Мои спутники задумались, шевеля губами. Слухач был одним из моих самых сильных первых впечатлений от деревни. Как-то Нава привела меня в очередной раз на площадь, где намечался деревенский сход. По поляне, цепляясь кривыми ногами за густую траву, передвигался, пошатываясь, худой, слегка сгорбленный мужик с торчащим пузом, по которому перекатывался огромный горшок, откуда он зачерпывал травобой и обильно поливал им траву вокруг. А трава тут же на глазах дымилась, жухла и оседала на землю. Видно было, что ему это дело нравится. Я даже залюбовался этим сеятелем травяной смерти. И вдруг он застыл посреди сеющего жеста, поднял руки ладонями вверх, будто подставляя их солнечным лучам, лицо расплылось в блаженной улыбке, словно чесотку на лопатке ему почесали, потом оскалилось и обвисло. Вокруг лысой (что само по себе было большой редкостью в деревне) головы Слухача сгустилось мутное лиловатое облачко, и он заговорил не своим голосом, каким в деревне не говорили, с неживым звоном, быстро, четко и совершенно непонятно, будто на чужом языке, хотя многие слова казались знакомыми, но общий смысл ускользал. От меня, по крайней мере.
- На дальних окраинах и на ближних подступах… отодвигаются и раздвигаются… победное передвижение… Большое Разрыхление… Великое Заболачивание… новые приемы… обширные места для покоя и нового передвижения… большие победы… новые отряды подруг… Регулярная Чистка… Спокойствие и Слияние…
Остальные, видимо, поняли, потому что принялись активно обсуждать и спорить. Я слушал, слушал, но опять ничего не понял. И поковылял домой, расстроенный своей чуждостью здешнему миру.
- А Слухачу, наверное, из Города передают, - вдруг громко предположил Кулак.
- Из какого такого Города? - насторожился я.
- Ну, про который старый пень талдычит, придет утром, шерсть на носу, половину горшка выжрет и начинает чушь плести. По ходу чуши обязательно про Город долдонит. Мол, там все ведают, чего можно, а чего нельзя, что такое Одержание, а что такое Слияние. Он тоже когда-то знал, но забыл.
- Мало ли что Старик болтает, - не согласился Колченог. - Один раз я почти дошел до Города. Это когда помоложе был и нога еще не колченогая была, я ж ее в Муравейниках повредил, когда в дупло провалился. Провалилась нормальная нога, а вытащил уже колченогую… Теперь до Города мне не дойти. А тогда я почти дошел, только много вокруг мертвяков шастало, страшно стало… С одним носом к носу столкнулся, еле в кусты сигануть успел. Но он, видимо, по своим делам за девками спешил, недолго за мной гнался… И не заметил я никакого Города. А если в нем мертвяки живут, то на кой баобаб нам такой Город. И кто там может знать, что можно, а что нельзя, и кому это можно или нельзя? Мертвякам, что ли? Так нам их "можно" уже поперек горла. Нам их "можно" в болоте топить надо!
- Ну, ты ж, шерсть на носу, до Города не дошел, - не сдался Кулак. - Потому незнамо тебе, могут их Города всякое этакое передавать или не могут. Может, мертвяки и шастают вокруг, чтобы всякие Колченоги не мешали передавать?
Я переводил взгляд с одного на другого, пытаясь уяснить, что они говорят. Уже привычный нудеж в голове очень этому мешал.
- А вдруг у мертвяков есть хозяева, которые и знают всё? - спросил я.
- Да, наверное, есть, - согласился Хвост, тряхнув хвостом. - Как не быть? Таким дурным тварям обязательно нужны хозяева, иначе они всех женщин перетаскают, утопят в своих озерах, и жизнь человеческая остановится. Как без женщин-то ее продолжать?
Мне вдруг подумалось, что вполне даже можно, но как, я припомнить не мог.
Я поднялся, почувствовав, что силы вернулись, и побрел к болоту, проследив, куда ведет проплешина в кронах деревьев. Пришлось перепрыгивать с корня на корень, потому что почва под ними хоть и казалась твердой, на самом деле не везде таковой была, - я наступил один раз туда и провалился в грязь по колено. Больше пробовать не хотелось.
- Молчун! - крикнула мне вслед Нава. - Куда это тебя понесло? А на крокодила нарвешься?.. А в красную плесень влезешь?.. После крокодила я тебя вряд ли выхожу. После плесени еще может быть, а после крокодила даже и не надейся. Шел бы ты назад, Молчун! Чего тебе там понадобилось?
- Да сейчас я, сейчас, - обернулся я.
Конечно, место, куда рухнула моя "летающая деревня" (мне показалось, что я вспомнил, как она выглядела снаружи), затянулось и тиной, и ряской, и какими-то громадными кувшинистыми тазоподобными цветами, напоминающими раззявленную мясную пасть, из которых высовывались лягухообразные "тычинки" с глазами на длинных отростках. Но все равно было видно, что здесь что-то громадное рухнуло и затонуло, - дыра отличалась от остальной поверхности и цветом, и плотностью наростов, и гораздо большим зеркалом воды, маслянисто поблескивающей в сумраке, просвечиваемом редкими колченогими лучиками.
Стало быть, не приснилось Колченогу, что-то тут произошло - это самое "Бу-у-ум-с-с… Р-р-р-ру-вз-з-зи-и-и… Плюх… Чавк…", от которого остались только я да эта рана на болоте и в кронах. Значит, мир не ограничен деревней и лесом. А какой же он, и что здесь происходит?
Я побрел назад, к радости Навы, которая встревоженно выглядывала из-за дерева, пройдя полпути, и кричала мне, чтоб возвращался.
- Ну вот и увидели, что Молчун поправился, - улыбнулся Колченог, когда мы с Навой вернулись. - Вона как по корням скакал, как лягуха… Теперь опять один Колченог в лесу остался. Ну, в деревне, если не в лесу. Эх-хе-хе… И что за дупло такое попалось? Может, там бешеные муравьи меня покусали?
А Нава ухватилась за мою руку и не отпускала.
- И что ты там увидел? - спросил Кулак.
- Рану на болоте увидел, - ответил я. - Упало там что-то большое… Только это, скорее, не деревня была, а большой дом… Летающий дом…
- Возможно, и дом, - согласился Колченог. - Только дом так не может грохотать, а целая деревня?.. Тоже не может, но все-таки…
- Нет, в самом деле, Колченог, ты пораскинь думалками, - не выдержал я. - Деревня - это много домов. Если все они полетят, то падать будут не сразу, а по очереди. Ты сколько "плюхов" слышал?
- Один, но большой, - быстро ответил Колченог. - Второго я не слышал.
- Ну вот, - обрадовался я очевидности. - Если один "плюх", то и дом один…
- А ты соображаешь, Молчун, - удивился Колченог. - У нас в деревне все больше болботят, а соображать забывают. Пусть это будет летающий дом. Но то, что он был, ты не возражаешь?
- Нет, Колченог, не возражаю. Я убедился, что болото проглотило нечто очень большое, - утешил его я.
- И как тебя зовут? - выпрямил стержень разговора Хвост.
- Кандид, - так же прямо ответил я, пока не забыл своего подсказанного имени.
- Кан… кан-н… - запнулся на слоге Хвост, - дид? Дид, а не дед?
- Дид, Хвост, именно Кан-н-дид…
У Хвоста бородатая челюсть отвисла.
- Ой, - вспомнила Нава. - Ты же мне пытался сказать, что тебя зовут Кандид, когда из бреда выныривал, но я решила, что это тоже бред, потому что где ж это видано, чтоб человека так звали?
- А может, оно на языке летающей деревни что-то и значит, мох на ушах? - удивительно логично предположил Кулак.
- Да что ж оно такое может значить? - удивлялась Нава.
- Да. Молчун, - требовательно обратился ко мне Колченог, - ты уж объясни нам, что такое имя может значить?
Я задумался, чувствуя, что прозрачные пятнышки значений плавают в памяти, только никак на свет выплыть не могут.
- Белый? - полувопросительно-полуутвердительно произнес я. - Чистый… Искренний… Простодушный…
- А, похоже, - задумчиво прикинула Нава. - Только звучит не по-человечески.
- Хрен тебе, белый и пушистый, - вдруг опять услышал я насмешливый голос в голове. - Кандидимакоз - мерзкая грибковая инфекция половых органов… От твоего имени образовано… Так что не заносись… Молочница в просторечии называется. Тоже белая, правда…
- Кто ты? - мысленно спросил я.
- Тот, кого ты должен слушаться, - ответил голос после паузы. - В роль ты вошел хорошо. Теперь по сюжету двигайся…
- О чем ты?! - опять мысленно возопил я.
Ответа не последовало, в голове возник привычный нудеж, которому я даже обрадовался, - лучше уж нудеж, чем голоса. Смутное ощущение подсказывало мне, что голоса - это совсем худо.
- А все равно Молчун понятней, - не сдавалась Нава. - Я уж привыкла, что мой муж Молчун.
- Это точно, - согласился Хвост. - А то вдруг скажешь такое, как сейчас, вот и подумаешь, что когда ты молчишь - плохо, а когда заговоришь - еще хуже… Кандид!.. Это надо же такое удумать!.. Оставайся ты лучше Молчуном. Ну, как мы в деревне объясним, что ты не Молчун, а Кандид?
- Да ладно, - без особых колебаний согласился я. - Называйте хоть горшком, только бродилом не поливайте.
- Нет, горшком мы тебя называть не станем, - возразила Нава.
Ей было не до шуток - решался вопрос об имени ее мужа. Это другим может быть все равно, а ей без конца его называть как-то надо, а если Кандидом называть, то язык сломаешь и голова кругом пойдет от таких слов.
- Молчун, - произнесла она ласковым голоском, - Молчунчик… Молчунишка… Слышишь, как приятно звучит?
- Слышу, слышу, - подтвердил я. - Я ж уже согласился.
- Ну, мне хочется, чтобы ты не обижался, что мы не хотим тебя называть этим дурацким именем.
- Я и не обижаюсь.
- А горшки я в чудаковой деревне видал, - сообщил Хвост. - Они там их из глины лепят и с глины едят… Фу, гадость какая!..
- Я ни за что бы не стала с глины есть, - скривилась брезгливо Нава.
- А не пошамать ли нам? - вычленил из фразы здравое зерно Кулак. - Во, я тут грибов свежих нарвал, берите, - протянул он связку толстых сочных грибов, каждый из которых был ростом примерно до коленки.
- Ах, молодец, Кулак, - обрадовался Колченог. - Хоть и растяпа ты, а тут молодец. Проголодался я. Сколько на пустой желудок протопали! Правда, сначала он был не пустой, а взял да и опустел.
- А, старики все прожорливые, - хмыкнул Кулак. - И куда только помещается?
- Да какой же Колченог старик? - защитила мужика Нава. - Совсем даже не старик! Я с ним сколько по лесу бродила - так я уставать начинаю, а он все хромает да хромает, даром что колченогий. Я за ним и на здоровых ногах не всегда поспеваю. И сегодня он не отставал, а впереди шел. А то, что ты на его дочке женат был, это еще не значит, что он старик.
- А что ж ты к нему в жены не пошла? - хмыкнул Кулак.
- И к тебе не пойду, потому что у меня муж есть, а у Колченога - жена, - не полезла за словом в карман Нава. - Это тебе теперь жену надо раздобывать, потому что свою потерял. Но я за тебя все равно не пошла бы - ругаешься ты много. А я не люблю, когда ругаются. У меня Молчун ласковый, слова грубого никогда не скажет…
- Одно слово - Кандид, гы-ы, - засмеялся Хвост. - Белый и чистый…
Надо же, запомнил. Мне казалось, что деревенские ничего не запоминают. А что видят, о том и говорят.
Грибы оказались очень вкусные и сытные, хотя мне смутно казалось, что грибы должны быть совсем другого вкуса. И вроде бы их готовить надо, а эти даже бродилом не полили, которого у нас с собой, кстати, и не было. Жуя гриб, я бродил по окрестностям, разглядывая землю, - а вдруг найдется что-нибудь не лесное, типа того, что Колченог со страху в болоте утопил. Глядишь, и стукнуло бы мне по памяти, высекло бы искру… Только разве тут что-нибудь найдешь, когда трава прет как бешеная? Если что и было, давно уж в землю ушло. Ничего не нашел.
- Ох, наелась, - похлопала себя по впуклому животику Нава.
- Птичка ты, - поставил диагноз Колченог, принявшись за второй гриб. - Клювиком тык-тык и дальше полетела. Нет, мы так не можем. Что за еда, если пузо на бок не съехало? Вот когда съедет, можно на другой бок повернуться, чтобы оно обратно переехало.
Я тоже быстро наелся - и половины не осилил, а Нава и вовсе уголочек шапки грибной отъела. Выходит, семья у нас такая - малоедящая. Семья?.. А почему бы и нет?..
Обратно идти было веселее: и тропа протоптана, и желудок доволен, и Нава уже не напряжена в ожидании неизвестности, а скачет и чирикает вокруг, то забегая вперед, то хватаясь за мои руки, то собирая ягоды и предлагая их мне. Да и птички гурлюкают и щебечут очень даже услаждающе слух.
- Как хорошо, Молчун, что тебе больше не надо сюда ходить, - радовалась девочка. - Ты увидел, что больше здесь ничего нет, ну, нашел свое старое имя, только что ты с ним теперь будешь делать? Не нужно тебе старое имя в лесу. Даже в новой деревне старое имя редко приживается, а уж в лесу, где ты раньше не был, и вовсе нечего ему делать. Лес сам имя дает, какое подходит человеку. Мне еще повезло, что в деревне старое имя мне оставили. Оказалось, что такие в их деревне тоже бывали раньше. Это сейчас нет, а раньше бывали, да все кончились, а тут и я пришла. А куда мне было деваться, если мертвяки маму увели, а я сбежала. В деревнях любят женщин, которые от мертвяков сбегают, только редко это удается, потому что мертвяки очень быстрые и везде бегать могут. Человек не может по болотам бегать, а мертвяки запросто. Это потому, что темно было, без луны, а мертвяки плохо почему-то в темноте видят, а я хорошо вижу и в темноте, потому и сбе… Ой!..
И вдруг она замолчала на полуслове, я даже не сразу сообразил, что что-то произошло, задремав на ходу под Навин несмолкающий щебет. Только когда ей в спину уткнулся, сообразил и распахнул глаза. А она, пятясь, прижалась ко мне спиной, а потом и вовсе юркнула за нее, впившись в мои ребра подрагивающими пальцами.
- Ой, - шептала она, - сейчас совсем светло - я не смогу убежать… Ты меня, Молчун, не отдавай ему! Ты мой муж! И не должен отдавать меня!
Мне вдруг захотелось стать вдвое шире и вдвое выше, чтобы заслонить собою Наву полностью. Она и так уткнулась бормочущим ртом мне между лопатками, но мне казалось, что она может быть видна. Очень уж он внимательно посматривал в мою сторону, шагов за двадцать от нас стоял на границе суши и болота, но видно его было хорошо, даже пар, поднимающийся из-под ступней, мешаясь с сизым дымком от мха, не мешал его рассмотреть. Верно говорил Колченог: похожа была его голова на человеческую в шлеме - гладкая, будто эмалированная, и на вид непробиваемая. На этом сходство кончалось - круглые дырки глаз и черная прорезь на месте рта только условно обозначали то же, что у человека, как дети рисуют: точка, точка, запятая, минус - рожица кривая… Рожа, правда, была совсем не кривая, а идеально овальная. Весь он был новенький, сияющий и розовенький, как младенец.
- Молодой, глупый, - прохрипел из-за спины Колченог. - Сам сразу не отступит… Не хлебнул еще травобоя и бродила.
Я тоже был молодой и глупый и мертвяка видел впервые.
- На, Молчун, травобой, - толкала сбоку мне бутыль Нава вместе с веревкой, на которой она висела у нее на талии.
Я зажал палку между ног и повязал бутыль на пояс.
- Да ты в руки ее возьми! - прошипела Нава. - И в глаза ему! В глаза!
- Чтоб в глаза, еще приблизиться надо, - ответил я. - Отсюда не доплеснуть, а ты за мужиков спрячься, не иди за мной! - И сделал шаг вперед.
- Ты, Нава, не бойся, - прохрипел напряженно Колченог. - У нас, вишь, тоже травобой есть и палки, вона, ты за нас спрячься, мы тебя не отдадим. Он же один, а нас четверо мужиков… Куда ему! Плеснем ему на морду наглую травобойчика, запоет!.. Хотя они, как твой Молчун, молчащие… Молча, значит, запоет…
Как-то так само собой получилось, что палку я взял в правую руку, а бутыль, откинув пробку, - в левую и стал правым боком приставным шагом приближаться к мертвяку, выставив вперед палку.
- Да они палок-то не очень боятся, Молчун! - крикнул мне Кулак. - Ты, шерсть на носу, его травобоем, чтоб его рожа обуглилась и больше не пускала слюни на нашу Наву.
Но я уже плохо слышал сторонние советы, они для меня были как ветерок, шевелящий волосы на голове. Или те от страха шевелились?
- Молчун, - крикнул Хвост, - тебе и травобой не понадобится, мертвяк со смеху помрет, глядя, как ты вышагиваешь!..
Мне смешно не стало, хотя я слышал, как нервно прыснула Нава. Я и сам не понимал, почему так вышагиваю, ноги это делали самостоятельно, а мне и в голову не приходило им перечить.
- Ты его рук берегись, Молчун, - посоветовал Кулак. - У него руки очень быстрые - и не заметишь, как без палки останешься. А то и без рук…
Это он вовремя предупредил, хотя я и сам опасался этих даже не рук, а громадных, скорее обезьяньих, чем человеческих конечностей, свисавших чуть не до земли. Я покрутил кистью, дабы ощутить оружие в руке.
Мертвяк равнодушно наблюдал за моими телодвижениями. Даже головы не поворачивал. А в дырках глаз вообще никаких эмоций разглядеть было невозможно. Да и не было их там. Это я чувствовал. От окружающих деревьев и то шла более ощутимая волна чувств. Мервяк - он и есть мертвяк…
Я услышал сзади шорох, кто-то приближался.
- Эй, - крикнул я, - не вмешивайтесь! Вы лучше Наву хорошо стерегите, а то вдруг еще мертвяки появятся.
- Тьфу! Лишай тебе на язык! - услышал я ласковое пожелание Навы. - Сколько раз тебе говорить: не кликай беду, сама явится.
Голос не девочки, но жены.
Я сделал резкий выпад в сторону мертвяка. В принципе мы сблизились уже на достаточное расстояние для удара.
Его лапа мелькнула в воздухе, и если бы я не ожидал его реакции, то палки у меня действительно уже не было бы. Но я успел сделать "вертушку", и траектории не пересеклись. На следующем обманном выпаде я его подловил: он изо всех сил рубанул рукой по тому месту, где моей палки уже не было, а она со всей силы ткнулась ему в пузо. Настоящее оружие мертвяка бы проткнуло, а дерево, размягченное при ходьбе, только толкнуло его, заставив отшатнуться. Но тут же и сама получила обратный импульс. Меня крутануло вокруг вертикальной оси, но это только ускорило движение моей палки, теперь ударившей его сбоку по голове или тому, что ее обозначало. Голова должна была лопнуть от такого удара, а тут я сначала почувствовал, как палка проваливается внутрь его головы, а потом отскакивает обратно. И отскочил подальше, заметив, что вторая лапа моего противника летит к моей голове. Я послал ей вдогонку удар своего оружия. Эх! Где мой арсенал?..
И тут я вспомнил о бутылке, игравшей роль противовеса в левой руке. Может, потому, что рука стала мокрой, - расплескалось слегка содержимое бутылки. Сделал еще один выпад, увернулся от встречного удара и, когда его физиомордия приблизилась ко мне, от души щедро плеснул врагу в лицо травобоя, как меня учили друзья.
Мертвяк заколебался: лицо превратилось в затылок, потом обратно, только оказалось перекореженным - минусы точно обернулись запятыми. А я несколько раз огрел его палкой, без видимого результата.
А болельщики надрывались:
- Так его, Молчун, так!.. Еще плесни!.. Еще ударь!.. Тыкай его, тыкай!.. Ты чего молчишь, Молчун? Ты кричи на него! Громко кричи!.. Угу-гу!.. Пшел!.. Ух-ух-ух!.. Ого-го!..
Они прыгали и хлопали себя по звонким местам, но я был уверен, что мертвяку это как мертвому припарка, - он сам пар из-под ног пускает. Кстати, пар окутал его уже почти до пояса, но дырки глаз, превратившиеся в почти вертикальные волнистые линии, так и норовили сфокусироваться на Наве - я видел, как он стреляет глазами мимо меня туда, где была она. И я плеснул еще!.. Именно в глаза! Может, и в рот попало?..
И тут он дрогнул - вывернулся не только лицом, но и всем телом и сделал шаг обратно.