– Только одной великой реки – Волги. – Истинные угреши, помнящие родство.
– Да это у тебя столь серьезно… – задумчиво проговорил Иван, разглядывая карту.
– Да, как видишь, – с достоинством ответила Делла.
– Женщины как правило не читают карты.
– Я не из их числа.
– Одного не пойму. Мать рассказывала и об отце, и о дедах обоих. Никогда не упоминала, что они были рыбаками.
– При чем тут рыбаки?
– А зачем же угреши селились вдоль течения? Может, они бурлачили?
– Ты и этого не знаешь? Иван, не помнящий родства.
– Ну, просвети.
– Дело в религии. Согласно одному из древних текстов, в момент времени, который христиане называют Вторым Пришествием, по великой русской реке проплывет Амамутя и простит всем нам наши грехи. Сказано: "он будет в ладье, которая плывет по синей реке как огненное солнце плывет в небесах, с ним будет девушка с небесными глазами и верный пес Барабан…"
– Точно, как мы! – пошутил Иван.
– Точно! – отозвалась Делла.
– Да и глаза у девушки голубые.
– И с нами Барабан, – сказал Делла и погладила пса по холке.
Иван и представить себе не мог в тот момент, насколько серьезны эти слова.
Первая встреча с угрешами
На реке никому ни до кого нет дела. На реке ты в гуще событий и одинок одновременно. И суда, идущие мимо, везущие целые толпы людей, и берега, порой также полные толпы – все это кажется лишь изображением на стене туннеля…
Деревня, обозначенная на карте Деллы – начальная точка их "экспедиции", находилась в нескольких километрах к западу от устья канала имени Москвы. Придется сделать небольшой крюк против течения, а затем снова вернуться к Дубне.
Иван предвкушал вход в Иваньковское водохранилище, где он сможет поднять, наконец, парус.
– Зачем парус, если есть мотор? – поинтересовалась Делла, когда он сказал ей об этом.
– Не мотор, а двигатель, – ответил Иван. – Ты знаешь, сколько он жрет горючего?
– Ну, как машина, наверное. На сто километров пути…
– Да не на километры здесь считается, а в час. Гораздо больше машины. Она часто идет накатом, по инерции. Либо под горку. А этому, – Иван хлопнул ладонью по крыше каюты, – надо постоянно преодолевать сопротивление воды.
Делла глянула за борт через плечо, блеснув на солнце волосами. Удивилась:
– Вроде, скользит, как по маслу.
– Ха! Это видимость. Чисто мое изобретение. Я придумал совершенно уникальные обводы для моих судов. Вода так отлетает от бортов, что кажется, будто мы идем с гораздо большей скоростью, чем есть на самом деле.
– Опять хвастаешь?
– Да не в этом дело! Это чисто коммерческая идея, чтобы набить цену за эффект. Покупатель, конечно, знает истинную скорость, но видит и саму красоту движения…
– Вот-вот, капиталист несчастный! Не в красоте для тебя дело, а в деньгах.
Иван мысленно махнул рукой. Так и увидел себя машущим, хотя руки спокойно и тяжело лежали на штурвале. И еще он отвернулся, также мысленно. Как убедить эту максималистку, что он совсем не такой, каким она его видит? И красота важна, и творчество, и прибыль. Три ипостаси, которые сосуществует в великолепной мирной гармонии…
Несколько позже он представил, что весь этот разговор мог быть совершенно другим.
– Зачем парус, если есть мотор? – спрашивает Делла.
– А зачем баня, если есть ванна? – отвечает Иван.
Идея идти под парусом Делле явно не понравилась. Вдруг она спросила:
– А какого цвета у тебя парус? Белый, небось…
– Вовсе нет, – ответил Иван. – Он такой же, как палуба и каюта, все цвета нашего "Джинса" в полной гармонии.
– Неужели желтый?
– Совершенно верно.
Это известие почему-то сильно взволновало девушку. Впрочем, она быстро овладела собой и проговорила:
– Красота, должно быть… Не терпится мне посмотреть на наш парус!
Ждать ей пришлось недолго. Выйдя в водохранилище, Иван заглушил мотор. Ветер не попутный, поэтому придется идти с достаточным креном. Он проверил утварь на камбузе, осмотрел каюту, поправил предметы, которые могли свалиться. Впервые понадобилась реальная помощь Деллы: в одиночку собрать и установить мачту было, конечно, возможно, но нелегко.
Иван поставил грот, тот победоносно хлопнул, и катер, который теперь уже можно было называть швертботом или даже яхтой, ощутимо потянуло вперед.
– Фантастика! – воскликнула Делла, глядя на изогнутое, ярко-желтое полотно паруса, которое и в воде отражалось, и лицо девушки окрасило в солнечный цвет.
– Ну, понимаешь теперь, зачем парус?
– Для красоты! – немедленно ответила Делла.
– И для тишины…
Теперь, без постоянного гула двигателя, они слышали лишь шум волн и поскрипывание снастей. Иван отвел яхту далеко от берега, и берег стал синим, дымчатым.
– Куда это мы? – вдруг встревожилась Делла, развернув свою карту. – Ты не забыл про первую деревню?
– Деревня вон за тем мысом. И мы идем как раз туда.
Через полчаса они причалили. Деревня стояла на обрыве, который уже изрядно подъел крайний ее дом. Внизу были мостки для полоскания белья, для рыбалки и лодок. Таковых, правда, не наблюдалось, по крайней мере, живых: одна бурмантовка лежала на дне затопленная.
Еще издали Иван увидел какого-то человека, который спускался по земляной лестнице, часто поглядывая на идущий к берегу парусник. Иван свернул грот и завел мотор, подрулив к дощатому настилу, по другую сторону от затопленной лодки. Нос "Джинса" скользнул по илу и песку. Внутри бурмантовки блеснул золотистым брюхом и быстро перемахнул через борт молодой сазан.
Деревенский житель стоял на причалишке в ожидании, когда ему бросят канат. Приняв его, он привязал конец к свае небрежным бабьим узлом. Вот тебе гостеприимство, совершенно неожиданное для речной деревушки… Иван спрыгнул на скрипучие доски, молча перевязал узел на паловый и только потом подошел к встречающему и протянул руку, назвав свое имя.
Мужик чему-то усмехнулся и представился ответно:
– Гералодад.
– То есть? – не понял Иван.
– Ты говоришь: Иван, а я говорю: Гералодад. Можно Герман или просто Гера.
– Неужели угреш?
– Так точно.
– И что – вся ваша деревня – угреши?
– Нет, двое нас. Я и жена.
Иван посмотрел на Геру с удивлением. Надо же: первый, кто им встретился, как раз и оказался тем, кто был им нужен.
– Так что, заходите. Моя хата как раз с краю.
Повернувшись, он стал подниматься по глиняной лесенке.
– Странное дело, – сказал Иван Делле, прыгнул на палубу и запер каюту.
Девушка, казалось бы, вовсе не была удивлена таким совпадением и также стала подниматься за угрешем, который, как говорится, зверем на ловца прибежал.
В его старой избе, готовой свалиться в реку, жена вытирала полотенцем руки. Она только что достала из духовки большой круглый пирог.
– Мы ненадолго, – сказал Иван, разглядывая ее.
– С рыбой, что только с утра поймали, – флегматично промолвила она.
Сели за стол. Ситуация казалась сюрреалистической.
– Я и поймал, – добавил Гера.
На столе образовалась бутылка водки, большая миска с новорожденными огурцами, что женщина принесла с огорода. Выпили все, в том числе, и Делла. Гера сразу накатил по второй.
– Ничего, у меня их достаточно запасено, – хозяин ободрил, как казалось ему, Ивана, который с беспокойством оглянулся на свою спутницу.
– Я вообще-то за рулем, – напомнил Иван, хрупая огурцом, но в все же потянулся за рюмкой.
– Антиквариат, между прочим, – проговорила Делла, также хрупая.
– Где? – не понял хозяин.
– Да рюмочки эти зеленые. А нет ли у вас, любезнейший, еще каких-нибудь старинных вещей?
– Мы б купили, – сказал Иван.
– Хитрый какой! – заявил Гера. – Купили… Я вам и так отдам.
Иван выпучил на него глаза, не понимая, что за юмор у этого человека.
Женщина тут же встала, ушла в горницу и вернулась, неся на ладони баночку из-под леденцов, что также было антиквариатом в нашем мире. Эти деревенские жители не имеют привычки выбрасывать вещи. Баночка, купленная кому-то на день рожденья в пятидесятых годах, до сих пор исправно служила семье.
Содержимым баночки оказалось ожерелье. Собрано оно было из камушков, именно такого рода, как браслет Деллы и печатка Ивана. Девушка с напускным равнодушием курила, выдыхая дым через нос. Иван видел, как дрожит ее коричневая сигарилья, грозясь осыпать пеплом скатерть.
– Сколько? – спросил Иван, у которого почему-то пересохло в горле.
Гера тихо усмехнулся.
– Да забирайте. Она, – он кивнул на жену, – все равно уже это не носит.
Женщина, как по команде, извлекла из кармана фартука маленький кружевной платочек и завернула в него свое украшение.
Тайнопись
Они вернулись на борт слегка обалдевшие. Барабан, оставшийся за сторожа, встретил их частым стуком хвоста о кормовую банку.
– Не думала, что это будет так просто, – сказала Делла, бесцеремонно разобрав ожерелье и высыпав камушки на платочек.
Она быстро сложила из них композицию, которая читалась примерно так: носительница сего волшебного амулета встретит суженого прежде своих сестер и первой в роду выйдет замуж.
Иван смотрел на нее, не решаясь заговорить о том, что его беспокоило: все думал, что Делла заговорит сама. Нет, не заговорила…
– Тебе не показалось, что эти люди какие-то странные, да и сама встреча?… – наконец спросил Иван.
Делла пожала плечами.
– Люди как люди… Просто обыкновенные угреши.
– С чего это он вдруг под занавес стал рассказывать народные предания?
– Наверное, как угреш угрешам.
– Возможно. Это ты сказала им, что мы тоже угреши? Когда успела шепнуть?
– Я не говорила. А надо было?
– И я не говорил. Просто его самого спросил, угреш ли он… Может быть, рыбак рыбака? Гм, издалека…
Иван задумался. Перед глазами возникла картина: обрыв, дом над обрывом. Гера ковыляет по глиняной лестнице… С самого начала его насторожило одно обстоятельство. Казалось, что Гера на самом деле почуял, что они приближаются, на самом деле увидел их издалека.
Делла игралась с камушками до поздней ночи, складывая их то друг с другом, то с теми, которыми владела прежде.
Иван долго не мог заснуть, думая о семье, с которой они сегодня общались, о странном поведении обоих супругов…
Насытившись, Гера откинулся на спинку стула, взглядом спросил у Деллы покурить – это диковинное, коричневое, взорвал спичку, затянулся, с непривычки закашлявшись… Внезапно начал низким прочувственным голосом повествователя:
– Однажды Амамутя шел вдоль берега реки. Навстречу ему – пьяный дервиш. Он, конечно, узнал Амамутю. И помнил, что тот может выполнить любое его желание, при условии, что встретит его лицом к лицу на тропе. Это закон. Ну, говори, что тебе нужно! – сказал Амамутя. Он мог исполнить любое его желание, любое! – Гера поднял палец вверх и замолчал, оглядывая присутствующих. – Он мог осыпать его золотом и драгоценными камнями, мог послать ему самую красивую в мире невесту. Но чего же хотелось дервишу больше всего на свете?
– Ему хотелось выпить! – весело воскликнула Делла, кивнув на бутылку.
– Правильно! – сказал Гера, уже разливая по рюмкам. – И дервиш попросил у великого Амамути штоф водки.
Иван недоумевал, чего это вдруг хозяин стал потчевать их этой историей. Более того, его жена, едва они выпили, начала свое:
– Однажды Амамутя…
Так, неторопливо перебивая друг друга, они рассказали несколько легенд, часть из которых Иван знал. Впрочем, порой они были с весьма существенными вариантами, словно детские страшилки. Вот когда бы Делле мог понадобиться диктофон…
Иван стал думать об угрешах вообще. Что это за народ, к которому он принадлежит? Почему угрешей на свете так мало?
Насколько он понимал в истории, письменность была только у больших народов: руны древних славян, например. Но угреши имели собственную письменность, причем, ни на что не похожую. Когда была придумана кириллица, то древнеславянский язык стали записывать ее символами. Наряду с кириллицей действовала и глаголица… Иван вдруг пришел в сильное волнение. Он вспомнил, где видел знак, изображенный на изнанке камня из его собственного перстня.
Осторожно откинул одеяло и сел на койке. На ощупь нашел компьютер и включил. В свете монитора проявилась обстановка каюты и спящая Делла. Ее лицо, расслабленное сном, казалось не таким красивым. Он проникся нежностью к ней и рассматривал ее, пока грузился компьютер. Да, нежностью. Именно такой – не всегда в форме, не всегда неотразимой и должна быть жена…
Иван набрал в поисковике "глаголица" и через минуту уже рассматривал этот мертвый алфавит. Вот оно! Глаголическую надпись он видел во время тура по Европе, в одном из соборов Загреба… Дерево с двумя плодами. Буква называется "иже" или "I". Примечание: какая из этих букв соответствует кириллическим "И" и "I", у исследователей единого мнения нет…
Делла сказала, то этот символ обозначает "жизнь". Но почему он взят из глаголицы?
Эта мысль вернулась к нему и утром. Прежде чем встать за штурвал и вывести катер из устья, расположенного сразу за мысом неподалеку от деревни угрешей, Иван вызвал ту статью, которую читал вчера. Еще одна буква из глаголицы нашлась на камушках Деллы. В статье были ссылки – арамейское письмо, эфиопское письмо, коптское письмо, брахми. Ивана вдруг посетила смутная догадка… Он открыл все эти страницы и уже без удивления увидел, что знаки письменности угрешей заимствованы отовсюду. Это могло иметь только один смысл:
– Это не письменность, – сказал Иван. – Это – шифр.
– С чего ты взял?
– Да просто не может быть такой письменности. Вот, смотри, – он двинул по столу камушек, – явно китайский иероглиф. Ощущение, что некто, желая создать тайнопись, не стал выдумывать собственные знаки, а просто набрал из разных алфавитов готовые.
– Тогда какой же язык зашифрован в этих письменах?
– Как ты и говоришь, язык народа угреш.
– А у народа угреш нет ли какой-либо другой письменности?
– Наверное, нет.
– Точно – нет. Тогда какая же это тайнопись? Это и есть письменность угрешей.
Делла смотрела на Ивана насмешливо. Он сказал:
– Все равно остается загадкой такое смешение знаков. Вот что я думаю. Письменность угрешей была создана искусственно и создана одним человеком. Возможно, в не столь отдаленные времена. В те времена, когда народ уже примкнул к славянам и говорил на их языке.
– А у меня другое мнение. Почему ты думаешь, что некто заимствовал символы из разных грамот? Что, если наоборот?
– Тогда выходит, что угреши – самый древний народ на Земле. Но это не так.
– Откуда ты знаешь, что не так? Что мы вообще знаем о нашем народе?
– Знаем мало. Но сами эти символы кое-что говорят. Получается, что первая письменность на Земле была создана угрешами. И язык наш – это и есть праязык, от которого произошли все остальные. И письменность придумали мы. Из которой потом все взяли по чуть-чуть. Но такого не может быть.
– Да почему не может-то? – повысила голос Делла. – Очень даже может.
– Сомневаюсь. Потому что символы уж больно разнородные, чтобы изначально существовать в одном алфавите. Вот, например, – Иван двинул под руку Деллы камушек. Взять этот иероглиф. А ну-ка…
Он нащелкал в окошке поисковика "китайские иероглифы", полистал. Делла переместилась на его сторону стола и тоже смотрела в монитор, подперев голову кулачками.
– Вот он. Этот знак означает "вход".
Символ состоял из двух букв, похожих на "р", обращенных друг у другу зеркально.
– Точно, вход! – воскликнула Делла. – Так и есть на языке угреш. Это вроде как арка или дверь.
– Если в наш язык попал не только знак, но и само понятие, то это лишний раз доказывает, что перед нами не письменность, а тайнопись, хитроумный шифр.
– Чем бы это ни было, но я понимаю эти знаки. Могу их читать.
– Кстати, откуда ты знаешь эту письменность?
– От бабули. У нее были книги, написанные на нашем языке.
– Прямо печатные книги, типографские?
– Нет. Рукописные.
– Они теперь у тебя?
– Нет. Всё сгорело. У нас в доме был пожар. Мать и отец, оба сгорели в этом пожаре. Я играла на улице, потому и уцелела.
Иван молча глянул на девушку. Странная догадка пришла ему в голову.
– Вы жили в деревне, как и мы?
– Нет. Скорее, в маленьком городке.
– Где именно?
– В Нижегородской области. Город Васильсурск.
– Остановимся, конечно! Там, я знаю, очень красивые места…
– Нет, – нахмурилась Делла. – По моим сведениям, там больше не осталось ни одного угреша. Были соседи, но съехали лет десять назад.
– И тебе не хочется посмотреть свою малую родину?
– Нет, – угрюмо сказала Делла. – Сейчас там, как и везде, выросли красные новорусские коттеджи. Видеть этого не хочу.
Все это время Иван раздумывал: спросить или не спросить? Наконец, решился:
– Делла, а от чего сгорел дом?
– От молнии, – быстро ответила Делла, и Иван понял, что она лжет.
Они замолчали надолго. Просто сидели рядом. Делла перебирала камушки, Иван смотрел на ее руки.
Неужели с нею произошло то же самое? Получается, что пиромания – это не только его наследственная болезнь. Вдруг этому подвержены все угреши? Возможно ли, что нация обладает какой-то специфической физиологией, такой, что все ее представители могут заболеть одним и тем же психическим расстройством? Что-то подобное встречается и среди других народов, например, одни вспыльчивые, страстные, другие – холодные, сдержанные. Русские, угреши и другие северные народы способны подолгу сдерживать эмоции, а кавказцы, арабы, турки – чуть что, хватаются за кинжал.
– Я никому не рассказывала об этом, – вдруг произнесла Делла, глядя на свои руки и камушки на столе.
Иван подумал, что сейчас она признается, что также подожгла свой дом, но ее слова были боле неожиданными и страшными.
– Я играла во дворе, когда начался пожар. Дом вспыхнул быстро, словно куча сухого сена. Сбежались соседи, выплескивали в огонь воду ведрами, но напрасно. Мать и отец ужасно кричали, потом вдруг замолчали: сначала она, потом он. И в этот момент из пожарища выползли две пламенные змеи.