"А сейчас, - говорила она себе, торопясь обратно, - Мэри возвращается домой к своему мужу, чтобы приготовить вкусный ужин, потому что бедняжка утомлен и голоден, и если, войдя в дом, ей случится обнаружить что-нибудь ужасное, тогда, конечно, это будет для нее ударом, потрясением, и она сойдет с ума от горя и ужаса. Да, но она ни о чем не знает. Она просто идет домой. Да, миссис Патрик Мэлони в четверг вечером спешит домой, чтобы приготовить ужин любимому мужу.
Вот именно, - сказала она себе. - Делай все естественно и не потребуется никакого притворства".
Когда Мэри Мэлони вошла через заднюю дверь в кухню, она что-то мило напевала и улыбалась.
- Патрик! - окрикнула она. - Как ты тут, дорогой?
Она поставила пакет с продуктами на стол и прошла в гостиную. То. что она увидела там, потрясло ее: на полу лежало бездыханное скрюченное тело ее мужа. Вся прежняя любовь и привязанность к мужу всколыхнулись в ней, она подбежала, склонилась над ним и горько-горько заплакала. Это было легко. Притворяться не пришлось.
Спустя несколько минут Мэри поднялась и подошла к телефону. Она знала номер телефона полицейского участка и, когда ей ответил мужской голос, закричала в трубку:
- Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик умер!
- Кто говорит?
- Это миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
- Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони умер?
- Мне так кажется, - рыдала она. - Он лежит на полу, и я думаю, он мертв.
- Сейчас будем, - ответил мужчина.
Машина приехала очень быстро, и она открыла парадную дверь двум полицейским. Она их знала, впрочем, как знала почти всех служащих этого полицейского участка. Истерично рыдая, Мэри бросилась в объятия Джека Нунэна. Он бережно усадил ее на стул, а затем подошел к полицейскому, которого звали О’Мэлли - тот стоял на коленях рядом с трупом.
- Он мертв? - рыдая, спросила она.
- Боюсь, что да. Что здесь произошло?
Вкратце она рассказала им о том, как ушла в магазин, а вернувшись, обнаружила на полу тело. Пока она говорила, Нунэн увидел запекшуюся кровь на голове мертвеца. Он указал на это О’Мэлли, и тот, торопливо поднявшись, направился к телефону.
Вскоре в дом явилось еще несколько человек. Первым был врач, затем пришли два детектива, одного из них Мэри знала. Позднее прибыли полицейский фотограф и эксперт, занимающийся отпечатками пальцев. Все они долго переговаривались и шептались, обступив труп, и детективы задавали ей все новые и новые вопросы. Правда, они были неизменно предупредительны и вежливы. Она снова рассказала, как все было, на этот раз с самого начала, с той минуты, как Патрик пришел домой; она шила, он очень устал и не хотел никуда идти. Она рассказала и о том, как поставила мясо в духовку, - оно скоро будет готово, - как на минутку выскочила в бакалейную лавку за овощами и, вернувшись, нашла его лежащим на полу.
- Вы не могли бы уточнить в какой именно бакалее покупали продукты? - спросил один из сыщиков.
Она сказала, и детектив, обернувшись, прошептал что-то помощнику. Тот немедленно вышел из комнаты.
Через пятнадцать минут он вернулся, и они снова начали шептаться. Сквозь свои всхлипывания ей удалось кое-что разобрать: "Вела себя совершенно нормально… очень приветлива… хотела приготовить ему хороший ужин… горошек… пудинг… просто невозможно, чтобы она…"
Некоторое время спустя, покончив с делами, уехали фотограф и врач. Пришли двое мужчин и, уложив на носилки труп, унесли его. За ними ушел эксперт. Осталось четверо: два сыщика и два полицейских. Они были чрезвычайно внимательны к ней. Джек Нунэн спросил, не лучше ли ей будет уйти куда-нибудь, к своей сестре, например, или к нему домой, где его жена позаботится о ней и приютит на ночь.
Она ответила: нет. Она не может даже встать со стула и, если они не возражают, предпочла бы остаться здесь, пока не почувствует себя лучше. Ей дурно сейчас. Что, в общем, было правдой.
Тогда не лучше ли ей прилечь и отдохнуть, спросил Джек Нунэн.
Миссис Мэлони ответила, что она хотела бы остаться на этом самом стуле. Возможно, когда ей станет полегче, она воспользуется советом.
Полицейские оставили ее в покое и вернулись к своим служебным обязанностям. Надо было обыскать дом. Время от времени один из сыщиков спрашивал что-нибудь у Мэри. Джек Нунэн сообщил, что ее муж был убит ударом в затылок каким-то тяжелым тупым предметом, почти наверняка куском металлической трубы. Они ищут орудие убийства. Конечно, убийца мог забрать его с собой, но мог и выбросить неподалеку, или спрятать где-нибудь в доме.
- Старая поговорка: нашел орудие убийства - нашел и убийцу. - сказал Джек Нунэн.
Позднее один из детективов спросил, не знает ли она что-нибудь такое в доме, что могло быть использовано как орудие убийства? Может быть, она заметила, что что-то пропало - большой гаечный ключ или металлическая ваза, например?
Она ответила, что у них не было никаких металлических ваз.
- А большой гаечный ключ?
Она сомневается в том, что у них есть большой гаечный ключ, но вообще, если что-нибудь подобное и есть, то только в гараже.
Поиски продолжались. Вокруг дома болтались полицейские - она слышала, как они вышагивали по усыпанным гравием дорожкам, и иногда видела сквозь щелку в занавесках огоньки карманных фонариков.
Вечерело. Часы на камине показывали почти девять. Четверо мужчин, рыскающих по дому, явно устали, и в их голосах уже сквозило раздражение.
- Джек, - сказала миссис Мэлони, дождавшись того момента, когда Джек Нунэн проходил мимо, - будьте добры, сделайте мне что-нибудь выпить.
- Конечно. Хотите виски?
- Да, пожалуйста. Это поможет мне. Но только немного.
Он передал ей стакан.
- А почему бы и вам не выпить? - спросила миссис Мэлони. - Вы, должно быть, ужасно устали. Пожалуйста. Вы так добры ко мне.
- Ну, - ответил сержант, - это, вообще-то, строго запрещено, но я думаю, что немного виски мне не помешает.
Один за другим подходили остальные. Они стояли вокруг нее, неуклюже переминаясь, со стаканами в руках, испытывая явную неловкость в ее присутствии и пытаясь сказать что-нибудь утешительное. Сержант Нунэн ушел на кухню, но быстро вернулся.
- Послушайте, миссис Мэлони. Вы знаете, что у вас все еще включена духовка?
- О Боже! - закричала Мэри. - Там же мясо!
- Мне, наверное, лучше выключить ее?
- Конечно. Огромное вам спасибо, Джек.
Когда сержант вернулся, она посмотрела на него большими темными, полными слез глазами и тихо произнесла:
- Джек Нунэн.
- Да?
- Вы можете сделать мне маленькое одолжение - вы и ваши товарищи?
- Мы постараемся, миссис Мэлони.
- Хорошо. Вот вы здесь - замечательные друзья моего мужа. И вы хотите найти того, кто убил Патрика. Но вы, должно быть, страшно голодны: время ужина давно прошло, и я знаю, что Патрик никогда бы мне не простил, - помилуй, Господи, его душу! - если бы я забыла о гостеприимстве и не предложила вам поужинать у нас. Как раз готова баранина.
- Мы даже не могли и думать об этом, - ответил сержант.
- Пожалуйста, - умоляла она. - Пожалуйста, попробуйте. Сама я смотреть не могу на еду. Но вам это пойдет на пользу. Вы сделаете мне огромное одолжение, если поужинаете у нас, а потом с новыми силами продолжите поиски.
Полицейские долго не решались, но голод давал о себе знать, и в конце концов ей удалось убедить их отправиться на кухню. Мэри осталась в гостиной и внимательно прислушивалась через открытую дверь к шуму, доносившемуся оттуда. Они переговаривались, и по хриплым, чавкающим звукам она определенно могла сказать, что их рты набиты мясом.
- Еще, Чарли?
- Нет. Лучше оставим немного.
- Но она же хочет, чтобы мы съели все. Она так сама сказала. Так сделаем ей приятное.
- Ладно, дай кусочек.
- Убийца использовал что-то чертовски тяжелое, - сказал один. - Док говорит, что череп Патрика раздроблен так, словно по нему кувалдой шарахнули.
- Именно поэтому нам эту штуковину будет легко найти.
- Вот я и говорю.
- Кто бы то ни был, он не намерен таскать такую тяжесть с собой, когда дело уже сделано.
Кто-то рыгнул.
- Лично я думаю, что это спрятано в доме.
- Вероятно, где-нибудь у нас под самым носом. Как ты думаешь, Джек?
Мэри Мэлони начала тихонько хихикать.
ЯД
Когда я подъехал к дому, время близилось к полуночи. У ворот в бунгало я выключил фары, чтобы случайно не разбудить Гарри. Но, выруливая на стоянку, заметил, что у него горит свет, так что можно было не беспокоиться. Вероятно, он еще не спал - разве что читал на ночь и задремал.
Припарковав автомобиль, я поднялся на балкон и внимательно отсчитал пять ступенек, чтобы, оказавшись наверху в темноте, не сделать лишнего шага в пустоту. Затем пересек балкон, раздвинул дверь-ширму и включил свет в холле. Подойдя к комнате Гарри, тихо открыл дверь и заглянул внутрь.
Он лежал на кровати и не спал, но не шевельнулся, даже не повернул головы, только позвал:
- Тимбер, Тимбер, подойди сюда.
Говорил он медленно, шепотом, делая долгие паузы: я быстро направился к нему.
- Стоп. Погоди минутку, Тимбер. - Я еле расслышал то, что он произнес. Казалось, он прилагает неимоверные усилия, помогая словам слететь с губ.
- В чем дело, Гарри?
- Шш! - прошептал он. - Бога ради, не шуми. Сними ботинки, прежде чем подойдешь. Пожалуйста, сделай, как я прошу, Тимбер.
Интонация, с которой Гарри произносил слова, напомнила мне Джорджа Барлинга после того, как его ранило в живот, и он стоял, прислонясь к ящику с запасным самолетным двигателем, держась за живот обеими руками, и говорил всякие разности о немецком пилоте - тем же напряженным, хриплым полушепотом, каким говорил сейчас Гарри.
- Быстрее, Тимбер, но сначала сними ботинки.
Я не мог понять, при чем тут мои ботинки, но если предположить, что Гарри заболел, а все указывало именно на это, то лучше с ним не спорить. Я разулся, оставил обувь посреди комнаты, подошел к его постели.
- Не касайся постели! Бога ради, не касайся! - он все еще говорил, как тот парень, раненый в живот. Лежал он на спине, а тело на три четверти покрывала простыня. На нем была пижамная пара с синими, коричневыми и белыми полосками, и он ужасно вспотел. Ночь была жаркой, я тоже взмок, но не так сильно, как Гарри. Лицо его было мокрым, а подушка вокруг головы просто пропиталась влагой. Мне показалось, что у него сильный приступ малярии.
- Что случилось, Гарри?
- Крайт, - сказал он.
- Крайт! Бог мой! Он тебя укусил? Давно?
- Замолчи, - шепнул он.
- Послушай, Гарри, - я наклонился и тронул его за плечо. - Надо действовать, и быстро. Куда он тебя укусил? - Гарри лежал неподвижно и напряженно, будто превозмогая боль.
- Я не укушен, - прошептал он. - Пока нет. Он у меня на животе. Лежит тут и спит.
Я отступил - это вышло непроизвольно - и уставился на его живот, вернее, на покрывавшую его простыню. Материя кое-где собралась складками, и предугадать, что под ней, было невозможно.
- Ты хочешь сказать, что у тебя на животе, прямо сейчас, лежит крайт?
- Клянусь.
- Как он туда попал?
- Об этом я мог не спрашивать, потому что было видно, что он не шутит. Но надо было как-то успокоить его.
- Я читал, - медленно произнес Гарри. Слова он выговаривал осторожно, чтобы не шевельнуть мышцами живота, - Лежал на спине и читал, а потом почувствовал что-то на груди, за книгой. Будто кто-то пощекотал меня. А потом краем глаза заметил, как небольшой крайт ползет по моей пижаме. Небольшой, дюймов десять. Понял, что нельзя двигаться, лежал и наблюдал за ним. Думал, он выползет наружу, на простыню. - Гарри замолк. Он не сводил глаз с того места, где простыня покрывала живот: видно было, что он боится, как бы шепот не потревожил притаившуюся там тварь.
- Здесь, на простыне, была складка, - проговорил он еще медленнее и так тихо, что мне пришлось наклониться. - Смотри, вот она. Он уполз под нее. Я сквозь пижаму чувствовал, как он шевелится на животе. Потом затих и теперь лежит тут, в тепле. Наверное, заснул. Я ждал тебя. - Он глянул на меня.
- Давно?
- Несколько часов, - прошептал он. - Будь я проклят, это тянулось целую вечность. Я скоро не выдержу этой неподвижности. Мне так и хочется кашлянуть.
В правдивости рассказанного Гарри вряд ли можно было сомневаться. В таком поведении крайта не было ничего удивительного. Эти змеи любят теплые местечки и зачастую располагаются близ людских жилищ. Укус их весьма опасен, за исключением тех случаев, когда удается сразу принять меры. Каждый год в Бенгалии, особенно в сельских районах, от укуса крайта умирает немало людей.
- Ладно, Гарри, - теперь и я говорил шепотом. - Не шевелись и не говори лишнего. Ты знаешь - он не укусит, пока не испугается. Сейчас мы все уладим.
В одних носках я тихонько вышел из комнаты. Взял на кухне маленький острый нож и положил в брючный карман - в крайнем случае, если что-то пойдет не так, им можно воспользоваться. Если Гарри кашлянет, шевельнется или чем-нибудь испугает крайта, и тот укусит, следовало надрезать укушенное место и попробовать высосать яд. Вернувшись в спальню, я увидел, что Гарри по-прежнему неподвижно лежит на кровати. Я подошел. Он не сводил с меня глаз: видно пытался догадаться, не придумал ли я чего-нибудь. Стоя рядом, я искал наилучший выход из положения.
- Гарри, - я почти касался губами его уха, чтобы шептать как можно тише. - Думаю, лучшее, что можно сделать - это постепенно, понемножку стянуть простыню. Тогда мы оценим ситуацию. Я смог бы это проделать, не потревожив змею.
- Не будь болваном, - произнес Гарри ровным голосом. Фраза прозвучала невыразительно, потому что каждое слово он выговаривал тихо и осторожно. Но глаза его и уголки губ говорили многое.
- Почему бы нет?
- Там темно. Его испугает свет.
- А что, если быстро стянуть простыню и сбросить его, прежде чем он успеет укусить?
- Почему бы тебе не сходить за доктором? - предложил Гарри. При этом взгляд его определенно показывал, что эта идея давно могла бы прийти мне в голову.
- За доктором? Ну конечно. Я вызову Гандербая.
На цыпочках выйдя в холл, я нашел в телефонном справочнике номер Гандербая, поднял трубку и попросил оператора поторопиться.
- Доктор Гандербай, это Тимбер Вудс.
- Хэлло, мистер Вудс. Вы еще не спите?
- Послушайте, вы не могли бы приехать? Прямо сейчас. И захватить сыворотку от укусов крайта.
- Кто укушен? - резко, как выстрел, прозвучало в трубке.
- Никто. Пока. Но Гарри Поуп лежит в постели, а змея у него на животе - спит там прямо под простыней.
Секунды три линия молчала, затем медленно и отчетливо Гандербай сказал:
- Пусть лежит неподвижно. Двигаться и разговаривать нельзя. Вы поняли?
- Конечно.
- Я буду немедленно! - он повесил трубку, и я снова отправился в спальню. Гарри впился в меня взглядом, лишь только я появился в комнате.
- Гандербай едет. Он сказал, чтобы ты лежал неподвижно.
- Он что, не соображает, что мне не остается ничего другого?!
- Послушай, он советует, чтобы ты не разговаривал. Чтобы мы оба не произносили ни слова.
Почему бы и тебе в таком случае не заткнуться? - краешек рта у него начал быстро и мелко подрагивать, это продолжалось несколько мгновений. Я вытащил платок и мягкими движениями осушил пот с его лица и шеи - чувствовалось, как чуть заметно дергается мускул, который обычно сокращается, когда Гарри смеется.
Выскользнув на кухню, я вытащил из холодильника немного льда, завернул в салфетку и мелко-мелко накрошил. Мне не нравилось, как ведет себя мускул на лице Гарри, и манера, с которой тот разговаривал. Я отнес мешочек со льдом в комнату и положил его Гарри на лоб.
- Так тебе будет легче.
Он закатил глаза и резко, сквозь зубы выдохнул:
- Убери это. Я хочу кашлянуть.
В окно скользнули лучи фар, перед бунгало остановился автомобиль Гандербая. Сжимая в ладонях мешочек со льдом, я вышел ему навстречу.
- Как дела? - на ходу спросил Гандербай. Он прошел мимо меня по балкону и дальше, в холл.
- Где он? В какой комнате?
Поставив свою сумку на стул в холле, он проследовал за мной в спальню. На нем были мягкие домашние тапочки, двигался он бесшумно и осторожно, как пугливый кот. Гарри наблюдал за ним краешком глаза. Подойдя к кровати, Гандербай улыбнулся пациенту и ободряюще кивнул головой, будто говоря, что дело несложное и лучше всего предоставить все ему, Гандербаю, а самому не беспокоиться. Потом он повернулся и снова вышел в холл, я - следом.
- Первым делом следует ввести ему немного сыворотки, - произнес он, открывая сумку. - Внутривенно. Но следует проделать это аккуратно. Нежелательно, чтобы он дернулся.
Мы пошли на кухню, и он прокипятил иглу. В одной руке у него был шприц, в другой бутылочка: он проткнул иглой резиновую пробку и набрал в шприц бледно-желтой жидкости. Затем подал шприц мне.
- Держите, пока я не попрошу его у вас.
Он взял сумку, и мы вернулись в комнату. Гарри смотрел на нас блестящими, широко раскрытыми глазами. Наклонившись над ним, Гандербай с величайшей осторожностью, будто это были кружева шестнадцатого века, закатал ему до локтя рукав пижамы. Я заметил, что при этом сам он старается держаться подальше от постели.
- Я сделаю вам укол, - прошептал он. - Сыворотка. Совсем не больно, но постарайтесь не шевелиться. Не напрягайте живот, расслабьтесь.
Гарри глянул на шприц.
Гандербай вынул из сумки кусок красной резиновой трубки и просунул одним концом Гарри под бицепс, затем стянул трубку крепким узлом. Протерев спиртом участок кожи на предплечье, он подал мне тампон и взял из моих рук шприц. Поднял его повыше, к свету; сощурившись, поглядел на деления и выдавил струйку желтоватой жидкости. Я стоял рядом и смотрел. Гарри занимался тем же, по лицу его стекал пот, казалось, оно смазано тающим на коже кремом - влага стекала прямо на подушку.
После того, как был наложен жгут, на внутренней стороне предплечья Гарри набухала голубая жилка - над ней нависла игла шприца. Гандербай держал шприц почти горизонтально. Игла вошла в вену, это было проделано медленно, но уверенно. Гарри взглянул на потолок и закрыл глаза, снова открыл их, но не пошевелился.
Закончив, Гандербай наклонился к уху пациента.
- Теперь все будет в порядке, даже если он вас укусит. Но не двигайтесь. Пожалуйста. Я на минутку выйду.
Он взял сумку и вышел в холл, я пошел следом.
- Теперь он в безопасности?
Маленький доктор-индиец стоял в холле и потирал нижнюю губу.
- Эта сыворотка дает какую-то защиту, не так ли? - спросил я.
Он повернулся и подошел к раздвижной двери, ведущей на веранду. Я думал, доктор выйдет на веранду, но он остановился по эту сторону двери и принялся вглядываться в ночную темноту.
- Может, сыворотка не очень надежна?