном, – Надо закончить. Они не хотят воевать.
Он кивнул на детей, потом на бойцов-австралийцев.
– И ты не хочешь. Но вы привыкли. И первый, кто опустит ствол, получит пулю. Это аксиома. Эй, сержант Дора, ты слушаешь меня? Слушай, я и для тебя говорю. Стэнли, не надо трогать автомат, я успею нажать на курок, но я не хочу никого убивать. Лучше переводи ей, вдруг не поймёт.
Стэнли вопросительно взглянул на лейтенанта, но командир молчал.
– Не вздумайте мне мешать. Буду стрелять в любого, кто попробует. Хоть одного, да пришью, подумайте, кому охота. Люк, тебе? Или тебе, седой? Я не прошу идти за мной, я прошу не мешать.
– Да уходи, кому ты нужен? – обозлился Люк.
– Я уйду не один.
Он сделал шаг к костру, где замерли дети. Младшие смотрели, слушали, не понимали, а старшие просто боялись. Случайный выстрел в ноги лейтенанту никого не напугал. В чужой земле они наслышались и не такого. Одна девочка сдавленно всхлипывала, но не ревела в полный голос.
Чарли властно кивнул мальчишке с медведем. Тот понял, и передал игрушку девочке.
– Они пойдут за мной.
– Куда, Чарли? – проговорил ошеломлённый старик.
– В город. В какой-нибудь, не важно. Подальше отсюда. А вы тут воюйте, мы переждём. Может, после вас ещё что-то останется. Хватит построить новый мир. Не по душе мне этот нигилизм, но по-другому, получается, нельзя. Эй, Стэнли, не зевай, потом поймёшь. Переводи, давай, живо!
Чарли говорил. Он иногда сбивался, путался, оправдывался в том, какой он, может быть, никчёмный, конченный идеалист, но время встало в точке, и по-старому теперь никак нельзя. Опасно для детей? Не безопаснее, чем тут. А там он выживал за годом год, и выжил, пока был один. Чудо? Возможно. Он теперь многое знает, он научит их, защитит. Но если кто-нибудь посмеет помешать, то будет очень-очень плохо, очень больно.
Он говорил понятно и не очень, старался проще и доходчивей, чтобы даже маленькие слушатели хоть что-то поняли, пошли за ним по доброй воле, а не под прицелом автомата.
Он кончил, опустил автомат стволом в землю, потом подумал и стянул его с плеча.
– Я жду, кто со мной?
Стэнли перевёл его слова. Никто из австралийцев не сдвинулся с места.
Чарли поискал ответа на вопрос во взгляде Доры. Что-то блёсткое, тонкое сверкнуло в уголках её глаз. Одним дыханием, беззвучно, бессловесно она выбросила ему в душу слово "да" и он отсюда видел – она ему поверила. Сейчас она готова, как они, пойти за ним, она не хочет воевать. От взгляда Доры всё внутри перевернулось, Чарли вздрогнул, когда прилетел неожиданный и лёгкий ветер.