Принц отдернул руку, борясь с собой и замер. Казалось, время остановилось, не было больше ни завтра, ни вчера, ни этой комнаты, ни этого мира, лишь этот мальчик да биение двух сердец в полумраке, слившихся воедино. Ричард уже не различал, где он, а где Сэнди, и просто сидел рядом, не в силах уйти, не смея прикоснуться, впитывая любимые черты, вдыхая манящий аромат кожи, нежный, сладковатый, женский, неуловимо знакомый, будоражащий память, словно пришедший из далеких безмятежных дней. Его вновь обуяло чувство, что перед ним девушка. Тонкая точеная фигурка, это лицо, руки, запах… но резкость движений, грубоватые манеры, цепкий, жесткий взгляд, решительность и безрассудная смелость, сила и ловкость, знание оружия, владение приемами рукопашного боя… "Кто же ты?" - думал принц, все больше запутываясь. "С виду - женщина, по делам - зрелый мужчина, по эмоциям - ребенок. Могла ли девушка устроить войну в городе, могла ли выдержать то, что превратило ее руку в фантасмагорию?.."
- Кем бы ты ни был, малыш, чтобы ни скрывал, не важно. Главное, что ты есть. Ты теперь не один. Я позабочусь о тебе, - прошептал Ричард и, укрыв парня пледом, тихо ступая, покинул комнату. Ричард провел ночь на диване в гостиной, чтобы не смущать парня. Перед тем, как лечь спать, он зашел в комнату к друзьям и строго наказал Крису не только оставить мальчика в покое, но и охранять и оберегать от любых волнений и опасностей. На лицо Пита набежала хмурая тень непонимания и тут же развеялась, ему стало ясно, что Ричард берет мальчика под свою опеку. Его это не удивило, не шокировало. А вот Криса разозлило, и он, видимо, хотел возразить, но взгляд принца был неумолим и не просил, а приказывал. Осталось подчиниться.
- Значит, он останется с нами, - кивнул Пит, лукаво щурясь.
- Да, - просто ответил Ричард и покинул комнату друзей.
Привычная жизнь закончилась, но в отличиe от Криса, Пит был рад этому. Ему было проще принять перемены. Он своеобразно воспринимал жизнь и людей, особо не зацикливаясь на неудачах и поражениях, не принимая близко к сердцу мелкие неприятности и чужие странности. Прислушиваясь к мнению других, он делал свои, одному ему понятно на чем основанные выводы.
Негативный опыт Пит складывал в глубинах памяти и извлекал лишь в случае крайней необходимости. При этом умудрялся не обжигаться дважды и сохранять свои убеждения целостными. Только его друзья знали, насколько он основателен, умен и независим. Чужаки принимали его за своего парня, глуповатого, но безобидного и легкомысленного, это их и подводило. Пит легко сходился с людьми и спокойно относился к их недостаткам, но мог жестко и даже жестоко, без предупреждения, расправляться с не угодными ему людьми, наглецами, хамами и самодурами. Эта категория вызывала в нем особо негативные эмоции, которые он старательно прятал под бесхитростную улыбку блаженного. Но если бы собеседник был внимательнее, то смог бы заметить на дне зеленых глаз маленькую льдинку предостережения. Пит ждал, взвешивал все "за" и "против", старательно подмечал все "плюсы" и "минусы" нового знакомца и готовил вердикт - годен, значит, быть тому под прикрытием этого рубахи-парня, а нет - пора исчезать из поля его зрения, дабы остаться целым и жизнеспособным. И горе, если замешкался: Пит бил наверняка и всегда точно в слабое место, безошибочно вычисленное за время общения. Потом многие жалели о своей недальновидности и откровенности, но никто не удивлялся ее причине: человек слаб и, углядев благодарного слушателя в недурственном лице чуть глуповатого, веселого и бесхитростного парня, как не открыть душу?
Была у Пита одна особенность, мгновенно располагающая к нему любого скептика и нелюдима, - скромная самооценка и уважение даже к незнакомым. Он всегда держал себя с другими наравне, не кичился своими достижениями, достоинствами, связями, не унижал, наоборот, выказывал всяческое почтение и понимание. Слушая песни о чужой жизни, он не насиловал уши собеседника рассказами о своей, что, естественно, импонировало любому. Но, прежде всего женщинам, которые вились вокруг Пита толпами.
Со своими подругами он всегда был щедр, как на комплименты и внимание, так и на подарки и безвозмездную материальную помощь. Он врывался в их жизнь как нечто феерическое, неповторимое, поднимая их в собственных глазах и в глазах окружающих, с корнем вырывая комплексы, сметая скучные будни, даря радость и вечный праздник.
Конечно, отпускали его тяжело, но как не странно без обид и пошлых скандалов. Каждая из его поклонниц оставалась с ним если не в дружеских, то, по крайней мере, в теплых отношениях. Да разве могло быть иначе? Все, что он давал, сторицей оплачивало разлуку.
Женщины прекрасно осознавали, что этот веселый, сластолюбивый парень, с мужественным лицом, чистыми изумрудными глазами, атлетическим телосложением, с удивительно добрым и в то же время твердым характером не может принадлежать одной, а, следовательно, и расстался не с одной. "Не ты первая, не ты последняя, к чему голову пеплом посыпать?" - считали его бывшие подруги и были правы.
Так любовные отношения, затухая, уступали место дружеским, а значит, более стабильным и ровным, без обязанностей и обязательств, которые Пит терпеть не мог, и все же брал, считая себя ответственным за дальнейшую судьбу своих "увлечений". Он оплачивал долги предыдущей подружки и искал следующую в надежде, что на этот раз ему повезет, и она окажется той единственной, которая навеки поработит его душу и тело, прекратив его легкомысленное шествие по женским судьбам, и до конца жизни останется неразгаданной им. Он искал совершенство, которое, увы, природа, если и создала, то стоически не желала потворствовать их встрече. Однако Пит не отчаивался и вновь пускался на поиски.
При всей неопределенности в личной жизни и странном отношении к окружающим одно оставалось для него неизменным, незыблемым - его друзья, их интересы, их жизнь.
Ричарда он любил безоглядно, он был для него величиной постоянной и недосягаемой, как пик Мигмана. Такой же величественной, таинственной, неподдающейся объяснению и идеальной в пропорциях, как и личность принца Эштер.
С Крисом было проще: он не был для него непререкаемым авторитетом, а скорее заблудшей сиротой, капризным и угрюмым ледником у подножья того самого Мигмана. И ни таинственности, ни странности, все четко и ясно, зануда, прагматик, циник и схизматик, а попросту Крис Войстер, которого жизнь била, бьет и будет бить, пока тот не соизволит снять черные очки со своего холодного рассудка и не освободит истосковавшееся по обычному женскому теплу сердце.
Он всегда был расчетливым, недоверчивым скептиком, но в юности эти черты смягчала сентиментальность и вера в мифы о вечном счастье. Как это и бывает, для одного оно представлялось огромным спорткомплексом, набитым гало до самой небесной тверди. Для других - ораторство на пике политической карьеры, при котором серые массы где-то внизу, в необозримой дали, под подошвами элегантных ботинок, внемлют со слепым восхищением любой ерунде, льющейся из уст, безоговорочно принимая ее за истину. И ты чувствуешь себя богом и ваятелем чужих судеб, фигурой настолько значимой, что без твоей воли и снег не пойдет, и экватор сместится.
Крис, как сын именитых родителей, был равнодушен и к славе, и к богатству. И, как любой ребенок, объевшийся мороженого, об этом и не помышлял. Его представление о счастье было настолько реально и мало, что, казалось, не может встретить преград в своем наступлении. Бескорыстная любовь до седых висков, взаимопонимание, преданность и с пяток наследников, разве не мелочь? Разве нужно было много платить, чтобы это получить?
Он был готов на любые траты: физические, моральные, материальные. Вот только предмет его страсти оказался неудачным кандидатом в "единственные и неповторимые". Да и не в курсе был предъявляемых требований.
Селина "мороженого не объедалась" и знала, как достается каждый гало, оттого счастье для нее было по первому варианту, а желательно в совокупности со вторым. И Крис был весьма удачной ступенькой к достижению "пика благ". И никаких чувств, все пошло и просто - амбициозный план и скрупулезное претворение в жизнь каждого из его пунктов. Естественно, она не поставила Криса в известность об истинной причине своей благосклонности к нему, а он в свою очередь как не странно, словно ослеп и оглох, и с деликатностью, свойственной скорее идеалисту и мечтателю, чем прожженному цинику и реалисту, принял иллюзию за действительность, и не спешил предъявлять нафантазированные требования и оглашать свое мнение и представление о том самом счастье, что их ждет впереди.
А потом в этом отпала надобность.
Скоропостижное бракосочетание будущего наместника Нагеша, графа и богатого красавца, наделенного массой достоинств, на безродной нищей, необразованной и далеко не девушке, произвело фурор в высших кругах и потрясло не только консервативную знать Аштара, но и близких друзей и знакомых Криса. Однако тот принял общественное "фи" философски и высокопарно обозначил как "мелкие неприятности, сторицей оплачивающие великое счастье". Родители пригрозили ему лишением наследства и всяческих прав, пытаясь вразумить и предостеречь от неравного и бесперспективного союза, но он был неумолим и, гордо вскинув подбородок, шагнул к алтарю, нежно сжимая руку своей избранницы.
Та и не подозревала об учиненных сражениях, заботливо огражденная женихом от превратностей судьбы, и пребывала в полной уверенности, что шагает за выпавшим ей призом.
Отрезвление было ужасным, нервная система не невесты, а уже законной супруги не выдержала навалившегося горя и разочарования и сбросила маску приличия. Так Крис узнал, что на самом деле представляет из себя чаровница и скромница, "первая красавица Мефена, зеленоглазая Селена", ради которой он лишился всего. Однако он еще питал надежду. То ли из упрямства, то ли из стыда перед самим собой за совершенную глупость терпел вздорный нрав и скабрезный язык жены и даже прощал ее многочисленные интрижки. Но в один не очень прекрасный день, вернее ночь, вытаскивая из супружеской постели очередного любовника Селины, не выдержал - наградил инвалидностью обеих и ушел навсегда.
Развод был нудным, грязным и долгим. Селина, беременная к тому времени, бог знает от кого, приписывала отцовство ему и с ангельской улыбкой лила на него грязь, обвиняя в несуществующих грехах, превращая в негодяя в глазах родных и знакомых. В результате Крис потерял родню, остатки сбережений, но самое худшее - веру в лучшее.
Он обозлился на женщин вообще, стал замкнутым и грубым и буквально закостенел в своих худших заблуждениях и убеждениях. Одно из них стало девизом его дальнейшей жизни: доверять никому нельзя. Любовь стало для него синонимом горя, безумия, проклятья; красота синонимом фальши и предательства. Женщины для него превратились в злобных, корыстных стерв и ассоциировалась с исчадием ада, вызывая в нем лишь чувства ненависти и презрения.
Цинизм и недоверчивость, и ранее присущие характеру этого сдержанного и холодного прагматика и консерватора, окончательно превратили бы его в морального урода, если бы не тепло и поддержка друзей, зорко следящих за тем, чтобы он не деградировал, не замкнулся, не запутался в дебрях собственного мировоззрения.
Так сложился их тандем: глухой пессимист Крис, легкомысленный оптимист Пит и Ричард, реалист и романтик, уравновешивающий обоих. Одному он не давал скатиться в глухую депрессию, другого вытаскивал из нирваны.
Жизнь же подкорректировала их отношения и сделала сообщество закрытым для других.
То что они были совершенно разными вопреки принятому мнению не вносило раздора, наоборот, сплачивало сильнее, превращая компанию в монолит. Не похожие характеры, взгляды на жизнь и окружающий мир лишь помогали лучше разобраться в той или иной ситуации, найти правильный выход или решение проблемы на основе объективного, а не субъективного вывода, как это обычно случается.
Друзья давно расстались с юношескими иллюзиями и не ждали от людей больше, чем они могли дать, не преувеличивали их достоинства, однако и не приуменьшали недостатки. Они знали цену как добрым отношениям и спокойной жизни, так и предательству, алчности, зависти и хитрости. За одно они платили добром, за другое злом. И то и другое всегда было щедро оплачено.
У них было много добрых знакомых, с которыми друзья щедро делились, чем могли, но не пускали за грань своего сообщества во избежание ненужных травм и неприятностей, слишком много жестоких уроков преподала им жизнь. Их необычный союз, многогранный и неоднозначный, был фактически совершенством, и претендовать на место в нем могла лишь такая же неоднозначная и необычная личность. И она появилась - странный мальчишка с мятежной душой.
Пит принял его, откинув сомнения, отказавшись от поспешных выводов в отличиe от друзей. Сэнди стал для него младшим братом, нуждающимся в опеке, защите и руководстве, и занял в душе место погибшего Мела. Ричард, рассудительный и мудрый, четко выверяющий каждый шаг и поступок, также безоговорочно подчинился ему, превратившись в искалеченных руках подростка, из холодного мрамора в мягкий воск. И оба прекрасно сознавали, что происходит с Крисом. Странный мальчишка, не ведая и не желая того, расшевелил и его истлевшее сердце, возродил то, что, казалось, давно кануло в лету, и бросил вызов многолетнему равнодушию. И тот, давно забывший юношеские волнения и желания, совершенно растерян и удручен свалившимися эмоциями, не поддающимися ни объяснению, ни пониманию. Это и выводит его из себя, заставляя срываться на причине - Сэнди, чтобы не проросла еще глубже привязанность к нему, а может, и нечто большее, чем привязанность… Мог ли здравомыслящий Крис представить себе, что когда-нибудь влюбится вновь? Нет. А уж то, что предметом его страсти окажется парень, к тому же молодой и красивый, превращало эту мысль в полный абсурд. Однако жизнь так устроена: всегда от чего мы так настойчиво бегаем, когда, казалось, это уже позади, оказывается перед глазами. И не один еще не убежал и не избежал. Но Крис не хотел ни принимать, ни понимать этого.
Он начал борьбу с самим собой, еще не сознавая ее тщетности.
И того, что уже проиграл…
Г лава 7
Принц проснулся рано и, хотя спал очень тревожно, чувствовал себя превосходно. Он открыл окно и вдохнул прохладный утренний воздух. Небо заметно посветлело, и птицы, перекликаясь, уже начали исполнять оду новому дню. "Сегодня решающий день. Получится ли взять Паула? И ценой скольких жизней?.. Нужно попытаться снизить потери до минимума", - думал Ричард и даже не заметил, как вошли друзья.
- Доброе утро, Рич, - окликнул его Пит.
- Если оно доброе, - вставил Крис и сел за стол, хмуро наблюдая, как служащий сервирует стол.
- Ты, как обычно, не в духе или просто волнуешься? - спросил Ричард, присоединяясь к друзьям.
- Волнуюсь, - вздохнул Крис. - В таком деле может возникнуть масса случайностей, которые могут испортить все дело, и будут стоить нам очень дорого.
- Что будет, то будет. Предусмотреть все невозможно, - пожал плечами Пит. - Потери в любом случае будут. Лучше положить полк сейчас и остановить Паула, чем ждать, пока он утопит в крови всю систему. Поэтому давай оставим эту тему и спокойно позавтракаем. День обещает быть напряженным, а на сомнения все равно времени уже нет. Кстати, когда сбор командиров? - спросил принц.
- В 12 здесь. Видеосвязь с другими отрядами налаживают, думаю, как раз к 12 успеют… - начал докладывать Крис и тут же замолчал, недовольно скривившись.
В гостиную вошел Сэнди и с независимым видом, еле кивнув собравшимся, уселся за стол. Он был хоть и бледен, но вид имел решительный и даже нагловатый, а от вчерашних эмоций не осталось и следа. Карие глаза смотрели спокойно и внимательно. Ричард и Пит лишь улыбнулись, переглянувшись и кивнув ему в ответ, уткнулись в свои тарелки. Парень, не дожидаясь приглашения, налил себе кофе в пустующую чашку и взял бутерброд.
- Что с охраной Бель-Теля? - вернулся к недавнему разговору принц. - Насколько ее усилили?
- Ночью прибыло два дополнительных взвода. В городе и на дорогах усилена охрана. Блокпосты на каждом повороте… и все благодаря щенку!
- Я, кажется, внятно вчера объяснял! Повторить? - сверкнул глазами Ричард. - Да ладно вам. Главное, Паул в Бель-Теле, а остальное ерунда, прорвемся, - примирительно заметил Пит.
- Да, он в Бель-Теле, а зачем ему бегать? Его там так охраняют, что ты не один батальон положишь прежде, чем на территорию замка проникнешь. Если бы этот умник не лез, куда не просят, все прошло бы гладко и спокойно, а главное с меньшими потерями!
- Паул стянул на себя наемников и обнажил другие важные точки, подумаешь, - пожал плечами Пит, - нашим будет легче в других районах, а, следовательно, и потери будут незначительны. То на то и выйдет. И вообще, война без потерь не бывает, а уж эта война того стоит. Мне лично наплевать, сколько он сюда защитников нагнал, я его, упыря, все равно достану. Он мне за Мела ответить должен и будь уверен, ответит.
Над столом повисла тишина. Друзья думали каждый о своем и в тоже время об одном - о предстоящей операции, о Меле и других погибших, о тех, кому предстоит погибнуть.
- Вы поберегите себя, пожалуйста, - тихо попросил друзей Ричард. - Ты это себе скажи, - хмыкнул Пит, - у тебя к брату претензий больше, чем у нас. Вперед всех полезешь, я же тебя знаю, а между тем Ваше Высочество, Ваше место не на поле боя с бластером бегать, а в безопасном месте сидеть и приказы отдавать.
Ричард усмехнулся и покачал головой. Сэнди с тревогой посмотрел на него и, резко отодвинув чашку, жестом попросил Пита: Дай ручку и бумагу.
Тот в недоумении посмотрел на мальчика и кивнул Крису: - Дай ему свою записную. Крис с недовольным видом вытащил электронный органайзер из внутреннего кармана и кинул Сэнди. "Когда штурм Бель-Теля?" - вывел парень.
- Зачем тебе? Хозяина предупредить хочешь? - прищурился Крис. "Помочь хочу"
- Чем? - заинтересовался Пит.
"Я заложил в здание мины направленного действия. Их, к сожалению, немного, но пространство расчистят, и мы пройдем без труда".
- Мы? - вскинул бровь принц.
"Я иду с вами!" - Нет! - отрезал Ричард. - Ты останешься здесь. "Это моя война, а не ваша. Я ИДУ С ВАМИ!"
- Это не твоя война и не наша. Это борьба, жестокая борьба всего народа за будущее системы, за возможность жить. И не надо ультиматумов. Будет, как я сказал, ты сидишь здесь и ждешь нас. Твоя война закончилась. Все! Глаза Сэнди полыхнули зеленью. Она посмотрел на мужчин и поняла, ее не возьмут, как бы не настаивала. Крис смотрел на нее, как ботаник на простую букашку, вкравшуюся в коллекцию раритетных экземпляров. Пит, как доктор на непослушного больного, твердо, без грамма сочувствия или сожаления.
Девушка сжала зубы и вывела:
"Мины заложены на первом этаже и у ворот. Пусть твой "Цербер" отдаст мне сумку. Там пульты от взрывателя. Код я сообщу".